После Второй мировой войны развивающиеся страны оказались способны подкрепить свою политику развития беспрецедентно огромным объемом финансовых средств. Это сопровождалось усилением роли правительства и его бюрократических структур.

Начиная с 1960-х гг. цифровая эпоха сделала возможным появление систем управления информацией, что значительно увеличило мощь финансового сектора. В начале 1970-х гг. Бреттон-Вудская система фиксированных валютных курсов, преемница золотого стандарта, перестала функционировать, что позволило значительно увеличить потоки международного капитала, которые могли использовать – на пользу или во вред себе – бедные страны.

В конце XIX в. Германия и США стали первыми странами, повысившими долю своих сбережений и инвестиций до 20 % ВВП. Однако в 1960 г. советник американского правительства Уолт Уитмен Ростоу в своей оказавшей большое влияние книге «Стадии экономического роста» предсказал, что беспрецедентно большое число развивающихся стран вскоре сможет достичь доли сбережений и инвестиций в размере свыше 15 %. На деле же в каждом из девяти крупнейших государств Восточной Азии, от Японии до Таиланда, доля сбережений и инвестиций составила в послевоенный период от 30 до 50 %. Следовательно, с точки зрения финансового потенциала ничто не мешало любой восточноазиатской стране как в Северо-Восточной, так и в Юго-Восточной Азии присоединиться к богатому миру. А не добились этого некоторые страны потому, что они финансировали неправильную политику.

В Юго-Восточной Азии большие объемы инвестиций были потрачены впустую на неэффективное проведение земельных реформ, на промышленную политику, не предусматривающую конкуренцию и экспортную дисциплину, и на расходы, совершенно не относящиеся к экономическому развитию, включая роскошную недвижимость и импортные потребительские товары.

Хуже того, когда провалы оторванных от жизни, плохо спланированных стратегий развития сельского хозяйства и промышленности стали очевидными начиная с 1980-х гг., правительства соблазнились на призыв от зарождавшегося тогда Вашингтонского консенсуса – программы экономического развития в духе свободного рынка, которую с нарастающей силой навязывали развивающимся странам МВФ, Всемирный банк и правительство США.

Самый громогласный проповеднический посыл этих организаций состоял в том, что дерегулирование финансового сектора поможет отстающим странам вернуться на траекторию развития. Развивающимся государствам рекомендовали приватизировать существующие банки и лицензировать новые, попустительствовать потокам международного капитала и расширять фондовые рынки. Главный аргумент Вашингтонского консенсуса сводился к тому, что освобожденный капитал будет сам по себе определять нужные инвестиции для стимулирования экономического прогресса.

На деле же в 1997 г. в регионе разразился финансовый кризис того же масштаба, что и в Латинской Америке в 1982 г. Либерализация финансового сектора в Юго-Восточной Азии привела не к более эффективному распределению капитала, а к контролю над частными банками со стороны крупных предпринимателей, чьи интересы, поскольку от этих бизнесменов не требовали что-либо производить и они не подвергались экспортной дисциплине, не согласовывались с интересами национального развития. В результате произошло дальнейшее ослабление и без того слабой поддержки сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности со стороны финансового сектора. Вместо того деньги перетекали во все более спекулятивные и краткосрочные инвестиции, более всего в роскошную недвижимость. Банковские системы Юго-Восточной Азии были «захвачены» в своекорыстных целях предпринимателями в той же манере, как и в Латинской Америке после приватизации банков, проведенной там в 1970-х гг.

За несколько лет до азиатского финансового кризиса Чон Ён Ву, ученый из Южной Кореи, специалист в области финансов, предупреждала азиатские государства относительно пагубности реформ в Латинской Америке, спонсируемых МВФ. «Приватизация в странах Южного конуса Латинской Америки привела к тому, что частные корпорации полностью вышли из-под контроля, – писала Чон Ён. – Они занялись скупкой банков, чтобы скупить другие предприятия, стали накапливать кредитные портфели с кредитами, предоставленными аффилированным с ними фирмам. ‹…› Это привело к образованию чилийских и аргентинских групос, которые наживаются бандитскими методами».

Несмотря на негативный опыт Латинской Америки с преждевременным дерегулированием банков, не говоря уже о последствиях финансового дерегулирования для России начала 1990-х гг., Юго-Восточная Азия стала преследовать очень схожую политику. Вновь оказалось, что политические лидеры слишком плохо знали историю и слишком легко их заморочили экономисты.

