С закрытыми глазами она стояла в центре ярко освещенной поляны.

Мое сердце чуть не выскочило из груди, я рванулся к ней.

– Эдит!

Только когда она открыла глаза, а я оказался в двух шагах от нее, я наконец осознал, что мне только показалось, будто она вся охвачена пламенем. Она снова вскинула руку ладонью вперед, и я резко затормозил, чуть не рухнув на колени.

Солнечный свет отражался от ее кожи, сиял множеством крошечных радуг на лице и шее, искрился на руках. Она так блестела и переливалась, что мне пришлось сощуриться, как от солнца.

Теперь мне самому захотелось упасть перед ней на колени. Такой красоте можно лишь поклоняться. Жаль, что руки мои пусты и мне нечего преподнести ей. Да и что может подарить богине простой смертный?

За этим радужным сиянием я не сразу разглядел выражение ее лица. Она смотрела на меня широко открытыми глазами – так, словно чего-то боялась. Я шагнул к ней, она едва заметно сжалась.

– Тебе не больно? – шепотом спросил я.

– Нет, – так же тихо ответила она.

Я сделал еще шаг в ее сторону: она снова стала магнитом, а я – беспомощной железкой, которую он притягивал. Она уронила руку вдоль тела. От этого движения вокруг руки распространилось сияние. Я медленно обошел вокруг нее, держась на расстоянии – просто чтобы полюбоваться, увидеть ее со всех сторон. Солнечный свет играл на ее коже, отражался, переливался всеми мыслимыми красками. Постепенно глаза привыкали к нему и в изумлении открывались шире.

Теперь я понял, что она специально надела открытую майку, чтобы показать мне, как выглядит ее кожа на солнце, но поникшие плечи наводили на мысль, что она сомневается в правильности своего решения.

Я завершил круг почета и преодолел несколько последних шагов, которые нас разделяли. Отвести глаз от Эдит я не мог, старался даже не моргать.

– Эдит… – выдохнул я.

– А теперь тебе страшно? – прошептала она.

– Нет.

Она испытующе вгляделась в мои глаза, снова стараясь угадать, о чем я думаю.

Я потянулся к ней, нарочно не спеша, высматривая на ее лице разрешение. Она широко открыла глаза и замерла. Медленно и осторожно я коснулся кончиками пальцев сверкающей кожи на тыльной стороне ее ладони. И с удивлением обнаружил, что она такая же холодная, как всегда. Отсвет ее сверкающей кожи трепетал на моих пальцах. Эдит удивительная, даже я рядом с ней перестал казаться серым и заурядным.

– О чем ты думаешь? – шепнула она.

Я силился подобрать слова.

– Я… даже не знаю… – Я глубоко вздохнул, и наконец у меня вырвалось: – Никогда не видел такой красоты! Даже представить себе не мог!

Ее глаза остались настороженными. Как будто она считала, что я говорю то, что ей хочется услышать. А на самом деле это была чистая правда, самые искренние и честные слова, какие я произносил когда-либо в жизни. Я был слишком ошеломлен, чтобы думать, что говорю, или притворяться.

Она попыталась поднять руку, но передумала. По руке пробежали сияющие искры.

– Очень странно… – невнятно заметила она.

– Поразительно, – выдохнул я.

– Неужели тебя не отталкивает то, что я так мало похожа на человека?

Я покачал головой.

– Нет, не отталкивает.

Она прищурилась.

– А зря.

– По-моему, человеческие достоинства переоценены.

Она высвободила руку из моих пальцев и спрятала ее за спину. Но вместо того, чтобы понять намек, я сделал еще полшага к ней. И почувствовал, как отблеск ее сияния играет на моем лице.

Внезапно она отскочила на расстояние десяти шагов от меня, предостерегающе вскинув руку и стиснув зубы.

– Прости, – сказал я.

– Дай мне время, – попросила она.

– Обещаю, я буду осторожнее.

Она кивнула, затем вышла на середину луга, обойдя меня по дуге так, чтобы между нами осталось не меньше десяти шагов. Выбрав место, она села спиной ко мне, и солнечный свет замерцал на ее лопатках, снова напомнивших мне крылья. Я медленно подошел, затем сел лицом к ней на расстоянии пяти шагов.

– Все хорошо?

Она кивнула, но вид у нее был неуверенный.

– Просто дай мне… сосредоточиться.

Я сидел молча; через несколько секунд она снова закрыла глаза. Но я был не против: я никак не мог насмотреться на нее при свете солнца. Любуясь ею, я пытался понять, в чем суть этого феномена, а она не обращала на меня внимания.

Примерно через полчаса она вдруг легла в траву, закинув руку за голову. Трава была высокая и отчасти скрыла ее.

– Можно?.. – начал я.

Она похлопала по траве рядом с собой.

Я придвинулся сначала на шаг, потом еще на один, увидев, что она не возражает. И еще на несколько сантиметров.

Ее глаза по-прежнему были закрыты, бледно-сиреневые веки сияли над темными веерами ресниц. Грудь мерно поднималась и опадала, словно она спала, но при этом чувствовалось, что она старательно и с трудом управляет дыханием. Казалось, она всецело сосредоточена на вдохах и выдохах.

Я сидел, поджав ноги, опираясь локтями о колени и положив на ладонь подбородок. Было очень тепло, прикосновение солнца странно ощущалось на коже, уже привыкшей к дождю, луг по-прежнему был прекрасен, но все это служило лишь фоном. Иначе и быть не могло. Только теперь я понял, что такое истинная красота.

Губы Эдит шевелились, переливаясь на свету… почти дрожали. Мне подумалось, что она говорит, только очень тихо и быстро.

