В конце концов я передумал.

Огонь, сжигающий руку, – это еще терпимо, хоть такой сильной боли я раньше никогда не чувствовал. Но она не шла ни в какое сравнение с болью, когда горело все тело.

Я умолял Эдит остановиться. Уверял, что именно этого я хочу. Чтобы жжение прекратилось. И больше ничего.

Я слышал, как Арчи доказывал ей, что все так говорят, и напоминал, как она сама просила Карин убить ее. И добавлял, что считается только мое первое решение.

Помню, как в какой-то момент я заорал на него и велел заткнуться.

Кажется, он извинился.

Но обращать внимание на то, что происходило снаружи, вне охватившего меня огня, было трудно. Они куда-то перенесли меня. Похоже, на полу в луже крови и рвоты я пролежал довольно долго, но судить трудно – возможно, прошло всего несколько минут. Иногда Карин что-то говорила, и мне казалось, что проходили годы, прежде чем Арчи отвечал ей. А может, это просто мой огонь превратил секунды в годы.

Потом кто-то поднял и понес меня. Еще одну секунду длиною в год я видел солнце – оно показалось мне бледным и холодным. И вдруг стало темно. Темнота окружала меня очень долго.

Я по-прежнему видел Эдит. Она обнимала меня, смотрела мне в глаза, гладила по щеке. Арчи тоже был рядом. Кажется, придерживал мои ноги.

Когда я надрывался от крика, Эдит снова начинала извиняться. Я старался не кричать. Это все равно не помогало. Облегчение не приходило, лучше не становилось. Огню было плевать, что со мной. Он просто горел.

Иногда мне удавалось сфокусировать взгляд, и я видел, как тусклые огни скользят по лицу Эдит, хотя вокруг ее головы все было черно. Кроме ее и моего голоса, слышался низкий, рокочущий звук. Иногда он усиливался, а потом снова затихал.

Я понял, что лежал на заднем сиденье черной машины, только когда она остановилась. Как открылась дверца, я не слышал, но внезапная вспышка света ослепила меня. Наверное, я отпрянул, потому что Эдит заворковала мне на ухо:

– Мы остановились заправить машину. Еще немного – и мы будем дома, Бо. Ты молодец, хорошо держишься. Скоро все кончится. Пожалуйста, прости меня.

Я не чувствовал ее ладони на своей щеке – она должна быть холодной, а теперь перестала холодить. Попытался дотянуться до нее, но не мог определить, где мои конечности и что с ними происходит. Кажется, я начал метаться, но Эдит и Арчи удержали меня. Эдит догадалась, что мне нужно, схватила мою руку и прижала к губам. Жаль, что я этого не почувствовал. Я пробовал сжать ее руку, но не знал, как заставить мышцы работать и не ощущал их. Может, у меня даже что-то получилось. Эдит не пыталась вырваться.

Стемнело. В конце концов лицо Эдит скрылось из виду. В машине царила кромешная тьма – все равно, держал я глаза закрытыми или открывал их. Я запаниковал. Из-за огня я как будто попал в камеру сенсорной депривации, не чувствовал ничего, кроме боли, – ни сиденья подо мной, ни Арчи, державшего меня за ноги, ни Эдит, прижимавшей к себе мою голову и руки. Я остался один на один с жжением и ужаснулся.

Не знаю, что мне удалось прохрипеть – голос совсем пропал, то ли был сорван от бесконечных воплей, то ли его сжег огонь, – но Эдит снова зашептала мне на ухо:

– Я здесь, Бо. Ты не один. Я тебя не оставлю. Я всегда буду рядом. Слушай мой голос. Я здесь, с тобой…

Ее голос успокаивал меня, прогонял если не боль, то панику. Я слушал, дыша часто и неглубоко, чтобы ничего не пропустить. Жжение не ослабевало, только усиливалось, но я к нему уже притерпелся. Да, кроме него, я больше ничего не чувствовал, но думать мог не только о нем.

– Я никогда не желала тебе такой судьбы, Бо, – продолжала Эдит. – И отдала бы что угодно, лишь бы отвести ее. Я наделала столько ошибок! Мне надо было в первый же день бежать от тебя как можно дальше. Напрасно я тогда вернулась. Я сломала тебе жизнь, отняла у тебя все… – Кажется, она снова начала всхлипывать.

– Нет, – попытался выговорить я, но так и не понял, получилось ли у меня хотя бы это короткое слово.

– Времени прошло уже немало, он наверняка запомнит это, – негромко заметил Арчи.

– Надеюсь, – голос Эдит дрогнул.

– Я вот о чем: можно потратить время с пользой. Он еще слишком многого не знает.

– Да-да, ты прав. – Она вздохнула. – С чего начать?

– Можно объяснить про жажду, – предложил Арчи. – Для меня это было самым трудным, когда я очнулся. А мы возлагаем на него большие надежды.

Эдит ответила ему так, будто выплевывала слова сквозь зубы:

– Я не стану предъявлять ему никаких требований. Эту судьбу он не выбирал. Он вправе стать тем, кем захочет.

– Ха! – отозвался Арчи. – Ты же его знаешь, Эдит. Меньшим он не удовлетворится. Понимаешь? С ним все будет в порядке.

Эдит молчала, настраиваясь на видения Арчи. Я понимал, почему она молчит, но это означало, что я снова остался наедине с огнем и запаниковал.

