Глава 24. Кто изгонит демонов
Северное лето только началось, а вокруг уже проснулось разноцветье ярких красок: розовые, фиолетовые, желтые, белые цветы. Лесные фиалки, ландыши, розовые пушистые метелки, желтые лишайники. Разве может быть кто-то жизнелюбивее северных растений – слой мха на скале толщиной с кусочек льна, но цветы и деревца умудряются обосноваться на нем и живут, набираются сил, цветут и сеют семена маленькой, но очень упрямой жизни…
Священник Амвросий прибыл на остров ранним летним утром в сопровождении отряда крепких молодцев из своего прихода.
– Разве может что-то болеть у священника? – поинтересовался Ратмир, наблюдая за вышедшими из лодок людьми.
– Я до последнего не верил, что это ты, – Амвросий сморщился, будто от зубной боли. – Но Закон Божий распространяется на всех. Сказано: не сотвори себе кумира. – Он замолк, перевел дух и вдруг махнул рукой. – А ты… Эх, Ратмирка… Отступись и покайся, а то не видать тебе Царствия Небесного, как своих ушей…
Ратмир вышел вперед, спиной ощущая, как жгут ее взгляды его учеников. А еще на миг показалось, что те, другие, смотрят на него из камней со страхом и надеждой.
– Я не брошу своих людей. И не дам в обиду священные камни, – сказал Ратмир.
– Что ты несешь? – вскричал старец, всплеснув руками. – Сам говорил, что крещеный. А за поганые камни костьми готов лечь…
– Я верю в доброту ромейского бога. Но не верю в искренность многих, кто говорит от имени его.
– У-ух! – погрозил жилистым кулаком побагровевший посадник. – Отлучу!
– Право твое, – спокойно согласился Ратмир, – а я отлучу тебя.
– Что?
– Когда-то я победил чародея, сжигавшего людей заживо во имя своего бога. Я смотрю на тебя и вижу, что еще немного – и такие, как ты, уподобятся ему.
– С чего ты взял?
– Вы, священники единого бога, уверены, что он есть последняя истина. Сравниваете лучшие качества своей веры с худшими проявлениями служения древних. Для этого у вас есть разум. Но не хватает сердца, чтобы увидеть хорошее в другой вере.
– И что же это хорошее?
– Чудо, – сказал Ратмир и улыбнулся, чувствуя спиной, как улыбнулись те, кто стоял за ним, и те, кто смотрел на него из камней.
– Чудеса находятся в ведении Бога. Людям их творить ни к чему. Бесово это наущение. Что ж, – старик сгорбился, запустив бурые от загара ладони в седые космы, – Бог судья, я не хотел этого. Но, когда плюют в ладонь убеждения, она превращается в кулак.
Иоанн расправил плечи и кивнул людям, безмолвно стоявшим поодаль: нескольким десяткам мужчин, сжимавшим в руках копья и топоры.
– Вот это, – Ратмир поднял из травы громадную палицу, сделанную из могучего корня сосны, высушенного на солнце и обструганного так, что получилась целая булава с утолщением на конце, – называется охряпник. Я упражняюсь с ним каждое утро, потому что тело Каменного Змея должно быть сильным. Хотите узнать, почему он так зовется?
Люди посмотрели на внушительный охряпник. Потом на смуглые руки Ратмира, увитые толстыми жилами, – такими можно и целым деревом в сердцах помахать. Затем опять на охряпник. На лицах выразилось сомнение.
– Смелее, друзья, – подбодрил Ратмир и подкинул свою деревянную палицу вверх, да так, что булава со свистом скрылась в небе над верхушками сосен. – Предавать своих можно бесконечно.
– Я вот что думаю, – сказал широкий, кряжистый мельник Людота. – Ратмир – парень не злой. И дело правильное делает. Бесы, они ведь кто? Вредители человеку. Так что, если бы знался он с бесами, то нам от этого был бы один вред. Но сила, которую он из камней черпает, она ведь на пользу идет!
Люди загомонили. Кто почесывал затылок, кто лохматил бороду, кто ус крутил – размышляли. Сходились на том, что вроде и правда, что вреда нет, а вот помощи для занемогших и пользы для скорбящих – через край.
– Ах, так! – взвизгнул багровый от злобы старец. – Тогда я. Я сам!
Он ловко выхватил нож из ножен на брюхе Людоты и бросился на Ратмира. Помрачневший парень отшатнулся и едва успел увернуться от ма́стерского удара в шею.
