Следующий день был лучше первого. И хуже.

Лучше потому, что дождь еще не начался, хотя в небе сгустились темные тучи. А легче потому, что я уже знал, чего ожидать. На английском со мной села Маккайла, она же проводила меня на следующий урок под негодующим взглядом липучки Эрики, и это было приятно. На уроках на меня уже не глазели так, как вчера. Обедал я в большой и шумной компании – вместе с Маккайлой, Эрикой, Джереми, Алленом и другими ребятами, которых к тому времени знал по имени и в лицо. У меня уже не было ощущения, что я стремительно падаю на дно.

Вместе с тем день прошел хуже первого из-за усталости: я все еще не научился засыпать под шум дождя. А еще потому, что мисс Варнер задала мне вопрос на тригонометрии, хотя я не поднимал руку, и я ответил неправильно. Совсем паршиво стало, когда пришлось играть в волейбол – один раз я не сумел уклониться от паса и залепил мячом в голову сразу двум игрокам своей команды. И самое плохое – Эдит Каллен вообще не появлялась в школе.

Все утро я старался не думать об обеде и ненавидящих взглядах. И в то же время мне хотелось вызвать Эдит на разговор и выяснить, в чем дело. Ночью, лежа в постели без сна, я даже представлял себе, что и как скажу. Но я слишком хорошо себя знал и понимал, что сам ни за что не осмелюсь заговорить с ней. Была бы она просто симпатичной, тогда другое дело.

Но когда я вошел в школьный кафетерий вместе с Джереми, безуспешно стараясь не шнырять взглядом по залу в поисках Эдит, я увидел, что все четверо ее родственничков сидят на прежнем месте, а самой Эдит среди них нет.

Маккайла перехватила нас и потащила к своему столу. Такому вниманию Джереми был только рад, его друзья сразу присоединились к нам. Я пытался подключиться к общему разговору, но чувствовал себя страшно неловко и с тревогой ждал, когда наконец появится Эдит. Если повезет, она просто не обратит на меня внимания, и тогда станет ясно, что я сделал из мухи слона.

Она не появлялась, мое нетерпение нарастало.

До конца обеденного перерыва она так и не появилась, и я отправился на биологию с приятным чувством уверенности в себе. Маккайла, которая вела себя странно, – ну, не знаю, как будто у нее были на меня какие-то права, – сопровождала меня до самого класса. У двери я затаил дыхание, но и в классе Эдит Каллен не оказалось. С облегчением вздохнув, я прошел к своему месту. Маккайла следовала за мной по пятам и не переставая трепалась о будущей поездке на побережье. У моего стола она проторчала до самого звонка, а потом грустно улыбнулась и отправилась на свое место, за стол к парню с брекетами и стрижкой под горшок.

Не хочется задирать нос, но я был почти уверен, что Маккайле я нравлюсь – непривычное ощущение. В Финиксе девчонки меня не замечали. Я задумался: а хочу ли я нравиться ей? Она, конечно, симпатичная и все такое, но от ее внимания меня корежит. С чего бы это? Потому что она сама меня выбрала, а положено наоборот? Вот уж идиотское объяснение. Видно, самолюбие разыгралось, хочу решать сам – и точка. Глупо, но не настолько, как еще одна возможная причина, которая пришла мне в голову. Я надеялся, что Эдит Каллен, на которую я вчера так долго глазел, ни при чем, но подозревал, что все дело именно в ней. Если меня угораздило увлечься девчонкой с внешностью Эдит, все пропало. Никакая это не реальность, сплошные фантазии.

Хорошо, что Эдит сегодня нет, и весь стол в моем распоряжении. Я то и дело напоминал себе об этом, но не мог избавиться от назойливых подозрений, что причина отсутствия Эдит – я. Но ведь это нелепо – считать, что я способен оказать такое сильное влияние на другого человека. Этого просто не может быть. Я понимал это, но продолжал дергаться.

Когда уроки наконец закончились, а красные пятна, пылавшие на моих щеках после случая на волейболе, исчезли, я поспешно влез в джинсы и толстый свитер и вылетел из раздевалки, с радостью обнаружив, что сумел-таки на этот раз улизнуть от Маккайлы.

Быстрым шагом я направился к парковке. Усевшись в пикап, заглянул в рюкзак – вроде ничего не забыл. Я в первый же день выяснил, что предел кулинарных возможностей Чарли – яичница с беконом, и предложил ему взять всю готовку на себя. Он и не думал сопротивляться. Выяснилось, что запасов провизии в доме нет. Поэтому сегодня я захватил с собой список покупок и деньги из стоявшей в буфете банки с надписью «На еду», чтобы заехать после школы в супермаркет «Трифтуэй».