– Я здесь, Бо, здесь. Не бойся. – Она тяжело вздохнула. – Я продолжу. Мне надо многое объяснить тебе. И первым делом – вот что: когда все пройдет, когда ты станешь… новым, поначалу ты будешь не таким, как я. Быть молодым вампиром означает свыкаться с определенными обстоятельствами, и труднее всего будет приспособиться к жажде. Жажду ты будешь испытывать постоянно. На первых порах ты не сможешь думать ни о чем другом. Это продлится год, может, два. У всех по-разному. А когда все кончится, я возьму тебя с собой на охоту. Ты ведь хотел увидеть ее, да? Позовем с собой Элинор, чтобы ты посмотрел на нее в образе медведя… – Она коротко рассмеялась, смешок получился сдавленным. – Если ты решишь… если захочешь жить так, как мы, будет нелегко. Особенно поначалу. Может, даже слишком трудно, и я это пойму. Все мы поймем. Если захочешь испробовать мой способ, я буду рядом и подскажу, кто из людей заслуживает подобной участи. Возможны варианты. В общем, все будет так, как ты захочешь. А если… ты не захочешь, чтобы я была рядом, я тоже это пойму, Бо. И клянусь, я не буду следить за тобой, если ты запретишь…

– Нет, – прохрипел я. На этот раз я услышал себя и понял, что сумел выговорить слово.

– Пока что тебе незачем принимать решения. Времени предостаточно. Просто знай: я приму любое твое решение, каким бы оно ни было. – Она снова тяжело вздохнула. – Пожалуй, стоит предупредить тебя насчет глаз. Твои глаза уже не будут голубыми, – она снова всхлипнула. – Но не пугайся, когда увидишь их. Такими блестящими они останутся не надолго.

С другой стороны, это же мелочь… пожалуй, стоит сначала поговорить о самом важном. О самом трудном и страшном. Бо, мне так жаль! Больше ты никогда не увидишь своих родителей. Это небезопасно. Ты причинишь им вред, ты ничего не сможешь с собой поделать. И потом… существуют правила. Правила, которым подчиняюсь я, твоя создательница. Мы оба понесем ответственность, если ты сорвешься. О-о… – она осеклась. – Сколько же всего он пока не знает, Арчи!

– Время у нас есть, Эдит. Успокойся. И не спеши.

Я услышал, как она вздохнула.

– Итак, правила, – продолжила она. – Одно из них существует в тысяче различных формулировок: мир вампиров должен оставаться тайным. Это значит, что новообращенных вампиров следует держать под контролем. Я научу тебя всему, я позабочусь о твоей безопасности – обещаю тебе. – Она снова вздохнула. – Никому нельзя рассказывать о том, кто ты такой. Я нарушила это правило. Не думала, что оно навредит тебе, даже не предполагала, что кто-нибудь может узнать эту тайну. Мне следовало догадаться, что я сломаю тебе жизнь и что я лгу самой себе, считая, что возможен какой-то другой путь. Я все испортила…

– Эдит, опять ты увлеклась самобичеванием вместо того, чтобы делиться информацией.

– Да-да, – глубокий вздох. – Бо… ты помнишь картину в кабинете Карин? Ночные покровители искусств, о которых я тебе рассказывала? Они зовутся Вольтури, и они… – за неимением лучшего слова, полиция нашего мира. Скоро я подробнее расскажу о них, а пока тебе достаточно просто знать, что они существуют. Ты не можешь сообщить Чарли и маме, где ты сейчас. Любые разговоры с ними для тебя отныне под запретом, Бо. – Ее голос звучал, как натянутая струна, которая вот-вот лопнет. – Так будет лучше… нам не остается ничего другого, кроме как позволить им думать, что ты умер. Прости за это. Ты не успел даже попрощаться. Это несправедливо!

Последовала долгая пауза, я слышал только сбивчивое дыхание Эдит.

– Может, лучше опять про Вольтури? – предложил Арчи. – Только без эмоций.

– Ты прав, – шепотом согласилась она. – Готов прослушать новый курс всемирной истории, Бо?

Она говорила всю ночь, не прерываясь, пока не взошло солнце и я не увидел снова ее лицо. То, что она рассказывала, производило впечатление страшной сказки. Только теперь я начинал понимать, насколько велик этот мир, но догадывался, что пройдет немало времени, прежде чем я сумею как следует оценить его масштабы.

Эдит рассказывала мне о тех, кого я видел на картине Карин – о Вольтури. О том, как они объединили силы во времена Микенской цивилизации и приступили к тысячелетней кампании установления мира и порядка среди вампиров. Как поначалу их было шестеро. Как убийство и предательство сократили их численность вдвое. Некто Аро убил свою сестру, которая была женой его лучшего друга. Этим лучшим другом был Марк, которого я видел на картине рядом с Карин. Единственной свидетельницей этого преступления стала жена самого Аро, Сульпиция, пышноволосая брюнетка с картины. Она выдала его Марку и войскам. Встал вопрос, как быть дальше: Аро умел читать мысли, и Вольтури сомневались, что они смогут обойтись без него. Но Сульпиция нашла молодую девушку Меле – ту самую, которую Эдит назвала служанкой и воровкой, – у нее тоже был особый дар. Она умела отнимать способности у других вампиров. Пользоваться украденным сама Меле не могла, зато могла передать отнятый дар тому, к кому прикасалась. Сульпиция приказала Меле отнять у Аро его дар, после чего Марк казнил его. Заполучив дар мужа, Сульпиция узнала, что третий мужчина в их кругу задумал заговор. Он тоже был казнен, а его жена Атенодора возглавила войска вместе с Сульпицией и Марком. Они одержали победу над вампирами, которые наводили ужас на всю Европу, затем разгромили другое племя, поработившее Египет. Оказавшись во главе вампиров, они издали законы, согласно которым вампиры уходили в тень и существовали втайне от людей.

