Книга: Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)
Назад: 8. Порт-Анджелес
Дальше: 10. Расспросы

9. Гипотеза

– Можно еще один вопрос? – запинаясь, спросил я; мне казалось, что Эдит слишком быстро гонит машину по тихой улице.
По правде сказать, я не горел желанием отвечать на ее вопросы.
Она покачала головой.
– Мы же договорились.
– Да это, в сущности, даже не вопрос, – настаивал я. – Просто я хотел бы кое-что уточнить.
Она закатила глаза.
– Только быстро.
– Так вот… ты сказала, что поняла – в книжный я не заходил, а потом направился на юг. Вот мне и захотелось узнать, как ты это определила.
Ответ она обдумывала довольно долго.
– А мне казалось, что мы договорились быть откровенными друг с другом, – заметил я.
Она метнула в меня взгляд, явно означавший «ладно, ты сам напросился».
– Ну хорошо: я следовала за тобой по запаху.
Глядя в окно, я пытался осмыслить сказанное.
– Твоя очередь, Бо.
– Ты так и не ответила на мой второй вопрос.
– Уж будто бы.
– Нет, реально. Как ты читаешь мысли? Ты можешь прочитать мысли любого человека, где бы он ни был? Как ты это делаешь? А остальные в твоей семье?..
В темной машине разговаривать было легче. Уличные фонари остались далеко позади, а в приглушенном свете от приборной доски казалось вероятным все, что угодно, даже самый немыслимый бред.
Кажется, Эдит тоже уловила это ощущение нереальности, словно обыденность отступила на время, оставила нас в этом замкнутом пространстве вдвоем. Почти беспечно она объяснила:
– Нет, читать мысли умею только я. Но не всегда и не у всех. Я должна быть хоть немного знакома с тем, кого пытаюсь прочитать. Чем более знаком мне чей-либо… «голос», тем больше расстояние, с которого я могу расслышать его. Но все равно это расстояние не превышает нескольких километров. – Она помолчала. – Это все равно что находиться в огромном зале, полном людей, которые говорят все разом. Голоса на заднем плане сливаются в гул. Иногда мне удается сосредоточиться на одном из них, но лишь в том случае, если этот человек мыслит ясно.
Так что обычно я отключаюсь от этого гула – порой он здорово отвлекает. И потом, так проще казаться нормальной. Мне постоянно приходится следить за тем, чтобы отвечать не на мысли, а на слова, которые произносит мой собеседник.
– А почему ты не слышишь мои мысли? – полюбопытствовал я.
Она внимательно посмотрела на меня и разочарованно отвернулась. И я вдруг понял: каждый раз, когда она смотрела на меня таким взглядом, она, должно быть, пыталась прочитать мои мысли.
– Не знаю, – наконец пробормотала она. – Возможно, твое сознание отличается от других людей. Как будто ты мыслишь на длинных волнах, а я способна принимать только ультракороткие. – Вдруг развеселившись, она усмехнулась.
– Мои мозги работают неправильно? Значит, я урод? – Ее догадка попала не в бровь, а в глаз. Я всегда подозревал то же самое, и теперь, когда мои предположения подтвердились, расстроился.
– Не знаю, почему ты считаешь себя уродом. – Она рассмеялась. – Ведь голоса в голове у меня, да и то лишь гипотетически… – Ее лицо снова стало непроницаемым. – И мы снова вернулись к разговору о тебе.
Я нахмурился. Как же вести этот разговор?
– Мы договорились быть откровенными друг с другом, – мягко напомнила она.
Пытаясь подобрать слова, я отвел взгляд от ее лица и случайно посмотрел на спидометр.
– Ни хрена себе! – заорал я.
– В чем дело? – удивилась она и огляделась по сторонам, хотя ей следовало смотреть только вперед. Но скорость не сбросила.
– Ты гонишь под сто восемьдесят километров в час! – я все еще кричал.