Я завел свою шумную тачку, не обращая внимания на головы, которые, как по команде, повернулись в мою сторону, и задним ходом пристроился в хвост машинам, ждущим своей очереди на выезд со стоянки. В ожидании, делая вид, что оглушительный рев издает вовсе не мой пикап, я увидел, как двое Калленов и близнецы Хейл направляются к своей машине. К тому самому серебристому новенькому «вольво». Само собой. Загипнотизированный их лицами, раньше я не обращал внимания на одежду. А теперь посмотрел и понял: то, что на них надето, стоит, наверное, дороже, чем весь мой гардероб. Правда, с их внешностью можно носить хоть мусорные мешки, и они живо войдут в моду. И внешность, и деньги – слишком уж много им досталось. Впрочем, насколько я мог судить, в жизни чаще всего так и бывает. Но похоже, все их достоинства не смогли обеспечить им теплый прием в Форксе.

Да нет, ни за что не поверю. Скорее, они сами сторонятся людей: по-моему, перед такой красотой должны открываться любые двери.

Когда я проезжал мимо, Хейлы-Каллены посмотрели на мой ревущий пикап, как и все остальные. Вот только с остальными у них не было ничего общего. Я увидел, как этот громила-блондин… Ройал, наверное… Не иначе. В общем, рука этого Ройала лежала на бедре высокой девчонки с темными кудряшками; судя по их комплекции, оба дружат с тренажерами. Пожалуй, даже я уступал Ройалу в росте сантиметров на пять, а она – на каких-то жалких полсантиметра. Вид у него был самоуверенный, и все-таки я удивился тому, как спокойно он лапает ее. Не то чтобы девчонка была так себе – наоборот, супер, даже мегасупер, – вот только казалась… неприступной. Настолько, что даже Рок не посмел бы свистнуть ей вслед, если вы понимаете, о чем я. Блондинка перехватила мой взгляд, прищурилась, и я, отвернувшись, вдавил педаль газа. Скорость пикап все равно не прибавил, а двигатель зарычал громче.

От школы до «Трифтуэя» было недалеко, всего несколько улиц к югу от шоссе. Приятно очутиться в супермаркете, как в любом хорошо знакомом месте. В Финиксе закупка продуктов лежала на мне, и теперь я с легкостью вернулся к привычным обязанностям. Супермаркет оказался достаточно большим, шум дождя здесь был не слышен, и ничто не напоминало, что я не в Финиксе.

Вернувшись домой, я выгрузил покупки и навел порядок в кухонных шкафах, расположив все, что там лежало, как можно более рационально. У Чарли содержимое шкафов выглядело бессистемно. Надеюсь, возражать он не станет, у него же нет ОКР, которое не дает мне покоя, когда я на кухне. Удовлетворившись организацией кухонного пространства, я занялся приготовлением ужина.

Свою маму я знаю как свои пять пальцев, у меня в отношении нее всегда срабатывает шестое чувство. Вот и сейчас, засовывая замаринованный стейк в холодильник, я вдруг вспомнил, что вчера так и не сообщил ей, что доехал. Наверное, она уже рвет и мечет.

Я бросился вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и первым делом включил старенький комп. Ему понадобилась минута, чтобы загрузиться, потом пришлось еще ждать, когда установится соединение. Я вышел в сеть и обнаружил в почтовом ящике три письма. Первое пришло вчера, пока я был еще в дороге.

«Бо, – писала мама, – напиши мне, как только приедешь. Как долетел? Дождь идет? Я уже соскучилась по тебе. Во Флориду почти уже собралась, только никак не могу найти свою розовую блузку. Ты не знаешь, где она? Фил передает тебе привет. Мама».

Я вздохнул и открыл следующее письмо, отправленное через шесть часов после первого.

«Бо, от тебя до сих пор нет письма – почему тянешь с ответом? Мама».

Последнее письмо пришло сегодня утром.

«Бофорт Свон, если не ответишь до половины шестого, я сегодня же позвоню Чарли».

Я взглянул на часы: у меня оставался еще час, но я хорошо знал, что ей не хватит терпения.

«Мам, спокойно. Я как раз тебе пишу. Не торопи меня. Бо».

Отправив это письмо, я взялся за новое и начал с вранья:

«Все замечательно. Конечно, здесь дождь. Я просто ждал, когда будет о чем написать. В школе ничего, только немного нудно. Познакомился кое с кем, вместе ходим обедать.

Твоя блузка в химчистке, надо было забрать ее в пятницу.

Чарли купил мне пикап, представляешь? Классно. Старый, но крепкий – ты же знаешь, для меня это важно.

Я тоже по тебе скучаю. Скоро напишу еще, но проверять почту каждые пять минут не буду. Успокойся и не волнуйся. Люблю, целую, Бо».

Я услышал, как открылась входная дверь, и ринулся вниз, доставать картошку и ставить жариться стейк.

– Бо? – спросил отец, услышав меня на лестнице.

«Кто же еще?» – мысленно отозвался я.

– Привет, пап, с возвращением.

