Глава 16
Ыще одна Жижигалка

– Окружают, черти!

– Ишь, набежало пол-Пруссии… Тараканы, едрить их в одно место!

– Мужчины, что делаем?

Разведчики, вышедшие из ущелья и покинувшие долину, ведя на поводу лошадь с оружием и снаряжением, вышли к очередной лесополосе. В трехстах метрах от них цепью по полям шла местная «гвардия»: полицейские, жандармы, молодежь, охотники, прочие добровольцы. Местами виднелись, судя по форме, солдаты вермахта. Кроме того, урчала техника, в основном состоящая из мотоциклов, грузовых машин и трех бронетранспортеров. Лай собак, кстати, первым выдал наличие противника по периметру. В небе пролетел самолет.

– Ну, блин, кого ни попадя стянули, уроды! Много народу – мало кислороду. Чего предпримем?

– Благо нас пока не видят, – Машков нервно жевал соломинку, изучая внимательным взглядом врага, – но собаки! Скоро учуют. И кобылу нашу видно издалека.

– Расческу фрицы любят! – заметил Селезень, лежащий всего в пяти метрах от товарищей, но невидимый для их глаз в маскировке «Шаман» в кустах бузины. – Нужно обратно, туда, где их строй нарушится из-за естественных преград и препятствий. Лес, валуны, овраги, скалы.

– Ты лошадь тоже по скалам поведешь? Ясен перец, не в чисто поле побежим! – пробурчал сержант, отмахиваясь от назойливой мухи. – Нам бы до темноты дотянуть, в ночи скроемся.

– Как назло, кругом поля пошли. Пруссия, что ли, тоже житница местная, как и у нас Украина?

– Видать, так. Мда-а, через поля и луга переть у всех на виду совсем не пристало нам, братцы!

– Все, харэ лясы точить, отходим к лесу и холмам, – распорядился Машков, выплевывая травинку, – будет жарко, разделимся и разведем этот парад, на хрен…

– …До ночи еще три часа, запаримся бегать и разводить пруссаков! – перебила сержанта Лиза. – И вообще… нам же на восток нужно, к партизанам и рации. Пока связи не будет с нашими, пока не передадим фамилию шпиона, нельзя отдыхать, спать, есть…

– … Да кто тут собрался отдыхать, Лизок?! Запутаем противника, уведем его, там и поищем тебе рацию. Может, пеленгатор захватим, если повезет. Все, сваливаем.

– Вась, дай я их спугну, – откликнулся Селезень, – пару самых борзых срежу, остальные в штаны наложат, землю носом рыть станут. Они же только до первой крови смелые, а так трусливые, как зайцы!

– Отставить, рядовой Селезень! Не время шороху тут наводить, себя обозначать. Подъем, подъем… Серега, веди наших максимально скрытно и тихо, я прикрываю.

– Может, гранатометы бросим, сильно тяжелы? – Сергачев повел лошадь под уздцы, сам донельзя навьюченный оружием.

– Степаныч, не тебе же тащить их, поди, кобылка еще вынесет денек!

Диверсанты скрытно ретировались с места лежки, кустами и вдоль кювета дороги перетекли в заросли возле речки и торопливо пошли низом долины на север. Раны саднили, солнце пекло и морило тела разведчиков, обливающихся потом, натруженные ноги гудели и предательски замедляли ход. Даже лошадь с пеной у рта постоянно всхрапывала и начинала сбоить, показывая норов животного, а не послушного домашнего скота.

– Сейчас бы озерцо или колодец, мыться охота – мочи нет! – мечтательно пробурчала Пешкова.

– Да-а, освежиться бы не помешало! – вторил ей идущий следом Сергачев, уставший более всех, но упорно поддерживающий свое состояние духовно. Ныть и падать он не собирался, потому что находился среди разведчиков и по заданию самых главных руководителей страны, подводить никого не хотел, хотя и готов был свалиться и больше не вставать. Даже пожаловаться никому не имел права.

Группа быстрым темпом прошла километр, с пригорка заметила все еще сужающееся кольцо противника, солнце, неумолимо катящееся к западному горизонту, и позволила себе пять минут привала.