В панике я бросил взгляд в окно, но было так темно, что я мало что увидел – только длинный лоскут шоссе в голубоватом свете фар. По обе стороны от шоссе высился черный лес, и на скорости, с которой мы неслись, этот лес казался сплошной стеной.
– Успокойся, Бо. – Она закатила глаза, но скорость не сбросила.
– Смерти нашей хочешь?
– Мы не разобьемся.
Я попытался понизить тон.
– Куда ты так спешишь, Эдит?
– Я всегда так езжу. – Она повернулась ко мне и сверкнула улыбкой.
– На дорогу смотри!
– Бо, я ни разу не попадала в аварию, меня даже не штрафовали. – Она усмехнулась и постучала себя по лбу. – У меня здесь антирадар.
– Руль держи, Эдит!
Она вздохнула, и я с облегчением увидел, как стрелка медленно отползла к ста тридцати километрам.
– Доволен?
– Почти.
– Ненавижу ездить медленно, – пробурчала она.
– Это, по-твоему, медленно?
– Довольно разговоров о том, как я вожу машину, – отрезала она. – Я все еще жажду услышать, как ты себе объясняешь все эти странности.
Я заставил себя отвести взгляд с дороги, но не знал, куда теперь смотреть. Пялиться на Эдит было неловко – я понимал, что сейчас мне придется произнести то самое злополучное слово. Наверное, мое беспокойство было слишком явным.
– Я не буду смеяться, – пообещала она.
– Я не этого боюсь.
– Тогда чего же?
– Что ты… рассердишься. И расстроишься.
Она сняла руку с рычага переключения передач и потянулась ко мне – нерешительно, проделав путь всего в несколько сантиметров. Жест-предложение. Я поднял взгляд: убедиться, что правильно понял ее, и увидел в ее глазах мягкий блеск.
– Обо мне не беспокойся, – попросила она. – Я справлюсь.
Я взял ее за руку, она легко обхватила своими пальцами мои всего на секунду, а потом убрала руку обратно на рычаг. Я осторожно накрыл ладонью ее руку, обвел большим пальцем контур запястья. Ее кожа была такой гладкой – нет, не податливой, а гладкой, как атлас.
– Нет ничего страшнее неизвестности, Бо, – прошептала она.
– Извини, я просто не знаю, с чего начать.
Еще одну долгую минуту в машине было тихо, слышалось лишь урчание двигателя и мое сбивчивое дыхание. Как дышит Эдит, я не слышал. Я провел пальцем по краю ее идеальной ладони.
– Попробуй начать с самого начала, – предложила она обычным голосом. Прозаическим и деловитым. – Эту гипотезу тебе подсказала фантазия, или что-то натолкнуло на мысль о ней – может, комиксы или кино?
– Ни то, ни другое, – ответил я. – Но и моя фантазия тут ни при чем.
Она ждала.
– Это случилось в субботу на побережье.
Я рискнул посмотреть ей в лицо. На нем застыло недоумение.
– Там я встретил давнюю знакомую – Джулс, Джули Блэк. Ее мать Бонни дружила с Чарли еще до моего рождения.
Эдит все еще ничего не понимала.
– Бонни – одна из старейшин племени квилетов…
Озадаченное выражение словно приросло к лицу Эдит. Казалось, его сковало льдом. Как ни странно, при этом она стала еще красивее – богиня в сиянии приборной доски. Но в этой красоте осталось еще меньше человеческого.
Она молчала, и мне пришлось продолжить:
– Там была еще одна женщина из племени квилетов – кажется, Сэм. Логан в разговоре упомянул о тебе – хотел поддеть меня, а эта Сэм сказала, что ваша семья в принципе не появляется в резервации, и прозвучало это так, словно она на что-то намекала. Я подумал, что Джулс должна знать, что имела в виду Сэм, и вытащил ее на прогулку. Стал задавать ей наводящие вопросы, и она рассказала мне древнюю квилетскую легенду…
Лицо Эдит по-прежнему было неподвижным, губы едва шевелились.
