Глава 22. Под водой

– Эй?

Чей-то голос врывается в моё сознание, и я с трудом открываю глаза. Голова кажется тяжёлой, веки громоздкими. Пытаюсь восстановить картинку, присматриваюсь.

– Чужачка, ты неважно выглядишь.

Чужачка?

Я вздрагиваю, привыкаю к свету и понимаю, что нахожусь в больнице. Рядом на койке лежит Макс. Он пытается улыбаться, но выходит плохо. Его лицо покрыто ранами, руки – ожогами. Боже мой! Сердце делает сальто. Я чувствую, как тело пронзает судорога, а к глазам подкатывают слёзы. Хватаюсь рукой за рот и приближаюсь к Бесстрашному. Обессиленно падаю рядом с ним, беру за руку и прижимаюсь лбом к его здоровому плечу.

– Макс, – шепчу я и начинаю плакать. – Ты жив.

– Любимая, что с тобой? – Парень встревоженно приподнимается. – Чего ты?

– Я… я думала…

Тело содрогается от нового приступа плача.

– Лия, – Максим касается длинными пальцами моей щеки и слегка приподнимает лицо. – Почему ты плачешь?

– Я думала, ты погиб, – шепчу я и приближаюсь к парню. – Но ты… – Руками глажу его щёки и прикусываю губу. – Ты жив! Ты здесь. Ты выбрался.

– Мне повезло. Волна оттолкнула меня в сторону от горящего колеса обозрения, так что я не сильно пострадал.

– Максим, – прижимаюсь лбом к его лбу и никак не могу остановить слёзы. – Я так испугалась. Я ведь не смогла бы без тебя. Понимаешь? Я…

Вновь срываюсь. Парень притягивает меня к себе, и я ложусь рядом. Кладу голову на его грудь, плачу.

– Тише, – успокаивает меня Макс. – Всё хорошо. Я рядом.

– Мне стало так страшно, – признаюсь, утопая в слезах. – Так страшно! Я не хочу без тебя жить. Я не смогу без тебя жить!

– Любимая, мы всегда будем вместе. Ты – в моей душе, а я – в твоих воспоминаниях.

Воспоминаниях?

Я напрягаюсь.

– П-почему? – срывающимся голосом спрашиваю я. – Почему в воспоминаниях?

Парень не успевает ответить.

Внезапно дверь палаты отлетает в сторону, и в комнату врывается мощный поток воды. Окна разбиваются. Через них бешеной струёй несётся пенистая бездна.

– Что происходит? – испуганно вскрикиваю я, хочу вскочить на ноги, но вдруг понимаю, что больше не лежу на груди Максима. Я привязана к кровати. Я одна. Никого рядом. А комната с каждой секундой все больше наполняться водой.

– Эй! – кричу я и панически осматриваюсь. – Кто-нибудь! Максим! Помогите!

Что происходит? Горло сдавливают невидимые силы. Я начинаю плакать. Сильно и громко. Мне страшно. Я оглядываюсь, чувствую, как вода достигает моих привязанных ног, и судорожно дёргаю руками. Тщетно. Они намертво прикреплены к стенке кровати.

– Помогите! – кричу я, извиваясь. – Кто-нибудь! Прошу вас! Пожалуйста!

Тишину разрывает звук бурной реки. Словно водопад, на меня сверху льётся вода, и внезапно с диким грохотом рушится потолок. Он падает на моё туловище, придавливает его и уносит куда-то вглубь. Хотя это невозможно, я понимаю, что погружаюсь, иду ко дну.

Руки и ноги внезапно оказываются на свободе.

Я пытаюсь пошевелить ими. Пытаюсь плыть. Бесполезно.

Моё тело оседает всё ниже. Странные силы тянут меня вниз, и если сначала я хотела сопротивляться, то сейчас принимаю свою смерть как неизбежность.

Я устала бороться. Устала терять близких. Устала искать выходы, когда их нет.

Может, единственный правильный вариант – покончить с жизнью?

Закрываю глаза и иду ко дну.

