Глава 24. Лучше поздно, чем никогда
– Знаешь, что мы с тобой такое?
– Что?
– Ветер.
– Ветер?
– Да. Он свободный.
– Но почему мы с тобой – не птицы? – Я с интересом смотрю на Бесстрашного. – Птицы тоже вольны и независимы, у них есть целое небо.
– Нет-нет, ты ошибаешься. У них есть небо, но нет главного. Мы – не птицы. Ведь птицы умирают, а ветер живёт вечно.
Я лечу, парю. И я – не птица, я – ветер. Мне не нужен кислород, он во мне, вокруг меня, повсюду. И это сводит с ума, мятные нотки будоражат кровь. Я хочу навсегда остаться здесь, в небе. Я хочу чувствовать себя свободной и живой. Вечной. Я хочу быть невидимой силой, с которой ничто не может сравниться.
Но я просыпаюсь.
Открываю глаза, вижу перед собой испуганное лицо Киры и начинаю кашлять.
– Чёрт бы тебя побрал! – орёт блондинка и откидывает назад золотистые волосы. – Вы что все, с ума посходили? Умирать становится модным?
Подскакиваю. Хватаюсь рукой за горло и чувствую внутри пожар. Мне недостаточно кислорода. Мне необходимо дышать.
– Может, дать тебе воды?
– Что… – зажмуриваюсь и болезненно горблюсь. – Что произошло?
– Я у тебя хотела спросить, – взволнованно тянет Кира и гладит мои плечи.
– Я ничего не понимаю.
Глаза мокрые. Мне трудно дышать. Лёгкие сжимаются и отказываются принимать кислород. Приходится глотать воздух так громко и глубоко, что болит грудная клетка.
– Мне сказали, что тебя вынес какой-то высокий парень из круглой комнаты, – тихо сообщает блондинка. – Ты была без сознания, когда я подошла. Не дышала.
– Круглая комната, – в трансе повторяю я и протираю руками потное лицо. – Кто-то пустил газ в помещение. Я вспомнила. Мне было нечем дышать, я задыхалась, а потом стало жутко холодно и темно, и…
Замираю. Поднимаю глаза на уставшую подругу и медленно спрашиваю:
– Кто меня спас?
– Не знаю, Лия. Никто не видел его лица.
– Это Макс, – я внезапно улыбаюсь и чувствую слёзы на щеках. – Это он, точно! Я знаю, я чувствую!
– Лия, – Кира жалостливо смотрит прямо мне в глаза. – Максим умер.
– Нет, – я качаю головой. – Это он. Я уверена! Никто другой не стал бы вытаскивать меня. Я больше никому не нужна.
– Возможно, это Астахов.
– Не думаю, что моё возвращение с того света его обрадует.
– О чём ты?
– К чёрту этого предателя. С ним я разберусь позже, – пьяно встаю на ноги. Шатаюсь и хватаю подругу за плечи. – Мне нужно срочно его найти.
– Кого его? Астахова?
– Нет. Макса!
Оглядываюсь. Всё плывет перед глазами. Кружится. Я медленно и тяжело дышу. Стараюсь ровно стоять на ногах, но всё равно неуклюже покачиваюсь.
– Лия, пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть. Пойдём, я отвезу тебя домой.
– Нет. Я должна… должна… – без сил падаю.
– Тише, – блондинка подхватывает меня, крепко держит, как в тот раз, в парке.
Даже несмотря на перебинтованную правую руку, подруга пряма и решительна. В ней столько силы, сколько во мне никогда не будет. И силы, увы, не физической, а духовной. Она аккуратно взваливает моё холодное тело на себя и выдыхает.
– Идём. Поспишь, наберёшься сил.
– Но Максим…
– Поговорим обо всём утром, хорошо?
– Кира, – я слабо смотрю на подругу и чувствую внеземную пустоту. Она давит на меня и прижимает к земле, не позволяя дышать. – Я ведь не хотела просыпаться.
Блондинка тащит меня к выходу. Молчит. Тяжело дышит. Но затем неожиданно грустно шепчет, и это последнее, что я слышу, прежде чем проваливаюсь в темноту.
– Смерть – слишком щедрый подарок.
В моей жизни было много хорошего, но, боюсь, сейчас оно стёрлось из памяти.
Пытаясь затуманить рассудок гневом и мыслями о мести, я окончательно потеряла связь с реальностью. Смерть Максима казалась вымыслом, предательство Астахова – глупой шуткой. Я бы всё отдала, чтобы не просыпаться и умереть там, в круглой комнате, быстро и легко. Заснуть и не очнуться.
Но кто-то решил иначе. Решил за меня.
Возможно, это даже хорошо. Я устала принимать решения, и не факт, что смерть оказалась бы правильным вариантом. Мой спаситель предпочёл дать мне второй шанс. И пусть я не понимала, шанс на что именно, я должна была им воспользоваться уже не ради Макса, не ради Стаса и не ради Лёши. Я должна была им воспользоваться ради себя.
Сейчас я смотрю на своё отражение в зеркале и вижу, что мои руки опущены.
За что я боролась? За что сражалась? Как бы то ни было, все мои попытки исправить прошлое привели лишь к одинокому настоящему. Да, я осмелилась подумать о будущем, а ведь оно теперь у меня будет. Я жива. Я дышу. Я мыслю – значит, существую.
И возможно, жизнь дала мне второй шанс не для того, чтобы я снова начала сражаться. Вероятно, таким образом она предоставила мне второй шанс смириться с прошлым и наконец очутиться в настоящем.
Я больше не хочу терять близких. Мне и так сильно больно. Я пыталась, боролась. И я проиграла. Хватит! Пора начать жить заново. С чистого листа.
Так, словно ничего и не было.
Похороны Макса состоялись за городом. Меня не пригласили, но я и не рвалась.
Пережила его потерю вновь, хотя виду, что мне больно, не подала: остатки сильного характера.
Проходит неделя. Я умираю от непонятного ноющего чувства одиночества. Хочется сидеть в комнате. Сдаться и не выходить.
