Меня разбудил тусклый свет еще одного хмурого дня. Заспанный и ничего не понимающий, я прикрыл глаза ладонью. Какой-то полузабытый сон прорывался в мое сознание. Я замычал и перекатился на бок, надеясь снова уснуть. И вдруг отчетливо, разом вспомнил вчерашний день.

– Ох! – я сел так резко, что у меня закружилась голова.

– Твои волосы не желают подчиняться закону гравитации, – послышался насмешливый голос из кресла-качалки в углу. – Похоже, это и есть твоя суперспособность.

Я машинально поднял руки, чтобы пригладить вихры.

Забравшись с ногами в кресло, Эдит смотрела на меня, и на ее идеальном лице играла идеальная улыбка.

– Ты не ушла!

Или я еще не проснулся.

– Конечно. Ты же сам этого хотел.

Я кивнул.

Она улыбнулась шире.

– И я тоже.

Я встал с постели, пошатываясь и не зная точно, куда направляюсь, – мне просто надо было оказаться поближе к ней. Она ждала меня и ничуть не удивилась, когда я опустился перед ней на колени. Протянув руку, я приложил ладонь к ее щеке. Она прильнула к ней и закрыла глаза.

– Чарли! – спохватился я. Мы оба говорили в полный голос.

– Он уехал час назад, с целой кучей какого-то снаряжения.

Значит, на весь день. Мы с Эдит остались одни в пустом доме, и нам никуда не надо уходить. Сколько времени впереди! Я чувствовал себя старым скупердяем, ликующим над горами золотых монет, только вместо монет моим сокровищем были секунды.

Лишь теперь я вдруг заметил, что Эдит переоделась: вместо майки на тонких лямках на ней был свитер цвета персика.

– Ты уходила?

Она открыла глаза и улыбнулась, накрыв ладонью мою руку, прижатую к ее щеке.

– Не могу же я два дня подряд появляться в одной и той же одежде – что подумают соседи? В любом случае я уходила только на несколько минут, а ты к тому времени спал так крепко, что я ничего не пропустила.

Я застонал.

– И что я наболтал во сне?

Ее глаза раскрылись шире, лицо стало почти беспомощным.

– Ты сказал, что любишь меня, – прошептала она.

– Это ты уже знала.

– Знать и услышать – не одно и то же.

Я посмотрел ей в глаза и сказал:

– Я люблю тебя.

Она наклонилась и осторожно коснулась лбом моего лба.

– Теперь ты – моя жизнь.

Мы сидели неподвижно, пока мой желудок не напомнил о себе урчанием. Эдит выпрямилась и рассмеялась.

– Человеческие достоинства слишком сильно переоценены, – пожаловался я.

– Может, начнем с завтрака?

Я дико вытаращил глаза и схватился свободной рукой за шею.

Она вздрогнула, потом прищурила глаза и нахмурилась.

Я засмеялся.

– Да ладно, ты же понимаешь, что это было смешно.

Хмуриться она не перестала.

– Нисколько. Я перефразирую, ладно? Людям пора завтракать.

– Ладно, только мне нужна минутка на человеческие потребности, если ты не против.

– Конечно.

– Не уходи.

Она улыбнулась.

Я опять почистил зубы дважды, потом наспех принял душ. Продрал мокрые волосы расческой в попытке заставить их лежать ровно. Они отказались наотрез. А потом до меня дошло: я забыл взять с собой чистую одежду.

Минуту я колебался, но нетерпение помешало затянуться моей панике. Делать было нечего. Понадежнее обмотав талию полотенцем и заливаясь краской, я вышел в коридор. Час от часу не легче: оказалось, проклятые красные пятна вспыхивают даже на груди. Я приоткрыл дверь и просунул голову в щель.

– Эм-м…

Эдит, по-прежнему сидящую в кресле-качалке, насмешило выражение моего лица.

– Тогда встретимся на кухне, ладно?

– Да, если можно.

Овеяв прохладой, она пронеслась мимо меня и через секунду уже была внизу. Я едва успел заметить ее движение – какая-то светлая тень промелькнула мимо и исчезла.

– Спасибо! – сказал я ей вслед и поспешил к комоду.

Наверное, стоило хотя бы подумать, как одеться, но я слишком спешил на кухню. Правда, додумался прихватить пуловер, чтобы Эдит не волновалась, что я мерзну.

Снова пригладив пятерней волосы, я побежал вниз.

Эдит ждала, прислонившись к кухонному столу, и явно чувствуя себя в своей тарелке.

– Что на завтрак? – спросил я.

Этот вопрос озадачил ее. Она растерянно свела брови.

– Даже не знаю… А чего бы тебе хотелось?

