Глава 17
Выноси, залетная!

Выяснив, что газета выходит ежедневно, отражает все аспекты деятельности и жизни восточных пруссаков, и агент «Мазур» должен тоже почитывать данную периодику, разведчики порядком приободрились. Пешкова напомнила, что название деревушки, в которой они находятся сейчас, начинается как раз на букву, стоящую первой в фамилии офицера-«крота». Все призадумались – что можно выкинуть этакого в этом глухом месте, чтобы получился весомый резонанс, а отклик действий диверсантов получил место в газете.

Пешкова снова стала разговаривать с хозяйкой дома, Селезень предложил спалить половину поселения или найти и уничтожить жандармов или полицейских, заодно обзавестись колесами.

– Ведь наверняка у фрицев здесь тоже имеется своя «полиция порядка», коими насыщены все поселения Пруссии, – настаивал на своем варианте снайпер, – зато, расстреляв парочку из них и подпалив здешнюю администрацию, мы точно увековечим в памяти аборигенов свой партизанский рейд. А главное, газетенка отметит завтра это в новостях!

– Если не придумаем ничего более гуманного и интересного, то придется действовать так, – сказал Сергачев.

– А мы сюда прибыли не для гуманных дел и не в бирюльки играть! – заявил Машков, собравший перед собой на столе ряд склянок и тарелок и что-то готовивший из различных ингредиентов.

– Че делаешь, сержант? Колдовское зелье для Гитлера?

– Серега, вот дал тебе бог отличное зрение и чутье разведчика, а мозгами обделил, ешкин кот! – Сержант смешивал какие-то порошки, раздобытые у фрау Марты на кухне, насыпал золы, стал толочь и молоть вместе табак, порох, перец и еще ряд сыпучих соединений. – Лучше помоги, вскрой пару патронов, пороха еще нужно. И сядь подальше, а то чихать начнешь, три дня потом не остановить.

– От собак, что ли? Кайенская смесь? Голова-а! Щас помогу.

Лиза, ушедшая с фрау Мартой на второй этаж, вернулась с куском красной материи, растянула полотно в руках:

– Хозяйка наша оказалась швеей и портнихой, у нее нашлась ткань подходящая.

– Че, с флагом пойдем в рейд? Чтобы все местные русскую душу узнали?! – ухмыльнулся Селезень.

– Бери шире, Сережа. Стяг сделаем, водрузим на местном костеле или кирхе, как тут церкви называются. Сожжем администрацию, уничтожим технику, если попадутся представители их правопорядка или гестапо, ликвидируем их.

– Ты просто прелесть, Лизка! – Машков кивнул, не отрываясь от своей работы. – Селезень, пулей дуй по деревне, а то тут трещим, а снаружи светает. Пешкову возьми. Флаг воткните на самом высоком здании, гляньте почтамт или ратушу, что тут есть у них. Шороху там наведите. Можете спичками поиграть и чего-нибудь сжечь, спалить. Местных не трогать, мы не зондеркоманда и не айнзатцгруппа! Сбор через полчаса у развилки, что с севера поселения. Там стог сена большой еще. Ясно?

– Так точно.

– Выполнять. Налегке идите. И спички не забудьте. Степаныч, иди снаряжай лошадь, гранатометы, сидоры, запасные автоматы на нее навьючь. Селезень найдет колеса, тогда отпустим кобылку. Надеюсь, твоя затея, Лиза, получится, и Центр начнет отслеживать наши диверсионные вылазки через их печать!

– Угу.

Бойцы разбежались выполнять поручения, хозяйка спустилась по лестнице и уже не так испуганно пялилась на сержанта.

– Вас… тьфу, что, фрау? Нихт шиссен. Ком цу хаузе. Идите в комнату. Аллес гут! – Машков показал рукой направление и улыбнулся.

Фрау Марта зашоркала тапочками по полу, скрылась в комнате погибшего на Восточном фронте сына. Машков начал ссыпать порошки в холщовый мешочек, пару раз чихнул, бесцеремонно высморкался прямо на пол.

Через десять минут разведчики покинули дом фрау Марты и в предутренней мгле выдвинулись в условленное место.

Еще спустя четверть часа центральная часть деревушки озарилась ярким светом, а вынырнувшие из сумерек Селезень и Пешкова присоединились к товарищам.