Проходит две недели. Я постепенно осознаю, что покидать границы спальни – неотъемлемая часть жизни.
Проходит месяц. Я уже привыкаю к чувству боли. Даже как-то странно просыпаться и на несколько секунд забывать о потере. А ведь после долгого сна открываешь глаза в новом мимолетном мире, где нет ни горя, ни счастья. Есть только спокойствие и умиротворение в теплой кровати. Эти эмоции занимают рассудок секунды три. Иногда меньше, иногда больше. Затем мысли вновь попадают под атаку жизни, и становится так же плохо, как было до этого и как будет после.
Серое утро декабря. До Нового года – двадцать четыре часа.
По привычке я просыпаюсь рано. Встаю с кровати и сразу иду на кухню. В горле пересохло. Жутко хочется пить. Завариваю себе чай и усаживаюсь за стол. Наблюдаю за хлопьями снега на улице. Красиво. Но мне всё равно.
Этот Новый год будет самым ужасным за всю историю моей жизни.
Я усмехаюсь: за исключением того Нового года, который вылетел из моей памяти. Возможно, он был ещё хуже.
На кухне пахнет салатами, мясом. Моим любимым шоколадным тортом. Мама вчера целый день готовила, забыв о том, что мне на всё наплевать.
Жаль её. Она так старается.
– Уже проснулась? – А вот и она. – С чего вдруг так рано?
– Просто. – Чешу нос. – Так получилось.
– Сделай и мне чай. – Молча встаю и ставлю рядом со своей чашкой ещё одну. – Как спала?
– Нормально.
– Говорят, сегодня будет много снега. Давно уже так не заваливало улицы.
– Ага.
– Может, походим по магазинам? – Мама улыбается и облокачивается о дверной косяк. – Новогодний ажиотаж – это весело. Толпа людей, рвущаяся к прилавкам. Возьмём с собой Карину.
– Нет, я не очень хочу. – На самом деле я вообще не хочу, но нужно как-то смягчить ответ.
– Почему? Купим мандаринов. А то те, что привёз папа, уже закончились.
– Сходите с Кариной. Я лучше дома посижу.
– Лия, – мама выдыхает и протирает глаза. – Ты… Если ты не хочешь праздновать, так и скажи. Я пойму.
– Нет, – качаю головой и дрожащими пальцами беру чайник. – Не выдумывай.
– Я серьёзно. Мы понимаем, что у тебя совсем не праздничное настроение.
– Мам, хватит. Всё нормально.
– Не нужно обманывать. Я же вижу, что всё ненормально.
– Тебе кажется.
– Лия, может, сходим к… – выдыхает. – Навестим отца братьев, и…
От того, что она собирается предложить, по моему телу проносится электрический разряд. Я и подумать не могла, что подобное может родиться в её голове. Меня качает в сторону, и я неуклюже выливаю немного кипятка себе на пальцы.
Отдёргиваю руку и прижимаю её к себе. Жмурюсь.
– Лия, осторожно! – восклицает мама и вихрем приближается ко мне. – Сильно обожгла?
– Нет.
– Как же ты так? Давай обработаю.
– Не нужно.
Смотрю на маму и чувствую, как боль расползается по телу. Раскалывается голова, ноет между висками. Зачем она вообще коснулась этой темы? Зачем напомнила?
– Пойду ещё полежу, – чеканю я и выбегаю с кухни. Несусь к себе в комнату. Зло захлопываю дверь и буквально врезаюсь в её закрытую сторону. Касаюсь лбом холодного дерева, часто дышу. Пытаюсь выкинуть слова матери из головы, и у меня почти получается, как вдруг я слышу его голос:
– Я сейчас у Лии.
Внутри всё переворачивается. Я отказываюсь обернуться. Отказываюсь дышать, двигаться, открывать глаза. У меня сердце разрывается на части, я так и застываю с открытым немым ртом.
– Кира, может, ты наконец скажешь мне, что случилось?
Сжимаю руки в кулаки.
От дикой несправедливости тело прошибает судорога. Неужели это смешно? Неужели это нормально? Я пытаюсь смириться со смертью любимого человека, а он появляется в виде галлюцинации! В виде тупого последствия амнезии!
Почему это со мной происходит?
Моё тело становится тяжёлым. Невидимые силы тянут его вниз. Хочется упасть, свернуться в клубок, обхватить себя и не отпускать. Лежать вечно. Заснуть навсегда.
Но то, что происходит, и то, что я слышу его голос, переворачивает во мне все органы и чувства. И я, глупая дурёха, верю в его возвращение. На секунду мне, правда, кажется, что он выжил – просто прятался и не мог раньше со мной связаться.
Но нет. Это плод моего воображения, издёвка судьбы.
И даже в таком состоянии, понимая, что надо мной смеётся весь мир, я выдыхаю и чувствую, как внутри рождается надежда. Если галлюцинация – единственный способ вновь увидеть его, я согласна.
Разворачиваюсь.
И едва не падаю в обморок.
На моей кровати сидит Макс. Он взволнован, разговаривает по телефону, ломает пальцы, тяжело дышит. Он жив, цел и невредим. Хмурится, поправляет непослушные волосы. Осматривает тёмно-синими глазами комнату и покусывает губу.
Я буквально не могу дышать. Прижимаю руку к груди и чувствую, как пожар боли, отчаяния поднимается к горлу. Хочется кричать от безнадёги, вопить от безысходности. Макс умер месяц назад, а сейчас он здесь, передо мной, в моей голове, и это убивает. Как наркотик: забирает силы, заставляет чувствовать счастье и крах жизни одновременно.
Я делаю шаг вперёд.
– Максим, – срывается с моих губ.