Следуя рекомендациям МВФ, государства Юго-Восточной Азии, подобно латиноамериканским, перестали контролировать движение капитала. Япония начиная с 1959 г. получала неоднократные официальные требования от МВФ и секретариата Генерального соглашения по тарифам и торговле (General Agreement on Tariffs and Trade, GATT, предшественника Всемирной торговой организации) перейти к конвертируемости валюты, однако вплоть до 1980 г. держалась за свой налагавший строгие ограничения Закон об иностранном капитале. Корея и Тайвань так же упорно сопротивлялись требованиям дерегулировать потоки капитала до 1990-х. Государства Юго-Восточной Азии либерализировались гораздо раньше в процессе развития. Результатом стал быстрый рост краткосрочного внешнего долга, который ни одно из правительств не смогло контролировать.

Богатые страны вливали свои деньги в регионы, предлагавшие относительно высокие процентные ставки, имея в виду получение выгоды в кратчайшие строки. Более того, валюты государств Юго-Восточной Азии были либо привязаны к доллару США, либо дорожали относительно него, делая тем самым краткосрочные инвестиции вдвойне привлекательными для иностранцев, пока эти связи удавалось удерживать. В Северо-Восточной Азии Южная Корея столкнулась с массовым притоком капитала после отмены контроля над его движением в 1994 г. под давлением МВФ. Но при этом бóльшая часть денег, в отличие от Юго-Восточной Азии, уходила на развитие индустрии.

В Юго-Восточной Азии, где аграрная и промышленная политика провалилась, внешние займы использовались для инвестиций в недвижимость и другую непроизводственную деятельность, наподобие биржевых спекуляций. Это опять было похоже на структуру внешнего долга стран Латинской Америки в преддверии кризиса, где тоже слишком много иностранных денег было растрачено на деятельность, не приводившую к формированию доходов страны в иностранной валюте.

«Конец света» наступил в Юго-Восточной Азии в июле 1997 г., когда стоимость тайской валюты пришлось резко понизить по отношению к доллару в связи с требованиями погасить международные кредиты, что вызвало по всему миру панику касательно возможности других азиатских стран обслуживать свои долги.

Этот кризис в очередной раз высветил простое правило развития: государство должно сочетать свои финансовые институты со своей стратегией развития до тех пор, пока не будут достигнуты его ключевые цели в аграрной и промышленной политике. Доводы в пользу дерегулирования возрастают по мере развития экономики, однако риски от преждевременного дерегулирования куда серьезнее, чем от задержки с ним, особенно в нашем мире глобализированных финансовых потоков. Следует понимать, что в ходе экономического развития национальные компании неизбежно начнут бороться за освобождение от государственного контроля над финансами, создавая естественную внутреннюю потребность в дерегулировании. Государству нет смысла опережать эту тенденцию. Процесс дерегулирования достаточно сложен для управления, даже если правительство обладает развитым бюрократическим аппаратом.

Япония, Южная Корея, Тайвань пережили во время либерализации финансовый кризис. Но еще важнее то, что они воспротивились давлению со стороны Вашингтонского консенсуса и придержали либерализацию до тех пор, пока не достигли очень существенного прогресса в своем развитии.

Главными инструментами финансового контроля в развивающейся экономике всегда были регулирование движения капитала и банковские системы – последние в силу того, что государству с ограниченным бюрократическим аппаратом контролировать их гораздо легче, чем рынки акций или облигаций. Национальные банки вынуждены подчиняться Центральному банку, поскольку тот является источником дополнительных ассигнований и резервного фонда; это обстоятельство позволяет правительству побуждать национальные банки к долгосрочному кредитованию промышленности. Рынки акций и облигаций, напротив, подвержены мгновенным распродажам со стороны инвесторов при возникновении паники. Они также требуют усложненной инфраструктуры регулирования и высокого уровня информационной прозрачности, для того чтобы функционировать хотя бы на удовлетворительном уровне.

Но если оставить в стороне сам контроль над банками, государственными и частными, и над потоками международного капитала, то среди успешных и провалившихся государств Восточной Азии не наблюдается последовательности в проведении денежно-кредитной и фискальной политики. На одном конце спектра – обширные внешние займы и мягкая денежно-кредитная политика, ведущие к высокой инфляции и периодически повторяющимся финансовым кризисам, однако не подорвавшим процесс развития Южной Кореи. На другом конце – пример Малайзии, которой не помогли добиться экономических успехов благоразумная финансовая политика, контроль за внешним долгом и низкий уровень инфляции. По всей Восточной Азии, как и во всем развивающемся мире, главное – это направить финансы, обширные или скромные, на верно выбранные цели.