– Джулс Блэк сказала тебе, кто я? – тихо проговорила она.
Я открыл было рот и снова закрыл его.
– Мне не хочется произносить это слово, – признался я.
– Я тоже не люблю его. – Ее лицо немного потеплело, она опять выглядела как человек. – Но произносим мы его или нет, суть от этого не меняется. Иногда… мне кажется, что если это слово наконец прозвучит, нам обоим станет легче.
Может, она права?
– Вампир? – прошептал я.
Она вздрогнула.
Ничего подобного. Произнесенное вслух, это слово не утратило своей силы.
Прикол был еще и в том, что оно звучало уже совсем не глупо, не так, как у меня в комнате. Пропало ощущение, что мы говорим о том, чего на самом деле не бывает, о древних легендах, дурацких ужастиках или бульварных книжонках. Предмет нашего разговора стал реальностью.
Очень убедительной реальностью.
Еще минуту мы ехали молча, и слово «вампир» словно разрасталось внутри машины. Казалось, оно не просто относится к Эдит, а обладает достаточной властью, чтобы причинить ей вред. Надо было сказать хоть что-нибудь, что угодно, лишь бы заглушить проклятое слово.
Но Эдит заговорила первой.
– И что же было потом? – спросила она немного погодя.
– А-а… я полез искать информацию в Интернете.
– И он подтвердил твои догадки? – ее голос звучал деловито.
– Нет. Ничего не совпало. Все, что я нашел, выглядело глупо. Но я просто…
Я вдруг осекся. Она ждала, а когда пауза затянулась, взглянула на меня.
– Ты – что? – подсказала она.
– Ну, просто… это же неважно, верно? Вот я и не стал придавать этому значения.
Эдит вдруг закрыла глаза. Напоминать ей о необходимости смотреть на дорогу мне не хотелось, но скорость уже подползала к ста пятидесяти километрам в час, а указатель предупреждал, что впереди извилистая дорога.
– Послушай, Эдит…
– Не имеет значения? – почти выкрикнула она пронзительным и каким-то… металлическим голосом. – Не имеет значения?
– Да. По крайней мере, для меня.
– Тебе все равно, что я чудовище? Что я не человек?
– Да, мне все равно.
Она снова смотрела на дорогу, и я почувствовал, как машина набирает скорость.
– Ну вот, ты опять разозлилась. Лучше бы я ничего тебе не рассказывал, – пробормотал я.
Она покачала головой и процедила сквозь зубы:
– Да нет уж, я предпочитаю знать, о чем ты думаешь, даже если тебе твои мысли кажутся бредом.
– Извини.
Она испустила раздраженный вздох, потом снова притихла на несколько минут. Я медленно водил большим пальцем вверх-вниз по ее кисти.
– О чем задумался? – спросила она. Голос звучал спокойнее.
– М-м… да ни о чем, если честно.
– Неизвестность меня бесит.
– Я не хочу… ну, не знаю… обидеть тебя.
– Выкладывай, Бо.
– У меня куча вопросов. Но отвечать на них тебе не обязательно. Мне просто любопытно.
– Что именно?
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
Я смотрел на нее, пока ее губы не задрожали от улыбки.
– И давно тебе семнадцать?
– Довольно давно, – призналась она наконец.
Я улыбнулся.
– Ясно.
От ее взгляда у меня закружилась голова.
Так-то лучше. Проще, если она остается сама собой, а не пытается держать меня в неведении. Приятно быть посвященным в ее секреты. Хотел бы я пожить в ее мире.
– Только не смейся! Разве тебе можно выходить днем?
Она все равно засмеялась.
– Выдумки.
Смех звучал тепло. Меня словно озарил солнечный свет. Я улыбнулся шире.
– И солнце не сожжет?
– Выдумки.
– И в гробу не надо спать?
– Выдумки, – она помедлила и добавила особенным тоном: – Я не сплю.
До меня дошло не сразу.
– Вообще не спишь?