Я слушал очень внимательно. От боли это не отвлекало – от нее не было спасения, но лучше уж думать об истории, чем о пожиравшем меня огне.

Эдит сказала, что легенды о крестах, святой воде и зеркалах выдумали и распространили сами Вольтури. На протяжении столетий они перерабатывали свидетельства о вампирах, создавая мифы. Эта работа не прекратилась и по сей день. Вампиры должны оставаться в тени… иначе не избежать последствий.

Значит, мне уже нельзя приехать к отцу и показаться ему с глазами, которые, по словам Эдит, будут блестящими. Нельзя отправиться во Флориду, обнять маму и объяснить, что я не умер. Нельзя даже позвонить ей и объяснить, почему я оставил невразумительное сообщение на ее автоответчике. Если в новостях промелькнет хоть какое-нибудь сообщение, если пойдут слухи о сверхъестественных событиях, воины Вольтури явятся проводить дознание.

Я должен тихо исчезнуть.

Огонь жег больнее, чем эти слова. Но я понимал, что так будет не всегда: вскоре самым мучительным для меня станет то, что я слышу сейчас.

Эдит продолжала: рассказывала о своих друзьях из Канады, которые жили так же, как Каллены. О трех светловолосых русских братьях и двух испанских вампирах – ближайшей к Калленам семье. О том, что у двух из них есть суперспособности: Кирилл умеет управлять электричеством, а Елена при встрече с вампиром сразу определяет, какой у него дар.

Я услышал и о других друзьях Эдит – друзьях со всего мира. Из Ирландии, Бразилии и Египта. Столько имен! Наконец Арчи снова вмешался и посоветовал Эдит не увлекаться и помнить о главном.

Она объяснила, что я никогда не постарею. Что навсегда останусь семнадцатилетним, как и она. Мир вокруг меня будет меняться, а я буду помнить все и не забуду ни единой секунды.

Затем был рассказ о жизни Калленов – о том, как они переезжали из одного облачного края в другой. Эрнест занимался реставрацией зданий, Арчи – инвестицией средств, получая на редкость высокие доходы. Джессамин давала им новые имена и оформляла документы, подтверждающие их прошлое. Благодаря новым рекомендациям Карин находила работу в больнице или осваивала какую-нибудь новую специальность. Если выбранное место казалось перспективным, молодые Каллены делали вид, что они еще школьники, и тогда им удавалось прожить там подольше.

Когда пройдет время и я перестану считаться молодым вампиром, я смогу вернуться в школу. Но откладывать образование на потом вовсе не обязательно. У меня впереди уйма времени, я буду запоминать все, что прочитаю или услышу.

Больше мне никогда не придется спать.

Еда будет вызывать у меня отвращение. Я перестану ощущать голод – его заменит жажда.

Я никогда не заболею и не почувствую усталость.

Я смогу бегать быстрее гоночного автомобиля, буду самым сильным существом на планете.

Мне не придется дышать.

Мое зрение и слух приобретут необычайную остроту.

Сердце остановится завтра или послезавтра и больше никогда не будет биться.

Я стану вампиром.

У жжения обнаружился один плюс: все это я слышал словно издалека. И обдумывал все, что говорила мне Эдит, не испытывая никаких чувств. Я понимал, что чувства нахлынут потом.

Когда снова начало темнеть, наше путешествие закончилось. Эдит внесла меня в дом на руках, как ребенка, и усадила в большом зале. Теперь я видел ее лицо не на черном, а на белом фоне. Видел гораздо отчетливее, и, по-моему, свет тут был ни при чем.

В ее глазах отражалось мое лицо, и я удивился, увидев, что оно похоже на лицо, а не на угольный брикет, несмотря на исказившее его страдание. По ощущениям я превратился в кучку пепла.

Помогая мне скоротать время, Эдит продолжала свои рассказы, и остальные по очереди сменяли ее. Сидя рядом со мной на полу, Карин поведала мне удивительную историю о семье Джулс – ее прабабушка и вправду была волчицей-оборотнем. Легенды, над которыми посмеивалась Джулс, оказались сущей правдой. Карин сказала, что пообещала волкам никогда не кусать человека. Таким было условие соглашения, по которому Каллены не имели права появляться у океана на западе.

Потом свою историю рассказала Джессамин – видимо, решила, что я к этому уже готов. Выслушав ее, я порадовался, что все мои чувства вытеснил огонь. Джессамин тоже лишилась близких, когда ее создатель без предупреждения похитил ее. От нее я узнал, что она сражалась в армии, видела кровь и смерть, а потом вырвалась на свободу. Еще она рассказала о том дне, когда Арчи позволил ей найти его.

Эрнест объяснил, что его жизнь завершилась еще до того, как он покончил с собой, что его жена была неуравновешенной алкоголичкой и что его единственным сокровищем была маленькая дочь. Однажды ночью жена в пьяном угаре спрыгнула со скалы, взяв на руки дочь; Эрнест, потеряв все, прыгнул вслед за ними. Когда закончились муки, он увидел перед собой прекраснейшую из женщин в форме сестры милосердия и вспомнил, что познакомился с ней в другом месте, в счастливую пору. С тех пор она ничуть не постарела.