– Транспорта нет, весь забрали для ополченцев. Только мотоцикл и телега, – доложил рядовой Селезень, злорадно улыбаясь и потирая руки, – я их уничтожил. Флаг рдеет над местным костелом, телефонов тут вообще нет, здание ратуши подпалили, вона как разгорается! Там один охранник был. С дробовиком. Но в форме полицая. Короче, нет его больше на этом свете. Втихую снял. А Лизка на стене углем пару слов начеркала фрицам. Привет из СССР, так сказать!

– Тут нет полицаев, это тебе не Белоруссия и не Украина! – шепотом сказал Машков, но приветственно похлопал Селезня по плечу. – Молодцы! Теперь валим отседова на фиг!

Разведчики вереницей устремились в ближайшие кусты, ведя лошадь под уздцы, а спустя некоторое время первые лучи солнца озарили окраины просыпающегося фольварка, охваченного пожаром.

Семь километров по лесным дорогам в утреннем тумане для диверсантов показались легкой прогулкой, только однажды, заслышав звон колокольчика, им пришлось спрятаться в кустах и переждать проехавшую мимо конную повозку. Видимо, с утра пораньше какой-то зажиточный крестьянин спешил с товаром на рынок, везя свежие продукты и молочные надои для продажи. На лугу, островком возвышающемся над затуманенным полем, паслись коровы, пастуха разведчики не заметили.

Прохлада ночи сменилась нагретым воздухом вставшего солнца, многочисленные жаворонки и стрижи, пикирующие в голубом небе, оглашали местность разноликой трелью. Запорхали бабочки, далеко и долго причитала кукушка.

Отряд через два часа вышел в расположение узловой станции Ульбах, некоторое время наблюдал за просыпающимся поселением, проводил рекогносцировку местности. Выявление сил противника удовлетворило бойцов – кроме полицейского звена, шастающего по улочкам утреннего селения, и караула вермахта на станции никого серьезного больше не предвиделось.

Сергачев начал переодеваться в форму прусского железнодорожника, Селезень – стягивать маскхалат и напяливать одежду обычного селянина, прихваченную в закромах фрау Марты.

– Поди, ее сынок-фриц носил в молодости эти штаны и рубаху?! – недовольно пыхтел разведчик, натягивая простую одежду.

– Я залягу вон там, на пригорке, – сообщил Машков, – лошадь пока не разгружаю, вдруг что-то непредвиденное. Лиза, бдишь тыл, не хватало нам грибников каких или романтической парочки, вылезшей из лесополосы. Серега, возьми сидор со взрывчаткой, запали шнур подлиннее, но в тот момент, когда Степаныч даст отмашку, что готов отчаливать. Понял?

– Ага. Что рвать будем?

– Не знаю. Сам разберешься, чем громче и эффектнее, тем лучше. Раз нужно след весомый оставить – рви как следует.

– Фрицев можно парочку положить?

– Нужно. Че фигню всякую спрашиваешь? Действуй по обстоятельствам, ты у нас лазутчик вездесущий. Да и ножичком орудуешь похлеще любого из нас. Готовы? Степаныч, ты че там долго так вошкаешься? Чай, не на парад собираешься! Не дрейфь, ветеран, все будет пучком! Я подстрахую с высотки.

– Может, гранатометом жахнуть?

– Не-е, его бережем, вдруг еще понадобится в более интересной ситуации. Все… С богом, братцы!

Лиза повела лошадь низинкой, Машков отнял от лица бинокль, подмигнул товарищам, уходящим вперед:

– И веселей, мужики, вы же типа местные! Не боись, все будет в ажуре.

Сергачев, несколько совладав с собой, но не находя места рукам, побрел вдоль рельс прямо к станции, Селезень подхватил одну из подгнивших шпал, коих в кювете валялось несколько штук, немного измазал лицо, руки и рубашку сажей и мазутом и поплелся следом. По пути им очень кстати попался ржавый ломик, Семен Степанович взял его и, простукивая рельс, продолжил движение. За спиной пыхтел молодой боец с ношей на плечах.

– Делаем вид, что ходили смотреть пути, теперь возвращаемся, – сказал вполоборота Сергачев, – идем сразу в то депо слева, там пока не видать никого.

– По-онял.