– Никогда, – шепнула она и с меланхоличным видом повернулась ко мне. И снова я замер в плену ее золотистых глаз. И почти сразу растерял все свои мысли.
Вдруг она отвернулась и опять прищурилась.
– О самом главном ты до сих пор не спросил.
– О самом главном? – эхом повторил я, не понимая, что она имеет в виду.
– А разве тебе не любопытно, чем я питаюсь? – саркастически уточнила она.
– А-а, это.
– Вот именно, – жестко продолжала она. – Неужели не хочешь узнать, пью ли я кровь?
Я поморщился.
– Ну, об этом я знаю от Джулс.
– И что же она тебе наговорила?
– Что вы… не охотитесь на людей. Сказала, что твоя семья считается неопасной, потому что вы охотитесь только на животных.
– Она правда сказала, что мы неопасные? – скептицизм Эдит был очевиден.
– Ну, не совсем так. Она сказала, что вы якобы неопасны. Но квилеты из осторожности не хотят, чтобы вы появлялись на их земле.
Ее взгляд был по-прежнему направлен вперед, но я не знал, следит она за дорогой или нет.
– Значит, она права? Насчет охоты на людей? – я старался, чтобы мой голос звучал ровно.
– Квилеты памятливы, – шепотом произнесла она.
Я принял ее ответ как утвердительный.
– Но не стоит терять бдительность, – предостерегла она. – Квилеты правильно делают, что сторонятся нас. Потому что мы и в самом деле опасны.
– Ничего не понимаю.
– Мы… стараемся сдерживать себя, – медленно, с трудом объяснила она. – Обычно это нам удается. Но порой и мы… совершаем ошибки. Как я, например, когда осталась с тобой наедине.
– По-твоему, это ошибка? – я различил в своем голосе обиду, но не знал, заметит ли ее и Эдит.
– И очень опасная, – пробормотала она.
Мы оба умолкли. Я смотрел, как лучи фар повторяют очертания поворотов шоссе. Они двигались слишком быстро, как в компьютерной игре. Я сознавал, что время ускользает так же стремительно, как черная лента шоссе из-под колес, и страшно боялся, что больше мне не представится шанса поговорить с Эдит так, как сейчас – открыто, со всей откровенностью. Ее слова звучали как… прощальные. Мои пальцы сжались на ее руке. Больше я не желал терять ни одной минуты.
– Рассказывай.
Все равно, что она скажет, лишь бы слушать ее.
Она метнула в меня взгляд, удивленная тем, как изменился мой голос.
– Что еще ты хочешь узнать?
– Почему вы охотитесь на животных, а не на людей, – подсказал я первое, что пришло в голову. Мой голос стал сиплым. Я сморгнул слезы.
Она ответила еле слышно:
– Не хочу быть чудовищем.
– Одних животных ведь недостаточно?
Она помолчала.
– Ну, это примерно то же самое, как если бы ты питался одним только тофу и соевым молоком. Мы называем себя вегетарианцами – шутка, понятная только в нашем кругу. Такая пища не до конца утоляет голод – точнее, жажду. Однако она придает нам сил и помогает сдерживаться. Почти всегда, – в голосе послышались зловещие нотки. – Порой бывает особенно трудно.
– Сейчас тебе трудно? – спросил я.
Она вздохнула.
– Да.
– Но сейчас ты не голодна, – уверенно объявил я – утверждая, а не спрашивая.
– С чего ты взял?
– Определил по твоим глазам. На этот счет у меня есть одна гипотеза. По-моему, цвет связан с твоим настроением, а люди обычно злятся, когда голодны, так?
Она засмеялась.
– А ты наблюдательнее, чем я думала.
Вслушиваясь в ее смех, я старался получше запомнить его.
– Значит, это все-таки ты остановила тогда фургон.
Она пожала плечами.
– Да.
– Сколько же в тебе силы?
Она скосила на меня глаза.
– Достаточно.
– А ты смогла бы поднять вес в две тонны?