– Спасибо. – Пока я метался по кухне, Чарли повесил ремень с кобурой и разулся. Насколько мне было известно, по службе ему еще ни разу не приходилось стрелять. Но оружие он держал наготове. Когда в детстве я приезжал к нему, он разряжал пистолет сразу же, как только входил в дом. Наверное, теперь он считал, что я достаточно взрослый, чтобы случайно не застрелиться, и не так угнетен депрессией, чтобы намеренно покончить с собой.

– Что на ужин? – настороженно спросил Чарли. Мама относится к готовке творчески, когда вообще снисходит до нее, но результаты ее кулинарных опытов порой оказываются абсолютно несъедобными. Я удивился и расстроился, обнаружив, что Чарли до сих пор помнит об этом.

– Стейк с картошкой, – ответил я, и на его лице отразилось облегчение.

Наверное, ему было неловко бездельничать, стоя на кухне, и он в ожидании ужина ушел в гостиную, смотреть телевизор. Это устраивало нас обоих. Пока жарились стейки, я накромсал салат и накрыл на стол.

Когда ужин был готов, я позвал Чарли. Усевшись за стол, он с удовольствием принюхался.

– Пахнет вкусно, Бо.

– Спасибо.

Пауза затянулась на несколько минут, но неловкости не вызвала. Нас обоих ничуть не напрягало молчание. В некоторых отношениях мы очень хорошо подходим друг другу.

– Ну как тебе школа? Подружился с кем-нибудь? – спросил Чарли, попросив добавки.

– Ну, несколько уроков у меня в одном классе с Джереми. Я обедаю с ним и его друзьями. Есть еще такая Маккайла, она хорошо ко мне относится. И все остальные тоже.

С одним примечательным исключением.

– Это, наверное, Маккайла Ньютон. Хорошая девочка из хорошей семьи. У ее отца магазин спорттоваров в пригороде. Неплохо зарабатывает за счет заезжих туристов.

Еще минуту мы ели молча.

– А Калленов ты знаешь? – прикидываясь равнодушным, спросил я.

– Семью доктора Каллен? Конечно. Доктор – умница.

– Знаешь, ее дети… они не как все. По-моему, в школьную компанию они не вписываются.

Чарли удивил меня, сильно покраснев – так бывало, когда он злился.

– Ох уж эти местные, – буркнул он. – Доктор Каллен – прекрасный хирург, она могла бы работать в любой больнице мира и зарабатывать в десять раз больше, чем здесь, – продолжил он уже громче. – Повезло нам с ней – повезло, что ее муж согласился поселиться в нашем маленьком городке. Для местного сообщества эта пара – настоящий подарок, все их дети хорошо воспитаны и вежливы. У меня были на их счет сомнения, когда они только переехали – думал, с такой оравой усыновленных подростков мы проблем не оберемся. Но все они ведут себя как порядочные и ответственные люди, ни к кому из них у меня нет абсолютно никаких претензий. В отличие от детей некоторых местных, которые живут здесь из поколения в поколение! Вдобавок Каллены держатся все вместе, как и полагается семье, каждый уик-энд выбираются на природу… Но в городе они недавно, вот про них и болтают всякое.

Таких длинных речей от Чарли я еще ни разу не слышал. Вероятно, сплетни о Калленах он принимает слишком близко к сердцу.

Я поспешил поправиться:

– Они показались мне неплохими людьми. Просто я заметил, что они сторонятся остальных. И все они такие симпатичные, – добавил я, чтобы сделать Чарли приятное.

– Видел бы ты доктора! – засмеялся Чарли. – Хорошо еще, она счастлива в браке. Когда она рядом, персоналу нашей больницы не до работы.

Мы закончили ужин в молчании. Чарли убрал со стола, я занялся посудой. Он вернулся к телевизору, а я домыл посуду – посудомоечной машины в хозяйстве Чарли не водилось – и нехотя направился наверх, делать математику. Видимо, так и закладываются традиции.

Той ночью дождь наконец утих, и я от усталости быстро заснул.

Остаток недели событиями не баловал. Я привык к расписанию, к пятнице научился узнавать если не по имени, то хотя бы в лицо почти всех учеников школы. В спортзале мои товарищи по команде усвоили, что мячи мне лучше не пасовать. А я старался не путаться у них под ногами.

Эдит Каллен в школе не появлялась.

Каждый день я наблюдал, притворяясь равнодушным, как Каллены в очередной раз приходят в кафе без Эдит. Только окончательно убедившись в том, что она не придет, я наконец успокаивался и присоединялся к общей беседе. В основном все обсуждали поездку в зону отдыха «Ла-Пуш Оушен-парк», которую затеяла Маккайла. Поездка должна была состояться через две недели. Меня тоже пригласили, и я согласился – скорее из вежливости, чем потому, что мне действительно хотелось поехать. На побережье должно быть сухо и тепло, такое у меня убеждение.

К пятнице я привык входить в кабинет биологии, не опасаясь увидеть там Эдит. Откуда мне знать? – может, она вообще бросила школу. Я старался не думать о ней, но не мог отделаться от мысли, что в ее продолжительном отсутствии виноват я, как бы нелепо это ни звучало.