– Что он собирается сделать? – Парень поднимается с кровати, и я нехотя выплываю из мыслей. – Останови его, Кира. Сейчас же! Он боится высоты. – Молчание. Макс слушает душераздирающий монолог блондинки, а я прикусываю губу. Сглатываю накопившуюся во рту слюну и медленно приближаюсь к парню. – Я знаю, что должен был отсидеть в институте, а затем приехать на испытание, но экзамен закончился раньше. Вот я и решил сначала прийти к Лие. Мне нужно сказать ей кое-что. – Вытягиваю вперёд руку. Дрожащими пальцами пытаюсь дотронуться до Максима, но рука проходит сквозь плечо парня и безвольно падает. У меня рвётся сердце и судорожно сводит органы. – Не говори Лие ничего, я сам разберусь с ним и… Что? Чёрт бы тебя побрал, Кира! Когда ты успела рассказать ей? – Макс тяжело выдыхает и, не видя меня, достаёт из сумки конверт. Подходит к окну, приподнимает подоконник – что казалось мне ранее невозможным – и оставляет его там. – Я скоро приеду. Скажи Стасу держать себя в руках. Его провал по инженерной графике никак не должен отразиться на членах «стаи». – Кира вновь что-то щебечет. – Все, – отрезает Макс. – Я уже бегу.
Парень бросает трубку. Решительно выпрямляется, вихрем несётся к выходу и становится лёгкой дымкой, столкнувшись с закрытой дверью.
– Нет, – подбегаю к проходу и прикрываю ладонями рот. – Нет, нет…
Почему так быстро? Почему так быстро закончилась галлюцинация? Раньше они были длиннее! Дольше!
– Нет!
Хватаюсь руками за голову.
В состоянии дикой паники осматриваю комнату. Кружусь. Борюсь с истерикой. От внезапно нахлынувшей тяжести покачиваюсь назад. Закидываю голову и чувствую на щеках слёзы.
В жизни не так, как в фильмах или книгах. Смириться с потерей близкого человека невозможно за день, впрочем, как невозможно смириться и через год. Смерть Макса всегда будет преследовать меня, и я не обладаю настолько сильным характером, чтобы попытаться спрятаться от реальности: буду страдать долго и мучительно, несмотря на то что меня прозвали Коброй и считают непобедимой.
Потеря любимого не просто обезоружила меня. Она уничтожила всё, что у меня было. Так что слезы на глазах, полное отсутствие сил и страшная безысходность – отнюдь не выдуманные эмоции. Это то, что я сейчас испытывала.
Медленно бреду к подоконнику. Замираю. Дрожащими пальцами приподнимаю пластиковую крышку и обнаруживаю пыльный конверт. Он аккуратно запечатан и даже спустя столько месяцев не тронут временем. В углу стоит дата, рядом лишь одно слово:
Любимой
Внутри меня что-то разгорается.
Ошеломлённо открываю конверт, достаю сложенный вдвое лист. Раскрываю его и узнаю до боли знакомый почерк.
Вчера ты мне сказала, что я не романтичный. Это достаточно обидно, Любимая, ведь я из кожи вон лезу, чтобы угодить тебе. Но, раз уж ты и правда так считаешь, мне ничего другого не остаётся, как попытаться тебя переубедить. В общем, именно поэтому я страдаю данным бредом и, вместо того чтобы поговорить с тобой лично, пишу письмо. Надеюсь, ты оценишь. Это в духе Средневековья. Прямо как ты любишь.
Прикладываю руку ко рту, перестаю дышать. Такое чувство, что меня обнимают со спины чьи-то тёплые, крепкие руки. Я буквально ощущаю запах мяты. Он витает в воздухе, проникает мне под кожу, соединяет с Максимом.
Вчера мы плохо разошлись.
Ты сказала, что я никогда не стану бесстрашным. Я ответил, что ты никогда не была самоотверженной.
Уже дома, прокручивая в голове все сказанные слова, я понял, что погорячился. Ты всегда думала о других. Ставила в приоритет желание незнакомцев. Глупо было говорить, что твоя самоотверженность – лишь хорошо приклеенная маска. Прости. Я ошибся. Затем я вспомнил то, что мне сказала ты. О бесстрашии. Сначала я решил, будто ты тоже погорячилась. Знаешь ведь, как сильно меня задевают слова о том, что я трус. Но потом… потом я понял, что ты чертовски права.
Я не бесстрашен хотя бы потому, что безумно боюсь тебя потерять.
Именно поэтому вчера я кинулся за тобой. Поэтому я не позволил тебе решать проблемы в одиночку. Я не хочу рисковать твоей жизнью. Ты дорога мне, Лия. Пойми же это наконец! И я готов тебя защищать до последнего вздоха. И не потому, что ты слабая, а потому, что я парень. Твой парень. Мне хорошо известно, что ты смогла бы справиться с той сворой идиотов за баром, но я не смог бы стоять в стороне. Ты же меня знаешь. Я не позволю кому-то причинять тебе боль, даже если для этого мне потребуется выслушать тираду о том, что я тебе не доверяю. Доверяю! Ещё как! Просто ты – моя девушка, и я хочу стать для тебя щитом и опорой, а не зрителем, тупым наблюдателем.
Те парни получили по заслугам. Возможно, я заигрался и сломал одному придурку кисть, но это было справедливо. Он поднял на тебя руку. Неужели ты правда решила, что я смогу оставить эту руку невредимой?
В общем, прости, что вмешался, но у меня не было выбора. В конце концов, ты поступила бы так же. Я в этом уверен.
Кстати, я нашёл отличную квартиру. Съездим туда на днях, скажешь, как тебе. Если всё устроит, я куплю её, обустрою, а потом уже, когда ты окончишь школу, заселимся. Не знаю, как на съезд отреагирует твой отец, но с Верой Николаевной можно договориться. Она не очень меня любит, но, тем не менее, ещё ни разу не выставляла за порог. Это отличный знак, тебе не кажется?
В общем, Любимая, давай больше не ссориться. Тебе придётся смириться с тем, что я всегда буду пытаться тебя защищать, и не для того, чтобы указать на твою слабость. А для того, чтобы подчеркнуть своё намерение вечно быть рядом.
Запасись терпением и прими меня таким, какой я есть.