– Со всей моей любовью, – процедил Амвросий, снова поднимая нож.
Ратмир для виду взмахнул над головой охряпником. Он знал, что еще пара наскоков осатаневшего священника, и он будет убит. Руки тянуло вниз, словно на них взвалили невидимую гору, каждая мысль о выпаде в сторону противника оглушительно била в череп, будто это ему доставалось собственной дубиной.
От прищуренных глаз Амвросия не укрылось его замешательство. Он почувствовал слабое место еще раньше, чем понял, в чем оно заключается.
– Мне жаль, – сказал старик, чуть отводя клинок для удара.
Ратмир почувствовал, что ноги отказывают ему не только в том, чтобы сделать выпад, но и в попытке отступить. Они словно приросли к земле. Он посмотрел на закусившего губу священника.
– Во имя Господа, – прошептал тот, занося клинок для последнего удара. И остановил руку.
Ратмир закрыл глаза.
– Эй! – вздрогнул он от крика. – Прекратить!
Все принялись оглядываться, вытягивая шеи. Смотрели на прибывшую лодку – да не лодку, а целую небольшую ладью, украшенную боевыми щитами. С нее на берег спрыгнул и спешил к дерущимся сам хозяин Ладоги Ратибор Стоянович. Широкие плечи укрывали полы красного плаща, а меч с позолоченной рукоятью был крепко зажат в руке.
Рядом хмуро сжимали топоры здоровенные парни из дружины.
– Что здесь творится без моего ведома? – рявкнул Ратибор, подходя к застывшим друг напротив друга противникам. – Ты что это, Амвросий, на старости лет в бойцы решил вернуться? А пупок не развяжется, старый?
А ты, лекарь хренов! – обратился к Ратмиру князь. – Этой шелопугой хворь изгонять надумался? Сгною обоих к чертовой матери в земляной яме, попомните, как людям с одной земли между собой собачиться!
Он замолчал, обвел пылающим взглядом потупившихся людей.
– Это всех касается! Всех! Не дай вам бог или боги какую еще грызню между собой учинить! Враг к воротам подходит. Страшный. Беспощадный…
Ратибор хотел еще что-то добавить, но замолчал, только в сердцах так плюнул под ноги собравшимся, что сбил плевком какого-то худого мужичонку с деревянными граблями. Тот молча упал и на всякий случай так и остался лежать, раскинув длинные ноги в ношеных портах.
Люди осторожно засмеялись. Умолкли, посмотрели на князя. Тот молчал, тяжело дыша и смотря куда-то в свою, другую, сторону.
– Ты, – вдруг сказал Ратибор, обращаясь к понуро глядевшему в землю священнику, – со мной пойдешь.
– Случилось что, княже? – спросил Амвросий, поднимая на него взгляд.
– Случилось, – буркнул тот.
Ратибор Стоянович горько усмехнулся и поглядел на собравшихся.
– И вы тоже должны знать. Дочку мою вернули. Сегодня дозор ладью увидел, что из Ладоги пришла. Там на палубе… – Он осекся, провел пальцем по лбу и продолжил: – Она была. Дочь мою вернули…
– Жива? – ахнули все.
– Да, – сказал князь.
– Так радоваться надо, – осторожно заметил Амвросий.
– Во тьме она, – сказал Ратибор, – будто спит, а вокруг лица мрак клубится, как черный дым. Я пытался подойти, а мне будто кто-то не дает… Сердце ужасом обливается. Ноги цепенеют. Зову – не слышит. И глаз не открывает. Но дышит…
– Думаю я, это послание тебе от всеобщего врага нашего, Гарма Секиры, которому силы зла помогают и который сам есть зло, – сказал священник, – он идет на нашу землю… а я так и не успел нас всех на светлый путь наставить… к Богу привести…
– Брось свои россказни, старик, – оборвал его князь. – Скажи мне лучше, сумеешь ее вылечить? Тебя ведь недаром Чудесником зовут…
– Я готов, – быстро сказал старик, выпрямив спину, и грозно зыркнул на Ратмира, – а с тобой мы позже все обсудим.
Князь и священник скоро погрузились в ладью, дружинники молча налегли на весла. Ратмир вздрогнул, почувствовав на плече тяжелую руку.
– А ведь ромейский бог, похоже, твою сторону выбрал, – сказал Людота, – от смерти тебя отвел. Значит, так тому и быть. Живи и здравствуй на своем острове, Каменный Змей. Никто тебя больше и пальцем не тронет. Я тебе обещаю.