Я засмеялся.

– Ничего, я вполне способен позаботиться о себе сам. Смотри, как я охочусь.

Я нашел миску и коробку хлопьев. Эдит заняла тот же стул, что и вчера вечером, наблюдая, как я заливаю хлопья молоком и вооружаюсь ложкой. Я перенес свою еду на стол и помедлил в нерешительности. Пустота на столе перед Эдит выглядела как-то оскорбительно.

– Дать тебе чего-нибудь?

Она закатила глаза.

– Ешь, Бо.

Я сел за стол и сунул ложку хлопьев в рот, глядя на Эдит. Она не сводила с меня глаз, изучая каждое мое движение. Мне стало неловко. Торопливо проглотив хлопья, я заговорил, чтобы отвлечь ее.

– Есть планы на сегодня?

– Пожалуй, – ответила она. – Зависит от того, понравится тебе моя идея или нет.

– Понравится, – заверил я, глотая вторую ложку.

Она поджала губы.

– Ну тогда… ты не против познакомиться с моей семьей?

Я поперхнулся.

Она вскочила, беспомощно протягивая ко мне руку и, вероятно, думая, что может ненароком раздавить меня, если попытается применить прием Геймлиха. Я помотал головой, жестом велел ей сесть на место и наконец откашлялся, избавившись от молока, попавшего в дыхательное горло.

– Все хорошо, все хорошо, – заверил я, когда смог говорить.

– Пожалуйста, не делай так больше, Бо!

– Извини.

– Давай лучше поговорим после того, как ты доешь.

– Ладно, – в любом случае мне требовалась минута на размышления.

Похоже, Эдит не шутила. А я вспомнил, что с Арчи уже познакомился и все прошло неплохо. И с доктором Каллен тоже. Но это было еще до того, как я узнал, что доктор Каллен вампир, а это совсем другое дело. В случае Арчи я уже знал, что он – вампир, но не знал, знает ли он, что я знаю. Кроме того, по словам Эдит, Арчи самый «отзывчивый» из всех.

Остальные наверняка не столь великодушны.

– Наконец-то у меня получилось, – пробормотала Эдит, когда я доел последнюю ложку и отодвинул миску.

– Что получилось?

– Напугать тебя.

Поразмыслив, я поднял руку с растопыренными пальцами и покрутил ею из стороны в сторону понятным во всем мире жестом – «вроде как да».

– Я никому не позволю обидеть тебя, – заверила Эдит.

Но я лишь сильнее встревожился, что кто-нибудь, особенно Ройал, все-таки попытается, и тогда Эдит придется спасать меня. Что бы там она ни говорила об умении постоять за себя, сама мысль об этом меня пугала.

– Да никто и пробовать не станет, Бо. Я просто пошутила.

– Не хочу доставлять тебе неприятности. Они знают, что я знаю?

Она закатила глаза.

– Конечно, они в курсе. У нас дома невозможно хранить секреты, с нашим-то репертуаром хитростей! Кстати, Арчи уже предсказал твой визит.

Я почувствовал, как на моем лице отразилась целая гамма чувств, и попытался взять себя в руки. Что именно видел Арчи? А вчерашний день? А прошедшую ночь? Лицу опять стало жарко.

Эдит снова прищурилась, как обычно бывало, когда она в очередной раз пыталась прочесть мои мысли.

– Просто задумался о том, что мог увидеть Арчи, – пояснил я, не дожидаясь вопроса.

Она кивнула.

– Да, это похоже на вторжение в чужую жизнь. Но Арчи не нарочно. И потом, он видит сразу несколько вариантов развития событий… и не знает, какой из них сбудется. Например, он видел сотни разных версий вчерашнего дня, и тебе удалось выжить лишь в семидесяти пяти процентах случаев. – Ее голос вдруг стал резким, поза напряженной. – Знаешь, они ведь поспорили, убью я тебя или нет.

– Да?..

Ее лицо оставалось суровым.

– Хочешь знать, кто на что ставил?

– Пожалуй, нет. Скажи мне после того, как я с ними познакомлюсь. Не хочу знакомиться с предвзятым отношением.

Удивление стерло недовольство с ее лица.

– Так ты поедешь?

– По-моему, этого требует… вежливость. Пусть не думают, что я не желаю знаться с ними.

Она рассмеялась – звонко, как колокольчик. Я невольно улыбнулся.

– Значит ли это, что и я познакомлюсь с Чарли? – заинтересованно спросила она. – Он уже о чем-то догадывается, не хватало еще, чтобы он подумал, что я не желаю с ним знаться.

– Конечно, но что мы ему скажем? То есть как я объясню, что?..

