Политические деятели в Юго-Восточной Азии все чаще говорят о промышленной политике как об упущенной возможности, к которой они уже никогда не смогут вернуться. Приводится и такой довод, что не просто промышленная политика региона потерпела поражение, а последующее вмешательство МВФ в период финансового кризиса затруднило для правительств этих стран ее проведение, так что не стоит это и пробовать. Сходным образом рассуждают люди, утверждающие, что осуществлять земельную реформу слишком сложно. Такие утверждения подразумевают, что существует реальная альтернатива политике поддержки «молодой промышленности». Это не так. Как написал историк экономики Энгас Мэддисон в книге «В чем причина экономической эффективности государств» (Explaining the Economic Performance of Nations), «самой важной характеристикой экономического роста является технический прогресс».

Если технологический прогресс в развивающихся странах становится частью ускоренного экономического развития, а не растягивается на протяжении многих и многих поколений, то он требует направляемой государством промышленной политики.

Есть, например, те, кто надеется, что Индия с ее хвалеными информационными технологиями в сфере обслуживания представляет собой альтернативу развитию, ведомому обрабатывающей промышленностью. Да, такие фирмы, как Infosys и консалтинговая компания Tata Consultancy Services (TCS), действительно игроки мирового уровня. Но даже спустя 20 лет после того, как Индия запустила свою программу реформ в 1991 г., лишь 3 млн человек (при населении в 1,2 млрд) работают здесь в области информационных технологий – это менее 1 % рабочей силы. Нужно понимать, что предприниматели, менеджеры и специалисты, которые окончили в Индии элитные технологические институты и создали фирмы, подобные Infosys и TCS, смогли обеспечить гораздо меньше рабочих мест для населения, чем могли бы создать, если бы их принудили управлять заводами.

Два десятилетия отрицания промышленной политики в Индии привели к тому, что сейчас только 14 % рабочей силы занято в промышленном секторе. Для сравнения, в Южной Корее после тех же 20 лет развития на базе индустриализации в промышленность было вовлечено уже 30 % работоспособного населения. Невозможно даже представить, что фирмы, специализирующиеся на информационных технологиях в Бангалоре, или же элитные финансовые фирмы в Мумбае, смогут обеспечить Индии такой же успех в развитии на уровне всего государства, какой наблюдается в Японии, Южной Корее, на Тайване и в Китае. Ничего подобного не стоит ожидать здесь в обозримые сроки, и потому мудрецы, которые уподобляют экономическое развитие Индии странам Восточной Азии, просто глупы.

Правительства, серьезно относящиеся к экономическому развитию в масштабах страны, будут продолжать уговаривать своих предпринимателей, чтобы те шли в обрабатывающую промышленность и учились производить товары, конкурентоспособные на мировом рынке. В этом могут помочь и протекции, и субсидии, но только в постоянном сочетании с дисциплиной, обеспечиваемой конкуренцией. В свою очередь, не придумано лучших показателей для оценки конкурентоспособности, чем показатели экспорта, ибо, подобно результатам правильно организованных экзаменов, показатели экспорта в долгосрочном плане нельзя подтасовать. Экспортная деятельность также обеспечивает государство важнейшей информацией, основываясь на которой оно будет решать, какие фирмы поддерживать и, что важнее, какие не поддерживать. И наконец, международная торговля позволяет предпринимателям знакомиться с новыми технологиями и осваивать их.

Для производственного обучения требуются огромные инвестиции в течение очень длительного периода, а значит, крупный бизнес всегда будет играть ведущую роль в экономическом развитии. Действительно, по моим ощущениям роль крупных компаний в экономике значительно важнее роли крупных стран. Существует много малых или малонаселенных стран, имеющих крупные компании, и все они богаты, например Бельгия или Швеция. Но нет на свете крупных стран, которые бы разбогатели при наличии только мелких фирм.

В свою очередь, риски для государственых ресурсов при проведении промышленной политики соразмерны масштабу поддерживаемых компаний. Неэффективно контролируемые крупные предприниматели в развивающихся странах превращаются в олигархов – тому есть примеры в Юго-Восточной Азии, России или Латинской Америке. Даже в Северо-Восточной Азии предприниматели, которых правительство вынудило работать на благо национального развития, норовят сорваться с цепи. Они берут субсидии и, едва их бизнес становится конкурентоспособным в мировом масштабе, начинают ратовать за свободный рынок, как это делали до них другие бизнесмены и правительства. В Японии, Южной Корее и на Тайване крупные компании, вскормленные государством, вели агрессивную борьбу за дерегулирование. Они, по выражению Фридриха Листа, спешат «отпихнуть лестницу», вознесшую их наверх.

Государство никогда не прекращает дисциплинировать компании, устанавливая моральные ограничения в деловой сфере – как на более дирижистском, так и на более свободном рыночном этапе экономического развития. В ходе дерегулирования проблема с дисциплиной все более обостряется, особенно в финансовом секторе.

Реальная проблема не в наличии или отсутствии требований дисциплины со стороны государства, а в том, чтобы своевременно перейти от поддержки развития «молодой промышленности» к политике, учитывающей интересы малого бизнеса, потребителей и пассивных инвесторов. К сожалению, многие государства слишком долго выжидают, прежде чем приступают к смягчению промышленной политики и начинают движение к более открытой экономике. Такие страны, как Япония в Азии или Италия в Европе, в ходе своей эволюции стали похожи на взрослых людей, которые упорно отказываются покинуть родительский дом, предпочитая отсиживаться в спальне, а не переходить на следующую стадию своей жизни или, согласно японской метафоре, плыть дальше по экономической реке.

Эти «взрослые дети», однако, не самая серьезная проблема. Гораздо больше поражает то, что в мире до сих пор полно стран, похожих на детей, которых выбросили на улицу, чтобы те сами искали себе пропитание. От этих государств ждут промышленного развития, но без защиты своей «молодой промышленности», без государственного контроля над финансовыми ресурсами и без свободы действий по отношению к потокам международного капитала. Понятно, что в таких условиях логика развития полностью нарушается.

В мире, где есть всего несколько развитых взрослых и много– много детей, заключительные слова следует адресовать самому зрелому из всех – Соединенным Штатам Америки и их роли в развитии Восточной Азии.

В Северо-Восточной Азии США во время холодной войны выступили в качестве идеального ответственного взрослого человека, не только поддержавшего земельную реформу в Японии, Южной Корее и на Тайване, но и в течение долгого времени терпимо относившегося к протекционизму правительств, воспитывавших свою «молодую промышленность». Экономические дети тех времен уже встали на ноги, и в 1980-х гг. США вполне разумно предложили им прекратить иждивенчество.

В Юго-Восточной Азии, напротив, США сперва ничего не сделали, чтобы стимулировать земельную реформу, а затем начали навязывать промышленное и финансовое дерегулирование, уместное в богатой стране, но совершенно непригодное для государств, где ВВП на душу населения не превышал нескольких тысяч долларов в год. Давление, направленное на дерегулирование, особенно усилилось с окончанием холодной войны. Сегодня те страны, которые были прямыми союзниками США в идеологической борьбе и посылали своих солдат умирать вместе с американцами во Вьетнам или Южную Корею, зашли в тупик.

Между тем две страны, которые в свое время вели войну против США и не доверяли американским советам касательно своего развития – Китай и Вьетнам, – находятся сейчас в гораздо лучшей экономической форме. Отсюда сам собой возникает вопрос о том, что это значит – быть другом Америки.