P. S.
Душа моя, даже не думай отдавать Кире диск с музыкой. Я первый попросил, так что не жульничай.
P. S.
Ты забыла у Стаса свою гордость. Ещё раз позволишь ему напоить тебя, и я за себя не ручаюсь!
(Да-да, я знаю о вчерашнем вечере. Кира проболталась, как всегда. К тому же они сняли на видео, как ты пытаешься залезть на стол, падаешь и начинаешь петь «Привет, Андрей». Никогда не прощу себе того, что не смог прийти. Так было бы две записи.)
P. S.
Надеюсь, ты почувствовала, как я стараюсь. Я, чёрт подери, ужасно романтичный парень. И хватит уже мне говорить, что это не так! Иначе возьму да перестану тебе писать стихи или делать комплименты.
Так что поосторожнее, Милая. Я слишком ранимый.
Люблю тебя! С этого момента и в вечность.
5.08.2012
Наверное, я должна плакать. Я чувствую, как к горлу подкатывают слёзы, чувствую, как немеют руки и наваливается немыслимая тяжесть на плечи, но я не плачу. Я смотрю на письмо и просто не могу дышать. Кислорода нет.
Макс принёс мне конверт пятого августа.
В этот день я потеряла не только память, но и будущее.
Опускаю руки, поднимаю глаза и вижу своё отражение в зеркале. Я бледная, худая, с нелепыми зелёными прядями и синяками под глазами. Я разбита и потерянна. У этой девушки отняли всё: дружбу, семью, любовь.
Я одинока. И почему? Почему кто-то отнял у меня то, что должно было случиться? Я ведь могла уже через несколько месяцев жить вместе с Максимом! Я могла нормально общаться с сестрой и не ссориться с лучшим другом. Но у меня отняли их. Отняли всё! А главное заключается в том, что я сижу на кровати, читаю это письмо и понимаю, что сама опустила руки, позволила предводителю победить. Сама! Я прекратила бороться и вмиг стала одинокой.
Нет.
Отбрасываю письмо и резко встаю с кровати.
Нет! Я не для того потеряла близких, чтобы виновник остался безнаказанным. И наплевать, что предводитель Астахов. Я пообещала сестре расправиться с главарём «семьи», и я пообещала Максиму, что справлюсь.
И я сделаю это.
Лучше поздно, чем никогда.
Одеваюсь. Чувствую лёгкий запах ржавчины, автоматически прикрываю рукой рот и несусь в ванную. Хочу закрыть дверь, но не успеваю. Вижу Карину на пороге. Она недоуменно смотрит на меня и проходит вперёд.
– У тебя кровь?
– Да. – Умываюсь. Кровотечение из носа – к сожалению, не самое страшное, что сегодня мне придётся пережить.
– Может, позвать маму?
– Не надо. Я сама справлюсь.
– Ты ударилась, что ли? – Сестра вскидывает брови и подозрительно осматривает моё отражение в зеркале. – Выглядишь не очень.
– В самый раз, – одаряю Карину злой ухмылкой.
– Что случилось? Ты ведёшь себя странно.
– Почему же? Я просто наконец осознала, какой была идиоткой.
– О чём ты?
– Целый месяц я пряталась в комнате, – поворачиваюсь лицом к сестре и на взводе выдыхаю. – Целый, чёрт подери, месяц я оплакивала смерть Максима и даже не подумала о том, что нагло предаю его, сидя в четырёх стенах. Он умер, потому что я обрекла его на гибель. Он умер, потому что я не смогла его уберечь. Так почему я решила, что могу смириться с этим? Почему? – Откидываю назад волосы и разъярённо смотрю в глаза сестре. – Предводитель заплатит за то, что сделал. Пусть считает, месяц – это фора. Я ошиблась, спрятавшись за стеной проблем. Я не имела права! Максим бы отомстил, и я отомщу.
– Успокойся, – шепчет Карина. – Серьёзно. Это в прошлом. Зачем ты вновь лезешь? «Стая» забыла о тебе. «Семья» тебя отпустила. За кого ты собираешься мстить, если никому не нужна?
– Да плевать. Я отомщу за всех, кто сейчас это сделать не в силах.
– Стас и Максим мертвы! Твоя гибель не вернёт их, неужели ты этого не понимаешь?
– А с чего ты решила, что погибать собираюсь я? – вскидываю брови. – У меня есть другой претендент на тот свет.
– То есть ты знаешь, кто предводитель? И ты сможешь его убить? Серьёзно? Ты?
– У меня нет другого выхода.
– Да ладно, – нервно усмехается сестра. – А как насчёт того, чтобы наконец угомониться? Хватит! Не лезь туда, куда не нужно.
– Тебе меня не понять, – качаю головой и облизываю губы. – Постараюсь вернуться до двенадцати. В конце концов, сегодня Новый год.
– Ты спятила! – кричит Карина и становится поперек двери. – Прекрати! Оставь всех в покое!
Недоуменно смотрю на сестру.
Она боится, что погибну я или что погибнет предводитель?
– Не говори ничего маме.
Убираю Карину с пути и несусь туда, где всё началось.
Мне рассказывали об этом здании. Пять этажей грубого серого кирпича, разбитые окна и ржавые торчащие гвозди. Так выглядит мой неодушевлённый убийца.
Уверенными шагами преодолеваю расстояние от остановки до здания.
Я решительна, непоколебима. Но, когда остаётся совсем чуть-чуть до главного входа, тело охватывает странное чувство страха и невесомости.
Удивительно.
Выходит, потеряла память я, а не мой организм. Он помнит, как я упала, как я летела и как я грубо врезалась в землю, разбив голову.
Становится не по себе.
Ледяными пальцами открываю поломанную металлическую дверь и захожу в здание. Внутри оно выглядит ещё хуже, чем снаружи. Здесь полно мусора, воняет гнилью и ржавчиной. Прикрываю рукой рот и поднимаюсь наверх. Ступеньки почти не разрушены. Даже сохранились перила. Правда, я не решаюсь к ним прикоснуться.