– Ты… что-то сказала? – спросил я шепотом. Сидя рядом с ней и глядя, как она сияет, я испытывал острую потребность в тишине. И благоговейный трепет.

– Просто пою про себя, – пробормотала она. – Чтобы успокоиться.

Долгое время мы сохраняли неподвижность – шевелились лишь ее губы, но пела она слишком тихо, и я ничего не слышал. Наверное, прошел час, а может, и больше. Мало-помалу напряжение, причин которого я никак не мог понять, рассеялось, улетучилось, и его место заняла почти сонная умиротворенность. Всякий раз, когда мне требовалось сменить позу, я придвигался к Эдит еще ближе.

Я наклонился над ней, вглядываясь в ее руку в попытках рассмотреть алмазные грани на гладкой коже. Потом, не задумываясь, провел пальцем по тыльной стороне ладони, вновь ощутив трепет от соприкосновения с атласной кожей, прохладной, как камень. В этот момент я почувствовал, что она смотрит на меня, и замер, не убирая палец.

Ее глаза были спокойными, она улыбалась.

– Тебе по-прежнему не страшно?

– Ничуть. Извини.

Она улыбнулась шире. Зубы сверкнули на солнце.

Я придвинулся еще ближе, протянул руку и попытался обвести контуры ее предплечья кончиками пальцев. И заметил, что мои пальцы дрожат. Она снова закрыла глаза.

– Не возражаешь? – спросил я.

– Нет. Ты и представить не можешь, что это за ощущения.

Я легко провел ладонью по ее тонкой руке, проследовал по рисунку голубоватых вен на сгибе локтя. Потом потянулся, чтобы перевернуть кисть. Догадавшись, чего я хочу, она сама повернула ее ладонью вверх так быстро, что я и глазом моргнуть не успел. Мои пальцы замерли.

– Извини, – пробормотала она и улыбнулась: обычно из нас двоих извинялся я. Ее веки снова опустились. – С тобой слишком легко быть самой собой.

Я поднял ее кисть и принялся поворачивать, глядя, как ладонь блестит и переливается на солнце. Потом поднес ближе к лицу, опять стараясь разглядеть алмазные грани.

– Расскажи, о чем ты думаешь, – шепнула она, снова глядя на меня непривычно светлыми глазами. Оттенка светлого меда. – До сих пор не могу привыкнуть, что я этого не знаю.

– Между прочим, остальные все время живут с тем же ощущением.

– Тяжело так жить, – заметила она с тоскливой ноткой в голосе. – Но ты так и не ответил.

– Хотел бы я знать, о чем думаешь ты, и…

– И?

– Хотел бы поверить, что ты не сон. Но я боюсь…

– Не хочу, чтобы ты боялся, – тихо прошептала она. Мы оба поняли, чего она не договорила: что мне незачем бояться, что бояться тут нечего.

– Я имел в виду не тот страх.

Она быстро села, опираясь на правую руку. Ее левую ладонь по-прежнему держал в руках я. Ангельское лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего. Я должен был отстраниться. Обязан вспомнить об осторожности.

Взгляд медовых глаз обжигал.

– Тогда чего же ты боишься? – прошептала она.

Ответить я не мог. Как когда-то однажды, я ощущал ее сладкое прохладное дыхание на своем лице. Не задумываясь, я машинально придвинулся ближе, вдыхая его.

И она отпрянула, вырвав руку из моих пальцев. К тому времени, как мое зрение сфокусировалось, она уже стояла в двадцати шагах от меня, на краю луга, в тени огромной ели. И смотрела на меня потемневшими глазами на непроницаемом лице.

Я буквально чувствовал, как потрясение отразилось на моем лице. В руках ощущалось жжение.

– Эдит, я… прошу прощения, – я говорил шепотом, зная, что она услышит.

– Дай мне время, – отозвалась она громче, с расчетом на мой менее чуткий слух.

Я застыл неподвижно.

Прошло десять бесконечно длинных секунд, и Эдит с несвойственной ей медлительностью вернулась. Она остановилась в нескольких шагах и грациозно опустилась на траву, скрестив ноги. Все это время она не сводила с меня глаз. Наконец она сделала два глубоких вдоха и виновато улыбнулась.

– Это я прошу прощения, – она помедлила. – Ты понял бы, что я имею в виду, если бы я сказала, что ничто человеческое мне не чуждо?

Я коротко кивнул, не сумев улыбнуться ее шутке. Постепенно я начинал понимать, что чуть было не произошло, и кровь забурлила от адреналина. Даже со своего места Эдит уловила этот запах. Ее улыбка стала насмешливой.

– Я же самый совершенный хищник на земле, так? Мой голос, мое лицо, даже мой запах – все во мне притягивает тебя. Как будто я без этого не обойдусь!

Она вдруг превратилась в размытую молнию. Я моргнул, и она исчезла, и сразу появилась под тем же деревом, как и прежде, обежав луг за полсекунды.

– Как будто ты мог бы убежать от меня, – горько усмехнулась она.

Подпрыгнув метров на пять, она ухватилась за ветку толщиной в полметра и без малейших усилий отломила ее от ствола. В тот же миг она снова очутилась на земле и взвесила свое гигантское узловатое копье на одной руке. И с ошеломляющей быстротой, действуя одной рукой, обрушила, как биту, на то же самое дерево, от которого только что отломила его.

С оглушительным треском дерево и ветка разломились пополам.

Еще до того, как я вздрогнул и попятился, а сломанное дерево коснулось земли, Эдит уже снова стояла передо мной на расстоянии двух шагов, неподвижная, как статуя.

