Глава 25. Меч Матери трав
Над полуночным миром взошла полная Луна Первого Урожая. Бледный свет плавил края скользящих по черной глади белесых облаков. В темных ветвях тревожно шептал ранний сентябрь. Лес дышал прохладой, обещавшей скорые заморозки.
Ратмир сидел на еще теплом от дневного солнца камне, на своем любимом месте у сухого, выбеленного временем дерева. Оно тянуло к небу голые ветки, похожие на руки, и в этой позе само походило больше на человека, чем на своих собратьев.
Ему иногда казалось, что они с деревом думают об одном и том же. Встретить единомышленника среди людей было большой удачей, а среди деревьев и подавно. Ратмир ценил их знакомство. Он приходил на поляну в полнолуние, садился на камень у дерева и молча беседовал с луной. Здесь хорошо думалось.
Со дня изгнания мрака из чудом выжившей княжны Огнеяры в сгоревшей церкви прошло три месяца. За это время Ратибор Стоянович успел трижды поругаться со своей дочерью, и каждый раз обе стороны клялись, что на этот раз – навсегда. Огнеяра объявила, что будет жить с Ратмиром и уходит на Каменный остров.
Князь разбил кулаком стол, смял пальцами позолоченный кубок и, наконец взяв себя в руки, ласково попросил дочь остаться. Многие знатные женихи из славян и скандинавов добивались ее руки, и лучший из них мог бы стать не только ее мужем, но и хозяином Ладоги.
Огнеяра аккуратно расправляла испорченную посудину и говорила, что звала суженого в город, но он ни в какую. В городских камнях, говорит, силы нет, да и негоже мне штаны на почетном сиденье просиживать – людям помогать надо.
Князь плюнул на уговоры и тайком сам пришел к Ратмиру поговорить. Сказал, что благодарен за спасение дочери, исцеление жены, но замуж за Каменного Змея Огнеяру не отдаст, будь он хоть трижды волхв и целитель. Ратмир на это пожал плечами: не мне и тебе, княже, против судьбы бодаться. Наши стихии уже вместе, угодно тебе это или нет. Что пожару человеческие протесты? Слышит ли снежная лавина проклятия своих жертв? Так говорил волхв и мягко брал пышущего жаром и гневом князя за руку.
Тот помолчал, успокоился и сказал, отдышавшись: чувствую, как против нас собирается сила, и скоро придет она, чтобы грабить и жечь. Мне нужны люди надежные, проверенные, родные, чтобы удержать город. Гарм Секира скоро будет здесь.
– Я бы рад, но не могу, – сказал Ратмир.
– Кого ты будешь лечить на пепелище? – в сердцах бросил князь. И повернулся, чтобы уйти. Хотел хлопнуть дверью в пещеру, но та оказалась не на петлях, а приставной. Поднял и уронил дверь на камни у входа, чтоб погромче. А потом ушел.
Той же ночью к нему пришла Огнеяра – одна, красивая и счастливая. Насовсем.
Они сыграли свадьбу спустя три дня.
Супруги стали жить вместе, и с первого дня это оказалось так легко, будто они были вместе друг с другом с рождения. Огнеяра готовила на очаге нехитрую пищу, собирала вместе с мужем травы и помогала ученикам принимать больных. Постигала тайны рун, высекала знаки в малых лабиринтах и строила пирамиды-двери для Тайного Народа.
Но каждую ночь, закрывая глаза после жарких объятий жены, он вспоминал схватку на Каленом мосту, смех чудовища и слова князя, брошенные на прощание.
«Тревожно мне, луна, – говорил он в своем сердце. – Чувствую, как собирается тьма. Но, взяв меч, боюсь потерять все, что дано мне было. Можно ли отсидеться на острове, когда горит большая земля? Да и есть ли у человека право на остров? Как быть, если насилие в ответ на насилие множит страдания и боль? А непротивление злу лишь развязывает ему лапы. Должна же быть грань между насилием и смирением. Золотая середина. Как ее найти? Я не знаю…»
Ратмир прижался спиной к гладкому стволу и закрыл глаза. Яркая вспышка заставила его поднять веки.
Луна, зависшая прямо над головой, будто бы увеличилась и теперь сияла, словно небольшое белое солнце.
Серебристый свет пролился на протянутые руки-ветки, напитав их сиянием. Лунный сок побежал по стволу, наполнив корни, которые стали видны под землей. Теперь их росчерки сияли прямо сквозь грунт. Там, где они сплелись, возник серебристый сгусток. Скопление лунного света росло, вытягивалось к небу, и вскоре стали различимы очертания рукояти, гарды и сияющее лезвие меча, воткнутого прямо в камень, из которого росло серебрящееся древо.
– Возьми этот меч. Он твой. Побеждай им мрак, как пронзают его мои лучи, – сказала луна.