Никто не говорил, не шевелился, не остерегался возможной опасности из кустов – все до того устали, что неподвижными трупиками лежали у подножия старой толстой сосны.

Шишка, упавшая сверху, громко брякнула по каске Машкова, отчего он вздрогнул и схватился за автомат. Сначала засмеялась Лиза, потом ее поддержал Сергачев, вот уже Селезень залился тихим хохотком.

– Вась, не помяло тебя?

– Васек, смотри, как каска треснула.

– Белка, поди, заигрывает с нашим сержантом.

На этот раз сержант не послал шутников к такой-то матери, а сам улыбнулся и обнажил золотую фиксу, чем еще больше вызвал смех товарищей, редко видевших улыбки Машкова.

– Ишь, заблестел фиксой, щас ослепнем!

– На зоне вставлял рыжье или знакомого врача надыбал, а, Василий?

– Интересно, а у него весь рот золотой или там вообще зубов больше нет?

Снова заржали, заерзали, стали обильно поливать лица водой и утолять жажду, благо недавно в речке набрали свежей.

– Юмористы, блин! Я посмотрю, как вы шутить будете, когда в клещах фрицевских окажетесь. Подъем!

– Ну вот… Взял и все опошлил.

– Тьфу на тебя, Васек!

Группа снова выдвинулась в рейд, теперь уже в густой ельник, через труднопроходимые заросли, раскидистые колючие лапы и сети паутин, вечно залеплявшие лица. Из кустов выскочил заяц и бросился наутек, от испуга у Лизы чуть сердце не разорвалось. Селезень снова пошутил, но ответной реакции уже не последовало – бойцы твердо встали на ноги и, настроившись на серьезный лад, упрямо зашагали вперед.

– И все же нужно их пощекотать, – предложил через некоторое время Селезень, – не хрен за нами во весь рост шастать, пора и меру знать.

– Идем, пока идется незамеченными! – сказал как отрезал Машков. – Напоремся на них, обещаю, что дам тебе вволю пошмалять. А сейчас будь добр, Серега, шевели колготками дальше!

– Есть.

Когда начали сгущаться сумерки и немцы, судя по всему, тоже решили сворачиваться с прочесыванием местности и оставить посты, чтобы завтра снова продолжить поиск парашютистов, группа разведчиков наткнулась на паренька. Он катил на велосипеде по проселочной дороге, петляющей среди лесного массива, и заметил диверсантов. Селезень вскинул винтовку, но Машков придержал его:

– Не стреляй. Ребенок же.

– Да этот гамбургер сейчас доложит своим папкам и дядькам о нашем местонахождении! Такой вот шибзда Матвеича нашего завалил дуплетом! Ты че, сержант?

– Отставить, я сказал! Мы не фашисты детей мочить. Все, живо уходим на запад, – приказал сержант, провожая взглядом уносящего ноги мальчонку.

– Почему запад? Нам же на восток! – вслух удивилась Пешкова.

– Они тоже знают, что нам восток нужен, – пояснил Машков, поправляя на себе амуницию, – и выставили заградительные отряды, не видно, что ли?

– Прорвемся, стало быть! Что, нам теперь по их землям носиться в поисках рации и выхода с чужой земли?

– Запутаем врага. Пусть он думает, что мы усердно когти рвем к своим, на свою землю, туда стягивает все силы. А мы тут еще повоюем. Помотаем противника, за нос поводим, нервы пощиплем. Глядишь, и рацию сварганим по пути. А до партизан еще ох как долго пилить!

– Сержант верно говорит, – поддержал Машкова Сергачев, – я хоть и тоже до чертиков устал и хочу быстрее попасть домой, но идти вдоль железки к Литве – это утопия. Мышеловка. Предлагаю где-то перекантоваться на ночь, привести себя в порядок, я переоденусь в форму прусского железнодорожника, коей меня снабдили на Родине, рано утром выйду в расположение их узловой станции, проберусь в депо, под видом «своего» найду телефон и сообщу куда нужно и что нужно. Как вам идея такая?

Разведчики переглянулись, Селезень почесал нос.

– А что. Идея фикс. Думаю, ветеран справится.

– По-немецки гутарить умеешь? – спросил Машков.