Элинор сообщила, что на нее напал медведь, а потом она увидела ангела, однако он унес ее не в небеса, а к Карин. Поначалу она считала, что ее отправили в ад – и признавала, что заслуженно, – но потом все-таки решила, что очутилась в раю.

Это от нее я узнал, что рыжий вампир сбежал. К Чарли он больше не приближался – после того, как обыскал его дом. Когда мы вернулись в Форкс, Элинор, Ройал и Джессамин попытались найти рыжего, но его след затерялся в море Селиш, а найти место, где он вышел на сушу, им так и не удалось. Осталось предположить, что рыжий уплыл прямиком в Тихий океан и перебрался на другой континент. Возможно, он понял, что Джосс проиграла битву, и счел благоразумным исчезнуть.

Пришла даже очередь Ройала. Как выяснилось, в прежней жизни он был тщеславным амбициозным молодым человеком, стремившимся к материальным благам. Он собирался жениться на дочери чрезвычайно влиятельного человека – Ройал и сам не понимал, насколько велика власть потенциального тестя, но рассчитывал стать наследником династии. Его красавица-невеста притворялась, что любит его, чтобы угодить отцу, но потом ее возлюбленный из соперничающей преступной группировки избил Ройала до смерти у нее на глазах, а она лишь смеялась. Ройал отомстил. В отличие от остальных, он рассказывал о своей жизни, не выбирая выражений. Он признался, что потерял свою семью, и все, что он приобрел, не стоило того, чего он лишился.

Эдит шепотом произнесла имя Элинор, Ройал зарычал и ушел.

Должно быть, пока я слушал рассказы Ройала или Элинор, Арчи успел просмотреть видеозапись, которую сделала Джосс в балетной студии. И когда Ройал договорил, его место рядом со мной занял Арчи. Поначалу я не совсем понимал, о чем речь, потому что вслух говорила только Эдит, но постепенно до меня дошло. Арчи принес ноутбук и занялся поисками прямо рядом с нами, пытаясь понять, где его держали, когда он был человеком. Я радовался, что больше он не упоминал о записи – видимо, его заинтересовало только собственное прошлое. Пытаясь вспомнить, как управлять голосом, я готовился остановить его, если речь зайдет о том, что еще он увидел в видеозаписи Джосс. И надеялся, что Арчи хватило ума уничтожить ее, не показывая Эдит.

Все, что я слушал, помогало мне мысленно отвлекаться, готовиться, пока огонь продолжал гореть. Поразительно, насколько иным становился каждый сантиметр моей кожи. Я чувствовал, как пылает каждая моя клетка в отдельности. Я ощущал разницу между болью в оболочке легких и тем, как ощущался огонь на подошвах, внутри глазных яблок, вдоль позвоночника. Я слышал, как стучит мое сердце – этот стук был слишком громким, словно его пропускали через усилитель. Слышал и другие звуки. Чаще всего – голос Эдит, иногда – голоса остальных, даже если не видел их. Однажды услышал музыку, но не понял, откуда она идет.

Мне казалось, я провел несколько лет на этом диване, положив голову на колени Эдит. Все это время ярко горел свет, и я не отличал день от ночи. Но глаза Эдит оставались золотистыми, поэтому я догадался, что огонь врет мне, искажает мое восприятие времени.

Я так остро ощущал каждое нервное окончание в своем теле, что сразу замечал, когда что-то менялось.

Перемены начались с пальцев ног. Я не чувствовал их. Словно огонь наконец победил и теперь сжигал меня дотла по частям. Эдит объясняла, что я меняюсь, а не умираю, но в минуту паники я решил, что она ошиблась. Может, я просто не в состоянии стать вампиром. И все это жжение – на самом деле медленное умирание.

Эдит догадалась, что мне опять страшно, и негромко запела мне на ухо. Я попытался найти в ситуации хоть какие-нибудь плюсы. Если огонь и вправду убивает меня, по крайней мере, все кончится. А если так, то оставшееся время я проведу в объятиях Эдит.

А потом я понял, что пальцы моих ног по-прежнему целы и больше не горят. Огонь отпустил и подошвы. Я обрадовался, заметив это изменение, потому что следом пришла очередь пальцев рук. Значит, незачем паниковать, и, возможно, еще есть надежда. Огонь отступает.

Однако он, похоже, не просто отступал – он… перемещался. Весь огонь, отступивший из конечностей, переместился в центр тела и разгорелся жарче, чем когда-либо прежде.

Ни за что бы не поверил, что существует такой сильный жар.

Мое сердце, и без того стучавшее немыслимо громко, заколотилось быстрее. Кажется, там и находился очаг, средоточие огня. Он высасывал пламя и боль из рук и ног, зато жжение и боль в сердце нарастали.

– Карин! – позвала Эдит.

Карин вошла в комнату, и я с удивлением понял, что слышу ее. Эдит и ее семья всегда передвигались бесшумно. А теперь, прислушавшись, я мог уловить даже звук, с которым касались друг друга губы Карин, когда она заговорила.

– А, скоро закончится.