Мой вопрос прозвучал так заинтересованно, что она немного смутилась.
– Если понадобится. Но я не собираюсь ставить рекорды. Это по части Элинор, в ней силен дух соперничества. Я знаю, что мне никогда не стать такой сильной, как она.
– А насколько она сильная?
– Иногда мне кажется, что она способна поднять гору. Но в ее присутствии я об этом даже не заикаюсь – вдруг загорится и попробует. – Она рассмеялась, и этот смех был спокойным и ласковым.
– На выходных ты охотилась вместе с… Элинор? – спросил я, когда она отсмеялась.
– Да. – Она помолчала, словно не зная, стоит ли рассказывать мне об этом. – Не хотелось уезжать, но пришлось. Мне легче рядом с тобой, когда я не чувствую жажды.
– Почему тебе не хотелось уезжать?
– Вдали от тебя мне… тревожно. – Ее взгляд был мягким, но пристальным, от него становилось трудно дышать. – Когда в прошлый четверг я просила тебя быть осторожнее, я не шутила. Все выходные я беспокоилась о тебе и больше ни о чем не могла думать. После того, что случилось сегодня, мне с трудом верится, что ты благополучно провел выходные и остался целым и невредимым, – она покачала головой и вдруг как будто припомнила что-то: – Вернее, почти невредимым.
– Что?
– Ладони, – напомнила она. Я перевел взгляд на почти зажившие ссадины на ладонях. От глаз Эдит ничто не ускользало.
– Я упал.
– Так я и думала, – уголки губ приподнялись. – Поскольку речь о тебе, могло быть и хуже, и эта вероятность не давала мне покоя все время, пока я была в отъезде. Эти три дня длились целую вечность. Я успела изрядно потрепать нервы Элинор.
– Три дня? А разве вы не сегодня вернулись?
– Нет, еще в воскресенье.
– Тогда почему же никто из ваших не появлялся в школе? – Вспоминая, как я изводился в ее отсутствие, я почувствовал раздражение, граничащее с злостью.
– Ну, ты же сам спрашивал, не жжет ли меня солнце, – нет, не жжет. Но в солнечную погоду мне лучше не выходить – по крайней мере, там, где меня может кто-нибудь увидеть.
– Почему?
– Покажу как-нибудь, – пообещала она.
Некоторое время я обдумывал ее слова.
– Могла хотя бы сообщить, что уже вернулась.
Она озадачилась.
– Но я же знала, что с тобой все в порядке.
– Ага, зато я не знал, где ты. И мне… – я смутился и опустил глаза.
– Тебе – что? – ее шелковистый голос гипнотизировал, как и взгляд.
– Глупо звучит, конечно, но… я места себе не находил. Я уж думал, что ты не вернешься. Думал, ты догадалась, что я обо всем узнал… и решила исчезнуть. И я не знал, как быть дальше… Мне надо было еще раз увидеться с тобой. – Кровь прилила к моим щекам.
Она молчала. Я в тревоге поднял глаза и увидел на ее лице отражение боли.
– Эдит, что с тобой?
Она тихо застонала.
– Так нельзя.
Я не понял, в чем дело.
– Что такого я сказал?
– А разве ты не видишь, Бо? Одно дело – мучиться самой, и совсем другое – когда страдаешь ты. – Ее полные боли глаза были устремлены на дорогу, слова сыпались так быстро, что я едва успевал понимать их смысл. – Не хочу слышать, что тебе пришлось так тяжело. Так нельзя. Я опасна, Бо. Тебе повезет, если ты останешься в живых.
– И пусть.
– Ну и глупо.
– Может быть, зато это правда. Мне все равно, кто ты. Уже слишком поздно.
Она негромко и резко выпалила:
– Не смей так говорить. Еще не поздно. Я могу сделать так, чтобы все стало, как раньше. И сделаю.
Я смотрел вперед, снова радуясь, что на мне шарф. Мою шею сейчас наверняка сплошь покрывали багровые пятна.