– Нет, но немного слов знаю. Частично польских, сколько-то немецких, по-белорусски умею калякать.

– Ну, по-белорусски тут и не пригодится – верная смерть! – заметил сержант. – А вот с формой ты здорово придумал. Давай обмозгуем все.

– И что он в форме, но без общения сделает? – встряла Лиза. – Тенью вдоль заборов юлить будет? Тут смело и открыто нужно по улицам или вдоль путей идти, изображать стрелочника или путейца, с молоточком, напевая песенку немецкую. Могу научить.

– Лизок, какие, на хрен, учебы?! – Машков рубанул воздух ладонью. – Так сойдет. Красться нигде не нужно, авось, пронесет и так. А текст к телефонной передаче мы сейчас накидаем с тобой, Лизка.

– Угу, чего там накидывать – позывной и фамилия офицера НКГБ.

– Еще бы помыться да пожратеньки! – пробурчал Сергачев, потирая щетину. – А то на потное тело натягивать свежее белье не очень-то… Вонять ходить на станции.

– За путейца-работягу сойдешь точно. Не духами же тебя брызгать, чай, не офицерье гестаповское!

– Тогда заходим в ближайшую деревню, благо мужиков оттуда всех вызволили на полевые работы и прочесывание местности, забуримся в крайнем хаузе и марафетимся. Ночью на выход все, – предложил Машков, – принято?

– Работаем, насяльника! – шутливо ответил Селезень, за что схлопотал по затылку брошенным сучком.

– Карту.

Выбрав по карте населенный пункт, разведчики приободрились и рьяно пустились в путь. Хороший план в голове да еще в таких условиях всегда подстегивает идти быстрее и веселее.

А вскоре показались и огни местного поселка.

– Фрау Марта, успокойтесь и ничего не бойтесь! – сказала по-немецки Пешкова, убирая пистолет в кобуру. – Здесь вас никто не обидит, не тронет, ваш дом останется в целости и сохранности, весь инвентарь тоже. Мы просто воспользуемся вашим кровом для отдыха и гигиены, потом уйдем, и больше вы нас никогда не увидите. Мы, в свою очередь, тоже никому не расскажем, что воспользовались вашими услугами и приютом. Поэтому прошу вас быть тише, не нервничать, выключить свет и удалиться в подпол… или как он там у вас называется… подвал. Возьмите теплую одежду, молока и примус, ночь вы проведете внизу, утром выйдете, и нас уже не будет. Вам все понятно, фрау Марта?

– Да-да… Я поняла. Пожалуйста, не сжигайте дом!

– Я же вам объяснила – никто не собирается портить ваше имущество.

– Да-да, и комнату сына не оскверняйте, прошу вас! Он погиб на фронте, он выполнял свой долг, – затараторила седая худощавая, но все еще миловидная женщина в черном, расшитом серебряными нитями халате, – я очень дорожу его вещами и фотографиями.

– Я поняла вас. А теперь идите вниз и спокойно отдыхайте там. Все будет хорошо!

– Чего ты с ней цацкаешься, будто со своей теткой родной? – пробурчал бледный Машков, меняя повязки на плече и обмывая раны. Его воспаленный взгляд, потрескавшиеся до крови губы, круги вокруг глаз и щетина выдавали запредельную усталость и тяготы рейда. Вдобавок еще не совсем хорошо обстояли дела с двумя пулевыми ранами. Сержанта начинало лихорадить, по организму пошло воспаление.

У Лизы ранение выглядело лучше, девушка стоически держалась, а продезинфицировать плечо ей предстояло после разговора с хозяйкой дома.

Полчаса назад разведчики скрытно проникли в небольшое поселение Скайсгиррен, что находилось по ту сторону железнодорожной магистрали, на север от нее. Выбрали не самый крайний, а второй дом, до этого еще на опушке бора заметя́ свои следы и израсходовав на это остатки химии от собак.