Самый спокойный момент за прошедшие месяцы. И этот момент – миг перед смертью. Родители расстроятся, если я погибну. Возможно, Карина пустит слезу. Но всё это – сущие пустяки. Главное, что я наконец обрету покой, а он мне необходим. Я так его жажду!

Погружаюсь всё ниже. Сверху меня придавливает огромная масса воды, снизу ждёт вечность. Я готова принять смерть, если она облегчит страдания. Готова умереть, если это позволит возродиться и исправить мои ошибки. Готова пережить жизнь. Чувствую, как тьма окутывает тело своим холодным одеялом. В горло впиваются тысячи ножей. Оно горит, как сердце, нуждается в воздухе. Но его нет. И его больше никогда не будет.

Скоро боль исчезнет. Скоро будет хорошо. Я знаю. Я жду этого.

Но вместо загадочного облегчения я вдруг ощущаю странное тепло на своих губах. Резко открываю глаза и, даже несмотря на воду, мельчайшие пылинки и мрак бездны, вижу перед собой Максима.

Хочу что-то сказать, но мои губы в его власти.

Неожиданно понимаю, что не чувствую боли в горле. Грудную клетку перестает сдавливать невидимая сила, кровь возобновляет круги по организму, кислород появляется в теле.

Я оживаю: Макс передаёт мне свой воздух, свою жизнь.

Он медленно отстраняется, касается пальцами моей щеки и улыбается.

Боже, какой он красивый! Я едва сдерживаю слёзы. Хотя, может, и не сдерживаю. Их не видно. Его волосы смазанными черными линиями обрамляют лицо. Тёмно-синие глаза смотрят в мою душу и говорят: «Не смей опускать руки, не прекращай бороться».

Но я так слаба!

Будто прочитав мои мысли, Бесстрашный притягивает меня к себе. Крепко-крепко обнимает и кладёт холодную щёку мне на плечо.

Мысленно прошу: «Не покидай меня, пожалуйста. Останься со мной!»

И в ответ слышу: «Я всегда с тобой, любимая. С этого момента и в вечность».

Сердце разрывает от боли. Неужели это конец? Неужели я больше никогда не увижу Максима? Нет. Пожалуйста, нет!

Парень прикасается ледяными губами к моему лбу и протягивает свою руку. Не собираюсь двигаться, так как знаю, что это конец всему, что между нами было. Но всё же берусь за тонкие длинные пальцы Макса. В ту же секунду понимаю, что он начинает тянуть меня на поверхность.

Всё выше, выше и выше. Вечность остается не у дел.

Я возвращаюсь к жизни умирая. Ведь существовать без этого парня – значит погибнуть.

Страх одиночества проедает внутри огромную дыру. Хочу всегда находиться рядом с Максимом, быть под его защитой, всегда любить и быть любимой. Но понимаю, что это невозможно.

Успеваю сжать пальцы Бесстрашного в тот момент, когда оказываюсь на поверхности, и неожиданно вздрагиваю.

Открываю глаза, осматриваюсь и начинаю плакать. Сильно плакать. Плакать так, словно потеряла не близкого человека, а своё сердце.

Моя душа мертва.

И этот сон – насмешка богов.

Лучше бы я умерла в тот день, когда упала с крыши. Лучше бы я умерла…

Когда умирает любимый человек, перестаёшь быть частью мира. Больше не хочешь двигаться. Не хочешь есть. Не хочешь спать. Ты не хочешь дышать.

Впадаешь в странное состояние, называемое апатией, которое выедает остатки разума и чувств. Ты исчезаешь. Постепенно. Медленно. Рассыпаешься на мелкие кусочки личности, перестаёшь замечать реальность и жить в ней. Ты больше не обязан ощущать силу притяжения. Тебя вполне устроит расклад, когда земля отпустит тело и разрешит ему покинуть границы Вселенной. Тебе плевать на окружающих и самого себя. Ты лишён эмоций, чувствуешь только невыносимую боль, которая вскоре сливается с мёртвым биением твоего сердца и становится его неотъемлемой частью.