– Нет, – сказал подошедший Хват. – Мы, мы все тебе обещаем.
Но спокойствие на острове длилось недолго.
* * *
– Ратмир, Ратмир! – Над водой детский голос звенел особенно громко.
Ратмир прищурился, глядя на скользящую по воде лодочку. На ней стоял и махал руками Ероха. Вздохнул, отложил пучок трав в сторону и пошел к берегу.
– Тебя ромейский священник зовет! Он при смерти! – отчаянно звенел Ероха.
Ратмир застыл на месте, оглушенный неожиданным известием. Потом подхватил с земли мешок с зельями, с которым не расставался, и бросился к лодке.
* * *
В палатах князя густел сумрак. Множество зажженных факелов на стенах и сальные свечки были бессильны разогнать его, словно темнота, пришедшая сюда, оказалась сильнее света огней.
Над лежавшим на лавке у стены священником склонились две пожилые знахарки. Их лица были серьезны.
Раздетый до пояса Амвросий часто дышал. Заросшую седым волосом грудь старика прочертили свежие глубокие шрамы. Кровь уже омыли, розовые края распоротого мяса аккуратно сшили чистой нитью. Лицо священника опухло и почернело от кровоподтеков, к которым прикладывали холодное железо.
– Ты будто с войны вернулся, – сказал Ратмир, доставая из мешка снадобье для облегчения страданий старика.
– Так и есть, – прохрипел Амвросий и вдруг цепко схватил руку парня. Привстал на локте, уставился беспокойными глазами. – Оставь свои травы и зелья для бабенок. В Ладогу пришел Враг. Нужно спешить, потому что с каждым мигом промедления он становится сильнее.
– Кто пришел? Атли? Я не понимаю, о чем ты говоришь, – Ратмир мягко, но настойчиво отвел руку старика и принялся осторожно наносить пахучую мазь на громадные синяки на его лице.
– Нет, – Амвросий дернул головой и оттолкнул Ратмира от себя. – Это важно. Послушай! Атли давно уже мертв, всем правит чудовище, которое он когда-то вызвал, наивно веря, что тот будет всегда покорен ему: Конунг Полуночи, господин мертвых. Он призывает на свою сторону древние силы, тварей из других миров… Княжна одержима демонами. Я вступил с ним в бой и проиграл. Грех на мне… Грех лжи, который сделал меня слабым.
– Какой лжи? – Князь Ратибор Стоянович скрестил на широкой груди могучие руки.
– Перед вами грех, – пробормотал старик. Помолчал, собираясь с силами. – Когда я в Искорость пришел, там болела одержимая баба. Купавой ее звали. Я сразу в ней беса почуял. Она родить не могла, вот и выносила демона в курином яйце, которое сорок дней за пазухой носила. Тинтлина. Беса изгнал. Но решил местным урок дать, чтобы от камней своих окаянных отвернулись и в истинную веру обратились. Тинтлина я в камень вселил, что потом Вуловым прозвали. А потом… – Старик вздохнул, на миг прикрыв тяжелыми веками глаза. – Это я свадьбу погубил. А потом, когда люди камней стали бояться, разрушил Каменный остров. Изгнал Каменных Змей и построил церковь. Думал, что победил… Думал, что в борьбе за сердца богу милосердия все средства хороши. Но ошибся. Живущий в Вуловом камне бес почуял сородича. Он… он пришел в Ладогу, и теперь их здесь двое. Их двое в ней…
– Ты говоришь, что моя дочь чуть не растерзала тебя зубами. Велел заковать ее в церкви. А теперь утверждаешь, что по твоей милости ее терзают два беса? – сказал Ратибор Стоянович. Пальцы сжались вокруг позолоченной рукояти меча.
– Не нужно этого, князь, – раздался тихий голос.
– Мирослава! – хозяин Ладоги обернулся. – Ты не должна вставать, ты слаба…
– Встала уж, – высокая женщина, не отрываясь, смотрела на Ратмира. Возраст и болезнь оказались не властны над прямой спиной и гордой статью княгини. – Кто этот человек? – спросила она, не отрывая глаз от Ратмира. – Его лицо кажется мне знакомым…
Ратмир быстро, пока никто не успел помешать, коснулся пальцами ее запястья, метнув мысль по мерцающим нитям энергий, из которых было сплетено ее незримое из Яви тело. Увидел темный сгусток черной памяти, черные щупальца, тянувшиеся из него в голову, красные пятна заторов тока жидкостей, без которых невозможна жизнь.