Я должен был испытать облегчение, но из-за острой боли в груди ничего не чувствовал. Я уставился в лицо Эдит. Она была прекрасна, как никогда прежде, но оценить ее красоту по достоинству я не мог. Мешала боль.

– Эдит! – позвал я.

– С тобой все хорошо, Бо. Скоро все закончится. Прости, но я точно знаю. Я помню.

Огонь все жарче разгорался в моем сердце, притягивая языки из локтей и коленей. Я задумался о том, как Эдит прошла через это, как она страдала, и от этого вдруг увидел свою боль по-новому. А ведь в то время она даже не знала Карин. И не понимала, что с ней происходит. И никто не держал ее в объятиях.

Боль ушла отовсюду, кроме груди. Остатки еще ощущались в горле, но это было совсем другое жжение – сухое, раздражающее…

Я снова услышал шаги и понял, что различаю их. Вот эта решительная и уверенная поступь – Элинор, нет ни малейших сомнений. Походка Арчи – более быстрая и ритмичная, Эрнеста – медленная, задумчивая. А Джессамин остановилась у двери. И, кажется, ей дышит в спину Ройал.

А потом…

– А-а-а!

Мое сердце, бьющееся с быстротой лопастей вертолета, издало единственный протяжный скрежет. Как будто прошлось изнутри по ребрам. Огонь вспыхнул прямо в центре груди, вобрав в себя языки пламени со всего тела, которые стали топливом для самого мучительного жжения за все время. Его хватило, чтобы ошеломить меня. Мое тело выгнулось дугой, огонь тащил его вверх, ухватив за сердце.

Казалось, у меня внутри разгорелась битва: мое скачущее галопом сердце атакует свирепый огонь. И обе стороны проигрывают.

Огонь сжался, сократился до единственного комка боли размером в кулак и собрался с силами для последней невыносимой вспышки. Ей ответил низкий и гулкий стук. Сердце дважды сбилось с ритма и негромко стукнуло еще раз.

И стало тихо. Не слышалось даже дыхания. Даже моего.

За секунду я успел осмыслить лишь отсутствие боли. Остатками жжения и сухостью в горле было легко пренебречь, потому что во всем остальном я чувствовал себя превосходно. Избавление от боли ощущалось как неистовый восторг.

Я в удивлении уставился на Эдит. Казалось, с меня сняли повязку, которую я носил на глазах всю жизнь. Какая красота!

– Бо?.. – вопросительно произнесла она. Теперь, когда я наконец смог сосредоточиться, ее голос тоже казался нереально прекрасным.

– Да, от такого поначалу теряешься. Но ты привыкнешь.

Неужели можно привыкнуть к этому голосу? И к такому лицу?

– Эдит… – отозвался я и вздрогнул, услышав себя. Это я? Не похоже на мой голос. И на человеческий тоже.

Встревожившись, я потянулся, чтобы дотронуться до щеки Эдит. И в тот же миг, когда желание прикоснуться к ней возникло у меня в голове, моя ладонь уже была возле ее лица. Промежуточных стадий я не заметил: ни того, как поднимал руку, ни того, как она двигалась к цели. Рука просто оказалась там, где я хотел.

– М?

Она прижалась щекой к моей ладони, накрыла своей рукой мою, удержала ее возле лица. Ощущение было странным, потому что знакомым – мне всегда нравилось, когда она так делала, нравилось видеть, что она явно рада, когда я прикасаюсь к ней вот так, это много значило для нее. И вместе с тем все изменилось. Ее лицо уже не казалось холодным. Рука была такой же, как моя. Различие между нами исчезло.

Я посмотрел в ее глаза, потом пригляделся к отражению в них.

Негромкий возглас вырвался у меня случайно, тело замерло от удивления. Эта внезапная неподвижность ощущалась как естественный процесс, как будто нет ничего странного в том, чтобы удивиться и замереть, как статуя.

– Что такое, Бо? – Она озабоченно склонилась ко мне, и отражение в ее глазах стало ближе.

– Глаза! – выдохнул я.

Она вздохнула и сморщила нос.

– Это пройдет, – пообещала она. – Я шесть месяцев вздрагивала от ужаса всякий раз, когда смотрелась в зеркало.

– Шесть месяцев? – пробормотал я. – А потом они станут золотистыми, как твои?

Она повернулась в сторону спинки дивана – там кто-то стоял, но я не видел, кто. Мне хотелось сесть и осмотреться, но было страшновато пошевелиться. Собственное тело казалось чужим.

– Смотря, как ты будешь питаться, Бо, – спокойно ответила Карин. – Если будешь охотиться, как мы, твои глаза в конце концов приобретут тот же цвет. А в противном случае будут выглядеть, как у Лоран.

Я решил попробовать сесть.

И как прежде, подумать означало сделать. Я опомниться не успел, как уже сидел прямо. Эдит удерживала меня за руку, которую я отнял от ее щеки.

Остальные стояли за диваном и ждали. Все мои догадки были верны: Карин стояла ближе всех к нам, затем Элинор, Арчи и Эрнест. Джессамин остановилась в дверях, Ройал выглядывал из-за ее плеча.

Я обвел взглядом их лица и снова испытал шок. Если бы мой мозг не стал более… вместительным, чем раньше, я забыл бы, что собирался сказать. Но я, к счастью, оправился очень быстро.

– Нет, я хочу, как вы, – обратился я к Карин.

Она улыбнулась, и от этой улыбки у меня захватило бы дух, если бы я по-прежнему дышал.