Она пожала плечами.

– Вряд ли он будет против, если узнает, что у тебя появилась девушка. Но, честно говоря, слово «девушка» здесь применимо разве что в очень широком смысле.

– Девушка… – пробормотал я. – Звучит как-то ненадежно.

И главное – как что-то мимолетное. То, что продлится недолго.

Она провела пальцем по моей щеке.

– Ну, не знаю, стоит ли посвящать твоего отца во все вопиющие подробности, но надо же как-то объяснить ему, почему я постоянно торчу здесь. Не хотелось бы, чтобы шеф Свон издал официальный приказ, запрещающий мне встречи с тобой.

– А ты правда будешь сюда приходить? – вдруг встревожился я. Все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой, на это мог рассчитывать только болван.

– Пока я тебе нужна.

– Ты нужна мне всегда, – предупредил я. – Вечно – в прямом смысле слова.

Она прижала палец к моим губам и закрыла глаза. Как будто жалела, что я заикнулся об этом.

– Ты… расстроилась? – спросил я, не сумев подобрать точное название выражению на ее лице. Ближе всего к нему было слово «скорбь».

Она медленно открыла глаза, но не ответила, только долго смотрела на меня. И наконец вздохнула.

– Идем?

Я машинально взглянул на часы в микроволновке.

– А не рано?.. Стоп! Забудь, я ни о чем не спрашивал.

– Уже забыла.

– Так сойдет? – спросил я, указав на свою одежду. – Или являться в гости надо при полном параде?

– Ты выглядишь… – она снова улыбнулась, показывая ямочки. – Аппетитно.

– То есть надо что-то изменить?

Она рассмеялась и покачала головой.

– Никогда не меняйся, Бо.

Она встала, сделала шаг ко мне и остановилась так близко, что наши колени соприкоснулись. Взяв в ладони мое лицо, она наклонилась так, что расстояние между нашими лицами сократилось до сантиметра.

– Только осторожно, – напомнила она.

Наклонив голову, она придвинулась еще ближе. И ее губы легчайшим движением коснулись моих губ.

«Осторожно! – мысленно прикрикнул я на себя. – Не шевелись!» Я сжал кулаки, понимая, что она наверняка заметит, как кровь прилила к моему лицу.

Ее губы медленно скользили по моим губам, постепенно она смелела, прикосновения теряли прежнюю легкость. Я почувствовал, как она приоткрыла губы, и ее прохладное дыхание коснулось моего лица. Я боялся сделать вдох, зная, что ее аромат способен свести меня с ума, и тогда я натворю глупостей.

Кончиками пальцев она прошлась от моих висков до подбородка, взялась за него снизу и на этот раз поцеловала меня крепче.

«Осторожно!» – скомандовал я себе.

А потом, откуда ни возьмись, возникли головокружение и тонкий звон в ушах. Поначалу я не помнил ничего, кроме ее губ, но вдруг начал проваливаться в туннель, и оказалось, что ее губы словно отдаляются от меня.

– Бо? Бо!

– Эй… – попытался позвать я.

– Что случилось? Тебе плохо?

Ее тревожный голос помог мне вынырнуть из туннеля. В сущности, я и не успел в него провалиться, поэтому вернуться было легко. Сделав два глубоких вдоха, я открыл глаза.

– Все хорошо, – сказал я Эдит. Она отстранилась, но руки не убрала: одна охлаждала мой лоб, другая поддерживала затылок. Лицо Эдит казалось бледнее обычного.

– Я просто… на минуту забыл, что надо дышать. Извини, – и я сделал еще один глубокий вдох.

Она с сомнением посмотрела на меня.

– Забыл, что надо дышать?

– Из осторожности.

Она вдруг разозлилась.

– Ну что мне с тобой делать, Бо? Когда я поцеловала тебя вчера, ты на меня напал! А сегодня отключился!

– Извини.

Она тяжело вздохнула, рывком наклонилась и поцеловала меня в лоб.

– Хорошо все-таки, что у меня не может быть инфаркта, – проворчала она.

– Да, здорово, – согласился я.

– В таком состоянии я никуда тебя не повезу.

– Нет, все правда в порядке. Как обычно. И потом, твоя семья все равно примет меня за чокнутого, так какая разница: шатаюсь я или нет?

Она нахмурилась.

– Хочешь сказать, тебя пошатывает сильнее обычного?

– Точно. Слушай, я стараюсь не думать о том, что нам сейчас предстоит, так что давай поедем.

Она покачала головой, но взяла меня за руку и помогла подняться со стула.

На этот раз она даже не спрашивала разрешения, просто села за руль моего пикапа. Я решил, что после того, как я опозорился, спорить не стоит; к тому же я не знал, где она живет.