– Как будто ты стал бы отбиваться, – тихо произнесла она.

За ее спиной эхом разнесся треск сломанного дерева.

Еще ни разу я не видел ее без маски цивилизованности. Никогда еще она не была настолько непохожей на человека… и более прекрасной. Я сидел на месте, как птица, загипнотизированная взглядом змеи.

В ее изумительных глазах вспыхнуло возбуждение. И погасло, не прошло и нескольких секунд. Казалось, она вот-вот заплачет, и я поспешил подняться на колени и протянуть к ней руку.

Она вскинула ладонь, останавливая меня.

– Подожди.

Я опять застыл.

Она сделала шаг в мою сторону.

– Не бойся, – пробормотала она, и нежный голос вопреки ее воле вновь зазвучал обольстительно. – Я обещаю… – она помолчала. – Я клянусь, что не причиню тебе вреда. – Казалось, она силится убедить не столько меня, сколько саму себя. – Тебе незачем бояться, – шепотом повторила она, нарочито медленно подступая еще ближе. Остановившись на расстоянии шага, она коснулась рукой моей руки, вытянутой вперед. Я обхватил ее пальцами.

– Пожалуйста, прости меня, – учтиво и чинно попросила она. – Я в состоянии владеть собой. Просто ты застал меня врасплох. Но я уже исправилась.

Она ждала моего ответа, но я стоял перед ней на коленях молча, пытаясь собраться с мыслями.

– Честное слово, сегодня жажда меня совсем не мучает. – Она подмигнула.

Я невольно рассмеялся, но смех получился срывающийся и напряженный.

– Все хорошо? – спросила она, медленно и робко потянулась и накрыла мою руку своей.

Я посмотрел на эту гладкую мраморную руку, потом в глаза Эдит – ласковые, полные раскаяния. И все еще опечаленные.

Улыбнуться я постарался так широко, что у меня заныли щеки. Ответом мне стала ослепительная улыбка Эдит.

Нарочито неторопливо и плавно она опустилась на траву, подогнув ноги. Я неуклюже повторил ее движение, и вскоре мы уже сидели лицом друг к другу, соприкасаясь коленями и держась за руки.

– Итак, на чем мы остановились до того, как я повела себя так грубо?

– Честное слово, не помню.

– Кажется, мы говорили о причинах твоей боязни, кроме вполне очевидных.

– А-а, да.

– Ну так как же?

Я посмотрел на наши руки и повернул свою так, чтобы свет падал на ее пальцы.

– Как же я легко раздражаюсь, – вздохнула она.

Я заглянул ей в глаза и вдруг понял: все это для нее настолько же ново, как и для меня. Несмотря на многолетний невообразимый опыт до встречи со мной, ей так же трудно, как мне. Эта мысль придала мне смелости.

– Мне страшно потому, что… по вполне понятным причинам я не смогу остаться с тобой, ведь так? А еще потому, что остаться с тобой мне хочется, и гораздо больше, чем следовало бы.

– Да, – медленно подтвердила она, – желание быть со мной определенно не в твоих интересах.

Я нахмурился.

– Мне следовало уйти в первый же день и никогда не возвращаться. Или сделать это прямо сейчас, – она покачала головой. – Тогда это было возможно, но теперь я не знаю, смогу ли я.

– Не надо. Пожалуйста.

Ее лицо стало слегка сердитым.

– Не беспокойся: я закоренелая эгоистка. И слишком жажду твоего общества.

– Вот и хорошо!

Она уставилась на меня в упор, осторожно высвободила руки и скрестила их на груди. Когда она вновь заговорила, голос звучал резко.

– Не забывай: я жажду не только твоего общества. Никогда не забывай, что для тебя я опаснее, чем для кого бы то ни было, – она устремила невидящий взгляд в глубину леса.

Я задумался.

– Кажется, я не совсем понял твои последние слова.

Она повернулась ко мне и улыбнулась, ее непредсказуемое настроение опять переменилось.

– Как бы это объяснить? И при этом не напугать тебя?

Словно забывшись, она снова вложила руку в мои пальцы, и я крепко сжал ее. Она смотрела на наши руки.

– Удивительно приятное оно, это тепло.

Вскоре она собралась с мыслями.

– Ты ведь знаешь, что вкусы бывают разными? – начала она. – Что одни любят шоколадное мороженое, а другие – клубничное?

Я кивнул.

– Извини за аналогию с едой, другого способа объяснить я не придумала.

Я усмехнулся, она ответила мне печальной усмешкой.

– Понимаешь, все люди пахнут по-разному, у каждого свой аромат… Если запереть алкоголичку в комнате, где полным-полно выдохшегося пива, она охотно выпьет его. Однако при желании она легко воздержалась бы, если бы уже исцелилась от алкоголизма. А теперь представь, что в ту же комнату поставили стакан бренди столетней выдержки, лучшего, редчайшего коньяка, и он наполнил комнату своим теплым ароматом. Как, по-твоему, тогда поступит та же алкоголичка?

Мы молча сидели лицом к лицу, смотрели друг другу в глаза и пытались прочитать мысли.

Она нарушила молчание первой.

– Возможно, сравнение неудачное. Возможно, перед бренди слишком легко устоять. И мне, наверное, следовало бы сделать нашу алкоголичку героиновой наркоманкой.

– То есть я для тебя – что-то вроде героина? – пошутил я, чтобы разрядить обстановку.

Она мимолетно улыбнулась и, кажется, оценила мои старания.

– Да, именно так.

– И часто такое случается? – спросил я.

Обдумывая ответ, она засмотрелась на верхушки деревьев.