Сто метров до первых построек станции дались как пройденные семь километров от деревушки. Оба вспотели от напряжения, незаметно поправляли на поясницах пистолеты, норовящие выпасть, тяжело дышали и искали взглядами укромное местечко. Такое нашлось между пакгаузом и рабочим ангаром для заправки дрезин. Но в воротах, открытых настежь для проветривания душного помещения, взад-вперед ходил солдат с винтовкой «маузер». Сначала он резко окликнул парочку, видимо, напугавшись их появления сзади, но, поняв, что это работники станции, махнул рукой «проходите».

Разведчики переглянулись и зашли внутрь ангара. Здесь пахнуло сыростью и промасленной ветошью.

– Брось ты шпалу, здесь она уже не нужна, – прошептал Сергачев, но только Селезень попытался скинуть ношу, словно ниоткуда появился человек в грязном комбинезоне и пилотке военного образца на белобрысой голове. Он начал спрашивать что-то, причем на польском языке, повышать голос, не получая ответа от оторопевших незнакомцев, и разводить руками в полном недоумении. Рядом стоял паровоз, на другой линии параллельно ему приютилась дрезина, к которой был протянут толстый гофрированный шланг.

– Путейцы, – ответил по-польски Сергачев, – мы… э-э… обходчики.

Уж эти слова он точно знал, поработав полтора года в Восточной Пруссии и в Варшаве. Но ответ пожилого железнодорожника в чистой прусской униформе не удовлетворил служащего депо. Селезень расценил выход из патовой ситуации по-своему. Он резко повернулся и концом шпалы ударил поляка по затылку, отчего тот еще и шмякнулся лбом о железный кожух паровоза. Ношу рядовой скинул, а тело оттащил в сторону и накрыл брезентом.

– Сергей, ну, ты даешь стране угля! – изумился ветеран. – Ты сейчас в этой одежке так на моего Пашку похож. Аж сердце закололо.

– Да достали его слюни во все стороны! Надоел.

Они улыбнулись и начали осмотр ангара. Селезень снял со спины сидор, начал выуживать из него конец бикфордова шнура и искать подходящее для закладки взрывчатки место. Сергачев полез наверх локомотива, держась за вертикальные поручни. Вскоре из кабины раздались лязг металла и бормотание ветерана, занятого делом.

Устроив взрывоопасный сидор возле цистерны с керосином и приготовив шнур для зажигания, Селезень побежал к другим воротам, прикрывающим запасной вход в ангар. Наличие замка на них понравилось бойцу, а вот появившийся из подсобки железнодорожник в форме начальника среднего звена ошарашил разведчика. Пришлось быстро оглушить его, связать подручными веревками и ремнем, сделать кляп из грязного полотенчика и спрятать обратно в каморку персонала. Он снял с плитки кипящий чайник, пошвыркал кофе из стакана, закусил булочкой, затем заметил баллон со сжатым воздухом, который сноровисто перетащил к заминированной цистерне.

– Если Степаныч одолеет паровоз, а он его точняк сделает, то в ангаре останутся дрезина с цистерной, сцепка двух вагонов и еще одна дрезина, механическая, – вслух рассуждал Селезень, обходя владения, – часового снять и спрятать – это как два пальца. Выгоняем паровоз, зажигаем фитиль и дуем отсюда на всех парах. Отлично, Серый! Работай.

– Иди сюда, – раздался голос Сергачева сверху, – помоги маленько.

Вдвоем они раскрутили маховик, стравили давление в баке, освободили заклинившую тягу реверса. Рядом уже горел огонь в топке, куда по просьбе ветерана снайпер начал закидывать совковой лопатой уголь.

– Уголька хватит дня на два-три, – пояснял Сергачев, манипулируя руками и хватая различные приспособления управления паровозом, – закрома наполовину пустые, зато воды в «пузе» полно. Сейчас нагреется, наберем паром давление и попробуем выскочить. Не меньше десяти очков. Надеюсь, дымогарные и жаровые трубы в целости и не сифонят!

– Попробуем выскочить? – удивился Селезень, шелестя углем и морщась от жара топки.

– Надеюсь, ходовая у него в целости, а так с чего бы ему здесь стоять?

– Да хотя бы для перевозки вон тех вагонов.

– А что в них?

– Не успел зазырить. Глянуть?

– Некогда. Наши ждут, волнуются. Может, к ним дунешь? Я сам шнур запалю.