Я потеряла своё будущее. Потеряла своё спасение.

Моя любовь умерла, и теперь жизнь стала не просто серой, а чёрной.

Несколько часов подушка утопала в моих слезах. Сейчас она совсем мокрая и жёсткая. Но я не обращаю на это внимания. Просто лежу и смотрю в одну точку перед собой. На фортепиано. Оно когда-то залечивало раны.

Это время прошло.

С того момента, как Астахов привёз меня домой, я не выхожу из комнаты. Пытаюсь дышать ровно, но иногда сбиваюсь и чувствую дикую боль по всему телу. Затем я вновь стараюсь восстановиться и вновь вглядываюсь в тёмное дерево инструмента. Думаю о том, что неплохо было бы позвонить тому, кто сможет его настроить.

В комнату кто-то заходит. Я не отрываю глаз от фортепиано.

– Лия?

Это мама.

– Лия? Давай поедим. Пожалуйста.

Я молчу.

– Нужно питаться, чтобы не было плохо.

Наверно, моё упорное молчание даёт понять, что мне наплевать на самочувствие.

– Дорогая, – неожиданно срывается мама, и я слышу, как она тихо плачет. Хочу посмотреть на неё, но не двигаюсь. – Не поступай так с нами. То, что случилось в парке, ужасно. Но ты не должна замыкаться в себе.

Закрываю глаза и стискиваю зубы. Мне больно, ужасно больно! Моя рана открытая, кровь льётся наружу. Судорожно вдыхаю воздух и прикусываю губу.

– Лия, пожалуйста, скажи мне что-нибудь! – умоляет мама. – Не молчи.

Её слова бьют по мне как пощёчины. Я понимаю, что должна ответить, но не могу пересилить ноющее чувство в груди.

– Я знаю, что ты опять связалась со «стаей», и, если это успокоит тебя, я не скажу ни слова против. В конце концов, это твоя жизнь и твой выбор. Мы с отцом не должны были ограждать тебя от друзей. Прости нас.

Неужели она считает, что извинения облегчат мою душу?

Я молчу.

Неожиданно мама подходит ко мне, садится рядом и касается холодной рукой моего ещё более холодного плеча. Она медлит. Тяжело дышит.

Я напрягаюсь, так как уже отвыкла от подобной близости, но всё же с любопытством замираю.

– Мне так жаль, – срывающимся голосом шепчет она, и краем глаза я замечаю, как безвольно повисает её голова. – Так жаль, что тот мальчик погиб.

О, боже, нет! Только не произноси его имя. Прошу, не надо. Это меня убьёт.

Но мама, будто нарочно, продолжает:

– Максим был хорошим. Мне всегда казалось, что вы оба просто попали в дурную компанию. Хотя, признаться, я не очень его любила, так как считала, будто он разрушает твои отношения с Лёшей. Это глупо, наверное. – Она вздыхает, а я крепко зажмуриваюсь. Не могу слушать про него и одновременно дышать. – И все же я старалась сохранять в себе негативное к нему чувство. Парень плохо на тебя влиял. Ты приходила домой поздно, делала безумные вещи. Папа твердил, что виноват Максим. Что, если бы не он, ты не стала бы тем, кем являлась на тот момент. И я верила. Верила и закрывала глаза на то, что он всегда доводил тебя до дома, передавал практически нам в руки. Максим так смотрел на тебя, – мама загадочно затихает, а я борюсь со вновь подкатившими слезами. – Так смотрят на хрупкое драгоценное создание. И всё же в тот день… В тот самый день, когда ты упала с крыши, я внезапно осознала, что твоя безопасность выше ваших чувств. И знаешь, что самое интересное? Он тоже это понял. Мне было так больно смотреть в его глаза. Казалось, Максим умер, когда отец сказал ему не приближаться к тебе ни на шаг. Однако он выстоял. Не проронил ни слова, кивнул и ушёл. И тогда я поняла: боже, Лия, как сильно он тебя любил! Любил тебя так искренне и безумно, что готов был подавить свои чувства, но сохранить тебе жизнь, позволить начать всё заново. – Мама восторженно выдыхает, а я открываю глаза. Непроизвольно перевожу взгляд с фортепиано на неё. Жду продолжения. Её слова соединяют меня с Максимом. Он словно оживает, когда она описывает его действия и поступки: вечно храбрый, сильный и любящий мой хранитель. – Пару раз я видела его, когда он следил за тобой возле нашего дома. Или сторожил около школы. Он всегда убегал, я не успевала с ним поговорить. Но однажды, схитрив, я обвела его вокруг пальца: сделала вид, что, проводив тебя до школы, иду домой, а на самом деле свернула за угол и дождалась, пока он там окажется. Максим сразу стал оправдываться, попросил прощения и обещал, что больше не взглянет в твою сторону. А я… Я посмотрела на этого молодого, неопытного парня, в его грустные глаза, на его уставшее лицо и просто сказала: «Спасибо». – Я удивлённо замираю, а мама продолжает: – Это странно, но я перестала отводить тебя в школу и забирать оттуда. И всё после нашей встречи. Ведь я знала, что Максим всегда с тобой. Знала, что он сможет тебя защитить.