– Я говорила об этом с сестрами, – она по-прежнему глядела вдаль. – Для Джессамин все вы, в сущности, одинаковы. В нашей семье она появилась позже всех, воздержание вообще дается ей с трудом. У нее пока не развилась чувствительность к разнице запахов и вкусов. – Ее лицо стало виноватым, она бросила на меня быстрый взгляд. – Извини.

– Ничего. Послушай, не надо бояться оскорбить меня, напугать и так далее. Я понимаю: ты так устроена. Я все понимаю – или, по крайней мере, стараюсь понять. Просто объясни, как сможешь.

Она глубоко вздохнула и опять засмотрелась вдаль.

– Поэтому Джессамин не уверена, что вообще когда-нибудь встретит того, кто окажется таким же… – она замялась, подыскивая верное слово, – …притягательным для нее, как ты для меня.

Она снова отвернулась.

– Эл пробыла в завязке, если так можно выразиться, гораздо дольше, и она меня поняла. С ней такое случалось дважды, один раз тяга была сильнее, второй – слабее.

– А с тобой?

– Раньше – никогда.

Мы снова уставились друг другу в глаза. На этот раз паузу прервал я.

– И что же сделала Элинор?

Спрашивать об этом не стоило. Эдит вздрогнула, ее лицо вдруг исказилось страданием. Я ждал, но она молчала.

– Ладно, похоже, вопрос был глупый.

Эдит подняла на меня глаза, умоляющие понять ее.

– Даже самый сильный может сорваться, разве не так?

– И ты… просишь у меня разрешения? – выговорил я. По спине прошел холодок, но замерзшие руки были здесь ни при чем.

От потрясения ее глаза стали огромными.

– Нет!

– Но ты же говоришь, что надежды нет, верно?

Я понимал, что это ненормально – так равнодушно думать о смерти. Тем более что никакой я не храбрец. Просто другой выбор я бы все равно не сделал, даже если бы с самого начала знал, чем все кончится.

Лицо Эдит казалось сердитым, но вряд ли она сердилась на меня.

– Разумеется, надежда есть. И я, конечно, не стану… – она не договорила, ее глаза горели так, словно в буквальном смысле обжигали меня. – Но ведь мы – другое дело. Эл… не была знакома с теми людьми. И потом, это случилось давно. В то время она еще не была такой опытной и осторожной, как сейчас. Сдерживаться ей всегда удавалось хуже, чем мне.

Она умолкла, не сводя с меня внимательных глаз.

– Значит, если бы мы встретились… ну, не знаю – в темном переулке или еще где-нибудь…

– Мне понадобилось напряжение всех моих сил, все до единого годы тренировок, чтобы не вскочить в тот день прямо посреди класса, полного народу, и не… – она внезапно умолкла и отвернулась. – Карин потратила столько усилий, чтобы мы могли относительно нормально жить среди людей, но когда ты прошел мимо меня, я чуть было не свела на нет все ее старания. Если бы я не сдерживала свою жажду последние… в общем, много лет подряд, я не сумела бы обуздать себя.

Она мрачно посмотрела на меня, и на нас обоих накатили воспоминания.

– Ты, наверное, решил, что я сорвалась с цепи.

– Но не мог понять, почему. С чего вдруг ты так сразу возненавидела меня.

– Ты казался мне чем-то вроде демона, вызванного прямиком из моего персонального ада, чтобы погубить меня. Аромат, исходящий от твоей кожи… Я думала, он в первый же день сведет меня с ума. За единственный час я придумала сотни самых разных способов выманить тебя из класса, застать одного в каком-нибудь темном углу… И отметала их один за другим, думая о своих близких и о том, как это будет низко по отношению к ним. Мне пришлось спасаться бегством, улепетывать, пока я не произнесла слова, которые заставили бы тебя следовать за мной…

Она подняла голову, взгляд золотистых глаз из-под ресниц был завораживающим и убийственным.

– И ты подчинился бы, – заверила она.

– Не сомневаюсь.

Она нахмурилась, глядя на наши соединенные руки.

– А потом, когда я попробовала изменить свое расписание уроков в бессмысленной попытке избежать встреч с тобой, ты пришел туда же, и в этой тесной душной комнатке твой запах привел меня в исступление. В тот раз я чуть было не завладела тобой. Из посторонних там находился всего один слабый человек – справиться с ним оказалось бы проще простого.

Странно было вновь видеть собственные воспоминания, но на этот раз с чужими пояснениями. И впервые сознавать, что все это значило, понимать, какая опасность прошла стороной. Бедный мистер Коуп. Я вздрогнул при мысли о том, как близка была его смерть, невольным виновником которой я чуть было не стал.

– Но я устояла. Не знаю, как. Я заставила себя не ждать тебя и не преследовать по пути из школы. Снаружи, где я уже не чуяла твой запах, мне стало легче – мысли прояснились, я нашла верное решение. Я высадила остальных возле дома – мне было слишком стыдно признаваться им в своей слабости, и они поняли только, что случилась беда, – и направилась прямиком в больницу к Карин, сообщить, что я уезжаю.

Я изумленно уставился на нее.

– Мы с Карин поменялись машинами – у нее был полный бак, а мне не хотелось останавливаться в пути. Заезжать домой я не осмелилась, чтобы не встречаться с Эрнестом. Он не отпустил бы меня без боя. И попытался бы убедить, что уезжать не обязательно…

– К следующему утру я уже была на Аляске. – Голос Эдит звучал пристыженно, словно она признавалась в непростительной трусости. – Там я провела два дня у давних знакомых… и все это время тосковала по дому. Было больно думать, что я расстроила Эрнеста и остальных, свою приемную семью. На чистом горном воздухе с трудом верилось, что ты – настолько непреодолимое искушение. Я убедила себя, что этот побег – малодушие. Мне и прежде случалось бороться с соблазнами, не настолько сильными, конечно, но и мне силы не занимать. Да кто ты такой, жалкий мальчишка, – она вдруг усмехнулась, – чтобы сгонять меня с места, которое мне так нравится? Ах, смертный грех гордыни! – она тряхнула головой. – И я вернулась…

Я не мог издать ни звука.