Вот и выход на крышу. Аккуратно взбираюсь по ржавой лестнице, осматриваюсь и оказываюсь на поверхности. Мороз ударяет в лицо. Снега здесь не так много, но маленькие холмики хаотично разбросаны по разным углам. Я ещё раз оглядываюсь, замечаю высокую фигуру парня на краю крыши и замираю.
Он пришёл.
Значит, сегодня мы поставим точку в истории, которая длится больше года.
Внезапно моя правая нога нелепо соскальзывает. Я успеваю удержать равновесие, но привлекаю к себе внимание.
Лёша разворачивается и выдыхает:
– Осторожно.
Не отвечаю. Парень подходит ко мне, протягивает руку, но я не нуждаюсь в помощи. Ему самому необходим кислород: он задержал дыхание. Высота плохо на него влияет, он вспотел и стал бледным.
Я растерянно иду вперёд. Останавливаюсь в метре от обрыва и смотрю вниз.
– Я рад, что ты позвонила, – неожиданно произносит Астахов, и я чувствую, как его взгляд прожигает мою спину. – Этот месяц стал для меня целой вечностью, я даже не поверил, что ты помнишь моё имя. Я должен был написать, но…
– Я знаю правду, – прерываю монолог Лёши и прикусываю губу. Холодный ветер отбрасывает назад мои волосы, а я, как всегда, не надела шапку.
– Правду о чём?
– О том, кто предводитель.
Парень замолкает. Я поворачиваюсь к нему и вижу, как болезненно он отводит взгляд в сторону. У меня от этого жеста съёживаются все органы. Я, хоть и шла расправиться с Астаховым, в глубине души надеялась, что предателем окажется не он.
– И что ты собираешься делать? – виноватым голосом тянет Лёша. – Ты узнала правду. Тебе стало легче?
– Нет, – мой голос срывается. Я чувствую, как горят щеки, и резко перевожу взгляд с лица друга на серое небо.
– Я же говорил тебе, что порой лучше оставаться в неведении.
– Ты понимаешь, что я обязана сделать.
– Но ты этого не сделаешь, – Астахов усмехается. – Так?
– Почему? – Его язвительный тон включает во мне раздражение. Я сжимаю руки в кулаки и подаюсь вперёд. – Что меня остановит? Совесть? Жалость?
– Очень смешно.
– Что смешно?
– Всё это. Лия, ты сошла с ума? – Парень начинает двигаться в мою сторону. – Как ты убьёшь того, кто был с тобой рядом всю жизнь? Что ты скажешь родителям? Да и вообще… Я уверен, что ты не сможешь, поэтому и молчал. Смысл знать, кто предводитель, и быть не в состоянии его одолеть?
– Почему ты так в себе уверен? – Я горю от злости. Меня буквально распирает от гнева. Нас с Лёшей разделяет несколько сантиметров, но такое ощущение, что между нами целый океан. – Да, ты – мой наставник, но и я – не новичок. Ты отнял у меня всех, и я не намерена с этим жить.
Поднимаю руку, размахиваюсь. Пытаюсь ударить Астахова, однако он ловит мою кисть в воздухе и удивлённо вскидывает брови:
– Прости, что ты сказала?
– Что слышал! Как ты мог так со мной поступить? Я ведь доверяла тебе! Боже… – покачиваю головой и болезненно горблюсь. – Что я тебе сделала?
– Что ты несёшь? – спрашивает Лёша, отталкивая меня назад. Он выпускает мою руку, и я непроизвольно прижимаю её к груди.
– Что я несу? Я говорю о том, как ты подстроил аварию, как отсиживался в машине, как подбросил своё снотворное Кире, как спонсировал покупку взрывчатки, как обманул всех нас, сказав, что Дмитрий Воронов жив! Но он погиб, и ты знал об этом. – Я смахиваю с лица волосы и бросаю на него полный боли взгляд. – Ты отнял у меня всех, Лёша! А главное, ты отнял у меня Максима. Он… – срываюсь и неуклюже смаргиваю с лица слёзы. – Он умер, потому что ты – мой лучший друг, вонзил мне нож в спину.
– Остановись. Хватит!
– Нет, не хватит. Ты специально это подстроил, так? Да? Я встречалась с тобой, но потом вдруг полюбила Макса. Это свело тебя с ума, и ты решился пойти на предательство.
– Прекрати нести чушь! – злится Астахов. – О чём ты, вообще, говоришь?
– Не нужно больше притворяться. Я знаю правду. Я знаю, что ты – предводитель!
– Остановись! – Парень хватает меня за плечи и тянет на себя. Я пугаюсь его порыва, замираю и, видя, как в его глазах горит безумие, замолкаю. – Что же ты несёшь, а? Лия, очнись! Я – не предводитель и никогда им не был! Да, я тебя обманывал, но только ради того, чтобы ты никогда не узнала правду! Я ведь всегда любил тебя. Неужели я смог бы причинить тебе такую боль?
Меня одолевают странные чувства. И радость, и недоумение. Я растерянно смотрю на друга.
– Но… – запинаюсь и сдавленно выдыхаю: – Но кто же тогда предатель?
– Я.
От этого голоса у меня подгибаются колени. Я поворачиваюсь и вижу, как в меня летит широкий острый нож. Из-за шока и удивления я не успеваю одуматься: стою и смотрю, как будто в замедленной съёмке, холодное оружие летит навстречу моей груди. Не сопротивляюсь. Я готова умереть, потому что моя жизнь только что рухнула.
Однако я не умираю.
Передо мной возникает Астахов, и нож попадает ему в бок. Парень закатывает глаза, отстраняется, спотыкается о ржавый поручень и с болезненным вздохом валится с крыши.
– Нет! – ору, вытягивая руки. Но слишком поздно. Мой друг совершает первый и последний полёт в бездну. – Лёша! – Падаю на колени и цепляюсь ладонями за поручень.