– Если бы это было так просто!.. Но ты сделал благородный выбор. Мы поддержим тебя.

Эдит коснулась моей руки.

– Нам надо на охоту, Бо. Это поможет тебе быстрее заживить горло.

Как только она упомянула про горло, я вдруг сосредоточился на сухом жжении в нем. И сглотнул. Но…

– На охоту? – спросил я новым голосом. – Но я… никогда раньше не бывал на охоте. Даже на нормальной человеческой охоте, поэтому я вряд ли смогу… я просто понятия не имею, как…

Элинор хмыкнула.

Эдит заулыбалась.

– Я тебе покажу. Это очень просто и естественно. Ты же хотел увидеть, как я охочусь?

– Только вдвоем? – уточнил я.

На долю секунды она смутилась, потом ее нахмуренный лоб разгладился.

– Конечно, как скажешь. Пойдем со мной, Бо.

Не отпуская мою руку, она встала. Я тоже очутился на ногах, и это движение было настолько простым, что я удивился, почему боялся попробовать. Тело послушно исполняло все мои приказы.

Эдит бросилась к задней стене большого зала – стеклянной стене, которая теперь, когда снаружи царила ночь, стала зеркалом. Я увидел две бледные фигуры, мелькнувшие в глубине этого зеркала, и остановился. И тут случилось странное: я остановился так внезапно, что Эдит продолжала двигаться вперед, держа меня за руку, и хотя она тянула меня за собой, я не сдвинулся с места. Наоборот, притянул ее к себе. Словно мне это ничего не стоило.

Но отметил я это лишь мимоходом. Мое внимание было приковано к собственному отражению.

Я видел свое лицо искаженным в выпуклой линзе глаз – видел самую середину лица, без краев. Точнее, одни глаза – блестящие, почти светящиеся, красные, и этого хватило, чтобы привлечь мое внимание. А потом разглядел все лицо. И шею, и руки.

Если бы кто-нибудь вырезал контур моего человеческого тела, а сейчас примерил меня к нему, то в него вписалась бы и нынешняя версия. Но несмотря на то, что я занимал прежний объем, очертания изменились. Стали более резкими и выраженными, как будто эту фигуру вырубили изо льда, позабыв сгладить острые края.

Мои глаза… их цвет был особенно заметен, но в целом изменилась и форма. Смутно, словно вглядываясь сквозь воду, я припомнил, каким был мой взгляд. Нерешительным. Будто я никогда не знал точно, кто я такой. А после того, как я встретил Эдит – заглядывать в память было по-прежнему нелегко, – во взгляде появилась уверенность.

Но сейчас взгляд был не просто решительным, а беспощадным. Если бы я встретился со своим нынешним «я» в темном переулке, я перепугался бы до смерти.

Вот в чем дело, догадался я. Теперь людям полагается бояться меня.

На мне по-прежнему были мои джинсы, заляпанные кровью, и незнакомая голубая рубашка.

– Ух ты! – вырвалось у меня. Я встретился взглядом с отражением Эдит.

Это тоже было странно. Поскольку Бо в зеркале выглядел рядом с Эдит… правильно. Словно ему там самое место. А не как раньше, когда люди вокруг считали, что она со мной только из жалости.

– Еще бы! – откликнулась она.

Я глубоко вздохнул и кивнул.

– Ясно.

Она снова потянула меня за руку, я последовал за ней. Не прошло и четверти секунды, как мы вышли в застекленную дверь под лестницей и очутились на лужайке за домом.

Не было ни луны, ни звезд, – небо скрывали плотные облака. Тьма кромешная, если не считать светящегося прямоугольника – стеклянной стены дома. Но я видел все.

– Ух ты, – снова сказал я. – Вот это круто.

Эдит взглянула на меня, словно удивленная моей реакцией. Неужели она забыла, как впервые смотрела на мир глазами вампира? Мне казалось, она говорила, что больше я ничего и никогда не забуду.

– Нам придется зайти поглубже в лес, – предупредила она. – На всякий случай.

Вспомнив суть ее рассказов об охоте, я кивнул:

– Ясно. Чтобы поблизости не было людей. Понял.

И вновь на ее лице мелькнуло удивление и тут же исчезло.

– Иди за мной, – велела она.

Она пронеслась по лужайке так быстро, что своими прежними глазами я не уловил бы это движение. На берегу реки она подпрыгнула, перелетела через реку, описав высокую дугу, и приземлилась среди деревьев на другом берегу.

– Вот прямо так? – крикнул я ей вслед.

И услышал, как она смеется.

– Поверь мне, это легко.

Супер.

Я вздохнул и бросился бежать.

Бегать я никогда не умел. По ровной поверхности – еще куда ни шло, если не отвлекаться и смотреть под ноги. Но если честно, даже в этом случае я в любую секунду рисковал запутаться в ногах и растянуться на земле.

А на этот раз все было иначе. Я летел, летел по лужайке быстрее, чем когда-либо двигался, и это было проще простого – переставлять ноги так, как надо. Я ощущал все свои мышцы, почти видел их слаженную работу, приказывал им делать именно то, что мне требовалось. На берегу реки я даже не сбавил темп. Я оттолкнулся от того же камня, как и Эдит, и полетел по-настоящему. Река ускользнула из-под меня, осталась позади, я взмыл в воздух как ракета, пролетел место приземления Эдит и углубился в лес.