– Я приняла меры: поохотилась и насытилась на всякий случай, прежде чем снова увидеться с тобой. И нисколько не сомневалась, что моей силы хватит, чтобы относиться к тебе, как к любому другому человеку. Оказалось, я переоценила свои возможности.

Безусловно, положение осложняло и то, что я не могла читать твои мысли и понять, как ты ко мне относишься. Я не привыкла действовать в обход, иначе говоря, подслушивать твои слова в голове Джереми… Мыслит он шаблонно, неприятно опускаться до такого уровня. Вдобавок я не знала, действительно ли ты говоришь то, что думаешь, или то, что хотят услышать от тебя окружающие. Все это страшно раздражало, – вспомнив об этом, она нахмурилась.

Я хотела, чтобы ты по возможности забыл, как я вела себя в первый день, поэтому я старалась общаться с тобой так же, как с любым другим человеком. Вообще-то даже усерднее, чем с любым другим, в надежде разобраться хотя бы в некоторых твоих мыслях. Но ты оказался интересным, разговором с тобой я увлеклась… и от каждого движения воздуха меня ошеломлял все тот же запах…

Ну, а потом тебя чуть не задавили у меня на глазах. Позднее я придумала идеальное оправдание своим действиям в тот момент: если бы я не спасла тебя, твоя кровь растеклась бы прямо передо мной, и тогда я не сдержалась бы и выдала нас всех. Но это оправдание я нашла позднее. А в тот момент я думала лишь об одном: «Только не его!»

Она закрыла глаза, на ее лице проступила мучительная боль. Долгую минуту она молчала. Я с нетерпением ждал, хотя, пожалуй, моя реакция была не самой осмысленной. Но все равно я испытал облегчение, наконец-то выяснив, как выглядела вся эта история с точки зрения Эдит.

– А в больнице? – спросил я.

Она открыла вспыхнувшие глаза.

– Я пришла в ужас. Не могла поверить, что все-таки подвергла опасности всех нас, по своей воле очутилась в твоей власти – не чьей-нибудь, а твоей! Как будто мне требовалась еще одна причина, чтобы убить тебя, – вырвавшееся слово заставило нас обоих вздрогнуть, и она быстро продолжала: – Но эта катастрофа оказала обратное действие. Я разругалась с Ройалом, Эл и Джессамин, которые считали, что сейчас самое время… так яростно мы еще никогда не ссорились. Но Карин встала на мою сторону, как и Арчи, – произнося имя брата, она поморщилась. Я так и не понял, почему. – А Эрнест сказал: действуй по обстоятельствам, только не уезжай. – Она покачала головой, легкая снисходительная улыбка скользнула по ее губам.

Весь следующий день я читала мысли каждого, с кем ты разговаривал, и с изумлением выяснила, что ты держишь слово. Я никак не могла понять тебя. Зато убедилась, что связана с тобой как нельзя более прочными узами. И сделала все возможное, чтобы оставаться как можно дальше от тебя. Но каждый день аромат твоей кожи, твоего дыхания… становился для меня таким же потрясением, как в самый первый раз.

Она снова посмотрела на меня глазами, полными удивительной нежности.

– И все-таки, – продолжала она, – было бы лучше, даже если бы я выдала всех нас в первую же минуту, чем если бы теперь, здесь, когда вокруг нет свидетелей и меня ничто не останавливает, я причинила тебе вред.

– Почему?

– Ах, Бо… – она коснулась моей скулы кончиками пальцев. От этого легкого прикосновения меня охватил трепет. – Бо, мне было бы незачем жить, если бы я навредила тебе. Ты не представляешь, как это мучает меня, – она вновь смутилась и опустила голову. – Как подумаю, что ты лежишь неподвижный, белый, холодный… и больше я никогда не увижу, как ты краснеешь, не увижу блеск озарения в твоих глазах, когда ты разгадываешь мои отговорки… это невыносимо, – она устремила на меня взгляд прекрасных измученных глаз. – Теперь у меня нет ничего дороже тебя. Ты – самое важное, что только есть в моей жизни.

У меня кружилась голова от стремительных перемен в разговоре. Всего несколько минут назад мы, если я не ошибся, говорили о моей неминуемой смерти, а теперь вдруг перешли на признания.

Я крепче сжал ее руку и заглянул в золотистые глаза.

– Мои чувства ты уже знаешь. Я здесь потому, что мне легче умереть, чем жить без тебя. – Я вдруг понял, насколько пафосно это звучит. – Прости, я кретин.

– Ты кретин, – со смехом согласилась она, и я засмеялся вместе с ней.

– Вот пума и влюбилась в ягненка… – пробормотала Эдит. Меня снова пронзил электрический разряд.

Я попытался скрыть свою реакцию.

– Глупый ягненок.

Она вздохнула.

– А пума – больная на голову мазохистка.

Долгое время она молча смотрела в сторону леса, а я гадал, о чем она думает.

– Но почему… – начал я и умолк, не зная, как продолжить.

Она повернулась ко мне и улыбнулась, солнце заиграло на ее лице.

– Да?

– Скажи, почему ты убежала от меня – здесь, на поляне?

Ее улыбка погасла.

– Ты знаешь, почему.