Мои первые выходные в Форксе прошли без приключений. Чарли почти все время пропадал на работе. Я написал матери еще несколько фальшивых жизнерадостных писем, разделался с домашними заданиями, навел в доме порядок – Чарли пока не высказывал возражений против моего ОКР. В субботу съездил в местную библиотеку, но записываться не стал – там все равно не нашлось интересного чтива; придется наметить на ближайшее время поездку в Олимпию или Сиэтл и поискать там хороший книжный магазин. Мимоходом задумавшись, каков расход бензина у моего пикапа на километр пути, я невольно поморщился.

Все выходные дождь был несильным, почти бесшумным, так что я сумел как следует отоспаться.

В понедельник утром на стоянке со мной поздоровались сразу несколько человек. Имен я не вспомнил, но всем махал в ответ и приветливо улыбался. Этим утром похолодало, зато не было дождя. На английском Маккайла села со мной – она уже вроде как застолбила это место. Нам неожиданно устроили контрольную по «Грозовому перевалу» – без подвохов, совсем легкую.

В общем, я освоился на новом месте гораздо быстрее, чем рассчитывал. И чувствовал себя комфортнее, чем ожидал.

Когда мы вышли после урока, с неба падала снежная крупа. Звучали оживленные голоса учеников. Ветер морозил мои щеки и нос.

– Ух ты, снег! – воскликнула Маккайла.

Мелкие белые крупинки били мне в лицо, скапливались на обочинах дорожки.

– Бр-р.

Снег. Вот тебе и хороший день.

Маккайла удивилась.

– Неужели ты не любишь снег?

– Он означает только, что для дождя уже слишком холодно.

Еще бы.

– И потом, я думал, ему полагается падать красивыми отдельными снежинками – ну, знаешь, каждая из которых неповторима, и все такое. А это что? – похоже на наконечники ватных палочек.

– Ты никогда не видел снегопада? – не поверила своим ушам Маккайла.

– Видел, конечно, – я сделал паузу. – По телевизору.

Маккайла рассмеялась, и в этот момент большой мокрый снежок ударил ей в затылок и развалился. Мы оба обернулись, чтобы посмотреть, откуда он прилетел. Я заподозрил Эрику, которая как раз уходила, повернувшись к нам спиной, но не в сторону класса, где по расписанию у нее был очередной урок. Маккайла, должно быть, подумала о том же. Она наклонилась и принялась сгребать в кучку белую кашицу.

– Увидимся за обедом, ладно? – бросил я на ходу. Меньше всего мне хотелось весь день носить на затылке растаявший шлепок грязного льда.

Она только кивнула, не сводя глаз с удаляющейся Эрики.

После испанского, направляясь в кафетерий вместе с Джереми, я был начеку. Мокрые снежки летали во всех направлениях. Я нес в руках папку, чтобы в случае чего прикрыться ею, как щитом. Джереми твердил, что со мной помрешь со смеху, но, видя мое потрясенное лицо, сам запустить в меня снежком не отваживался.

Маккайла нагнала нас у двери – она смеялась, ее обычно гладкие волосы пушились от мокрого снега. Вставая в очередь за едой, Маккайла с Джереми воодушевленно обсуждали битву на снежках. Я по привычке бросил взгляд на стол в углу и словно примерз к месту. За столом сидели пятеро.

Джереми подергал меня за рукав.

– Эй, Бо, тебе чего взять?

Я смотрел в пол, мои уши пылали. Мне нечего стыдиться, твердил я про себя. Я ни в чем не виноват.

– Что это с Бо? – спросила Маккайла у Джереми.

– Ничего, – ответил я и, когда подошла моя очередь, взял только бутылку содовой.

– Совсем не хочешь есть? – удивился Джереми.

– Что-то замутило, – не поднимая глаз, объяснил я.

Я дождался, когда они выберут еду, и направился за ними к столу, ни на кого не глядя.

Я пил содовую, прислушиваясь к урчанию в животе. Маккайла дважды спросила, как я себя чувствую, явно перестаравшись с заботливостью. Я ответил, что нормально, а тем временем соображал, не прикинуться ли мне и в самом деле больным и не свалить ли в медпункт на время следующего урока.

Бред. Незачем мне спасаться бегством. Да что ж я за трус такой? Ну посмотрела на меня девчонка, пусть даже зло посмотрела, – что в этом такого? Ведь не ножом же пырнула.

И я решил, что разрешу себе всего один раз взглянуть в сторону семейства Калленов. Просто чтобы уяснить обстановку.

Не меняя позы, я покосился на Калленов. В мою сторону никто из них не смотрел. Я слегка повернул голову.

Они смеялись. Волосы Эдит, Джессамин и Элинор были мокрыми от растаявшего снега. Элинор трясла головой, осыпая брызгами куртки Ройала и Арчи, те уворачивались. Все они радовались снежному дню, как остальные, но в отличие от всех нас выглядели как кинозвезды.