На мгновение я запаниковал, сообразив, что понятия не имею, как приземляться, но оказалось, что моя рука сама знает, как надо схватиться за толстую ветку, а тело – как наклониться, чтобы ноги совершенно бесшумно коснулись земли.

– Ни фига себе! – не веря своим глазам, выдохнул я.

Я услышал, как Эдит бежит сквозь лес, и понял, что шум ее шагов знаком мне, как звуки собственного дыхания. Я без труда смог бы отличить ее шаги от любых других.

– Надо попробовать еще разок! – сказал я, как только она показалась из-за деревьев.

Она помедлила, хорошо знакомая мне досада снова отразилась на ее лице.

Я рассмеялся.

– Что ты хочешь знать? Я скажу тебе, о чем думаю.

Она нахмурилась.

– Я не понимаю. Ты… похоже, в отличном настроении.

– А… что в этом плохого?

– Неужели тебя не мучает жажда?

Я сглотнул, ощущая жжение. Оно было сильным, но не таким, как огонь, который угас совсем недавно. Жжение-жажда не проходила, она усиливалась, когда я сосредотачивался на ней, но я мог сосредоточиться и на чем-нибудь другом.

– Да, когда я думаю о ней.

Она расправила плечи.

– Если хочешь начать с этого – хорошо, так тоже можно.

Я посмотрел на нее: кажется, я что-то упустил.

– С этого? С чего?

Она с сомнением посмотрела на меня и вдруг развела руками.

– Знаешь, я думала, что теперь смогу слышать твои мысли. Но, наверное, этого никогда не случится.

– Извини.

Она рассмеялась, но смех прозвучал безрадостно.

– Ну что ты, в самом деле, Бо!

– А ты не могла бы намекнуть, о чем речь?

– Ты же хотел остаться со мной вдвоем, – напомнила она, словно это все объясняло.

– А, ну да.

– Потому что хотел сказать мне что-то?

Она снова расправила плечи и напряглась, словно в ожидании удара.

– А-а! Ну да, мне есть что сказать. Точнее, есть одна важная вещь, но я имел в виду другое. – Видя, как она расстроена возникшим непониманием, я честно признался: – Мне хотелось остаться с тобой вдвоем потому… в общем, извини за грубость, но что-то не тянет меня охотиться в присутствии Элинор, – сознался я. – Мне подумалось, что я наверняка хоть как-нибудь да облажаюсь, а Элинор не упустит случая посмеяться надо мной.

Ее глаза широко раскрылись.

– Ты боялся, что Элинор будет смеяться над тобой? И это все?

– Да, все. Твоя очередь, Эдит. А ты что подумала?

Она колебалась.

– Думала, что ты повел себя как джентльмен. И решил накричать на меня, когда мы останемся одни, чтобы этого не видела моя семья.

Я замер. Видимо, замирать мне теперь предстояло каждый раз, когда я чему-нибудь удивлюсь. Оттаял я через секунду.

– Накричать на тебя? – повторил я. – Эдит… а-а, ты про то, что говорила в машине, да? Ты извини, но я…

– «Извини»? Тебе-то за что извиняться, Бо Свон?

Она казалась рассерженной. Злой и красивой. Но я так и не понял, почему она сердится. И пожал плечами.

– Я хотел объяснить тебе сразу, но не смог. Просто не удавалось сосредоточиться…

– Само собой, сосредоточиться ты был не в состоянии!

– Эдит! – Расстояние, разделяющее нас, я преодолел одним стремительным шагом и положил руки ей на плечи. – Ты никогда не узнаешь, о чем я думаю, если будешь постоянно перебивать меня.

Недовольство на ее лице погасло, она старательно попыталась успокоиться. Потом кивнула.

– Так вот… – начал я. – В машине я хотел объяснить, что тебе вовсе незачем извиняться, мне было больно оттого, что ты так расстроилась. Ты ни в чем не виновата…

Она порывалась что-то возразить, но я прижал палец к ее губам.

– Все не так уж плохо, – продолжил я. – Да, голова еще кружится, мне надо обдумать миллион вещей, и, конечно, мне грустно, но я в порядке, Эдит. Рядом с тобой мне всегда хорошо.

Долгую минуту она смотрела на меня. Потом медленно подняла руку и отстранила мой палец от губ. Я не противился.

– Так ты не сердишься на меня за то, что я сделала с тобой? – тихо выговорила она.

– Эдит, ты мне жизнь спасла! Уже в который раз. С какой стати мне сердиться? Потому что ты спасла меня так, а не иначе? А что еще тебе оставалось?

Она выпустила воздух, словно вновь разозлилась.

– Как ты можешь?.. Бо, ты же видишь, что это моя вина. Я не спасла тебе жизнь, а отняла ее у тебя. Чарли… и Рене…

Я снова приложил палец к ее губам и глубоко вздохнул.

– Да. Это тяжело и еще долго будет тяжело. Может, и всегда. Но с какой стати я должен винить в этом тебя? Это же Джосс… убила меня. А ты вернула меня к жизни.

Она увернулась от моей руки.

– Если бы я не втянула тебя в свой мир…

Я рассмеялся, и она посмотрела на меня, как на чокнутого.

– Эдит, если бы ты не втянула меня в свой мир, Чарли и Рене потеряли бы меня еще три месяца назад.

Она нахмурилась, глядя на меня. Было ясно, что соглашаться со мной она не намерена.