– Нет, я о другом: что такого я сделал? Я хочу знать, что я должен делать, чтобы тебе было легче, выяснить, что можно и чего нельзя. Вот это, например, – я провел большим пальцем по ее запястью, – кажется, можно.

– Ничего такого ты не сделал, Бо. Во всем виновата я.

– Но я хочу помочь.

– В таком случае… – она на минуту задумалась. – Просто ты находился слишком близко. Большинство людей инстинктивно сторонится нас, вот я и не ожидала, что ты настолько приблизишься. А еще – запах твоего горла… – она осеклась и присмотрелась ко мне, пытаясь понять, не встревожила ли меня.

– Ясно, – я опустил голову и прижал подбородок к шее, прикрывая ее. – Ну вот, горла не видно.

Эдит усмехнулась.

– Да нет, дело скорее в том, что это было слишком неожиданно.

Она подняла свободную руку и легко приложила ее сбоку к моей шее. Я сидел тихо, понимая, что озноб от ее прикосновения должен был стать естественным предостережением об опасности, и гадая, почему я не чувствую страха. Мной владели совсем другие чувства.

– Видишь? – произнесла она. – Все прекрасно.

Моя кровь бурлила, и я жалел, что не могу приказать ей течь помедленнее: мне казалось, труднее всего Эдит слышать глухой отзвук пульса в моих жилах.

– Мне нравится, – шепнула она и мягко высвободила другую руку. Я безвольно уронил руки на колени. Она бережно провела по моей горящей щеке, потом взяла мое лицо в свои маленькие, прохладные ладошки.

– Не шевелись, – шепотом попросила она.

Меня словно парализовало, когда она вдруг склонилась ко мне и прижалась щекой к моей груди, слушая сердце. Сквозь тонкую рубашку я чувствовал ледяной холод ее кожи. С намеренной медлительностью ее руки прошлись по моим плечам, обвили шею, обняли меня. Я слушал ее ровное и осторожное дыхание, звучащее как будто в такт моему сердцу. Один вдох на три удара, один выдох на следующие три.

У нее вырвался тихий возглас.

Не знаю, сколько мы просидели неподвижно. Может, несколько часов. Постепенно мое сердце угомонилось. Я понимал, что в любой момент ощущения могут стать невыносимыми для Эдит, и тогда моя жизнь оборвется – так быстро, что я, наверное, даже не замечу. И все-таки не боялся. Я не мог думать ни о чем, кроме ее прикосновений.

А потом она разжала объятия и отстранилась – пожалуй, слишком рано. Ее взгляд снова стал умиротворенным.

– В следующий раз будет легче, – довольно объявила она.

– А сейчас тебе было очень трудно?

– Легче, чем мне представлялось. А тебе?

– Было ничего… для меня.

Мы улыбнулись друг другу.

– Вот, – она взяла мою ладонь – свободно, легко, даже не задумываясь, – и приложила ее к своей щеке. – Чувствуешь, как ты меня согрел?

Она и вправду была почти теплой, ее обычно ледяная кожа. Но я лишь мимоходом отметил это – ведь я наконец коснулся ее лица, о чем мечтал почти непрестанно с тех пор, как впервые увидел ее.

– Не шевелись, – шепнул я.

Никто не способен хранить неподвижность лучше вампира. Она закрыла глаза и превратилась в статую.

Двигаясь еще медленнее, чем ранее она, стараясь не сделать ни одного неожиданного движения, я погладил ее по щеке, кончиками пальцев коснулся закрытых сиреневых век, теней во впадинках под глазами. Обвел идеально очерченный нос и очень бережно – безупречные губы. От моих прикосновений они раскрылись, и я ощутил на пальцах ее прохладное дыхание. Хотелось прильнуть к ней, вдохнуть ее запах, но я понимал, что это будет чересчур. Если она способна владеть собой, то и я смогу, пусть и в меньшей степени.

Каждое мое движение было нарочито медленным, чтобы Эдит успевала предвидеть его заранее. Я провел ладонями по обеим сторонам ее стройной шеи, остановил руки на ее плечах, обвел большими пальцами изгиб немыслимо хрупких ключиц.

Во многих отношениях она оказалась гораздо сильнее меня. Я утратил власть над собственными руками, едва они соскользнули с ее плеч и приблизились к острым лопаткам. Не сдержавшись, я обнял ее и крепко прижал к груди. Мои руки скрестились у нее за спиной, спустились ниже, к талии.

Она приникла ко мне, но это было ее единственное движение. Ее дыхания я не слышал.

Значит, времени у меня в обрез.

Я наклонился, на долгую секунду уткнулся лицом в ее волосы и глубоко вдохнул ее запах. Потом заставил себя разжать руки, отпустить ее и отстраниться. Одна рука отказалась подчиниться, скользнула по ее руке и остановилась на талии.

– Извини, – выговорил я.

Эдит открыла голодные глаза. Но страха я не ощутил, только желудок глубоко внутри сжался и сердце вновь заколотилось.

– Если бы только… – прошептала она, – если бы ты почувствовал… как сложно и запутанно то, что… чувствую я. Тогда ты понял бы.

Она поднесла руку к моему лицу, провела пальцами по волосам.

– Объясни, – задыхаясь, попросил я.

– Вряд ли я смогу. Понимаешь, с одной стороны, голод – или жажда, – вот то, что я чувствую по отношению к тебе. Думаю, отчасти ты меня понимаешь. Хотя, – на ее лице возникла полуулыбка, – поскольку у тебя нет зависимости ни от каких запрещенных наркотиков, вряд ли ты можешь полностью проникнуться этими чувствами.