Но если не считать смеха и веселья, что-то еще изменилось, а я никак не мог понять, в чем разница. Я присмотрелся к Эдит, вспоминая, как она выглядела на прошлой неделе. Пожалуй, кожа уже не такая бледная, как раньше, – может, раскраснелась от игры на улице, и круги под глазами стали менее заметными. Волосы потемнели от влаги. Но есть что-то еще… Забыв, что не собирался глазеть на нее, я продолжал смотреть на Эдит, пытаясь уловить, что же в ней изменилось.

– На что уставился, Бо? – спросил Джереми.

И как раз в этот миг наши с Эдит взгляды встретились.

Я не просто оглянулся на Джереми, но и повернулся к нему всем корпусом. Он отшатнулся, удивленный тем, что я вдруг вторгся в его личное пространство.

Но за краткий миг, пока мы с Эдит смотрели друг на друга, я успел заметить, что ни злобы, ни отвращения в ее глазах нет. На ее лице вновь было написано любопытство и, пожалуй, легкое недовольство.

– На тебя таращится Эдит Каллен, – сообщил Джереми, глядя поверх моего плеча.

– Она не злится? – не удержавшись, спросил я.

– Нет, – мой вопрос озадачил его, потом он вдруг хмыкнул. – А ты что-то натворил? Позвал ее на свидание?

– Нет! Мы с ней даже не разговаривали. Просто… по-моему, я ей не нравлюсь, – признался я. Пока мы говорили, я по-прежнему сидел, повернувшись к Джереми, но по шее сзади бегали мурашки – я как будто чувствовал на себе взгляд Эдит.

– Калленам никто не нравится… а может, они просто никого вокруг не замечают. А Эдит до сих пор пялится на тебя.

– Хватит на нее смотреть, – потребовал я.

Он фыркнул, но отвел взгляд.

Вмешалась Маккайла, которая задумала грандиозную снежную битву на стоянке после уроков и предложила нам составить ей компанию. Джереми охотно согласился. На Маккайлу он смотрел такими глазами, что я сразу усек: ему придется по душе любое ее предложение. Я промолчал. Интересно, сколько лет мне придется прожить в Форксе, чтобы со скуки пристраститься к развлечениям с замерзшей водой? Наверное, дольше, чем я планировал здесь пробыть.

До конца обеденного перерыва я просидел, изучая стол. Судя по всему, Эдит передумала убивать меня, значит, можно сходить на биологию. При мысли, что мне опять придется сидеть рядом с ней, у меня все сжалось в животе.

Идти на урок вместе с Маккайлой мне не хотелось: почему-то она была излюбленной мишенью для снежков школьных снайперов. Но едва мы вышли из кафетерия, как все вокруг хором застонали: на улице шел дождь. Снег растаял и теперь чистыми ледяными ручейками стекал вдоль дорожек. Пряча довольную ухмылку, я набросил капюшон. Значит, домой можно отправиться сразу после физкультуры.

Маккайла плакалась всю дорогу до четвертого корпуса.

В классе я с облегчением увидел, что за моим столом по-прежнему пусто. Миссис Баннер ходила между столами, ставя на каждый по одному микроскопу и коробке с предметными стеклами. До начала урока оставалось несколько минут, доносился ровный гул голосов. Не сводя взгляда с двери, я рисовал каракули на обложке тетради.

Я сразу услышал, как кто-то отодвинул стул рядом со мной, но по-прежнему смотрел на свой рисунок.

– Привет, – раздался негромкий мелодичный голос.

Ошеломленный тем, что Эдит заговорила со мной, я вскинул голову. Она и в этот раз сидела так далеко от меня, как только могла, но повернула стул в мою сторону. Даже с мокрыми и встрепанными волосами она выглядела как в рекламе. Ее безупречно красивое лицо было дружелюбным и открытым, на полных розовых губах играла легкая улыбка. Но глаза оставались настороженными.

– Я Эдит Каллен, – продолжила она. – На прошлой неделе я не успела представиться. А ты, наверное, Бо Свон.

В голове у меня творилась неразбериха. Неужели это игра моего воображения? Сейчас Эдит была безукоризненно вежлива. Требовалось что-нибудь ответить, она ждала. А я не мог придумать ничего подходящего.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – с запинкой выговорил я.

Она негромко рассмеялась.

– По-моему, это все знают. Твоего приезда ждал весь город.

Я нахмурился, хотя давно обо всем догадался.

– Да нет же, – глупо возразил я, – я о другом: почему ты назвала меня Бо?

Она растерялась.

– А тебе больше нравится Бофорт?

– Ни в коем случае, – ответил я. – Но Чарли, то есть мой отец, скорее всего называет меня за спиной Бофортом, поэтому все здесь, похоже, знают меня как Бофорта.