– Черная память точит тебя изнутри и наливает болью голову, – сказал Ратмир оцепеневшей от его прикосновения женщине. – Опухоль в голове растет, но еще не поздно избавить тебя от нее.
– Кто ты? – прошептала Мирослава. – Я помню твой голос…
Она покачнулась.
– Ты! – прорычал князь, схватив Ратмира за рубаху на груди. – Как смел трогать ее!
– Это ты трогаешь, – сказал Ратмир, спокойно глядя в свирепые глаза, – а я лечу.
– Это правда, – Мирослава со слабой улыбкой коснулась лба, – я больше не чувствую… Прошло…
– Боль вернется на следующий день, к вечеру, – сказал Ратмир, – но ты больше не должна бояться ее. Я буду ждать тебя на Каменном острове.
– Кем ты себя возомнил? – вскинулся князь.
– Не держи на него зла, княже, – сказал священник. Старик уже стоял на ногах, тяжело опираясь на посох. – Он может помочь.
– Ты говорил, что Каменные Змеи зло, – сказал князь.
– Говорил… – Старик повернулся к Ратмиру: – Я услышал твою силу еще тогда, на острове, когда ты стоял под ножом и был готов положить жизнь за други своя. И я подумал, что над нами светят разные солнца, но греют они – одинаково. Что за дело, какая вера определяет наши поступки, если растут они из великого милосердия? И что, если наши боги – не солнца наших разных вер, а тепло, что одинаково согревает наши души земными ночами? И когда приходит настоящий мрак, нам нужно цепляться не за символы наших вер – а друг за друга?
Амвросий положил руку на плечо Ратмиру, заглянул в глаза.
– Не может укрыться город, стоящий наверху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит она всем в доме. Ты должен помочь нам. Без тебя мне уже не справиться. Пойдем, – сказал он.
Старик поковылял к двери, обернулся на пороге.
– Я не знаю, как воевать с демонами, – сказал Ратмир.
– Очень просто. Как и с людьми, – усмехнулся священник. – Либо они тебя. Либо ты.
* * *
Сначала ему показалось, что внутри небольшой церкви из темного сруба идет снег, – за порогом церкви будто бы стоял лютый февраль. Под ногами заскрипел иней, у губ появились облачка пара. Присмотревшись, Ратмир увидел, что в темноте, с которой не могли справиться зажженные под иконами лампады, летают не снежинки, а крупные хлопья пепла.
– Они сожгли алтарь и крест, – прошептал идущий рядом Амвросий. – Хотят, чтобы мы приняли мрак, что принесли они из своих кругов ада.
Тело княжны лежало прямо на досках пола в центре небольшого зала напротив сожженного алтаря. Длинные темные волосы разбросаны по грязной поверхности. Тонкие руки и ноги обмотаны цепями. Стальные звенья крепко держали большие вбитые в пол бронзовые гвозди. Ее глаза были закрыты – казалось, что девушка безмятежно спала.
Ратмир повернулся к старику.
– Это я приказал надеть на нее цепи, – сказал тот. – Только так можно было сдержать ее во время изгнания бесов.
– Она не кажется великаншей, – заметил, нахмурившись, Ратмир. Ужасы, о которых рассказывал священник, все больше казались ему наспех сочиненной сказкой. А что, если властолюбивый старик нарочно устроил это представление, чтобы добиться какой-то очередной своей цели?
Ратмир всмотрелся в бледное лицо девушки и понял, что не может отвести от нее взгляда. Боги немало потрудились, чтобы создать такую красоту. Каждая черта ее была тонка и безошибочна. Закрытые веки белоснежного лица окаймляли пушистые черные ресницы, легкие крылья прямого носа чуть трепетали от спокойного дыхания.
– Что ты с ней сделал? – Ратмир взглянул на Амфросия.
Тот взмахнул руками:
– На тебя действует сатанинская тьма. Не поддавайся ее голосам! Слуги великого обманщика способны на многие козни.
– Ты чем-то опоил ее, – медленно сказал Ратмир, чувствуя, как в груди поднимается тяжелая злоба, – отравил, приковал к полу и позоришь выдуманными россказнями!
– Не поддавайся…
– Старик хочет моей смерти, – прозвенел женский голос. Княжна открыла глаза и жалобно смотрела на Ратмира, пытаясь поднять слабые руки в тяжелых оковах.
– Умолкни, бес! – крикнул священник и вытянул перед собой крепко зажатый в руке крест.