– Но… – она легонько коснулась пальцами моих губ, и мое сердце снова дрогнуло, – у меня есть и другие желания, другой голод, которого я даже сама не понимаю.

– Я понимаю это лучше, чем ты думаешь.

– А я не привыкла к настолько человеческим чувствам. Это всегда так бывает?

– Со мной? – я помолчал. – Нет, еще ни разу не было. Никогда прежде.

Она взяла мое лицо в ладони.

– Не представляю, как это – быть рядом с тобой, – призналась она. – Не знаю, получится ли у меня.

Я накрыл ладонью ее руку, медленно наклонился и коснулся лбом ее лба.

– Этого достаточно, – вздохнул я и закрыл глаза.

Так мы сидели некоторое время, потом она запустила пальцы в мои волосы. Запрокинув голову, она дотронулась губами до моего лба. Мое сердце вновь понеслось сбивчивым галопом.

– У тебя получается гораздо лучше, чем ты считаешь, – заметил я, когда снова смог говорить.

Она отстранилась и снова взяла меня за руки.

– Я родилась с человеческими инстинктами. Хоть они и запрятаны глубоко, они во мне все-таки есть.

Не знаю, как долго мы смотрели друг другу в глаза; мне показалось, что шевелиться Эдит не хочется так же, как и мне. Но дневной свет уже тускнел, тени деревьев удлинялись, подбираясь к нам.

– Тебе пора.

– А я думал, мои мысли ты не читаешь.

Она улыбнулась.

– Учусь понемногу.

Внезапно ее глаза возбужденно вспыхнули.

– Можно, я покажу тебе кое-что? – спросила она.

– Конечно.

Она усмехнулась.

– Знаешь способ вернуться к пикапу гораздо быстрее?

Я настороженно смотрел на нее.

– Неужели не хочешь узнать, как я обычно передвигаюсь по лесу? – допытывалась она. – Не бойся, это совершенно безопасно.

– Ты… превратишься в летучую мышь?

Она покатилась со смеху.

– Вот такого я еще не слышала!

– Да быть того не может.

Она стремительно вскочила, подала мне руку, и я тоже рывком встал. Повернувшись ко мне спиной, она посмотрела на меня через плечо.

– Полезай ко мне на спину.

Я заморгал.

– А?..

– Да не трусь ты, Бо! Обещаю, больно не будет.

Она стояла, подставляя мне спину, и, кажется, не шутила.

– Эдит, но я… послушай, но как?!

Она повернулась ко мне и подняла бровь.

– Тебя что, никогда не катали на закорках?

Я пожал плечами.

– Катали, конечно, но…

– Ну и в чем тогда дело?

– Просто… ты такая маленькая.

Она раздраженно фыркнула и вдруг исчезла, только ветер поднялся на ее пути. Секунду спустя она вернулась с валуном в руке.

С самым настоящим валуном. Наверное, выворотила его из земли, потому что нижняя половина валуна была облеплена землей и паутиной грязных корней. Поставленный на землю, этот валун, пожалуй, доходил ей до пояса. Она склонила голову набок.

– Да нет, я не об этом. Я же не говорю, что тебе не хватит сил…

Не поворачиваясь, она легко зашвырнула валун через плечо. Он улетел далеко за пределы опушки и грохотом рухнул на землю, ломая ветки.

– С этим все ясно, – продолжал я. – Но… разве я помещусь?

Я перевел взгляд со своих не в меру длинных ног на ее хрупкую фигурку.

Она снова подставила спину.

– Доверься мне.

Чувствуя себя самым неуклюжим кретином в истории человечества, я нерешительно обхватил руками ее шею.

– Ну давай же, – недовольно поторопила она, завела руку за спину, схватила меня за ногу и заставила закинуть колено ей на бедро.

– Стой!

Но она уже водрузила к себе на бедро мою вторую ногу, и вместо того, чтобы рухнуть ничком, легко удержала меня на весу. Потом передвинула мои ноги поудобнее, сложила их вокруг своей талии. Мое лицо пылало, я понимал, что выгляжу как горилла верхом на борзой.

– А я тебя не раздавлю?

– Господи, Бо!

Несмотря на всю ситуацию, я ни на минуту не забывал, что крепко обнимаю руками и ногами ее тонкое тело.

Удивив меня, она вдруг схватила мою руку, прижала ладонью к своему лицу и глубоко вздохнула.

– С каждым разом все легче, – сказала она.

И бросилась бежать.

Так я впервые за свою жизнь перепугался до смерти. Пришел в ужас.

Она неслась сквозь лес как пуля, как призрак. Ни звука, ни еще какого-нибудь признака, что ее ноги касаются земли. Дыхание не участилось, ничто не указывало, что она прилагает усилия. Но деревья пролетали мимо с головокружительной скоростью, и мы всякий раз чудом успевали избежать столкновения с ними.

Я слишком перепугался, чтобы закрыть глаза, хотя лесной воздух, бьющий мне в лицо, обжигал их. Чувствовал я себя так, как будто сдуру прямо во время полета высунулся в иллюминатор.

И вдруг все кончилось. До любимого луга Эдит сегодня утром мы добирались несколько часов, а обратно к пикапу вернулись за считаные минуты – нет, секунды.

– Бодрит, правда? – Голос Эдит возбужденно звенел.

Она стояла неподвижно, ожидая, когда я расплету ноги и слезу. Я попытался, но мышцы отказались подчиняться. Руками и ногами я по-прежнему цеплялся за Эдит, голова противно кружилась.

– Бо? – она встревожилась.

– Кажется, мне надо прилечь, – еле выговорил я.

