Глава 28. Паруса из человеческой кожи
Корабли Гарма Секиры показались на рассвете. Флотилия и не пыталась спрятаться в утреннем тумане. Деревянные драконы с красными щитами на бортах возвестили о своем появлении хриплым ревом больших сигнальных рогов.
Дозорные Ладоги молча смотрели, как из белесой дымки вырастают хищные носы драккаров северян.
– Что у них на форштевнях? – тихо сказал Хравн, щуря единственный подслеповатый глаз.
Ему никто не ответил. Ладожане молча смотрели на распятых на носах кораблей мертвецов. Тела без кожи были прибиты к форштевням коваными гвоздями. На потемневших от ветра и соли сухожилиях рук и ног поблескивали золотые и серебряные браслеты. Высохшие шеи украшали толстые гривны, выпирающие кости таза охватывали драгоценные пояса с золотыми бляшками.
– Кто это? – прошептал Храбр Козленок.
– Ярлы, посмевшие не покориться, – негромко ответил Хравн. – Знавал я одного любителя сдирать кожу с живых людей себе на плащи… Но он давно уже мертв.
– Ты убил его? – заинтересовался Козленок.
– Нет, – Хравн усмехнулся. – Он перепил здешней браги.
– Этот мастерит не плащи, – сказал Козленок, – а паруса.
Его голос дрогнул.
Огромные полотнища, растянутые на мачтах, были сшиты из плотной, в несколько слоев, пожелтевшей человеческой кожи. Местами можно было различить срезанные безглазые лица, растянутые в вечном крике. Где-то виднелись обрывки кож животов, мужских мошонок, чернели засохшие соски. От лоскутных полотен веяло ужасом. В натянутой ветром коже будто до сих пор беззвучно кричали намертво въевшиеся боль и страдание.
– Весла на воду, – приказал Хравн.
Он поднес факел к громадной железной жаровне посередине палубы. Из заготовленной кучи сухих сосновых веток повалил густой белый дым. Сигнальные костры вспыхнули на двух других кораблях славян. Клубы дыма взвились к низким утренним облакам.
«Началось. Наконец-то», – подумал Хравн, смотря, как в Ладогу заходят десятки кораблей врага. Он ощущал внутри давно забытый покой. Впервые за много лет, с тех пор как они с Ратияром чуть не убили друг друга в поединке, Хравн точно знал, что нужно делать.
С того времени, как он, тяжело раненный стрелой Лихого в глаз, доскакал до строящейся Ладоги, боги не дали ему ни друзей, ни любимой женщины. Поднявшись на ноги после долгого лечения, он жил надеждой на месть. Мирослава упросила его не возвращаться.
Он начал жизнь заново, взял богатство и славу умом и мечом, но тяжесть воспоминаний не отпускала сердце. Хравн так и не простил себе крови своего друга и брата. Искал покоя в смертельных боях, но горячка схваток приносила лишь временное забытье. Предатель Воинов так и не прислал валькирий. Смерть издевалась над ним, постоянно маяча поблизости, но так и не соизволила коснуться крылом.
С приходом сына Ратияра в Ладогу все изменилось. Хравн понял, чего хотели от него боги. Защита этого рано поседевшего парня стала делом, ради которого теперь стоило просыпаться по утрам.
Воевода посмотрел на потемневший от драккаров горизонт. На какое-то время их задержат цепи. Потом за кораблями в Волхове будут следить с берега конные дозорные, которые «проведут» драккары до самой крепости Стоюты.
А там он встретит их как полагается.
Храбр Козленок и остальные дружинники, удивленно вытаращив глаза, дивились, как каменное лицо воеводы разрезала не виданная никем прежде кривоватая улыбка.
Первая славянская твердыня на Волхове, крепость Стоюта, появилась на месте рыбацкой времянки финнов. Заселяя берег, славяне напали на рыбаков, сожгли их постройку и распахали пепелище, чтобы от прежних хозяев не осталось даже памяти.
Над темными водами реки возник высокий глиняный вал, обложенный камнями. На нем – деревянная стена из бревен с утрамбованной землей внутри в три человеческих роста. Не один приступ выдержали выложенные тесаным булыжником стены, не одну смерть впитали в себя вместе с кровью здешние берега.
Здесь, в речном тростнике, жили кровожадные духи, и сегодня ветер в стеблях над водой шумел особенно громко. Местная навь предвкушала скорый пир.