Эдит вела пикап, помня о его преклонном возрасте, так что ему было бы не на что пожаловаться. Мы направлялись из города на север, по мосту через реку Кэлава, и вскоре все дома остались позади, а к шоссе вплотную подступили деревья. Я уже гадал, сколько еще нам ехать, когда Эдит вдруг свернула направо, на проселочную дорогу. Поворот был никак не обозначен и почти терялся из виду в густых зарослях папоротников. Узкую дорогу, окруженную с обеих сторон деревьями, удавалось различить лишь на несколько шагов вперед, до ближайшего поворота.

По этой дороге мы ехали несколько километров в основном на восток. Я попытался нанести ее на мысленную карту у себя в голове, но без особого успеха. Внезапно лес вокруг начал редеть. Эдит выехала на луг – или это была лужайка вокруг дома? Впрочем, здесь было почти так же темно, как в лесу. Шесть гигантских кедров затеняли ветками около четырех гектаров земли. Они высились прямо посередине лужайки вокруг дома, скрывая его в тени.

Не знаю, что я ожидал увидеть, но точно не то, что увидел. Этот дом был построен, наверное, лет сто назад – трехэтажный, молочно-белого цвета, такой… изящный, если так вообще можно сказать о доме. Дверные и оконные рамы, похоже, не меняли со времен постройки, хотя это и казалось невероятным – слишком уж хорошо они сохранились. Кроме моего пикапа, других машин поблизости я не заметил. Эдит заглушила двигатель, и стало слышно, как где-то поблизости журчит река.

– Вау…

– Нравится?

– Это что-то!

Внезапно оказалось, что она уже стоит возле моей дверцы. Я нерешительно открыл ее и попытался подавить внезапное волнение.

– Готов?

– Нет. Так что идем скорее.

Она рассмеялась, я попробовал поддержать ее, но смех застрял у меня в горле. Я торопливо пригладил волосы.

– Ты отлично выглядишь, – заверила она и взяла меня за руку с такой легкостью, будто больше вообще не задумывалась об этом. Мелочь, но она меня отвлекла и слегка приглушила панику.

В густой тени мы дошли до веранды. Я знал, что Эдит чувствует, как я взвинчен. Потянувшись, она на секунду коснулась свободной рукой моего предплечья. Потом открыла дверь и вошла в дом, увлекая меня за собой.

Внутри дом оказался очень просторным и светлым – совсем не то, что я себе представлял. Должно быть, изначально здесь размещалось несколько комнат, но на первом этаже снесли почти все стены, и в итоге образовался один большой зал. Заднюю, обращенную на юг стену полностью застеклили, сквозь нее виднелась та часть лужайки, куда не достигала тень кедров, – она простиралась до широкой реки. В западной части зала доминировала массивная резная лестница. Стены, высокий потолок с открытыми балками, дощатые полы и толстые ковры – все здесь имело разные оттенки белого цвета.

Родители Эдит ждали нас, стоя слева от двери на небольшом возвышении, возле огромного рояля, тоже белого.

С доктором Каллен я уже встречался, но вновь поразился тому, как она молода и красива. Мужчина, которого она держала за руку, – видимо, ее муж Эрнест, – был единственным в этой семье, кого я видел впервые. Он казался ровесником доктора Каллен или несколькими годами старше ее и был так же бледен и красив. Волнистые волосы цвета карамели спускались до плеч. Я бы назвал его лицо… добрым, но с чего я так решил, сам не знаю. Супруги Каллен были одеты в светлые тона, под стать интерьеру их дома.

Они приветливо улыбались, но не делали никаких попыток двинуться нам навстречу. Видимо, чтобы не напугать меня.

– Карин, Эрнест, это Бо, – представила меня Эдит.

– Добро пожаловать, Бо. – Карин неторопливо пошла мне навстречу и нерешительно протянула руку. Я обменялся с ней рукопожатием и удивился своей искренней радости. Возможно, потому, что Карин во многом напоминала мне Эдит.

– Рад снова видеть вас, доктор Каллен.

– Пожалуйста, зови меня Карин.

Я улыбнулся, изумляясь собственной смелости.

– Карин, – повторил я. Эдит легко сжала мои пальцы.

Эрнест тоже выступил вперед, протягивая руку. Его твердое холодное пожатие оказалось в точности таким, какого я и ожидал.

– Очень рад познакомиться с тобой, – сердечно произнес он.

– Спасибо. Я тоже рад познакомиться с вами.

Я сказал правду. Все выглядело так, как должно: дом Эдит, ее семья. Мне нравилось быть причастным к их жизни.