– Ой, извини.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, как разжать пальцы. А потом руки-ноги вдруг разжались одновременно, и я съехал со спины Эдит, пошатнулся, потерял равновесие и на этот раз упал окончательно.

Сдерживая смех, она протянула руку, но я отказался хвататься за нее. Я сел, подтянул колени к груди и опустил голову между ними. В ушах звенело, от головокружения началась тошнота.

Прохладная ладонь легла мне на затылок. Стало полегче.

– Видимо, затея была неудачная, – задумчиво произнесла Эдит.

Я держался, но голос звучал слабо.

– Нет, что ты, было очень интересно.

– Ха! Да ты белый, как призрак, – нет, ты белый, как я!

– Наверное, надо было закрыть глаза.

– Не забудь в следующий раз.

Я вздрогнул и вскинул голову.

– В следующий раз?

Она рассмеялась, по-прежнему в превосходном настроении.

– Воображала, – проворчал я и снова сунул голову между коленями.

Прошло полминуты, и все вокруг наконец перестало медленно вращаться.

– Посмотри на меня, Бо.

Я поднял голову и увидел прямо перед собой ее лицо. Эта красота потрясала, как неожиданный удар. Вряд ли я к ней привыкну.

– Пока я бежала, я думала…

– Надеюсь, о том, как бы не врезаться в дерево, – задыхаясь, перебил я.

– Глупый Бо! Бег – моя вторая натура, о таких вещах мне задумываться незачем.

– Воображала, – повторил я.

Она улыбнулась.

– А думала я о том, что мне хотелось бы попробовать.

И она снова взяла мое лицо в обе ладони.

У меня перехватило дыхание.

Она колебалась. Как будто испытывала себя, хотела убедиться, что опасности нет и что она по-прежнему владеет собой.

А потом ее холодные идеальные губы легко дотронулись до моих губ.

К чему оказались не готовы мы оба, так это к моей реакции.

Кровь закипела у меня под кожей, обожгла губы. Дыхание участилось, я запустил пальцы в ее волосы и притянул ее голову к себе. Мои губы раскрылись, я жадно втянул ее дурманящий аромат.

И сразу же заметил, как под моими губами она превратилась в бесчувственный камень. Ее руки бережно, но решительно отодвинули меня. Открыв глаза, я увидел ее лицо.

– Ох… – вырвалось у меня.

– Не то слово.

Ее взгляд был диким, она изо всех сил сжимала челюсти. Наши лица по-прежнему находились на расстоянии нескольких сантиметров одно от другого, мои пальцы запутались в ее волосах.

– Может, мне?.. – я попытался высвободиться и отстраниться.

Но она не отпустила меня.

– Ничего, терпимо. Подожди минутку, пожалуйста, – голос был учтивым и сдержанным.

Я смотрел в ее глаза, отмечая, как гаснет их возбужденный блеск.

Эдит усмехнулась, явно довольная собой.

– Вот так!

– Терпимо? – спросил я.

Она засмеялась.

– Я сильнее, чем думала. Приятно сознавать.

– А вот я нет. Извини.

– Ты же всего лишь человек.

Я вздохнул.

– Ага.

Она высвободила мои пальцы из волос и поднялась на ноги плавно, почти неуловимо быстро. На этот раз я взялся за ее протянутую руку и тоже встал. Без поддержки мне было не обойтись: чувство равновесия ко мне пока что не вернулось. Я пошатнулся, как только попробовал сделать шаг в сторону.

– Голова все еще кружится? От бега или моего искусного поцелуя?

Она засмеялась легко и беззаботно, совсем по-человечески, – стала новой Эдит, не похожей на ту, которую я знал раньше. И этим окончательно вскружила мне голову. Теперь любая разлука с ней грозила мне физической болью.

– От всего сразу.

– Пожалуй, тебе стоит пустить меня за руль.

– Ну уж нет, машину я поведу сам.

– Я вожу лучше, чем ты, даже когда с тобой все в порядке, – заявила она. – У тебя слишком замедленная реакция.

– Пусть так, но твое вождение не выдержат ни мои нервы, ни мой пикап.

– Пожалуйста, доверяй мне хоть немного, Бо.

Я сунул руку в карман и крепко сжал ключ в кулаке. Потом сделал вид, что размышляю, и со сдержанной усмешкой покачал головой.

– Не-а. Ни за что.

Она удивленно подняла брови, схватила меня за тенниску и дернула к себе. Я чуть не повалился на нее, пришлось схватиться за ее плечо, чтобы не упасть.

– Бо, я уже потратила немало сил, чтобы ты остался в живых. И я не дам тебе сесть за руль, потому что ты даже на ногах не стоишь. Друг ни за что не позволит другу сесть за руль в нетрезвом состоянии.

– В нетрезвом состоянии? – переспросил я.

Она привстала на цыпочки, подняв голову и приблизив ко мне лицо. Я ощутил невыносимо сладкий аромат ее дыхания.

– Тебя опьяняет мое присутствие.

– И ведь не поспоришь, – вздохнул я. Деваться некуда, я не мог ей ни в чем отказать. Я поднял руку и разжал пальцы, роняя ключ; Эдит с молниеносной быстротой выбросила руку вперед и беззвучно поймала его. – Только полегче, моему пикапу давно пора на пенсию.

– Логично.

Она отпустила мою тенниску и нырнула у меня под рукой.

– А на тебя, значит, мое присутствие не действует? – с досадой спросил я.

Она обернулась, взяла меня за руку и снова приложила ее к своей щеке. Приникла к ней и закрыла глаза. И сделала медленный глубокий вдох.

– А реакция, – наконец шепнула она, открывая глаза и усмехаясь, – у меня все равно лучше.