– Не-е, Степаныч, это моя работа! Мой фейерверк будет! Давай, дергай свои рычаги, а я свои. Еще?

– Да, видишь манометр? Как наберешь десяток атмосфер, скажешь. Я пока все же гляну оси.

Сергачев ловко нырнул в узкий ход, сполз по поручням и почти в три погибели стал осматривать буксы, рессорные балансиры и бегунковые тележки. Вскоре его окликнул «кочегар» Селезень.

– Пробуем сдвинуться, если тронется, то все в порядке, – сообщил Сергачев, уже орудуя у пульта управления механизмами, – мне не понравилось тяговое дышло, шкворень забил, авось, хватит на пару дней.

– Мне продолжать топку греть?

– Да, набираем тринадцать очков и выходим. Фрицев нет?

– Только тот один, но я пойду с ним разберусь сейчас.

– Давай, паря, я пока тут расшевелю нашего слоника.

Немец очень удивился, прямо «до боли в сердце», когда, развернувшись, очутился лицом к лицу с чумазым парнем, недавно таскавшим шпалу. Теперь в его руке блеснуло лезвие, и нож до рукоятки вошел в грудь часовому. Пока он хрипел и закрывал глаза, Селезень волок его внутрь ангара. Винтовку и ремень с запасными обоймами он закинул через плечо.

– Степаныч, у меня все в ажуре! Зажигать?

– Да обожди ты. Экий ты шустрый!

Железнодорожник еще минут пять ковырялся с системой подачи пара, потом попросил выпростать из-под сцепных колес тормозные колодки и попробовал сдвинуть паровоз. Махина зашипела, дернулась, скрипя и лязгая железными деталями, но все же проехала пару метров, высунув передок из ангара.

– Нормалек, готово! Зажигай, Серега.

Селезень все сделал ловко и быстро, выскочил из ангара, догнал начинавший разгоняться локомотив с тендером позади, заскочил на подножку. Его довольная мина резко сменилась на злую и озабоченную при виде легкой дрезины, возвращающейся из ночного дежурства в ангар станции. И на ней сидящих сонных гитлеровцев.

– Атас, Степаныч! Немцы-ы!

– Вижу-у. Держись, паря-я. Эх-х, выноси, залетная!

Дрезину шибануло так, что с нее в стороны полетели не только солдаты, но и весь их нехитрый скарб. Механическая тележка удержалась на рельсах, слегка подпрыгнув, огласила окрестности страшным скрежетом и, прилипнув к локомотиву, продолжила движение вместе с ним, теперь уже обратно. Приходящие в себя немцы, попрыгавшие и сброшенные на обочины, стали дико голосить и стрелять вверх, пока их шум не затмил гул взрыва. Ангар, словно мыльный пузырь, вспучился и лопнул, окутавшись языками огня и клубами черного дыма. Эхо взрыва пронеслось вдоль путей и по распадку между лесом и поселением.

Паровоз подобрал двух разведчиков с их тяжелым снаряжением и, прощально погудев одинокой лошади, стал удаляться на северо-запад. Вскоре его пыхтение-шипение утихло, а дым из трубы рассеялся по просторам просыпающейся провинции.

Из новостей в утренней газете «Кенигсберг Альгемайне Цайтунг» от 14 июня 1943 года: «… в результате действий искусно скрывающихся советских парашютистов ночью с 12 на 13 июня в усадьбе Скайсгиррен убит рядовой «полиции порядка» Клаус Фольге, получили ожоги и ранения двое местных жителей, причинен ущерб на сумму 5700 РМ из-за пожара ратуши, двух сгоревших единиц техники и обрыва проводов местной связи. Снято и уничтожено красное полотнище, символизирующее знамя Советов, а также стерты пропагандистские надписи на стенах домов простых жителей… Позднее этими же диверсантами на узловой станции Ульбах убит солдат вермахта Вильгельм Баннах, охранявший пункт дозаправки железнодорожного транспорта на тупиковой ветке магистрали Тильзит – Гумбиннен, взорван сам пункт, уничтожены четыре единицы транспорта на рельсах, ранены три человека из обслуживающего персонала и дежурного наряда. Угнан локомотив типа «BR-86». Партизаны на этот раз не понесли никаких потерь. Мы обращаемся к властям провинции и руководству СД! До каких пор будут происходить…»