– Я не хочу, чтобы все стало, как раньше, – пробормотал я, думая, не убрать ли руку. И не стал. Наверное, и Эдит про нее забыла.
– Прости, это я виновата в том, что случилось с тобой. – В голосе слышалось искреннее сожаление.
Ночная тьма безмолвно неслась мимо нас. Я заметил, что машина сбавила скорость, и даже в темноте узнал привычные ориентиры. Мы въезжали в Форкс. Поездка заняла меньше двадцати минут.
– Завтра увидимся?
– А ты хочешь? – прошептала она.
– Больше всего на свете. – Я сам удивился тому, с какой страстью прозвучали эти слова. Не стоило и пытаться скрыть правду.
Она закрыла глаза. Но машина ни на сантиметр не отклонилась от середины ряда.
– Значит, увидимся, – наконец сказала Эдит. – Мне ведь тоже сдавать сочинение.
Она взглянула на меня, и если ее лицо стало спокойнее, глаза все еще смотрели с тревогой.
Я не заметил, как мы подъехали к дому Чарли. В окнах горел свет, мой пикап был на месте, все выглядело, как обычно. Все равно что проснуться в разгар сна, с которым не хочешь расставаться, упрямо жмуришься, чтобы он не кончался, мотаешь головой на подушке, лишь бы вернуть его. Эдит заглушила двигатель, но я не шевелился.
– Займешь мне место за обедом? – нерешительно спросил я.
И получил в награду широкую улыбку.
– Запросто.
– Обещаешь? – изобразить беспечный тон не удалось.
– Обещаю.
Я смотрел в ее глаза, и они снова притягивали меня, как магнит, меня влекло к ней, и я не находил в себе сил сопротивляться. Да и желания такого не было. Слово «вампир» по-прежнему висело в воздухе, но я уже начинал привыкать к нему и почти не обращал на него внимания. Лицо Эдит было немыслимо совершенным, и от этого совершенства почему-то щемило сердце. Но отводить взгляд не хотелось. Хотелось узнать, на самом ли деле ее губы такие же нежные и шелковистые, как и рука…
Внезапно она выбросила ладонью вперед левую руку, задержала ее в сантиметре от моего лица, словно желая меня оттолкнуть, вжалась в дверцу машины, и ее глаза стали испуганными и огромными, а зубы сжались.
Я отпрянул.
– Извини!
Долгую минуту она молча смотрела на меня, и я мог бы поклясться, что она не дышит. Немного погодя она слегка успокоилась.
– Поосторожнее с этим, Бо, – наконец бесстрастно предупредила она.
Бережно, словно я был сделан из стекла, она сняла мою руку со своей руки и отпустила. Я скрестил руки на груди.
– Наверное… – начала она.
– Я исправлюсь, – живо перебил я. – Назови свои правила, и я буду следовать им.
Она вздохнула.
– Я серьезно, Эдит. Только скажи, и я сделаю все, что ты хочешь. – Сказав эти слова, я мгновенно пожалел о них: а вдруг она попросит забыть о ней? Этого я точно выполнить не смогу.
Но она улыбнулась.
– Ладно, есть одна просьба.
– Да? – я насторожился.
– Больше не ходи в лес один.
Я удивился так, что отчетливо представил выражение своего лица.
– Как ты узнала?
Она прикоснулась к кончику своего носа.
– Правда? Значит, у тебя потрясающее обоняние…
– Ты выполнишь мою просьбу? – перебила она.
– Конечно, легко. А можно узнать, почему?
Она нахмурилась и непроницаемым взглядом уставилась мимо меня в окно.
– Я – не самое опасное, что есть в здешних местах. Давай пока этим и ограничимся.
Ее голос вдруг зазвучал настолько мрачно, что я поежился.
– Как скажешь.
Она вздохнула.
– До завтра, Бо.
Я нехотя открыл дверцу.
– До завтра, – я сделал ударение на втором слове, начиная выбираться из машины.
– Бо!..