– Помнишь, что я говорил, когда ты спасла мне жизнь в Порт-Анджелесе? Второй раз или третий? – Сам я вспомнил с трудом. Вызывать в памяти слова было легче, чем образы. Кажется, я ничего не перепутал. – Так вот… если мне было суждено умереть, Эдит… разве это не самая удивительная смерть из всех возможных?

Она долго смотрела на меня, потом покачала головой.

– Бо, это ты удивительный.

– Сейчас – да, наверное.

– И всегда был.

Я промолчал, но лицо выдало меня. Или просто Эдит слишком хорошо знала его и потратила столько времени, чтобы научиться понимать меня, что сразу уловила недосказанность.

– В чем дело, Бо?

– Просто… Джосс сказала кое-что… – я поморщился.

Эдит сжала зубы.

– Слишком уж много она наговорила, – прошипела она.

– А-а… – Мне вдруг захотелось ударить во что-нибудь кулаком. Но даже ради этого оставлять Эдит не стоило. – Так ты видела запись.

Ее лицо побелело. Стало взбешенным и в то же время измученным.

– Да, видела.

– Но когда? Я не слышал…

– Наушники.

– Лучше бы ты этого не…

Она покачала головой.

– Пришлось. А теперь забудь об этом. Какая ложь не дает тебе покоя? – Последние слова она процедила сквозь зубы.

Мне понадобилась минута.

– Ты не хотела, чтобы я стал вампиром.

– Да, ни в коем случае.

– Значит, это не ложь. И ты так расстроилась… Я понимаю, ты жалела Чарли и мою маму, но меня тревожило, что отчасти это потому, что… в общем, ты не ожидала, что я буду рядом так долго, потому и не готовилась… – Она быстро открыла рот, поэтому я закрыл его всей ладонью. – И если это так, не волнуйся. Если ты захочешь, чтобы я ушел, я согласен. Только объясни, что надо делать, чтобы никто из нас не попал в беду. Я и не надеялся, что ты вечно будешь терпеть меня. Ты, как и я, не выбирала эту судьбу. И я хочу, чтобы ты знала: я хорошо понимаю это.

Она дождалась, когда я уберу руку. Я не спешил, сомневаясь, что мне захочется услышать ее слова.

Зарычав, она показала зубы, но не в улыбке.

– Радуйся, что я тебя не укусила, – заявила она. – В следующий раз только попробуй зажать мне рот, чтобы сказать какую-нибудь глупость – да еще оскорбительную! Укушу!

– Извини.

Она закрыла глаза, обняла меня за талию и положила голову мне на грудь. Я машинально обнял ее. Она запрокинула голову и посмотрела на меня.

– А теперь послушай меня внимательно. Бо. Вот это – что ты теперь со мной, что ты останешься здесь, – все равно, как если бы разом исполнились все мои эгоистичные мечты. Но за все, чего я хочу, заплатить пришлось тебе. Я злюсь на себя, я в себе разочаровалась. И мне нестерпимо хочется воскресить следопыта, чтобы убить ее, и убивать еще, и еще, и еще…

Я не хотела, чтобы ты стал вампиром, – не потому, что ты недостаточно дорог мне, а именно потому, что я дорожу тобой, и ты заслуживаешь большего. Мне хотелось, чтобы ты жил человеческой жизнью, – это то, чего недостает всем нам. Но ты должен знать: если бы речь шла только обо мне, если бы тебе не пришлось заплатить за это, сегодня была бы лучшая ночь в моей жизни. Мне предстоит узнать, что такое вечность в сравнении с веком, и сегодня она впервые показалась мне прекрасной. Благодаря тебе.

Так что больше не смей думать, что ты мне не нужен. Ты всегда будешь нужен мне. Я тебя не заслуживаю, но всегда буду любить тебя. Ясно?

В ее искренности я не сомневался. Каждое слово было чистой правдой.

Я невольно расплылся в широкой усмешке.

– Тогда ладно.

Она улыбнулась в ответ.

– И я так думаю.

– Я хотел сказать кое-что важное: я люблю тебя. И всегда буду любить. Я знал это почти с самого начала. И раз уж все так вышло, думаю, с остальным мы как-нибудь разберемся.

Я обхватил ее лицо ладонями и наклонился, чтобы поцеловать ее. Как и все остальное, поцелуй дался мне очень легко. В нем не было не беспокойства, ни колебаний.

Но странно было ощущать, что сердце не выбивает сумасшедшее ударное соло, а кровь не пульсирует в жилах. Однако что-то пронзало меня, как электрический разряд, все нервы во мне словно ожили. И не просто ожили: казалось, радуется каждая клеточка. Мне хотелось только одного: обнимать Эдит. На ближайшую сотню лет я больше ничего не желал.

Она со смехом высвободилась из моих рук. На этот раз ее смех переполняла радость. Он звучал как музыка.

– Как тебе это удается? – смеялась она. – Ты же новообращенный вампир, но так спокойно обсуждаешь со мной будущее, улыбаешься мне, целуешь меня! А тебе полагается изнывать от жажды, и больше ничего.

– А для меня есть много чего еще, – возразил я. – Но если уж об этом речь, жажда меня действительно мучает.

Она привстала на цыпочки и крепко поцеловала меня.

– Я люблю тебя. Бежим охотиться.

Мы бежали вместе в темноте, которая была совсем не темной, и я ничего не боялся. Я знал, что на охоте мне будет легко – как и во всем остальном.