Ее голос, впервые услышанный Ратмиром, переливался, как перезвон тысячи ледышек, в каждой из которых словно звенел вмерзший человеческий голос: мужской, женский, детский и старческий.
– Возьми меч и не задавай больше глупых вопросов. Нет никакой середины между белым и черным, насилием и смирением, между жизнью и смертью. Мир есть сочетание противоположностей, а человек – это капля, отражающая в себе мир. Есть Черный клинок и Белый, и оба они в твоих руках.
Всему свое время. Время жить и время умирать. Время убивать и время давать жизнь. И тебе решать, когда в твоей жизни наступит одно и когда – другое. Рази и прощай, помня, что все верные поступки растут из милосердия.
И не забывай, – помолчав, добавила луна, – луны не умеют говорить. Мы просто отражаем и превращаем в голоса ваши мысли.
Ратмир поднялся. Вонзил оба меча в землю перед собой, положил ладони и склонился перед сиянием Матери Трав. Когда он поднял голову, лицо осветилось ярким светом, выжегшим последние тени сомнения.
* * *
С хмурого зимнего неба сыпались редкие снежинки. На ветвях деревьев по берегам Волхова вместо листьев рос снег. В земли Ладоги пришел февраль.
Февраль смотрел из глаз двух мужчин, стоявших рядом на пустынной, заснеженной пристани. Корабли немногих купцов, решивших перезимовать в Ладоге, и ладьи береговой охраны были надежно укрыты от непогоды в длинных сараях.
Осенью пришлых торговцев поубавилось, а те, кто приплывал из северных земель, рассказывали об одном и том же – пожар войны на севере разрастается. Конунг Полуночи захватил все крупные портовые города через море и собирается пожаловать в Гардарику. Большинство ярлов сами теперь встают под его черные знамена с вышитым оскаленным псом.
Ратибор Стоянович хотел собрать войско еще до наступления холодов, чтобы нагрянуть к соседям за море и отомстить за дочь. Ратмир и Хравн насилу его отговорили: большие войны выигрываются не мщением, а выверенными победами. В том, что большой войне быть, уже никто не сомневался.
Первый военный совет, на котором из соображений безопасности собрались лишь князь, воевода и Ратмир, решил отправить в Бирку разведчиков под видом купцов. Свои глаза и уши за морем теперь были нужны как воздух. Собрали и проводили самых проверенных, а вскоре и холода настали, лед на реках встал.
Князь решил встретить незваных гостей как полагается. В каменную крепость Стоюту отправил Хравна, чтобы тот усилил местный гарнизон, лично объехал соседние славянские и финские поселения, чтобы поговорить со старейшинами, и заручился их единодушной поддержкой. Обязал подвластные деревни ежемесячно присылать боеспособных мужчин на военные сборы.
Всюду его сопровождал зять Ратмир: суровый, подтянутый, с ранними седыми прядями в русых волосах и бороде. На его лице тускло горели ожиданием большой битвы разноцветные глаза, за спиной поблескивали рукояти черного Мстителя и белого клинка из странной полупрозрачной стали.
Он и подсказал князю укрепить город Ладогу, превратив его в надежную крепость. Скандинавы строили ее, в первую очередь, как место для торговли, которое защищал обычный частокол из струганых бревен с воротами да бревенчатая башня с дозорными и лучниками. Когда поселившиеся и отстроившиеся здесь в согласии с мирным рядом с местными вождями северяне принялись прибирать к рукам соседние земли, местным это не понравилось. Из Стоюты пришел князь Ратибор и прибрал скандинавскую Ладогу.
Самые ретивые сложили головы, а тем, кто остался, славянский князь настоятельно посоветовал чтить местные законы и порядки. В Ладогу пришли славянские семьи, обживая ее по своим традициям. Твердыней кордона, через который шли иноземные корабли, стала Стоюта, а Ладога так и осталась городом ремесленников, купцов и гостиных дворов с торжищами.
Предложение Ратмира князь приветствовал. Строительство укреплений началось тут же, несмотря на первые заморозки. Пологий берег вырубили в три крутых высоких отвесных ступени. Самой высокой, в два человеческих роста, сделали нижнюю. Ее укрепили бревнами – горизонтально положенные стволы зажимали между попарно забитыми в землю столбами. То же проделали на втором и третьем ярусе. Теперь когда-то пологий мыс напоминал крутую ступенчатую пирамиду с Каменного острова, под которыми хоронили волхвов.
Пологие проходы оставили по бокам, причем с разных сторон массивных ступеней. Так что теперь любой желающий добраться до городских ворот должен был двигаться длинными зигзагами на открытом пространстве, которое прекрасно просматривалось с усиленных земляными валами стен. На них выросли новые башни, на которых теперь днем и ночью дежурили наряды дозорных и лучников.