Чем дольше я объяснял, тем глупее это выглядело.

– А-а, – она умолкла. Я смущенно отвернулся.

К счастью, в этот момент миссис Баннер начала урок. Я попытался сосредоточиться на ее объяснениях сегодняшней лабораторной работы. Предметные стекла в коробке лежали не по порядку. Работая в паре, мы должны были определить, какие фазы митоза представлены на каждом предметном стекле с препаратами клеток верхушки корня репчатого лука, разложить их по порядку и снабдить соответствующими этикетками. Сверяться с учебником запрещалось. Миссис Баннер сказала, что проверит результаты через двадцать минут.

– Начали! – скомандовала она.

– Сначала дамы, напарник? – спросила Эдит. Увидев ее идеальную улыбку, при которой на щеках обозначались ямочки, я не смог ответить, только таращился на нее как дурак.

Она вопросительно подняла брови.

– Эм… ага, давай, – запинаясь, согласился я.

От смущения я покраснел и увидел, как вспыхнули ее глаза. Ну почему моей крови обязательно надо приливать к щекам, а не течь по венам, как полагается?

Эдит резко отвернулась и придвинула к себе микроскоп.

Первому стеклу она уделила четверть секунды, не больше.

– Профаза.

Потом она заменила первое стекло на следующее, помедлила и повернулась ко мне.

– Или, может, хочешь проверить? – с вызовом спросила она.

– М-м… нет, все нормально, – заверил я.

Она аккуратно записала слово «профаза» в первой строчке нашей рабочей таблицы. Даже ее почерк был совершенным, словно она училась чистописанию. Неужели кого-то до сих пор этому учат?

Едва взглянув в микроскоп на второе стекло, Эдит вписала слово «анафаза» в следующую строчку, изобразив петельку буквы «а» каллиграфически, как на свадебном приглашении. Приглашениями на свадьбу матери пришлось заниматься мне. Я напечатал текст на наклейках на принтере, выбрав шрифт с завитушками, но он не шел ни в какое сравнение с элегантным почерком Эдит.

Она вставила в микроскоп следующее стекло, а я тем временем пользовался тем, что она отвлеклась, и вовсю разглядывал ее. Я думал, что вблизи замечу хоть какой-нибудь недостаток – след от прыща, торчащий волосок в брови, крупные поры, хоть что-нибудь. Но так ничего и не нашел.

Внезапно она подняла голову и устремила взгляд на миссис Баннер – за мгновение до того, как та обратилась к ней:

– Мисс Каллен!

– Да, миссис Баннер? – отвечая, Эдит придвинула микроскоп ко мне.

– Может, вы все-таки дадите мистеру Свону шанс что-нибудь усвоить?

– Конечно, миссис Баннер.

Эдит повернулась ко мне, на ее лице отчетливо читалось: ладно уж, валяй.

Я наклонился над микроскопом, чувствуя, что она следит за мной – все по-честному, если вспомнить, как я пялился на нее. Но под прицелом ее глаз я смутился, движения стали неуклюжими, даже голову я наклонил с трудом.

Хорошо хоть предметное стекло оказалось простым.

– Метафаза, – объявил я.

– Не возражаешь, если я тоже посмотрю? – спросила она, когда я начал было вынимать стекло. С этими словами она взяла меня за руку, чтобы остановить. Ее пальцы были холодными, словно перед уроком она сунула их в сугроб. Но я отдернул руку вовсе не по этой причине: от ее прикосновения меня словно шибануло током.

– Извини, – пробормотала она, сразу отдернув руку, но продолжая тянуться к микроскопу. Немного растерявшись, я смотрел на нее, а она ухитрилась разглядеть препарат всего за долю секунды.

– Метафаза, – подтвердила она и снова придвинула микроскоп ко мне.

Я попробовал поменять предметные стекла, но то ли они были слишком мелкими, то ли мои пальцы – слишком огромными, но в результате я выронил оба. Одно упало на стол, а другое – на самый край стола и сразу свалилось вниз, но Эдит успела поймать его прежде, чем оно коснулось земли.

– Упс… – выдохнул я, сгорая от стыда. – Извини.

– Ну, что на последнем, и так ясно, – заметила она. В голосе слышался оттенок иронии. Опять я стал посмешищем.

Эдит каллиграфически вписала слова «метафаза» и «телофаза» в последние две графы таблицы.

Лабораторную мы закончили, намного опередив остальных. Я заметил, как Маккайла с соседом несколько раз смотрели то на одно стекло, то на другое, сравнивая их. Еще одна пара прятала под столом открытый учебник.

Заняться больше было нечем, и я попытался не пялиться на Эдит – безуспешно! Я все-таки взглянул на нее, а она уставилась на меня как прежде, с тем же необъяснимым раздражением в глазах. Вдруг до меня дошло, почему сегодня ее лицо выглядит иначе.

– Ты в контактных линзах, что ли? – не задумываясь, ляпнул я.