Вижу на асфальте мёртвое тело Астахова и замираю. Чувствую, как глаза наполняются слезами. Начинаю часто и громко дышать. В истерике надеюсь очнуться, качаю головой, жмурюсь, но не вижу ничего, кроме суровой реальности. Лёша упал с крыши. А предводитель стоит за моей спиной, и я никогда не смогу его одолеть.
– Неужели ты просто не могла успокоиться? – спрашивает меня Карина, и я взрываюсь плачем. Кладу голову на руки и без сил утопаю в слезах. – Я же сказала тебе: хватит. Но нет, моя сестра, как всегда, решила всё довести до конца.
– П-по-ччему?
– Что ты спросила? Прости, я не расслышала. Ты невнятно мямлишь.
– Почему? – ору я, сгорбившись.
– А как ты думаешь? – Карина подходит ко мне и садится рядом. Опирается спиной о поручень и тяжело вздыхает: – Я всегда тебе завидовала. Всегда. И знаешь ли, с этим не так просто жить.
– Как ты могла? – Из-за слез я вижу лишь смазанную картинку белой земли. – Как ты могла такое сотворить?
– Очень просто.
– Как?
– Тише. Я расскажу тебе, если ты будешь внимательно слушать. – Вновь взрываюсь плачем. – Что ж… С Димой Вороновым я познакомилась, когда однажды следила за тобой и Лёшей. Вы ехали в «Святой Клуб». Мы с Вороном встретились возле чёрного входа, и знаешь, что-то щёлкнуло тогда у меня в голове. Он был красивым, гордым, умным. Пропустил меня, всё показал. Позже он сказал, что увидел во мне азарт, огонь. Поэтому и не прогнал, как остальных чужаков. Но не в этом суть, – Карина выдыхает. – Меня в «семью» он не взял. Объяснил это тем, что сейчас у вас много проблем, и я могу пострадать.
– Какай заботливый, – срывающимся голосом вставляю я.
– Да. Жаль, что он погиб из-за тебя.
– Из-за меня? О чём ты?
– Скоро узнаешь.
– Что я сделала?
– Ох, – Карина выдыхает. – Лия, ты погубила столько людей! Просто ужас.
– Я этого не хотела.
– Хотела, ещё как! – Сестра презрительно усмехается и поглаживает мои волосы. – Всё изменилось в ноябре. Прошёл лишь месяц с того момента, как вы с Лёшей перешли в «стаю», и вдруг ты изменилась. Стала совершенно другой, вечно витающей в облаках. Дима отсиживался, Астахов слепо в тебя верил, а я сразу догадалась: ты влюбилась. Все планы пошли к чёрту. Пришлось менять стратегию. Раз ты не с нами, значит, против нас.
– Я не понимаю.
– А что тут понимать? – злится Карина. – Твоя любовь к Максиму испортила все, к чему мы шли. Ворон предложил новый план действий, и я с ним согласилась. Впрочем, позже к нам присоединились и Наташа с Астаховым. – Сестра убирает руку с моих волос и выдыхает. – Третьякова, убитая горем, пришла в «семью», как раненое животное, примерно в конце марта. Я с ней подружилась, даже слишком. У нас был общий враг, что сблизило цели. А вот Лёша – с ним было сложнее. Он, тупой идиот, до конца не верил, что ты его разлюбила. Пришлось найти доказательства. И я это сделала. Привела его к вашему деревцу в парке. Вы вырезали там свои инициалы, татуировки. Он это увидел и загрустил. В общем, ему пришлось пересмотреть приоритеты, что сыграло на руку мне и Ворону.
– Лёша тоже к этому причастен?
– Конечно! – Карина смеётся. – А ты думаешь, почему он вечно ходит с грустными глазами? Бедный мальчик, вплоть до сегодняшнего дня не мог себе простить, что привёл тебя на крышу пятого августа. Подставил, так сказать. Мы, естественно, не рассказали ему самого главного – что канат бракованный. Тем не менее он сделал своё дело.
– Что? – Я смотрю на Карину и не верю своим глазам.
Неужели передо мной моя сестра? Моя родная сестра, которую я воспитывала, растила, за которой ухаживала. Боль от предательства прожигает мне грудь. Я хочу вновь расплакаться, но понимаю, что слёз попросту нет.
– Но ты ведь Кобра, – недовольно тянет Карина. – Бессмертная тварь. Упала с крыши, врезалась головой в асфальт, пробила, мать твою, череп и осталась жива! Просто невероятно. Счастливая сука ты, сестра. Но и тут история не заканчивается. Ты потеряла память, вроде как ушла с дороги, но сорвалась одна моя «собака» – Астахов. Наташа проболталась, что канат был испорчен, и наш разгневанный силач Лёша решил самостоятельно расправиться с Вороном. Один на один.
Карина встаёт, я встаю на ноги следом за ней. Смотрю, как она отходит к центру и размахивает руками в стороны.
– Он убил его, Лия. Наш святоша Астахов убил человека. Представляешь? – Сестра достаёт сигареты. Прикуривает, а я замираю. Пялюсь в злые глаза Карины. – Тебе наверняка известно, что Лёша хорош в бою. А тут он был ещё и в гневе… – Она выдыхает дым в мою сторону. – Раскроил ему череп, как орех.
– Боже мой, – сжимаю рот руками и растерянно пячусь назад. – Он не мог. Он…
– Лия, я тоже не могла поверить. Но что мне оставалось? Кроме того, что я потеряла любимого человека, я ещё и стала свидетелем его смерти. Наш Лёша рвал Диму на куски. Просто как животное. Я никогда этого не забуду.
– Что же ты говоришь? – шепчу. – Астахов не способен на убийство.
– Оказалось, что ради тебя способен. Но знаешь, – Карина усмехается. – Это в какой-то степени сыграло мне на руку. Я стала тайным предводителем «семьи», и Лёша был в курсе. Но он не мог сдать меня, и знаешь почему? Потому что я была единственной, кто видел кровь на его руках. Одно слово – и всё. Пух! – Сестра щёлкает пальцами. – И Лёша за решёткой.