– Он так любит власть, – звучал мелодичный голос, – что не остановится ни перед чем. Сначала меня сживет, потом князя, а срок княгини уже и так почти вышел. Угнездится на престоле Ладоги, чтобы прославлять своего… своего…
– Ну говори дальше, бес! – крикнул Амвросий. – Что? Не можешь сказать имя Господа?
Внезапно он вытащил из-за спины левую руку, в которой оказался небольшой кувшин, и плеснул из него водой прямо в усмехнувшееся лицо княжны.
– Хватит ее мучить, – процедил Ратмир священнику, схватил его за запястье и повернул так, что того перекосило от боли, – прекращай эту…
– Смотри! – просипел он, корчась от нового рывка. – Посмотри на нее!
– И не пытайся отвлечь мое…
Ратмир осекся из-за громкого воя, от которого зазвенело в ушах. Быстро обернулся, выпустив руку охнувшего священника.
Так не мог кричать ни зверь, ни человек. Это был целый хор страдающих от невыносимой боли существ, обреченных на вечные муки в пыточных преисподней. Стены церкви содрогнулись, будто в сруб ударил гигантский невидимый молот.
Хрупкое тело выгнулось дугой, разорванная рубаха раскрылась, обнажив темный треугольник между ног, впалый живот и выпирающие ребра. Опираясь на кончики пальцев, она, не меняя позы, повернулась к замершим людям.
Голова с искаженным лицом с хрустом повернулась подбородком вниз – теперь одержимая казалась пауком с насаженной у основания брюха человеческой головой со спутанными лохмами волос.
– Боже вечный, избавляющий человеческий род от плена дьявола! Освободи Твою рабу Огнеяру от всякого действия нечистых духов, повели злым и нечистым духам и демонам отступить от души и тела рабы Твоей… – забормотал Амвросий.
Существо оскалило рот и рванулось в сторону священника. Цепи звякнули, натянулись, как струны, выдержали.
– Дай мне руку, – прошептал белый как смерть Амвросий и судорожно вцепился в локоть Ратмира. – Да удалятся они от создания рук Твоих во имя Твое святое и единородного Твоего Сына и животворящего Твоего Духа. Чтобы раба Твоя, очистившись от всякого демонского действия, пожила честно, правдиво и благочестиво, – читал священник.
Корчившаяся на полу тварь вздрогнула. Существо съежилось на корточках к ним спиной. Неестественно вывернутая голова продолжала следить за ними выпученными глазами с посиневшего лица, покрытого паутиной выступивших вен.
– Изыди! – выкрикнул Амворсий.
Одержимая медленно развернула к ним туловище. Лицо с оскаленным ртом оставалось на месте. Вновь послышался хруст шейных позвонков.
В ледяном воздухе сгустилась дымка, на мгновение скрывшая от них силуэт. Когда рассеялась хмарь, перед стариком, из последних сил державшимся за руку помощника, сидела смертельно уставшая девушка с большими заплаканными глазами. Она была очень бледна и с ужасом смотрела на свои истерзанные цепями руки.
– Что это? – прозвенел нежный голос. – Перестаньте! Не мучайте! Ратмир…
– Стой! – прохрипел священник, не отпуская локоть подавшегося вперед парня. – Нечистый должен выйти вместе с воздухом изо рта, влагалища или заднего прохода. Демон при выходе может принять вид какого-то из нечистых животных: жабы, змеи, насекомого. Они притворяются. Они еще в ней. Пытаются подпустить нас поближе, чтобы разорвать на части.
– Ратмир, не надо! – плакала испуганная девушка с глазами ребенка.
– А вдруг они ушли. И мы ее убиваем, – бормотал Ратмир, пытаясь стряхнуть с руки цепкие пальцы.
– Тогда скажи, откуда она знает твое имя? – сопротивлялся старик из последних сил. – Она не должна знать, как тебя зовут. Но они – они знают…
– А-А-А-А! – взревела княжна. Тело в лохмотьях взвилось в воздух, рванув туго натянувшиеся цепи.
Повиснув над полом, девушка медленно повернула к священнику ухмыляющееся лицо. На лбу появилась щель, превратившаяся в непрерывно гримасничающий рот с блестящими черными губами.
– Ты следующий, старик, – прорычал черный рот и засмеялся так, что Ратмир почувствовал, как зашевелились волосы на голове. – Убийца! – прошипела бесноватая.
– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, огради мя святыми Твоими ангелами и молитвами Всепречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии… – забормотал старик.
