Часть 3
Финансы: достоинства короткого поводка
Демонстрация того, что экономика, основанная на товарообмене, является адекватной и стабильной, еще не доказывает справедливости данного тезиса и в отношении экономики с капиталистическими финансовыми институтами. ‹…› В действительности же центральные банки и другие инструменты финансового контроля как раз и возникли в качестве ответа на постыдную непоследовательность финансовых рынков.
Хайман Мински. Стабилизация неустойчивой экономики (Stabilizing an Unstable Economy)
Аграрная политика важна для развития страны потому, что семейное фермерство может обеспечить быстрый рост производства в аграрной экономике. Промышленная политика важна потому, что стратегия поддержки «молодой промышленности» представляет собой быстрейший способ направить экономику страны к более производительной деятельности. Финансовая же политика становится важной потому, что помогает правильно распределять ограниченные ресурсы страны ради выполнения двух предыдущих задач.
Тесная увязка финансирования с целями, преследуемыми в рамках сельскохозяйственной и промышленной политики (это стало гораздо более легкой задачей в нашу эпоху появления расширенных правительств и информационных технологий), действительно способствовала беспрецедентно быстрому экономическому развитию Северо-Восточной Азии. Однако при этом современная финансовая система увеличила риски для развивающихся стран вследствие неправильного управления большими денежными потоками внутри страны и в особенности вследствие ненадлежащего регулирования спекулятивных потоков международного капитала.
Финансовая политика в Северо-Восточной Азии исходила из необходимости поддерживать небольшие высокоурожайные фермы, чтобы увеличить совокупный объем их производства, вместо того чтобы увеличивать доходность от средств, вложенных в более крупные «капиталистические» хозяйства. Кроме того, она признавала необходимость давать промышленным предприятиям отсрочки, пока они не наладят процесс адекватного производственного обучения. Другими словами, финансовая политика в этих странах часто довольствовалась низкой нормой прибыли от своих инвестиций в ближайшей перспективе, чтобы создать производство, способное принести гораздо больше доходов в будущем.
Альтернативной стратегией для финансовых институтов может стать поощрение потребительского кредитования, так как это позволяет получить более высокую прибыль, – именно на таком подходе сосредоточиваются финансовые системы в богатых странах. Однако при этом возникает далеко не привлекательный для развивающейся экономики баланс, при котором банки очень прибыльны, а промышленность так и пребывает в состоянии технологической отсталости. Именно такая ситуация сложилась сейчас в большинстве стран Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. Характерно, что самые высокие банковские доходы в Восточной Азии наблюдаются как раз в самых отсталых странах – на Филиппинах, в Индонезии и Таиланде.
На ранних стадиях экономического развития не стоит прибегать к либерализации и дерегулированию финансов, поскольку банки начнут искать вложения, способные принести им немедленную прибыль. Поэтому гораздо лучше держать финансовую систему на коротком поводке в течение продолжительного периода и заставить ее служить целям развития.
Эту логику и выстроенную в соответствии с ней, выверенную финансовую политику легко освоили после Второй мировой войны режимы в Японии, Южной Корее и на Тайване. Каждое из упомянутых государств к тому времени уже ощутило на себе опасность потери контроля над своей финансовой системой и болезненными последствиями.
Так, в довоенной Японии бизнес-группы дзайбацу владели банками и манипулировали ими в корыстных целях, покупая основных поставщиков сырья и коммунальных услуг, которые выжимали прибыль из промышленных производителей, замедляя тем самым индустриальный прогресс страны. Южная Корея в 1950-х гг. приватизировала банки в пользу чеболей, отчего развитие промышленности в стране почти остановилось. А партия Гоминьдан в Китае проиграла коммунистам борьбу за материковые провинции во многом именно потому, что гиперинфляция и нестабильность финансовой системы разрушили страну в конце 1940-х гг. Вот почему послевоенные правительства в каждом из государств Северо-Восточной Азии решили, что отныне деньги будут служить целям национального развития.
Политика поддержки «молодой промышленности» требовала, чтобы средства направлялись в индустриальные проекты, которые не приносили немедленную прибыль, в отличие от других потенциальных вложений в производство или потребительского кредитования. Поэтому банки находились под пристальным надзором. Приток и отток международного капитала также строго ограничивался, с тем чтобы национальный капитал оставался под контролем государства, а нерегулируемые потоки иностранных средств не нарушили планы развития. Доход, который граждане могли бы получить от банковских депозитов и других пассивных инвестиций, часто урезался, чтобы оставить в распоряжении финансовой системы больше излишков для целей развития инфраструктуры и на нужды развития. Такой подход представлял собой, в сущности, скрытое дополнительное налогообложение, с которым население этих стран готово было согласиться, потому что люди воочию наблюдали позитивные экономические сдвиги, происходящие вокруг них. Жители Южной Кореи, например, вынуждены были мириться с отрицательными процентными ставками на банковские депозиты, но не роптали, потому что видели, как экономика их страны сначала обогнала Северную Корею, затем государства Юго-Восточной Азии, а потом даже Тайвань, и это всего за три десятилетия.
Идея о том, что финансовая система должна формироваться государственной политикой экономического развития, согласовывалась с опытом Америки и Европы в XIX в. Например, в 1870-е гг. индустриализация в Германии сопровождалась созданием мощных инвестиционных банков, которые, как выразился экономист Александр Гершенкрон, «по экономическому эффекту можно было приравнять… к паровому двигателю». Однако перечень предприятий, которые эти банки имели право финансировать, строго ограничивался промышленной политикой государства, включая юридические санкции за создание картелей и за экспортные субсидии. И банки никак не проявляли самостоятельности, покуда индустриализация, спонсируемая государством, не достигла своих целей. Сходным образом в Соединенных Штатах Америки промышленное развитие поддерживалось высокими ввозными пошлинами, субсидиями на строительство железных дорог и терпимым отношением федерального правительства к деятельности промышленных картелей.
Именно в этом историческом контексте на рубеже XX в. банковские магнаты, такие как Дж. Пирпонт Морган, щедро инвестировали в процесс индустриализации, создавая таким образом бизнес-империи с колоссальным экономическим влиянием. Короче говоря, сначала возникла государственная промышленная политика, а затем финансовая система.
Когда государство не направляло финансы в нужное русло, последствия могли быть различными. В XIX в. в Испании было много инвестиционных банков, однако они ничего не сделали для индустриализации страны. Во многом это произошло потому, что испанские законы, регулировавшие деятельность компаний, поддерживали инвестиции в железные дороги, но не поддерживали товаропроизводителей. В результате испанские банки профинансировали укладку тысяч километров железнодорожных линий, весь подвижной состав для которых ввозился из-за границы, но при этом не оставалось товаров, нуждающихся в перевозке. После банковского кризиса в 1870-х гг. Испания осталась существенно недоиндустриализированной. Аналогично Австрия имела много инвестиционных банков, но слабо поддерживала свою «молодую промышленность»: ее банки финансировали только зрелые компании и государственные ценные бумаги, а развитие обрабатывающей промышленности отставало. Итак, на протяжении всей истории финансовые системы, в зависимости от своего политического окружения, катализировали различные исходы развития. Именно правительства успешно развивающихся государств смогли поставить финансовые структуры на службу эффективной индустриализации.