Наружную охрану не выставили, бросившись заниматься лечением и водными процедурами. Во флигеле двухэтажного дома фрау Марты разместился санузел с душевой, там уже вовсю орудовал Селезень, босой ногой нажимая педаль подкачки воды, фыркая от удовольствия под скудным, но все же действующим душем. В закромах хозяйки оказался даже французский шампунь, который тут же пошел в дело. Позже рядового сменила Лиза, мечтающая принять ванну и почистить перышки, затем Сергачев и последним Машков, долго и аккуратно моющийся из-за ран. Бойцы поочередно сменяли друг друга в проведении процедур мытья, туалета и питания, затем расползались по углам и комнатам дома и на ходу вырубались. После помывки, вида кроватей и ощущения тепла и уюта сон сморил хлеще паралитического газа, народ уснул там, где повалился. Комнату погибшего сына хозяйки занимать не стали, помещений и коек хватало и без нее. Машков расположился прямо на полу, бросив матрас на закрытый люк погреба с находящейся внизу фрау Мартой и плюхнувшись на него в обнимку с автоматом. На столе и скамье остались грязная посуда из-под молока и жареного мяса, остатки сыра и колбасы, крошки хлеба, растаявший кусок сливочного масла. Темнота окутала разведчиков непроглядной пеленой, изредка гавкающая соседская собака вскоре успокоилась, и поселок погрузился в сон.

Немцы свернули до утра поиск диверсантов, отпустив ополченцев по домам, а своих солдат расположив в палатках на меже рапсового и кукурузного полей. Остатки разбитой рации русских и холодный, изувеченный при падении на камни труп Гейнца они нашли, собаки местного бургомистра Брига потеряли след у речушки, протекавшей с юга на север по коллектору, пронзавшему железнодорожную насыпь. Наутро было решено продолжить преследование парашютистов, потому что ночью в темноте и от страха пробираться по зарослям лесного массива стало нереально.

Разведчики спали мертвым сном почти до утра. Первым очнулся и вскочил, тыча стволом оружия по сторонам, Машков. Он поднял остальных, народ стал собираться в путь, доедать ужин, запасаться свежей водой из колонки, рассматривать карту и обсуждать детали. Посвежевшие и немного отдохнувшие бойцы улыбались и шутили, хозяйку вызволили из подвала, закрыли в комнате ее сына и сгрудились над картой.

Видимо, во сне Машкову приснилось, что он недостаточно жесток с фашистами, бегает зайцем от них и бессмысленно теряет людей, не нанося никакого вреда врагу. Он озвучил эту мысль товарищам, на что те закивали и принялись соображать, какими способами можно наносить фрицам максимальный ущерб, бегая по лесам и не рискуя жизнью впустую.

Рассматривались все способы: поджог сельхозугодий и фольварка, уничтожение его главы, пуск под откос проходящего эшелона, открытый бой с солдатами вермахта и колкие лесные налеты на обозы противника. Лиза случайно заметила желтую газетенку, взяла ее, пробежалась глазами по немецкому тексту и плохого качества фотографиям. Нашла рубрику с новостями и чрезвычайными происшествиями, стала внимательно читать, пока мужчины обсуждали план мероприятий на ближайшие сутки.

– Нам нужен транспорт получше лошади, – предложил Селезень, – но не мотоцикл. На нем мы все не поместимся, снарягу не уложим, будем на виду.

– Опять бронемашину захватывать? Пупок надорвем у роты эсэсовцев отбивать ее! – заметил Машков, хмуря лоб и вглядываясь в карту. – А колеса нужны позарез. Бегать по редким лесам этой части Пруссии мы долго не сможем. Фрицы уже стянули кольцо, теперь нам либо в их форму переодеваться и внаглую кататься по зоне, выискивая выход из нее, либо принимать свой последний, но очень заметный бой. А чтобы мы зазря не полегли, нужно прорываться к радиосвязи или телефонному узлу и сообщать нашим последние сведения.

– Тебе бы, сержант, все погибать да помирать! – пробурчал Сергачев, затягивая ремень на животе. – Не спеши, тут нужно тщательно подумать, как с пользой и живыми выбраться, Центру помочь и быстрее отсюда ретироваться.

– Ветеран дело говорит, – поддержал железнодорожника Селезень, – только как нам выскользнуть из мышеловки этой?

– Из крысоловки, я бы заметил!

– Вот-вот. Словили «Крысу», а теперь она нас загоняет к бесплатному сыру.