– Обманщик, готовый на все!
– Силою честного и Животворящего Креста, святого архистратига Божия Михаила и прочих небесных сил бесплотных, святого пророка и предтечи крестителя Господня Иоанна…
– На твоей шее должна быть петля, а не крест! – прорычала одержимая. – И ты это знаешь. Чем пахнут люди, которые приходят к тебе во сне?
– Замолчи, – прошептал Амвросий.
– Горелым мясом! – гулко расхохотался демон. – Все они, поджаренные тобой на костре у дубовой рощи, женщины и дети. Что они кричали тебе перед смертью?
– Это было в прошлом! – закричал священник. – Я больше не служу поганым богам! И делаю все, чтобы от них ничего не осталось… Я стараюсь… Я стараюсь!
– Так ты говоришь, глядя им в обугленные лица… жрец Одоакр?
Из глаз старика брызнули слезы. Его ноги подогнулись, но Ратмир удержал священника, крепче обхватив дрожащее тело. Крест выпал из обессилевшей руки.
– Они знают про меня, – прошептал Амвросий, поднимая залитое слезами лицо, – они знают… Когда-то я приносил в жертву людей в священных рощах… Я не смогу…
– За того человека, кем ты был, заплачено сполна, – сказал Ратмир, глядя в полные отчаяния глаза.
– Я убивал и жег людей, – плакал священник. – Они до сих пор приходят ко мне… Я просыпаюсь, когда они смотрят… Стал священником милосердного Бога, чтобы расплатиться за свои грехи… Но я не тот человек, который умеет нести Его Слово…
– Так послужи делом, – Ратмир крепко сжал в руке дрожавшие старые пальцы. – Ты вышел биться с нечистью и готов положить свою жизнь за чужую. Такое дело стоит сотни болтливых проповедников. Значит, его стоит довести до конца.
Священник хрипло раскашлялся и распрямил спину. Нагнулся, поднимая крест, и повернулся к одержимой:
– Господи, сделай так, чтобы раба Твоя, очистившись от всякого демонского действия, пожила честно, правдиво и благочестиво, ныне и всегда, во веки веков. Аминь!
Та завизжала, тело глухо ударилось о доски пола. Ее лоб снова был чист, ужасный рот исчез. Голова запрокинулась, горло трудно вздулось. Из глотки девушки показалась склизкая голова огромной серой многоножки. Кольчатое тело извивалось, силясь выбраться наружу, шевелились десятки коротких полупрозрачных ног.
– Хвала Господу, – глухо сказал священник.
Он осторожно вытянул извивающуюся тварь изо рта потерявшей сознание княжны и бросил ее под ноги. Панцирь лопнул под ступней в кожаном башмаке. Желтая слизь брызнула на пол и мгновенно втянулась под землю.
В темном углу церкви вырос силуэт маленького мальчика с синим лицом и в длинной белой рубахе. На голове у него была красная шапочка.
– Кто ты? – повернулся к нему Ратмир.
– Не говори с ним, – священник брызнул на ребенка водой из братины. – Это он… тинтилин…
Мальчик зашипел и бросился на осенившего себя знамением старика. Бесплотная фигура прошла сквозь его тело и застыла в воздухе, медленно расплываясь, будто сгусток бледного северного сияния, исчезая навсегда.
– Второй демон еще в ней. Но я не могу понять, кто он, – пробормотал Амвросий, склоняясь над бесчувственным телом. И вдруг страшно захрипел, схватившись за горло.
Из открытого рта одержимой вырвалось длинное острое жало, пробившее священнику кадык. Старик вздрогнул и завалился набок, глядя перед собой мутнеющим взглядом.
– Повелитель… Мух… – прохрипел он, истекая кровью. – Ратмир, запомни… возьми его имя… Так победишь…
Когда старик испустил дух, его острые черты и резкие морщины смягчились. Сумрак порушенного храма на миг посветлел от прощальной улыбки обернувшейся у лестницы в небо души старца, обретшего долгожданный покой.
Существо вскочило на корточки, припав к полу, будто жаба. Оно снова ухмылялось.
– И что ты будешь делать теперь, сын оборотней? Старый поп мертв. Тебе осталось лишь признать власть Конунга Полуночи. Он прибудет сюда вместе с мором, огнем и мечом. Никому не остановить Господина Мертвых по имени Гарм Секира, Пес преисподней. Поклянись ему в верности сейчас, и, возможно, ты останешься в живых.
– Слишком много имен для одного вонючего мертвеца, – сказал Ратмир.