Дозорные, следившие за драккарами Атли, доложили, что флотилия осталась на ночевку рядом с устьем Волхова. Полночи чужаки дробили перекрывшие путь цепи, а утром двинулись к Стоюте.
Ратибор, Хравн, Ратмир с друзьями и отборные гридни стояли на стене, чьи сторожевые башни смотрели на приближающуюся флотилию.
– Ну? – Князь Ладоги посмотрел на взбежавшего на стену Козленка. Тот развел руками и покачал головой. Ратибор подавил вздох. Никто из местных вождей славян, обещавших подмогу, не пришел, когда им прислали ратную стрелу.
Ушел за сосновые боры Гостята Лешак, скрылось на лодках речное племя Бажана Рябого. Не пришли в крепость люди Негожира, Ходуты и Мала.
Явились на подмогу лишь жившие по соседству финны под предводительством вожака по прозвищу Дрозд. Своих коренастых плосколицых женщин с детьми они оставили в лесу, чтобы те могли уйти, если падет крепость. Это не нравилось князю. Он хмуро смотрел, как невысокий, широченный в плечах Дрозд вполголоса отдает приказы своим лучникам. Сердился, но сделать ничего не мог. После ухода соседей, не сдержавших слово, на счету был каждый воин. Тем более лесной охотник, бивший из лука белку в глаз, чтобы не портить шкурку.
– Этак нас когда-нибудь всех по одному перещелкают. Да еще и дань будут брать, – пробормотал в густые усы Ратибор.
– Что говоришь? – склонился к нему Ратмир.
– Пора, говорю, гостей встречать, – сказал князь.
Его первоначальный замысел заключался в том, чтобы атаковать норманнов, когда они попытаются причалить и сойти на берег. Пристань давно превратилась в ощетинившийся врытыми кольями вал. Берега вокруг были топкими, чем и намеревался воспользоваться Ратибор. После удара по врагам во время высадки он планировал бросить на воду легкие лодки, напасть на драккары и сжечь их дотла.
Но людей для такого маневра теперь оказалось мало. Некого было поставить и отражать возможную атаку на суше. Гарм мог взять с собой лошадей. Ратибор знал, что даны и свеи на конях воюют неохотно, но, как знать, кто еще влился в его армию, пока конунг расширял свои владения огнем и мечом?
Первые два драккара приблизились к берегу. Черные провалы выклеванных птицами глазниц носовых фигур разглядывали замерших на стене воинов. Те молча смотрели на готовившихся к высадке дренгов.
– Эй, венды! – каркнул, будто огромная ворона, стоявший на носу первого корабля великан в кольчуге и поднял над головой в шлеме-полумаске меч. – Скоро мы так же прибьем каждого из вас к здешним соснам. А когда поимеем ваших…
Он не договорил. Незащищенное стальными звеньями горло пробила стрела. Стоявший рядом с князем Полют, сменивший расшитый кафтан на броню, удовлетворенно крякнул, опуская гигантский лук. Оглянулся на Козленка и вдруг показал ему язык. От неожиданности тот вылупился на него под громкий хохот гридней.
– Ну ты, дядь, совсем уже того, – только и смог пробормотать Храбр.
– Учитесь, отроки, у старших, – одобрительно проворчал Ратибор Стоянович.
С драккара послышались яростные вопли. Воины с топорами и мечами в руках шумно прыгали за борт. Дождавшись, пока вся команда окажется в реке, Ратибор кивнул Ратмиру, и тот выдул низкую трель из турьего рога.
На береговом склоне показались прятавшиеся в ивняке лучники. На вязнувших в прибрежном иле викингов посыпался град стрел. Полюд на стене снова натянул огромный лук. Басовито пропела толстая тетива, вскрикнул дренг, схватившись за торчавшую из глаза стрелу и с плеском рухнул в воду.
Наступавшие пытались прикрываться щитами, но мощные луки засадного отряда прошивали тонкие доски через раз. Кипевшая под ногами викингов вода покраснела от крови. Господин Волхов вкушал долгожданную требу.
На помощь дренгам бросились команды второго и третьего драккаров. Славянские стрелы нашли и их. Те, кто уцелел, пробовали сблизиться с защитниками берега. Еще с одного подплывавшего корабля выстрелили лучники, прикрывая атаку.