Мой неожиданный вопрос озадачил ее.

– Нет.

– А-а… – протянул я. – Просто мне показалось, что у тебя глаза стали какими-то другими.

Она пожала плечами и отвела взгляд.

Теперь я точно знал, что изменилось. Я же не забыл ни единой подробности того раза, когда она смотрела на меня так зло, будто хотела моей смерти. До сих пор помню непроглядную черноту ее глаз, таких ярких на фоне бледной кожи. А сегодня у нее были глаза совершенно другого цвета – странного, золотистого, чуть темнее цвета жженного сахара, но с тем же теплым оттенком. Я не понимал, как такое возможно, если, конечно, про линзы она не наврала. Или просто Форкс свел меня с ума в буквальном смысле слова.

Я опустил глаза. Эдит снова сжала пальцы в кулаки.

Миссис Баннер подошла к нашему столу, выяснить, почему мы бездельничаем. Заглянув нам через плечо и увидев заполненную таблицу, она принялась проверять ее.

– Так значит, Эдит… – начала миссис Баннер.

– Бо определил половину препаратов, – не дала ей закончить Эдит.

Миссис Баннер перевела взгляд на меня, ее выражение стало скептическим.

– Ты уже выполнял эту работу? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Но не с препаратами лукового корня.

– С бластулой сига?

– Да.

Миссис Баннер кивнула.

– В Финиксе ты учился по программе повышенной сложности?

– Да.

– Ну что же, – помолчав, продолжила она, – хорошо, что на лабораторных вы сидите вместе, – она невнятно добавила еще что-то и отошла. Я снова принялся черкать в тетради.

– Обидно получилось со снегом, верно? – спросила Эдит. Мне показалось, что она заставляет себя болтать со мной о пустяках. Как будто подслушала наш с Джереми разговор за обедом и теперь пыталась доказать, что я не прав. Но подслушать она никак не могла. Похоже, у меня развивается паранойя.

– Вообще-то нет, – честно ответил я вместо того, чтобы притворяться нормальным, таким же, как все. Я до сих пор пытался отделаться от дурацких подозрений, и мне было не до общения и прочих общепринятых условностей.

– Ты не любишь холод, – она не спрашивала, а утверждала.

– И сырость тоже.

– Тяжко тебе приходится в Форксе, – задумчиво проговорила она.

– Еще как, – мрачно буркнул я.

По какой-то невообразимой причине мои слова заинтересовали Эдит. Ее лицо мешало мне сосредоточиться, и я старался смотреть на него не чаще, чем того требовала вежливость.

– Зачем же ты сюда приехал?

Об этом меня еще никто не спрашивал – по крайней мере, напрямик, требовательно, как она.

– Это… сложно объяснить.

– А ты попробуй, – настаивала она.

Я помолчал, а потом сделал ошибку – посмотрел ей в глаза. Эти темно-золотистые глаза сбили меня с мысли, и я ляпнул, не думая:

– Мать снова вышла замуж.

– Пока что все понятно, – отметила она с неожиданным сочувствием. – Когда это случилось?

– В прошлом сентябре, – даже я уловил грусть в собственном голосе.

– И ты его недолюбливаешь, – предположила Эдит все тем же доброжелательным тоном.

– Нет, Фил ничего. Может, слишком молодой, но хороший человек.

– Почему же ты не остался с ними?

Я понятия не имел, почему она так заинтересовалась, но она не сводила с меня проницательных глаз. Казалось, моя скучная биография имела для нее жизненно важное значение.

– Фил постоянно в разъездах. Он зарабатывает на жизнь бейсболом. – Я нехотя улыбнулся.

– Я могла слышать о нем? – она ответила полуулыбкой и легким намеком на ямочки на щеках.

– Вряд ли. Фил играет неважно. Всего лишь в низшей лиге. И постоянно ездит куда-нибудь.

– И твоя мама отправила тебя сюда, чтобы иметь возможность сопровождать его в поездках. – Она опять не спрашивала, а утверждала.

Я машинально распрямил ссутуленные плечи.

– Никуда она меня не отправляла. Я сам уехал.

Она нахмурилась.

– Не понимаю, – призналась она так, словно это раздражало ее сильнее, чем следовало.

Я вздохнул: что и зачем я пытаюсь ей объяснить? Эдит ждала, глядя на меня.

– Сначала мать оставалась со мной, но скучала по Филу. Я же видел, как она мучается… вот и решил, что будет полезно пожить у Чарли, – мрачно закончил я.

– И теперь мучаешься ты, – указала она.

– И что с того? – с вызовом спросил я.

– По-моему, несправедливо, – пожала она плечами, не сводя с меня пристального взгляда.

Я коротко усмехнулся.

– А разве ты не знала? В жизни не бывает справедливости.

– Кажется, что-то в этом роде я уже слышала, – сухо подтвердила она.

– Вот, собственно, и все, – заверил я, не понимая, почему она до сих пор так внимательно смотрит на меня.