– Ты выбрал смерть! – прошипела одержимая и прыгнула вперед. С жалобным звоном лопнули цепи, брызнули в стороны порванные кольца.
Тварь вцепилась пальцами ему в горло. На миг Ратмир увидел выкатившиеся, налитые кровью глаза. А потом провалился в них, вошел, будто в камень, и снова медленно закрутилась над головой багровая спираль другого неба. Он летел в глубь гигантской черной воронки, чтобы снова встретиться с врагом, но теперь – на территории Нави.
* * *
Открыв глаза, Ратмир увидел холм, окруженный рекой с темной водой, от которой поднимались зеленоватые клубы едкого смрада. На вершине горы переливалось яркое зарево больших костров. Через реку к холму вел широкий мост, сделанный из железа. Металл был раскален докрасна и дышал обжигающим жаром.
Ратмир сделал шаг к мосту. Он чувствовал, что княжна находится на вершине холма, среди огня. Идти оказалось тяжеловато. Приблизившись к реке, он увидел свое отражение: змеиную морду на длинной шее, покрытое чешуей тело и короткие толстые лапы с перепонками между пальцами.
Под водой у самого дна мутнели высохшие, изъеденные гнилью и червями лица. По реке плыли сотни мертвых тел, над которыми кружились целые тучи мерно гудящих мух. Медленное течение лениво шевелило лохмотья плоти и истлевшей одежды.
Он тяжело взошел на раскаленный мост, воздух над которым дрожал, плавя очертания мира. Посередине возвышался всадник на боевом коне, с ног до головы закованный в кольчугу. На его плече сидел ворон, у мускулистых ног коня вывалил язык между клыками громадный черный пес.
Шлем с полумаской окружала кольчужная сетка, лицо воина оставалось невидимым. Но Ратмир сразу понял, кто ждал его на мосту.
И еще он чувствовал тщательно скрываемую настороженность. Демон не ожидал вторжения в Навь, но решил, что раз битва состоится на его территории, то и правила будет задавать он.
– Отдай мне ее, и мы разойдемся, – сказал Ратмир, с трудом двигая головой на толстой шее.
– Посмотри на себя! – насмешливо крикнул железный всадник. – Ты набрался наглости прийти в мой мир. Но здесь ты слаб. Я мог бы превратить тебя в червя и раздавить сапогом. Но это скучно. Поэтому ты будешь змеем, который падет от меча героя, спасшего прекрасную деву. Ползи!
Всадник расхохотался. Ратмир двинулся на мост, закачавшийся под его шагами. Большой хвост, волочившийся следом, тянул назад, будто к нему пристегнули небольшую гору.
Темная вода в Смородяной реке заклокотала, плывущие мертвецы подняли веки, открывая провалы пустых глазниц. Мост вспыхнул, покрываясь короной распустившихся языков пламени.
Всадник тронул пятками бока коня и двинулся в бой. И конь споткнулся под ним, и встрепенулся ворон, и ощетинился пес.
– Что ты, собачье мясо, спотыкаешься, ты, воронье перо, трепещешь, ты, песья шерсть, щетинишься? Нет для меня противника! – Демон поднял меч и пустил коня в галоп.
Они сшиблись так, что поднялась буря и тяжело застонала земля. Лезвие меча ударило в грудь, пес вцепился в неповоротливые лапы, ворон камнем упал сверху, пытаясь выклевать глаза.
Ратмир рухнул на бок, пытаясь прикрыться неуклюжими лапами и истекая кровью. Всадник осадил коня, подняв его на дыбы. Спрыгнул из седла. Неторопливо подошел к поверженному врагу, вложил в ножны меч и снял с головы шлем.
Вместо головы над плечами существа гудел облепленный роем мух мешок слизи, похожий на осиное гнездо. Он непрерывно сокращался и шевелился, будто желудок, переваривающий пищу.
– Этот мир мой. И ты теперь – мой, – прошипел демон, протягивая к Ратмиру руку, похожую на лапу гигантского насекомого с кривым когтем вместо ладони.
И отпрянул, увидев, как раскрылись огромные перепончатые крылья. Неповоротливого звероящера больше не было – Ратмир, напружинив кольца нового, светящегося тела с сияющим костяным гребнем, рванулся вверх, в бессолнечное серое небо, с наслаждением слушая свистящий в ушах ветер.