– На запад нам путь заказан однозначно. – Машков стал водить пальцем по карте вдоль границы Восточной Пруссии и Литвы. – Немцы на Кибартай стянули все силы, может быть, не только по наши души, а так, для посылки на фронт, но и нас там ждут. Точно говорю! И оптика не врет – сами видели в окуляры перед сумерками, сколько народу они нагнали в поля от самой железки до озер и реки, куда мы собирались переться. Остается одно – запутать врага и сбить для начала со следа, покрутить по этому сектору и ловко выскочить из него… ну-у… например, вот сюда… или сюда.

– Так это же в обратную сторону от границы!

– И? Ты по мамке соскучился, Серега? Сутки-другие поводим их за нос, потом срулим, куда нам нужно. Меня транспорт сейчас больше всего интересует. Скорее всего, без маскарада не обойтись. Мой зачуханный жандармский наряд уже не годится, нужна более свежая форма. Желательно эсэсовская. Завидев СС, местные отворачивают взгляд, вермахт тупит взор, а птички перестают петь.

– Юморист, на! Ишь ты, размечтался, четырех штурмовиков Гиммлера решил одолеть без крови, чтобы ряжеными стать?! Орел! – Селезень усмехнулся, играя ножом между пальцев.

– А че, слабо?

– Мне-е? Ну… нет. Только четверых сыскать этим утром в засранном поселке – это чересчур круто! Даже мне не под силу.

– А кто сказал, что четверых? – Машков посмотрел на Сергачева, потом на Пешкову, изучавшую местную периодику с хмурым видом. – Степаныч имеет форму прусского железнодорожника, он в ней и будет. Лизка сойдет за местную деваху типа той, которую изображала в броневике с пленным офицером. По-немецки она шпарит отлично, мы тоже кое-что балакаем. Степаныч притворится глухонемым или просто немым, можно горло перевязать, типа ангина пятой степени. Как вам идея?

– Ну-у… Вроде нормалек. Других пока не родили. Остался транспорт. Давай я прошвырнусь по деревне, пока еще не рассвело? Поищу колеса.

– Колес здесь полно, нам фрицы нужны теплые. Пленные эсэсовцы с пропусками в зону, и желательно скорее.

– Вот едрить, блин, вас коромыслом! – Селезень задумался, кусая губу.

– Колеса, я думаю, найдем быстро, – вдруг обмолвился Сергачев, покручивая ус, и жестом привлек товарищей к карте, – вот железка, вот здесь и здесь станции, причем вот эта узловая. Значит, там имеется не одно депо с вагонами, дрезинами и паровозами. До станции семь кэмэ по лесу и полю. Чешем туда, хватаем либо дрезину, либо локомотив, заряжаем его на запад и протыкаем зону особого внимания насквозь.

– Степаныч, ешкин кот, да ты просто красава! Нормальный мужик! Ишь, как удумал здорово. – Машков аж приобнял ветерана.

– А пока дуем туда, можно и формой прибарахлиться по пути, но это уже ваша забота, – продолжил Сергачев, расплывшись в довольной улыбке, – я гарантирую, что заведу паровоз и доставлю вас куда захотите. Только учтите, их локомотивы бегают лишь до границы, дальше колея другая по ширине, поэтому это одна из причин, как скрытно уйти отсюда, но в противоположную сторону.

– Степаныч, ты как, кстати, определил, что литерный фальшивый и танк – это макет?

– Долго рассказывать.

– Это мы уже слышали. И все же?

– По количеству осей и размерам платформ, по нагрузке на сцепки, буфера и полотно, по типу паровозов и составу литерного… Короче, чисто из специфических соображений… Профессиональные навыки, так сказать.

– Во дает, мужик! А из нас никто не догадался бы учитывать такие нюансы, – недоуменно воскликнул Селезень.

– Так даже в Центре никто не сообразил, – Сергачев покрылся румянцем, – пока меня не вызвали в командировку в наркомат. Прямо к Берии на совещание.

– Мда-а, с кем мы знакомы, товарищи лазутчики?! – Машков наигранно вытянулся по стойке «смирно», отдал честь смущенному ветерану. – С самим Сергачевым Семеном Степановичем, который утер нос и нашим спецам в Москве, и фрицам вместе с Гитлером, и даже с Берией ручкался! Ого. Это вам не пуп чесать и крысиные какашки считать по шпалам. Операцию-то не в твою честь назвали, мой дорогой диверсант с Урала? Крысолов.