Со стороны леса вырубили и выжгли остатки деревьев напротив городских стен, оголив целое поле, просторное для глаз стрелка. Здесь теперь Ратмир и княжеские гридни проводили занятия с ополченцами.
Мужчины Гардарики, как и скандинавские бонды, учились владеть телом, духом и оружием с детства, как того требовала суровость места и времени.
Гридням оставалось лишь учить вооруженных заменявшими топоры дубинками и щитами ладожан сражаться в строю, слаженно действовать при маневрах, нападать и защищаться по команде воеводы. До боли и хруста отрабатывали учебные поединки, взаимодействие щитников и копейщиков, метателей сулиц и лучников.
Всех окрестных умельцев по работе с металлом призвали в ладожские кузницы: оружия никогда не бывает вдоволь. С утра до ночи звенели молоты, шипели, поднимая пар из корыт с водой, раскаленные докрасна клинки, топоры, наконечники копий. За драгоценные кольчуги и шлемы с наносниками Ратибор Стоянович платил из казны двойную цену.
На занесенном снегом льду реки у прорубей темнели фигурки женщин. Они вместе с ребятней постарше ловили рыбу, которую старики сушили и заготавливали вместе с крупами впрок на случай долгой осады.
Вдоволь тягали красноглазую плотву и полосатого окуня. В эту зиму на большие крючки с уклейкой-живцом часто попадались крупные пятнистые щуки и склизкие налимы. Река будто решила помочь своим людям, торопившимся заполнить закрома.
Вместе с женщинами ловила рыбу Мирослава. Князю это не нравилось. Он считал, что княгиня еще слаба. Но она всегда делала лишь то, что хотела.
Ратибор Стоянович нахмурился.
Вот и свадьбе Ратмира с Огнеярой перечить не стала. И ему еще пыталась запретить. В назначенный день потащила с собой к молодым и благословить заставила. Видно, сердцем чуяла, что придет к нему потом зять и подставит крепкое родное плечо. Женское сердце не обманешь. На то оно и мудрое, чтобы ум куриный замещать.
Ратибор Стоянович улыбнулся.
* * *
Зимнюю рыбалку вскоре пришлось запретить. Ранние солнечные дни пришли гораздо раньше намеченных весенних сроков. Не успел кончиться февраль, как во всех концах уже звенела капель и бежали талые ручейки, плавя посеревший снеголед на обочинах.
В Стоюту отправили на трех телегах звенья громадной цепи, которая перекрыла для кораблей реку. Теперь каждую прибывающую ладью осматривали на воде и на берегу. Торговые флотилии пропускали по одному судну. Вход драккарам в Волхов был запрещен.
Гонец из Стоюты прискакал в Ладогу на рассвете. Тяжело дыша, спрыгнул с загнанного коня. Выдохнул:
– Воевода шлет вести. Для князя.
Ратибор Стоянович уже выходил из гридницы, сна ни в одном глазу. Приказал коня, перед тем как к поилке вести, поводить по двору, чтобы остыл. Кивнул гонцу и с трудом выбравшемуся из постели жаркой Огнеяры Ратмиру: «Пойдем».
С тех пор как Хравн уехал управлять Стоютой, князь обсуждал важные дела только с Ратмиром. Садились за стол прямо у статуи Руевита. Каждый раз перед советом Ратибор кланялся и шептал молитву своему покровителю.
– Сигнальных костров я не видел. Нападения, значит, нет, – Ратибор навис над столом, уперев в широкие доски крепкие руки. – Что за спешка?
– Посол прибыл. От Гарма Секиры, – худой, жилистый парень с трудом переводил дух. – Воевода приехать просит.
– Много людей с послом? – сдвинул брови князь.
– Не. Он только.
– Что, один приехал? – удивился Ратибор.
– Из-за моря, говорит, один. Здесь, в Гардарике, лодку нанял с ижорцами. Подарок князю, говорит, тяжелый. Одному не утащить.
– Подарок, ишь ты… – Князь взялся пальцами за длинные усы. – Сам его видел?
– Сундук богатый привез. Весь золотом переливается. – Серые глаза вестового мечтательно расширились. – На крышке и стенках камни разноцветные. Рубины, гранаты и еще такие прозрачные, искрятся… Глаз не оторвать!
– А в сундуке что?
– Никто, кроме посла, не знает. Замок висит. Посол говорит, как ты приедешь, тогда и откроет.
– С таким богатством – и один добрался. Подозрительно. – Князь хмуро крутил ус. – Ладно. Посмотрим, что за гусь.
Он взглянул на Ратомира:
– Седлай коней.
Хозяин Ладоги стащил с запястья серебряный браслет и протянул гонцу:
– Держи. Хорошая работа.
– Ратибор Стоянович…
– Все, отдыхай! – Князь небрежным жестом отпустил вестового, – а нам ехать пора.