– А где Арчи и Джесс? – спросила Эдит.

Никто не ответил, потому что оба они как раз появились на широкой лестнице.

– А, Эди вернулась! – воскликнул Арчи, размытым вихрем слетел с лестницы и застыл перед нами. Я заметил, как предостерегающе посмотрели на него Карин и Эрнест, но мне его выходка даже понравилась. Этот способ перемещения в пространстве был для него естественным, они все так передвигались, когда их не видели посторонние.

– Бо! – приветствовал он меня, словно старого друга. Он подал руку, а когда я взялся за нее, притянул меня к себе, обнял по-братски и похлопал по спине.

– Привет, Арчи, – сдавленным голосом отозвался я. Несмотря на легкий шок, я обрадовался: он и вправду казался радушным; мало того, я ему вроде бы даже нравился.

Когда Арчи отступил, стало ясно, что изумился не только я. Карин и Эрнест вглядывались в мое лицо широко раскрытыми глазами, словно ожидали, что я брошусь прочь. Эдит сжимала зубы, но я не мог понять, тревожится она или злится.

– Классно ты пахнешь, никогда раньше не замечал, – оценил Арчи, и моему лицу стало жарко, а потом – еще жарче, когда я представил, каково остальным, которые видят мою краску, но не знают, что сказать.

В этот момент вперед вышла Джессамин. Эдит сравнивала себя на охоте с пумой, но представить ее в таком образе я мог с трудом, зато он подходил для Джессамин, которая молча встала передо мной, напоминая величественную львицу. Мне отчего-то вдруг стало уютно и легко – как дома, в окружении хорошо знакомых людей. Как рядом с Джулс. Странно было испытывать это ощущение, но потом я вспомнил, что рассказывала Эдит о необычных способностях Джессамин, и мне стало жутковато.

– Здравствуй, Бо, – произнесла Джессамин, выдержав паузу. Она сохраняла дистанцию и не пыталась пожать мне руку, но неловкости это не вызывало.

– Здравствуй, Джессамин. – Я улыбнулся ей и всем остальным. – Я очень рад познакомиться с семьей Эдит, у вас очень красивый дом, – светским тоном добавил я.

– Спасибо, – отозвался Эрнест. – Мы тоже рады тебе, – с чувством добавил он, и я понял, что он приятно удивлен моей смелостью.

Я испытывал облегчение от того, что мне не пришлось знакомиться с Ройалом и Элинор, но вместе с тем и легкое разочарование. Хорошо было бы познакомиться с ними в присутствии Джессамин: рядом с ней как-то спокойнее.

Карин многозначительно и внимательно посмотрела на Эдит, и я краем глаза заметил, что Эдит слегка кивнула.

Мне стало неудобно, как будто я подслушивал, и я отвел глаза, засмотревшись на великолепный рояль на возвышении. Мне вдруг вспомнилось, как в детстве я мечтал, что вырасту, разбогатею и подарю матери рояль. На нашем старом подержанном пианино она играла не особенно хорошо, только для себя, но мне нравилось смотреть на нее за инструментом. Играя, она превращалась в новое незнакомое существо и казалась счастливой и сосредоточенной. Конечно, она и меня попыталась приобщить к музыке, но я, как и большинство детей, хныкал до тех пор, пока она не разрешила мне бросить уроки.

Эрнест заметил, куда я смотрю.

– Ты играешь?

Я покачал головой.

– Совсем не умею. Красивый рояль. Вы на нем играете?

– Нет, – засмеялся он. – Неужели Эдит не сказала тебе, что она пианистка?

– Нет, ни словом не упоминала. Но мне следовало бы догадаться, верно?

Эрнест в замешательстве поднял брови.

– Разве есть хоть что-нибудь, чего не умеет Эдит? – задал я риторический вопрос.

Джессамин взорвалась смехом, Арчи закатил глаза, а Эрнест одарил Эдит взглядом гордого отца, особенно впечатляющим потому, что сам он выглядел почти юношей.

– Надеюсь, ты не хвасталась, – сказал он. – Это некрасиво.

– Совсем чуть-чуть. – Эдит заразительно рассмеялась, и все вокруг, в том числе и я, заулыбались. Самая широкая улыбка расцвела на лице Эрнеста, они с Эдит обменялись кратким взглядом.

– Сыграй ему что-нибудь, Эдит, – посоветовал Эрнест.

– Ты же сам сказал, что хвастаться некрасиво.

– В порядке исключения, – он с улыбкой обратился ко мне. – С моей стороны это чистый эгоизм. Я обожаю слушать, как она играет, но она нечасто садится за инструмент.

– И правда, сыграй что-нибудь, – попросил я Эдит.