– Я не верю тебе.
– Ну и бог с тобой.
– Ты сумасшедшая! – Я разъярённо подаюсь вперёд и стискиваю руки в кулаки. – Как ты стала такой? Почему?
– Потому что.
– Боже, я не могу в это поверить. Только не ты. Нет, Карина. Что же ты натворила?
– Я сделала то, что должна была! – Сестра резко подходит ко мне и останавливается в нескольких сантиметрах. – Мне надоело вечно быть на заднем плане. Я хотела стать тобой! Быть главной, идеальной. Пока ты бегала до ночи за ручку с Максом, меня не выпускали из дома и держали в ежовых рукавицах. Но почему? Чем я хуже? Осточертело жить по правилам. Если тебе можно, с какой стати мне нельзя?
– Замолчи! – восклицаю я. – Ты спятила! Тебе нужно в больницу.
– Это тебе нужно в больницу, дорогая. Хотя нет. На самом деле мне жутко надоело твоё бессмертие. Сколько можно? Имей совесть! – Карина толкает меня и пронзает ядовитым взглядом. – Я устала придумывать ловушки. Ты падала с крыши, попадала в аварию, задыхалась в круглой комнате… Хватит уже!
– Господи, – срываюсь и, не веря, качаю головой: – Нет. Ты не могла так со мной поступить. Ты не пыталась меня убить.
– Пыталась. И ещё как! – Тут всё-таки появляются непрошеные слезы. Я обессиленно отхожу назад и резко задерживаю дыхание. Не хочу думать, жить, чувствовать. Ничего не хочу. – В общем, – продолжает сестра, – после смерти Ворона я осознала, что должна отомстить. Ты слишком долго жила в неведении о том, что совершила. Ну или хотя бы не догадывалась о том, что произошло по твоей вине. – Карина достаёт новую сигарету. – Я пошла в «стаю», к Шраму. С помощью отличного актера Астахова привела туда тебя. Дальше, если ты не против, не буду пересказывать: ты и так всё прекрасно знаешь. – Сестра садится на несколько сложенных кирпичей, делает затяжку и снова выдыхает клуб серого дыма. – С каждым днём напряжение росло. Лёша со своим неповиновением, Наташина импровизация с ножом и нелепая смерть Шрама. Хотя как сказать… Когда он спал в твоей комнате, я пару раз поковыряла его рану ржавым гвоздём. Но думаю, он и так был обречён. – Меня передёргивает. Я пронзаю сестру жгучим взглядом и едва сдерживаю огонь в лёгких. Мне хочется разодрать Карину в клочья. Что же она натворила? Как она могла? Но мои руки неподвижны. Я вижу перед собой не только убийцу. Я вижу перед собой ещё и родную сестру. От безысходности тело охватывает дикая боль, и мне волей-неволей приходится с ней смириться. – Кстати, я ещё забыла о том, что потеряла в баре клатч, потом он пропал… – Карина тяжело вздыхает. – В общем, сложно мне было. Но затем всё пошло как-то само собой. Я немного изменила стратегию: встала на вашу сторону, и ты вычеркнула меня из списка врагов. Стала делиться информацией. Это сыграло роль в принятии многих решений. Например, если бы не смерть Стаса, я бы и не посмотрела на Максима. Но это было таким искушением – оставить тебя без любимого. Заставить почувствовать то, что чувствовала я. Прости, не смогла удержаться.
– Зачем тебе это? – чужим голосом спрашиваю я и обессиленно покачиваюсь. – Зачем ты это сделала, Карина? Мы же были семьёй.
– Какой семьёй? Не смеши меня. Родители обращали внимание только на тебя, причём вне зависимости от того, делала ты что-то хорошее или плохое. Это до сих пор сводит меня с ума. Ты ведь вновь связалась со «стаей»! Погибли люди! А мама перед тобой на карачках ползает. – Сестра фыркает. – Жалкое зрелище.
– И что теперь? Наконец избавишься от меня. И что скажешь родителям? Как будешь спать ночью?
– Как спала и до того – спокойно.
– Я не верю в то, что передо мной стоит моя сестра. – Глаза наполняются слезами, и я, отвернувшись, даю волю эмоциям: – Нет, это не ты. Так просто не может быть.
– Хватит ныть, – недовольно отрезает Карина и неуклюже выбрасывает очередной окурок в сторону. – Ты, в конце концов, Кобра.
– А кто ты?
– Я – Ворон, новый предводитель «семьи». Я главная, меня слушают, и это именно то, чего я добивалась.
– Боже, Карина, ты ведь никогда не была одинокой! Я всегда была рядом с тобой. Всегда! Что же случилось? Почему ты решила, что тебя никто не любит?
– Я ничего не решала – просто почувствовала. Может, моё поведение покажется диким, жалким или плодом больного разыгравшегося воображения – меня в эту жизнь втянула ты. Если бы не твои походы в «стаю», если бы ты не участвовала в испытаниях, не избивала людей, не ломала судьбы, я бы и не подумала, что такое возможно. А теперь, – Карина пожимает плечами и усмехается: – Теперь прими тобой же созданный продукт. Я – это ты, но до того, как Кобра потеряла память.
Её слова врезаются в меня как сотня острых ножей. Я плетусь назад, покачиваясь, и наталкиваюсь на край крыши. Закрываю глаза. Мне больно. Такое чувство, что я слышу, как рвётся сердце. Хочется плакать, упасть, забыться и проснуться в мире, где сестра не предает, любимый не умирает, а друг не падает с крыши. Но это, увы, нереально.
Кого я пыталась обмануть? Бороться с незнакомым врагом трудно. Но бороться с самой собой невозможно, а Карина – это я. Она моя сестра. Часть меня, моего сердца, моей души. Я не способна её победить. И самое ужасное то, что я даже не могу этого захотеть.
– Я не хочу убивать тебя, – отрезает Карина и встаёт с кирпичей. – Но у меня нет выбора. Ты зашла слишком далеко и слишком много знаешь. К тому же, вероятно, я лишь облегчу твои страдания. Всё равно ты никогда не смирилась бы с потерей Максима.