Он, с наслаждением ощущая великую силу, струившуюся внутри вместе с переполнявшим светом, сделал несколько могучих взмахов и обрушился вниз. Крылатый змей схватил завизжавшего от злобы и неожиданности врага мощными лапами, поднимая к самым тучам.
– Лети, Повелитель Мух, – крикнул он и разжал когти.
Всадник с воем рухнул вниз, в кипящую Смородяную реку, на мгновение показался над поверхностью. И снова скрылся в темной воде, облепленный гнилыми руками зашипевших мертвецов. Конь, ворон и пес застыли, их силуэты заколебались и расплылись, превращаясь в одно из зеленоватых облаков вони, клубившихся у пограничной реки.
Когда Ратмир снова шагнул на мост, в успокоившейся глади реки отразился человек. Он шел по остывшему железу, не спуская глаз с мерцавшей вершины холма. Упруго поднялся на склон, шурша пожухлой травой и кустарником.
Красавица спала, окруженная огромными огненными стенами. Он прошел сквозь пламя, не почувствовав жара. Он ничего не видел и не чувствовал, не в силах оторвать от девы глаз.
Она покоилась нагой на ложе из круглых щитов, и было белым, как снег, лицо ее, и обескровлены точеные губы. На нежной груди сложились узкие ладони, запястья хрупкие, как драгоценное стекло. Первая краса севера сияла, словно волшебный лед, не таявший среди пламени.
Он наклонился, осторожно коснулся губами гордого рта. Огонь вокруг загудел и взвился, стены из пламени коснулись серых туч. Хмурое небо вздрогнуло, скрутилось, будто гигантский подожженный свиток, и кануло, отворяя гигантскую багровую спираль.
Дева открыла глаза и посмотрела на него. Из бушевавшего вокруг пламени раздались голоса. Ратмир обернулся, услышав, что они зовут его по имени.
Тайный Народ смотрел на него из огня.
– Победитель Мрака, – повторяли голоса из пламени.
Перед Ратмиром выросла огромная, заросшая черной шерстью фигура. Он увидел совиные глаза, рогатую голову и стальной клюв, улыбнулся своему учителю.
– Волхв, – пророкотал Вий и преклонил колено.
Диковинные полулюди-полузвери, крылатые девы, козлоногие существа, полупрозрачные духи деревьев, крошечные разноцветные хозяйки цветов, чешуйчатые водяные и замшелые лешие и многие-многие другие, окружившие его, почтительно повторили его движение, склонив причудливые головы.
– Теперь сила твоя велика. – Вий поднял к нему жутковатое лицо. – Используй ее правильно.
Он помолчал, задумавшись о чем-то.
– Мы больше не увидимся. Храни священные камни, и священные камни будут хранить тебя. Прощай, Волхв Каменных Змей и друг Тайного Народа, – сказал Вий.
Зрачок в центре небесной воронки расширился и заглянул прямо в душу. Ратмир почувствовал, как снова становится ветром, скользящим между мирами. Он взмахнул руками и полетел.
* * *
Открыв глаза, он снова увидел своды церкви и обуглившийся алтарь. Из-за двери робко выглядывали огромные дружинники, не решаясь войти. Тело бедного Амвросия уже убрали, на досках пола остались темнеть лишь пятна засохшей крови.
Рядом с ним дышала дева, которую он разбудил поцелуем в другом мире. Огромные, широко распахнутые на бледном лице карие глаза смотрели на него. «Как же долго я спала». – «Я разбудил тебя, и все будет хорошо». – «Я видела тебя во сне, когда мне было страшно. Ты пришел и прогнал страх». – «Я хочу делать так и наяву. Я не видел никого красивее тебя ни в одном из миров, где побывал. Я хочу быть с тобой».
Она положила голову ему на грудь. Это получилось так естественно и нежно, будто та часть его, которой она коснулась, и была для этого предназначена со своего появления на свет.
В сердце его творилось то же самое. Будто сложились в один узор два случайных рисунка. Или внезапно встретились взрослые, разлученные друг с другом близнецы. Но так ли случайны случайности?
Он не знал. Он просто слушал новые ощущения внутри: покой и заполненность. В груди словно разливался теплый синий океан, в центре которого невесомо парил белоснежный Камень-Алатырь.
Все, в чем нуждался я, было в землях, что оставил в начале пути. Но для этого и стоило осилить свою Дорогу, преодолеть пространства земли и воды, падать и подниматься, сражаться и побеждать, чтобы вернуться и обрести свое.
Многие странствия происходят ради возвращения, потому что любой путь ведет к себе – настоящему.