Она смерила Эрнеста долгим недовольным взглядом, потом с таким же выражением повернулась ко мне. Отпустив мою руку, она поднялась на возвышение, села на банкетку у рояля и похлопала рукой по свободному месту рядом, предлагая мне устроиться рядом.

С невнятным возгласом я сел.

Ее пальцы легко побежали по клавиатуре, и зал наполнился звуками яркой буйной мелодии. Мне с трудом верилось, что эту сложную симфонию звуков извлекает из инструмента всего одна пара рук. У меня невольно открылся рот и отвисла челюсть, и я услышал, как мою реакцию встретили приглушенными смешками.

Не переставая играть, Эдит как ни в чем не бывало взглянула на меня.

– Нравится?

До меня вдруг дошло. Ну конечно!

– Так это ты сама сочинила?

Она кивнула.

– Любимая пьеса Эрнеста.

Я вздохнул.

– Что-то не так?

– Я чувствую себя, как… полный ноль.

На минуту она задумалась, а потом заиграла другую мелодию, нежную и чем-то знакомую. И я вдруг узнал тему колыбельной, которую она мне пела, только вплетенную в более сложную мелодию.

– Я придумала ее, – тихо произнесла она, – пока смотрела, как ты спишь. Это твоя песня.

Мелодия струилась, невыносимо ласковая и нежная. Я не мог выговорить ни слова.

Эдит заговорила обычным голосом:

– Знаешь, ты им понравился. Особенно Эрнесту.

Я оглянулся, но огромный зал был уже пуст.

– Куда они ушли?

– Дали нам возможность побыть вдвоем. Деликатная у меня семья, верно?

Я засмеялся, потом нахмурился.

– Хорошо, что я им понравился. И они мне тоже. Но Ройал и Элинор…

Выражение ее лица стало напряженным.

– Насчет Ройала не беспокойся. У него на все запоздалая реакция.

– А Элинор?

Ее смех прозвучал резко.

– Эл считает меня чокнутой, но против тебя ничего не имеет. И как раз сейчас пытается вразумить Ройала.

– Но что я ему сделал? – не выдержав, спросил я. – Мы ведь с ним даже не разговаривали ни разу…

– Честное слово, Бо, ты ни в чем не виноват. Ройал отчаяннее всех противится нашей сущности. Ему тяжело сознавать, что кто-то из посторонних знает правду. А еще он тебе немного завидует.

– Ха!

Она пожала плечами.

– Ты ведь человек. А он тоже хочет быть человеком.

Я слушал музыку – мою музыку. Она звучала по-разному, развивалась, а суть ее оставалась прежней. Не знаю, как Эдит это удавалось. По-моему, она совсем не следила за своими руками.

– Но способности Джессамин выглядят… нет, не странно. Пожалуй, невероятно.

Эдит засмеялась.

– Не выразить словами, да?

– Разве что очень приблизительно. Но по-моему… я не нравлюсь ей. Она как будто…

– А это уже моя вина. Я же говорила тебе, что Джессамин начала приспосабливаться к нашему образу жизни позже всех. И я предупредила ее, чтобы она держалась от тебя подальше.

– А-а.

– Именно.

Я с трудом сдержал дрожь.

– А Карин и Эрнест считают, что ты замечательный, – сообщила она.

– М-да? Но я ничего замечательного не сделал. Только пожал несколько рук.

– Они счастливы, когда видят, что счастлива я. В сущности, Эрнест не возражал бы даже, будь у тебя третий глаз или перепонки между пальцами. До сих пор он постоянно тревожился за меня, боялся, что я была слишком молода, когда Карин создала меня, поэтому мне недостает каких-то важных личностных свойств. А теперь он вздохнул с облегчением. Он едва сдерживается, чтобы не устроить овацию всякий раз, когда я прикасаюсь к тебе.

– И Арчи в восторге.

Она поморщилась.

– У Арчи свой взгляд на вещи.

Я попытался понять, что выражает ее лицо.

– Что такое? – спросила она.

– Объяснений не будет, так?

Она прищурилась, и мы поняли друг друга без слов – совсем как Эдит и Карин недавно, только без преимущества, которое дает чтение мыслей. Я понял, что насчет Арчи она что-то не договаривает, а она поняла, что я понял это, но раскрывать тайну не собиралась. По крайней мере, пока.

– Ладно, – кивнул я так, словно мы обменялись репликами вслух.

– Хм-м.

Но раз уж я об этом задумался…

– А что хотела сказать тебе Карин, когда так выразительно посмотрела на тебя?

Эдит перевела взгляд на клавиши.

– Так ты заметил?

Я пожал плечами.

– Конечно.