– А как ты смирилась с потерей Ворона?
– Никак. – Сестра вновь подходит ко мне. Я открываю глаза, и мы встречаемся до боли похожими взглядами. В нас столько общего. Просто не верится, что одна половинка души решила навсегда избавиться от второй. – Закончим всё так, как начинали. Ты согласна?
По моим щекам не текут слёзы. Я смотрю прямо в глаза сестре, но не знаю, что сказать, куда деться, стоит ли бежать. Я вырвусь, спасусь, а что потом? Мне не поверят, свидетелей нет, да я и не смогу биться против родной сестры.
Поэтому я просто киваю.
– Хорошо, – Карина выдыхает. – Мне жаль, что всё так получилось. Мы ведь могли стать отличной командой.
– Не надо, – всё-таки прошу я. – Не делай этого. Прекрати, пожалуйста. На твоих руках и так много крови.
– Останови меня.
– Я не могу.
– Тогда не надо лишних слов. – Сестра кладёт ладонь мне на плечо и стремительно наклоняет моё тело в сторону обрыва. – Я не просто облегчаю твою судьбу, Лия. Я дарю тебе вечность.
Она давит на меня сильнее. Я кренюсь назад, зажмуриваюсь и готовлюсь к падению. В конце концов, это самый логичный выход. Я заслуживаю смерти. Карина явно нуждается в серьёзной помощи, но в одном она права: я виновата в том, что случилось с ней, Лёшей, Максимом, Стасом, Наташей… Этот список можно продолжать до бесконечности. Их судьбы разрушены потому, что я появилась на горизонте. И это не нелепые случайности, не стечение обстоятельств. Я – причина многих сломанных судеб.
Так что моя смерть лишь всё расставит по своим местам.
Нужно было сделать это раньше.
– Каждый сам за себя.
Это последнее, что я слышу от сестры.
Резкий толчок – и моё тело переваливается за ограду. Кричу. Чувство невесомости сковывает желудок. Волосы вспыхивают вокруг шеи, руки нелепо разлетаются в стороны, а туловище прогибается. С молниеносной скоростью я оказываюсь за пределами крыши и начинаю падать, как вдруг…
Громкий удар.
Мои руки сталкиваются с опорой. Я открываю глаза и вижу перед собой знакомое лицо. Сначала мне не понять, почему он держит меня и не позволяет упасть. Может, я уже умерла? Рухнула на землю и снова пробила голову? Но нет, я жива. Потому что ощущаю холодный ветер, слышу шум города, чувствую запах мяты.
– Чужачка, – хрипит до боли знакомый голос, и сильные руки парня вытаскивают меня на поверхность.
Я настолько растеряна, что не могу осознать происходящее.
Передо мной Макс? Максим?
– О, боже мой, – я зажимаю ладонями рот, пытаясь удержать в горле крик. Тело содрогается. Кровь в венах становится настолько горячей, что мне ужасно больно. – Этого не может быть.
– Прости меня, – парень берёт моё лицо в свои руки и виновато поджимает губы. – Я не должен был пропадать и появляться так резко, но у меня не было выбора. Правда, я…
– Господи, ты жив! – Я резко подрываюсь на ноги, отталкивая Максима на несколько шагов от себя. Обхватываю тело руками и безвольно пошатываюсь. – Но как? Как такое возможно? Были же похороны… Господи… Прошёл целый месяц!
– Лия, я…
– Нет, подожди, – невидящими глазами осматриваюсь. Вскользь замечаю Карину. Она лежит без сознания. Я перевожу взгляд на парня. – Как ты узнал, что я здесь?
– Следил за тобой.
– Что?
– Конечно! Я не оставлял тебя одну ни на секунду. Вытащил из круглой комнаты, хоть и рисковал быть замеченным.
– Как ты выжил? Где ты был? – Вопросы сами срываются с уст и меня пошатывает из стороны в сторону. – Неужели все эти дни ты находился рядом?
– Я договорился с отцом. Он укрывал меня. – Макс виновато смотрит на меня и поджимает ровные мягкие губы. – Прости, но у меня не было другого выхода. Если бы предводитель знал о том, что я жив, он никогда не объявился бы! Не вышел на свет.
– Не может быть, – убираю с лица волосы и неуклюже смахиваю ладонями слёзы. – Ты не мог так поступить со мной! Зачем скрываться? Зачем? Я ведь решила, что… Решила…
Взрываюсь плачем. Едва не падаю, как вдруг Макс оказывается рядом и заключает меня в свои объятия.
– Прости меня, любимая, – шепчет на ухо. – Прости.
– Ты живой! – Я жадно глажу руками его плечи, шею, лицо, руки. Сердце бьётся так громко и сильно, что я не просто его чувствую, я его слышу. – Живой.
– Прости, я должен был подождать, залечь на дно, как велел мне Стас. Тогда, в больнице, он сказал: необходимо принять крайние меры, и я понял, что поспособствую выходу главаря лишь своей смертью.
– Идиот! – Я зла и счастлива одновременно. Смотрю в тёмно-синие глаза и тону в них, как в океанах. – Ты хоть понимаешь, что мне пришлось пережить? Понимаешь? Ох, боже, убить тебя готова!
– Я едва вернулся с того света, а ты уже готова меня отправить обратно? – Макс усмехается и обнимает меня. – Прости, но я больше не намерен исчезать из твоей жизни.
Кладу голову на его плечо и чувствую новый прилив слёз. Они приходят вместе с осознанием горя и счастья. Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, что предписала мне судьба, куда я должна пойти и что должна сделать. Но сейчас, находясь в объятиях Максима, я понимаю, что смогу со всем справиться.
Моё одиночество разбилось о рифы страданий. Больше никаких сражений, потерь, разочарований и предательств. Разрушенная дорога появляется перед глазами, и я вновь становлюсь на неё, я вновь готова продолжить путь.