– Видать, ты прав, сержант… В точку попал!

– Ну, хватит уже, – неожиданно отозвалась Пешкова, шурша бумагой и подойдя к столу, – тут мысль одна нарисовалась. Вот местная газета «Кенигсберг Альгемайне Цайтунг» за вчерашнее число. В ней кроме всякой лабуды про сельхоздостижения, пропаганду и погоду еще и про наши подвиги говорится. Вот цитирую выдержки из полосы о чрезвычайных происшествиях… «… помимо захваченного почтамта и взятия заложниками его служащих… понесли потери до взвода солдат вермахта, а их командир штурмшарфюрер СС Зингер погиб в неравном бою. По нашим источникам, русскими изуверами жестоко убит сын местного мельника…» Так, это не важно, вот… «…Кроме нанесенного ущерба в Винтерхаузе русскими парашютистами убит жандарм из Айсштадта по имени… Прибавьте к этому недавний бой наших доблестных солдат с противником на мельнице под Гумбинненом, где авиацией русских были уничтожены…»

Лиза замолчала, рассматривая товарищей. Их вопросительные мимики не удовлетворили радистку, она скривилась и затрясла газетой.

– Вы понимаете, что это значит? Они все наши действия освещают в периодике. Все-е! Каждый шаг, день за днем. Хотя… С какой периодичностью выходит газета?

Селезень и Сергачев отрицательно помотали головами, Машков промямлил:

– Не-а. Не томи, Лизок, нам выходить нужно. Там лошадь на улице скоро ржать начнет.

Пешкова позвала хозяйку дома, и когда та вышла из комнаты, что-то начала расспрашивать у нее, показывая на газету. Потом отпустила фрау Марту, плотно прикрыв за ней дверь, и повернула озабоченное лицо к друзьям.

– Василий, дай огонька, – попросил Сергачев, выудив из кармана маскхалата папиросу, – я, когда волнуюсь, ужасно хочу курить.

– Степаныч, а ты угадай, что у меня в левом кармане на букву «Ж», тогда дам огонька, – подмигнул ветерану Машков.

– Жизня моя серая!

– Нет. Еще есть вариант?

– Ну, не смешно, сержант, курить охота! Жратва?

– Жопа! – сказал Селезень и хохотнул, но его плоскую шутку никто не оценил.

– Сдаюсь, Василий. Что там у тебя? – сморщился Сергачев, крутя папиросу.

– Жижигалка.

– Чего?

– Жижигалка, – Машков заулыбался, вынул зажигалку и бросил ее ветерану, – а теперь угадай, что в другом кармане на букву «Ы».

– Отстань, чертяка!

– Че там у тебя может быть на букву «Ы»? – Селезень с недоверием посмотрел на сержанта. – Слов на «Ы» не бывает! Разве что Ыллынах.

– Это еще чего? Матерное словечко монгольского погонщика?

– Не. Река в Якутии. Там один мой корешок до войны чалился на приисках золотых. Травил байки про жизнь лагерную и самородки несусветные.

– Ну, так что у меня на букву «Ы»? – напомнил сержант. – А на «Ы» у меня во втором кармане Ыще одна жижигалка! – Машков заржал, но, поймав строгий взгляд Лизы, осекся. – Лизок, ты че?

– Как ты сказал сейчас?

– Что именно, Лизок? – удивленный сержант развел руками, переглянувшись с товарищами. Разведчики уставились на девушку с недоуменными минами.

– Жижигалка… Ыще одна жижигалка? – медленно проговорила Лиза, о чем-то лихорадочно соображая, и вдруг ее лицо просветлело и стало радостным.

– Вы, юмористы хреновы! Вы понимаете, что сейчас придумали?!

– Блин, не томи, Лизок!

– Твои плоские бессмысленные шутки… Они просто прелесть! Ты сам прелесть, Вася! Ты…

Девушка кинулась к разведчику и поцеловала его в нос, отчего и сержант, и остальные просто обалдели.