Появились раненые у славян. Кто-то упал в речную грязь да так и остался лежать, глядя в потемневшее небо. Несколько воинов со щитами выдвинулись прикрывать стрелков. Какое-то время воздух яростно рвали свистящие стрелы. Потом в ряды обороны врезались первые дошедшие до берега дренги. Двое из них сразу упали, разрубленные чуть ли не до пояса – из-за спин сомкнувших ряды славян сверкнуло широкое лезвие длинной секиры Хравна.
Викинги снова бросились на крепко упершихся пятками в прибрежную землю гридней. И снова лязгнуло железо, глухо треснули, но не сломались щиты, ударили топоры, мечи, копья. Взвыли еще двое нападавших, мучительно отправляясь к богам.
Отряд северян, месивших ил у берега, разомкнул цепь, стараясь обойти дружинников с двух сторон. Усатые воины ухнули разом и бросились вперед, держа строй.
«Гр-р-ом!» – врезался железный кулак в расстроенные ряды викингов. Скупые взмахи мечей, глухой лязг, крики ярости, проклятия умирающих смешались в один горячий багровый вихрь. Его дыхание заставляло бурлить кровь, словно воды вскипевшего от войны Волхова.
Гридни шли по трупам падавших викингов. Спешившие на помощь атакующим корабли стукнулись бортами, теряя ход, и неуклюже развернулись по течению. Несколько оставшихся на берегу лучников выстрелили горящими стрелами в опустевшие драккары, стоявшие на якорях. С палуб потянулись сизые струйки дыма. Пламя поднялось к небу вместе с криком последнего дренга, умершего под секирой Хравна. Первая атака с реки захлебнулась. Посеченные трупы викингов медленно плыли по течению успокоившейся сытой реки.
Из глубины леса у воды заголосили птицы. Услышав условный сигнал дозорных, Ратибор махнул рукой ожидавшим у ворот всадникам. Загремел тяжелый затвор, конники стегнули лошадей и со свистом ринулись за стены. Сражавшиеся под берегом дружинники отступили на сушу, развернув ряды к выходившей из леса дороге. Вскоре оттуда послышался топот копыт. На поляну у пристани выскочили всадники Гарма.
Гридни приняли их атаку на щиты. Снова кто-то упал и молча ушел в воинский ирий, а товарищ встал на его место.
Огибая вновь закипевшую сечу, с флангов всадников из леса ударили конники Стоюты. Воины на конях рубились с равным ожесточением. Пехота, оправившись от первой атаки конницы, вновь сомкнула ряды и бросилась резать ноги лошадям и стаскивать всадников из седел.
Жалобно визжали кони, лошадиные кровь и пот смешались с человечьими, и одинаково смотрели в небо остывающие глаза животных и людей, лежащих рядом в красной траве.
С подошедших к берегу драккаров снова посыпались в воду викинги. Их замысел был прост: зайти противнику в тыл, отрезать от крепости и сомкнуть кольцо превосходящими силами.
– Давай отступление, – процедил Ратмиру князь. На твердых бритых щеках играли желваки. – Мало людей. В открытом бою не выстоим.
Ратмир дважды протрубил в рог. Всадники, разворачивая коней, прикрыли пехоту, выстроившись в полукруг. Дружинники неохотно двинулись к воротам, за ними пятились всадники, огрызаясь на немногочисленных преследователей ударами копий и мечей.
Выбравшийся из воды отряд викингов выстроился в несколько рядов. Дренги сомкнулись в боевой порядок, но наступать не решились. Между щитами, укрепленными на стене, натянули тетивы лучники, готовясь прикрыть своих. Снова загремел засов. Ворота открылись, запуская пеших и конных, и опять захлопнулись.
Раненых тут же подхватили отроки и увели в гридницу для осмотра ран. Ратибор Стоянович, одетый в броню, приветствовал вернувшихся с битвы с большой братиной меда в руках.
Железную чашу, убранную серебром и украшенную узорами в виде сражающихся змеев, сковали из переплавленных наконечников стрел и копий тех, кто сломал зубы о стены крепости. По легенде, трус не мог выпить из братины Ратибора ни капли, какой бы полной она ни была.
– Пока будут на свете война и мечи, – сказал он, передавая чашу Хравну.
Тот осторожно принял посудину скользкими от крови руками и сделал глоток. Отер от капель усы и передал следующему.
– Пока будут на свете война и мечи, – повторила дружина.
Ратибор вытащил из позолоченных ножен меч и ударил клинком плашмя о шлем, что держал в руке. Звон княжеского меча взлетел над стенами крепости, подхваченный нестройным лязгом оружия славянского войска.