Прежде чем ответить, она задумчиво посмотрела на меня.

– Она хотела сообщить мне кое-какие новости и не знала, готова ли я поделиться ими с тобой.

– А ты готова?

– Думаю, стоит. В ближайшие несколько дней или даже недель мое поведение может стать… странным. На грани одержимости. Так что лучше объяснить все заранее.

– Что-то случилось?

– Пока ничего, но Арчи видит, что скоро у нас будут гости. Они знают, что мы здесь, и им любопытно познакомиться с нами.

– Гости?

– Да… такие же, как мы, но не совсем. Я имею в виду, охотятся они иначе. Скорее всего, в город они вообще не сунутся, но я не спущу с тебя глаз, пока они не уйдут.

– Ого. А может, стоит… ну, предупредить людей?

Ее лицо стало серьезным и печальным.

– Карин попросит гостей не охотиться поблизости из вежливости к нам, и скорее всего, они исполнят ее просьбу. Но больше мы ничего не сможем сделать по ряду причин, – она вздохнула. – Даже если здесь они охотиться не станут, они откроют охоту где-нибудь в другом месте. Вот так обстоит дело, когда живешь в мире, где есть чудовища.

Я вздрогнул.

– Наконец-то правильная реакция, – пробормотала она. – А я уж думала, у тебя начисто отсутствует инстинкт самосохранения.

Я пропустил это замечание мимо ушей, отвел взгляд и снова оглядел просторный зал.

– Совсем не то, чего ты ожидал, да? – насмешливо осведомилась она.

– Да, – согласился я.

– Ни гробов, ни черепов, сваленных в кучи по углам. По-моему, даже паутины нет… ты, наверное, страшно разочарован.

Иронии я будто не услышал.

– Я не ожидал, что здесь так светло… и просторно.

Посерьезнев, она ответила:

– Это место, где нам незачем прятаться.

Моя песня подошла к концу, заключительные аккорды прозвучали минорно, а последняя нота повисла в наступившей тишине так печально, что у меня застрял ком в горле.

Я прокашлялся и произнес:

– Спасибо.

Кажется, музыка подействовала и на нее. Долгую минуту она испытующе вглядывалась в мое лицо, потом покачала головой и вздохнула.

– Хочешь посмотреть весь дом? – спросила она.

– А сваленных по углам черепов не будет?

– Извини, придется тебя разочаровать.

– Ну ладно, но имей в виду, особых надежд я уже не питаю.

Мы зашагали вверх по широкой лестнице, держась за руки. Свободной рукой я вел по атласно-гладким перилам. Стены длинного коридора, к которому взбегали ступени, были обшиты деревом того же светлого оттенка, что и дощатые полы.

Эдит указывала на двери, мимо которых мы проходили:

– Комната Ройала и Элинор… Кабинет Карин… Комната Арчи…

Она продолжила бы, но я вдруг остановился как вкопанный в конце коридора, изумленно уставившись на украшение, которое висело на стене над моей головой. При виде выражения, которое появилось у меня на лице, Эдит рассмеялась.

– Да, парадокс, – согласилась она.

– Должно быть, он очень старый, – догадался я. Мне хотелось потрогать старинное потемневшее дерево, но я и без того понимал, что это большая ценность.

Она пожала плечами.

– Примерно тридцатые годы семнадцатого века.

Отвернувшись от креста, я уставился на нее.

– Почему вы повесили его здесь?

– Он принадлежал отцу Карин.

– Он собирал антиквариат?

– Нет. Он сам вырезал этот крест. Когда-то он висел на стене в церкви над кафедрой, с которой он читал проповеди.

Продолжая разглядывать крест, я прикинул в уме: ему уже более трехсот семидесяти лет. Пауза затягивалась, я пытался представить себе этот долгий срок.

– Все хорошо? – спросила Эдит.

– Сколько лет Карин? – тихо спросил я, не сводя глаз с креста.

– Она только что отпраздновала трехсот шестьдесят второй день рождения, – сообщила Эдит и, всматриваясь в мое лицо, продолжала, пока я пытался осмыслить услышанное: – Карин родилась в Лондоне, по ее подсчетам – в сороковых годах семнадцатого века. В то время не записывали точных дат, по крайней мере, простолюдины, но известно, что она появилась на свет незадолго до начала правления Кромвеля.

Это имя вызвало в моей памяти несколько разрозненных фактов, почерпнутых на уроках всемирной истории в прошлом году. Надо было уделять им больше внимания.

– Карин была единственной дочерью пастора англиканской церкви. Ее мать умерла в родах, и воспитанием занимался отец – человек крайне нетерпимый. Когда к власти пришли протестанты, он стал ярым гонителем католиков и приверженцев других религий. Кроме того, он жестко боролся с силами зла и вел непримиримую борьбу с ведьмами, волками-оборотнями и… вампирами.