– Первые буквы твоих шуточных слов – это ключ к загадке фамилии агента Абвера, работающего «кротом» в Центре.

– Чего-о?

– Да е-мое! В фамилии этого шпиона несколько букв, все разные, – Пешкова назвала фамилию агента «Йода», офицера НКГБ, засияла и начала скакать перед бойцами, размахивая газетой, – мы застрелим всех зайцев своими партизанскими выходками в тылу врага. На карте явно имеются населенные пункты, начинающиеся на те буквы, которые составляют фамилию офицера-шпиона. Мы определим эти деревни и города по порядку согласно очередности расположения букв в фамилии агента, затем посетим все их, наведя там шороху, а вот эта газетенка с присущей немцам скрупулезностью и педантичностью будет сообщать в периодике обо всем, что мы натворим. Вы поняли? Ну-у же?! Что вы там придумали? Взять эсэсовцев? Все переоденемся, начнем кататься на паровозе по Восточной Пруссии, посещая исключительно те населенные пункты, которые начинаются с нужных нам букв. И врага запутаем донельзя, и урон нанесем их местной промышленности и народному хозяйству, и Центру сообщим зашифрованную фамилию агента Абвера. Поняли?

– Че так сложно-то? – изумился Селезень. – С чего ты решила, что в Центре читают эту газету и поймут, что мы доносим им?

– Легче рацию найти или телефон заиметь на очередном почтамте, – вслух высказался Сергачев, – Сережка прав, Судоплатов хоть мужик и умный, но догадаться… Стойте! Он действительно отслеживает информацию местной периодики… Я сам слышал на совещании или потом, в кулуарах, кто-то из офицеров заикался про то, что оставшийся агент Центра здесь, в Пруссии, не всегда может выйти на связь, что немцы сильно шерстят все узлы связи, пеленгуют эфир, закрывают междугородние линии, а еще доставляют сведения этому «Йоду» через газеты, выходящие здесь. Значит, наши там собирают эти газетенки, читают, анализируют, пытаются вычислить агентурную сеть и шифры. Да и вообще… Следят за происходящим в тылу врага. Это же кладезь сведений… И их оружием закамуфлированным мы по их же мордам! Лизка, ты молодец, дочка! Только вот сложно будет выполнить задумки твои, но… Но идея потрясающая! Запутаем фашистов, они не врубятся, где мы завтра появимся, что сделаем, под кого закосим. Поэтому нам точно понадобятся форма и колеса.

– Обождите, друзья-товарищи! Стоп, машина. Я чего-то еще не догнал, – Машков потер лоб, всматриваясь в возбужденные лица разведчиков, – ну, допустим, нашли поселения на нужные буквы, начали их шерстить, в день по одному пункту. Если нас не словят и выживем дальше, пройдем список деревень, нагадим фрицам, а потом что? Сваливать прочь или затаиться в тени, в чаще леса, в болоте, чтобы ждать и гадать, дотумкал наш Центр до сути наших погромов или нет, получил ли все газетенки и вычислил ли шпиона?

– Тоже верно, – Сергачев докурил папиросу, уткнулся в карту, – но… опять же. Этот вариант Лизы запасной, а мы будем искать возможность сообщить в Центр более простым способом. Пусть наши там ломают головы, это их работа! Всячески будем добывать информацию и кидать им, кататься по тылам и искать, искать, искать варианты связи с нашими. А что, у нас есть выход лучше? Нет. Я за!

Машков проследил за поднятой рукой Сергачева, тяжело выдохнул.

– Партизаны, мать вашу! Селезень, ты что думаешь?

– Я за любой кипиш в пользу наших и во вред фрицам!

– Лизок?

– Я уже все сказала. Готова выступить сейчас же.

– Ишь, Мата Хари, блин! Ну-ка, все к карте. Ищем наиболее подходящие по удаленности и значимости деревни пруссаков с нужными нам буквами. Поехали.

Разведчики воодушевленно прильнули к столу, зашушукались, водя пальцами по карте и подзадоривая друг друга шутками. И вскоре план операции был готов. Они нашли эти несколько поселений, сложив названия которых в столбец, по первым буквам получили слово – фамилию агента «Йода».