Я обернулся, неуклюже наклонился, заглядывая в машину, а Эдит наклонилась ко мне, и ее бледное божественное лицо оказалось на расстоянии нескольких сантиметров от моего. У меня в груди остановилось сердце.
– Спокойной ночи, – пожелала она. Ее дыхание овеяло мое лицо, ошеломив тем же самым тонким ароматом, который ощущался в машине, только более ярким. Я ошеломленно захлопал глазами. Она отстранилась.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Я кое-как выбрался из машины и, пошатнувшись, схватился за дверцу. Кажется, Эдит засмеялась, но звук был слишком тихим – возможно, он мне просто почудился.
Эдит дождалась, когда я доковыляю до двери, потом потихоньку завела двигатель. Я обернулся, чтобы проводить взглядом серебристую машину, через мгновение скрывшуюся за поворотом, и вдруг почувствовал, как сильно похолодало.
Машинально я достал ключ и отпер дверь.
– Бо? – крикнул Чарли из гостиной.
– Да, пап, это я. – Я захлопнул дверь и зашел к нему. Чарли лежал на своем любимом диване и смотрел бейсбол.
– Что-то ты рановато.
– Разве это рано?
Мне казалось, я пробыл вместе с Эдит несколько дней… а может, всего несколько секунд. Словом, совсем недолго.
– Еще и восьми нет, – сообщил он. – Как тебе фильм?
– Да я и не запомнил его толком.
– Что это у тебя на шее?
Я схватился за шарф, о котором совсем забыл, попытался стащить его, но он был слишком плотно замотан вокруг шеи, так что я чуть не задушил себя.
– Уф! Забыл куртку, и кто-то одолжил мне шарф.
– По-дурацки выглядит.
– Ага, зато тепло.
– А что такой бледный? С тобой все в порядке?
– Да я вроде всегда бледный, разве нет?
– Пожалуй.
Вообще-то у меня начинала кружиться голова и немного знобило, хотя я знал, что в комнате тепло.
Может, это запоздалая реакция на стресс? Только не поддаваться!
– Мне… прошлой ночью не спалось, – объяснил я Чарли. – Пожалуй, завалюсь сегодня пораньше.
– Спокойной ночи, сынок.
Я медленно побрел наверх, чувствуя, как голову затягивает плотный туман. Непонятно почему, я был обессилен и здорово мерз. Почистив зубы, поплескал горячей водой в лицо и вздрогнул от неприятного ощущения. В спальне я скинул ботинки и не раздеваясь упал на кровать, уже второй раз за неделю. Пытаясь согреться, плотно закутался в одеяло.
Мысли теснились и путались, как бывает, когда сильно кружится голова. Перед глазами непрерывной чередой возникали образы – одни мне хотелось рассмотреть получше, другие я вообще не запоминал. Стремительно летящая навстречу лента шоссе, приглушенный желтый свет в ресторане, яркий цвет ее волос с металлическим отливом, изгиб ее губ, растянутых в улыбке, нахмуренные брови, ошарашенный Джереми, слепящий свет фар, направленный мне в лицо пистолет, ледяная испарина… Я снова задрожал; казалось, кровать ходит подо мной ходуном.
Нет, некогда мне думать о неприятном – слишком многое надо запомнить, навсегда запечатлеть в памяти. Я зарылся носом в шарф, который по-прежнему был у меня на шее, и вдохнул ее запах. И почти сразу вдруг расслабился, дрожь утихла. Мысленно я представлял себе ее лицо – каждый ракурс, каждое выражение, каждый оттенок ее настроения.
Кое-что я уже знал наверняка. Во-первых, Эдит на самом деле вампир. Во-вторых, она отчасти воспринимает меня как еду – такова уж ее природа. Но в конечном итоге все это неважно. Важно лишь одно: я люблю ее больше, чем, как мне казалось, я вообще способен любить. Эдит – единственное, что мне нужно в этой жизни.
Назад: 8. Порт-Анджелес
Дальше: 10. Расспросы