Моё сердце обливается кровью.

Он каждый день находился рядом, а я об этом и не догадывалась. Почему? Почему я так много потеряла?

– И сейчас, – тихо шепчет мама. – Сейчас его нет. Такое чувство, что у тебя отняли хранителя. И мне действительно очень жаль.

Как она права! Я поджимаю губы и отворачиваюсь. Слёзы снова выступают на глазах, и приходится стиснусь руки. Не хочу плакать при маме. Не хочу.

– Дорогая, не позволяй его смерти омрачить жизнь, ведь Максим – самое светлое, что у тебя было. Бог не каждому посылает ангела-хранителя.

Слезы всё-таки вырываются наружу. Текут по щекам и подбородку, падают вниз, впитываются в подушку. Я пытаюсь перестать плакать, но ещё сильнее чувствую пустоту внутри.

– Лия, не надо, – виновато протягивает мама и крепко сжимает моё плечо. – Тише, тише.

Я не успокаиваюсь.

Мне ещё никогда не приходилось сталкиваться с подобным. Смерть Вовы Ситкова ужаснула меня, смерть Стаса – напугала и обезоружила, а смерть Макса… Его смерть разбила мне сердце.

– Эй, – мама приподнимает меня, прижимает к себе и раскачивает из стороны в сторону. – Всё хорошо, я здесь. Я рядом.

Испускаю стон и утопаю в слезах. Мне так больно, что я согласилась бы отключить чувства. Навсегда. Навечно. Но это невозможно. Приходится ощущать страдания в полной мере.

– Не бойся, – шепчет мама. – Я с тобой.

Только сейчас я понимаю, насколько ничтожны попытки окружающих унять боль и успокоить. Я хотела помочь Максиму, когда умер Стас: кричала на него, старалась привести в чувство, обижалась, признавалась в любви. Теперь я знаю, что всё это было бессмысленно. Никакие слова не помогут и не вернут человека с того света. И никто никогда не заменит потерю. Мама рядом, я знаю, чувствую. И я очень ей за это благодарна, хотя несколько дней назад не смогла бы себе представить, что буду плакать у неё на руках. Но сейчас я понимаю: это не то, это поверхность. Мои чувства, ощущения, сердце – всё разбито, подорвано, стёрто с лица земли. В глубине я умираю, и никто не сможет это остановить.

Я тону.

Тону в боли.

Тону в отчаянии.

Тону в одиночестве.

Ничьи объятия не заменят мне руки Максима. Ничьи слова не заменят его голос. Ничьи чувства не заменят его любовь.

Я потеряла самое дорогое, что у меня было в жизни, и сейчас разрываюсь между двумя вариантами её продолжения. Сломаться, лежать здесь, в этой кровати и комнате вечно. Плакать, страдать, вспоминать Максима и постепенно терять веру в саму жизнь. Или встать, найти виновника и свернуть ему шею.

Какой вариант выбрать?