Она склонила голову набок, и ее золотистые глаза стали похожи на лазеры, лучи которых без труда проникают сквозь кожу.

– Здорово у тебя получается, – с расстановкой произнесла она. – Но готова поспорить, что ты страдаешь, хотя и стараешься не подавать виду.

Я пожал плечами.

– Повторяю: ну и что?

– Я совсем тебя не понимаю, вот и все.

Я нахмурился.

– А зачем тебе это надо?

– Вопрос в самую точку, – пробормотала она так тихо, словно говорила с самой собой. После нескольких секунд молчания стало ясно, что другого ответа я не услышу.

Возникла неловкость, но Эдит не отворачивалась. Я мог бы смотреть на ее лицо бесконечно, но боялся, как бы она чего-нибудь не подумала, поэтому перевел взгляд на доску. Она вздохнула.

Снова бросив взгляд на Эдит, я убедился, что она по-прежнему смотрит на меня, но выражение ее лица изменилось… стало расстроенным. Или раздраженным.

– Извини, – быстро произнес я. – Наверное, я… я тебя раздражаю?

Она покачала головой и улыбнулась только одним краешком рта, показав одну ямочку.

– Нет, не ты. Я сама себя раздражаю.

– Почему?

Она склонила голову набок.

– Обычно я без труда… разбираюсь в людях. А на этот раз ничего не выходит – ума не приложу, как тебя понять. Забавно, да?

Я погасил довольную усмешку.

– Скорее, неожиданно. Мать вечно твердит, что я для нее как открытая книга. Послушать ее, так у меня все мысли на лбу написаны.

Ее улыбка исчезла, она посмотрела на меня в упор, но не с гневом, как раньше, а просто пристально. Как будто пыталась разобрать текст, который видела моя мать. А потом, так же неожиданно переключившись, опять улыбнулась.

– Наверное, я переоценила свои силы.

Я не знал, что ответить на это.

– Эм-м… то есть?

Она рассмеялась, и этот смех прозвучал как музыка, хотя я никак не мог придумать, с каким бы инструментом сравнить его. Ее зубы были, как и следовало ожидать, идеально ровными и ослепительно-белыми.

Тут миссис Баннер призвала класс к порядку, и я с облегчением стал слушать ее. Оказалось, поддерживать беседу ни о чем с Эдит непросто. У меня как-то странно кружилась голова. Неужели я и вправду только что рассказал подробности своей скучной истории этой красивой и удивительной девчонке, которая то ли ненавидит меня, то ли нет? Нашим разговором она вроде бы увлеклась, но теперь я видел краем глаза, как она снова отодвинулась подальше от меня и судорожно, в явном напряжении вцепилась в край стола.

Я делал вид, что внимательно слушаю миссис Баннер, которая возилась с пленками и проектором, но мои мысли были далеки от темы урока.

Сразу после звонка Эдит выскользнула из класса так же быстро и легко, как в прошлый понедельник. И как в тот же день, я уставился ей вслед, отвесив челюсть.

Почти в тот же миг возле моего стола очутилась Маккайла.

– Ужас! – пожаловалась она. – Их вообще не различить, эти стекла! Повезло тебе, у тебя Эдит в напарниках.

– Ага, она, похоже, разбирается в этих луковых корешках.

– И вроде бы сегодня не злилась, – добавила Маккайла, пока мы надевали куртки. Дружелюбие Эдит ее не обрадовало.

Я изобразил безразличие.

– Интересно, что с ней стряслось в прошлый понедельник.

По дороге в спортзал я не слушал болтовню Маккайлы, физкультурой тоже особо не заинтересовался. Сегодня я попал в одну команду с Маккайлой, и она услужливо успевала играть и на моей, и на своей позиции, поэтому я отвлекался от мыслей, только когда наступала моя очередь подавать, а моей команде – бдительно уворачиваться от моих мячей.

Дождь сменился мелкой изморосью, но пока я шел к стоянке, успел изрядно промокнуть. Запрыгнув в машину, я включил печку на полную мощность, плюнув на надсадный рев мотора.

Оглядываясь, чтобы убедиться, что выезд свободен, я вдруг заметил неподвижную белую фигуру. Через три машины от меня, прислонившись к передней дверце «вольво», стояла Эдит Каллен и внимательно смотрела в мою сторону. Она не улыбалась, но и не пыталась убить меня взглядом – по крайней мере, пока. Я отвернулся, перешел на заднюю передачу и в спешке чуть не стукнул ржавую «тойоту-короллу». К счастью для «тойоты», я вовремя ударил по тормозам: такую машину мой пикап легко превратил бы в металлолом. Я сделал глубокий вдох и, не глядя по сторонам, осторожно повторил попытку вырулить со своего места, на этот раз успешно. Проезжая мимо «вольво», я смотрел прямо перед собой, но, судя по тому, что заметил боковым зрением, мог бы поклясться: Эдит смеется.