Странно, но это единственное слово изменило характер всего рассказа, и он окончательно перестал напоминать уроки истории.

– Было сожжено множество ни в чем не повинных людей. Разумеется, тех, за кем он в действительности охотился, было не так-то просто поймать.

Карин делала все возможное, чтобы защитить невинных. Она всегда верила в научные методы и пыталась убедить отца обращаться не к суевериям, а к доказательствам. Но отец запрещал ей вмешиваться в его дела. Он любил ее, а тех, кто защищал чудовищ, зачастую подвергали гонениям вместе с ними.

Отец Карин был упорным… и одержимым человеком. Как ни трудно в это поверить, но он сумел выследить настоящих чудовищ. Карин умоляла его помнить об осторожности, и он отчасти прислушивался к ее словам. Вместо того, чтобы нападать вслепую, он долгое время выслеживал, наблюдал и ждал. И обнаружил логово самых настоящих вампиров, которые прятались в городской клоаке и лишь по ночам выходили на охоту.

– Само собой, собралась толпа с факелами и вилами, – смех Эдит на этот раз прозвучал мрачно, – и стала караулить возле того места, где чудовища выходили на улицы. Проникнуть в клоаку можно было двумя путями. Пастор с несколькими помощниками вылили в один лаз чан горящей смолы, а остальные встали возле второго лаза, ожидая, когда чудовища бросятся спасаться бегством.

Я вдруг заметил, что слушаю, затаив дыхание, и поспешно сделал выдох.

– Но этого не случилось, и все наконец разошлись. Пастор рассудил, что вампиры убежали через другие выходы. Разумеется, его подручные с примитивными копьями и топорами не представляли опасности для вампиров, но пастор этого не знал. Пастор ломал голову, пытаясь придумать способ снова выследить чудовищ.

Эдит понизила голос.

– Но задача оказалась нетрудной. Должно быть, он крепко досадил вампирам. Если бы они не опасались дурной славы, то наверняка перебили бы всю толпу. Но они решили иначе: один из вампиров тайно последовал за пастором до самого дома.

В человеческой памяти Карин отчетливо запечатлелась та ночь. Такие моменты не забываются. Ее отец вернулся домой только под утро. Карин ждала его и тревожилась. Он был разъярен неудачей, бушевал и сыпал проклятиями. Карин пыталась успокоить его, но он и слушать ее не желал. И вдруг посреди их маленькой комнаты появился незнакомец.

Карин рассказывает, что он был одет в лохмотья, как нищий, но удивительно хорош собой и говорил на латыни. Благодаря сану отца и собственной любознательности Карин получила прекрасное образование для женщины тех времен и поняла слова незнакомца. Он назвал ее отца болваном и заявил, что теперь он поплатится за нанесенный вампирам ущерб. Пастор бросился вперед, заслоняя дочь…

Я часто думаю об этом моменте. Если бы он не выдал в тот момент, что дорожит своей дочерью больше всего на свете, как изменилась бы история каждого из нас?

На несколько секунд Эдит задумалась, а потом продолжала:

– Вампир улыбнулся и сказал пастору: «Отправляйся в ад и знай: ты возненавидишь свою обожаемую дочь».

Он легко отшвырнул пастора и схватил Карин…

До сих пор она рассказывала увлеченно, и вдруг осеклась, словно опомнилась и посмотрела на меня так, будто наговорила лишнего. А может, просто боялась напугать меня.

– И что же было дальше? – шепотом спросил я.

Когда она вновь заговорила, мне показалось, что она тщательно подбирает слова.

– Он ясно дал пастору понять, что будет с Карин, а потом убил его самого очень медленно, на глазах у Карин, корчившейся от боли и ужаса.

Я сжался. Она сочувственно кивнула.

– Вампир скрылся. Карин понимала, что с нею станет, если кто-нибудь найдет ее в таком состоянии. Все, что осквернило чудовище, должно быть уничтожено. Несмотря на боль, она уползла в погреб и три дня пряталась там в гниющей картошке. Каким-то чудом ей удалось сидеть тихо, и никто ее не нашел.

А потом все было кончено: она поняла, что стала вампиром.

Видимо, я изменился в лице, потому что она вдруг опять осеклась.

– С тобой все хорошо? – спросила она.

– Я в порядке… что же было дальше?

Мой вопрос прозвучал так живо, что она слегка улыбнулась, повернула по коридору обратно и повела меня за собой.

– Тогда пойдем, – позвала она. – Сейчас увидишь.