Глава 18. Он там, откуда не возвращаются
Я выхожу из кабинета и медленно плетусь в столовую. По пути встречаю Киру. Блондинка – уставшая, с криво собранными наверху волосами. На ней – мятая футболка и старые джинсы. Никогда ещё не видела Киру в подобном состоянии.
Мы обмениваемся слабыми приветствиями.
– Как он?
– Ещё не очнулся, – подруга устало выпрямляется. – Вчера я провела целый день в больнице. Надеялась, Макс сможет отдохнуть, но он не отходил от брата ни на шаг.
– Бедный, – сердце сжимается. – Врачи объяснили, что со Стасом?
– Нет. Сегодня должны прийти результаты анализов.
– Я могу привлечь своих родителей, – предлагаю и с надеждой смотрю на поникшую подругу. – Они – доктора, постараются помочь!
– Думаешь, это хорошая идея? А если они захотят снова отгородить тебя от «стаи»?
– Пусть так. Я готова сидеть дома и никуда не выходить, лишь бы Стас выздоровел.
Кира кивает. Она, как и я, понимает, что сейчас моя свобода роли не играет.
Мы садимся за столик и молчим. Ни одна из нас не в состоянии произнести и слова. Мы так приблизились к смерти, что чувствуем её холодное дыхание за спиной.
Неожиданно замечаю, как в столовую входит Астахов. Он выпрямляется, хочет пройти мимо, но вдруг видит серую Киру. Его шаги замедляются. Лёша с серьёзным видом сворачивает с намеченного пути и подходит к нам.
– Что стряслось? – Он кладет руку на плечо блондинки. – Всё в порядке?
– Нет, – я отвечаю вместо Киры. Чувствую, что она совсем без сил. – Стас попал в больницу.
– Почему?
– Ещё неизвестно. Сегодня будут результаты анализов.
– Мне жаль, – шепчет друг и переводит взгляд на меня. – Я могу чем-то помочь?
– Чем? Сейчас мы можем только ждать.
Астахов выдыхает. Осматривается, и придвигает ко мне стул. Садится.
– Значит, будем ждать.
– Ты совсем не обязан это делать, – протягиваю я и смотрю на Лёшу. – Честно.
– Но я хочу, – он неуверенно пожимает плечами. – Я правда хочу.
Больше мы не произносим ни слова. Я едва удерживаю слёзы. Видеть Астахова здесь после того, что я сделала и наговорила, так много для меня значит! Я судорожно выдыхаю и тянусь к другу. Не раздумывая, Лёша прижимает меня к себе и что-то шепчет в волосы. А я просто тихо плачу.
После уроков Астахов подвозит меня и Киру в больницу. Он не поднимается вместе с нами в палату, что не вызывает удивления: второй раз сводить тучи я не намерена, иначе не избежать грозы.
Опять запах медикаментов, старые люди, грязные стены. Я чувствую себя паршиво, но иду вперед. Подруга кусает пальцы. Мы не обмениваемся ни словом, но ощущаем мысли друг друга: нам страшно.
В коридоре вижу Максима. Он сидит на скамье и держит голову руками. У меня внутри всё сжимается, переворачивается. Я прибавляю скорость и почти добегаю на парня. Сажусь перед ним на колени и дрожащими руками дотрагиваюсь до его лица:
– Макс?
– Пришли результаты, – сообщает парень, не поднимая глаз. – Сепсис.
– Сепсис? – Ничего не понимаю в биологии и недоумеваю. Смотрю на Киру: она тоже не в курсе. – Что это? И что это значит?
– Это значит, Стас здесь по моей вине.
– Нет. – Я качаю головой и поглаживаю Максима по голове. – Зачем ты так? Виновата Наташа. Она его ранила.
– Лия, у Стаса сепсис! – Наконец Бесстрашный поднимает на меня глаза. Я едва выдерживаю этот взгляд, полный боли, отчаяния и безудержного страха. – Знаешь, что это такое? – Я испуганно мотаю головой. – Это заражение крови.
– Но при чём тут ты?
– Я должен был отвезти его в больницу, не имел права зашивать рану сам.
– Тише, успокойся, – я приближаю своё лицо к парню и чувствую его горячее дыхание. – Всё в порядке. Это лечится.
– Очень редко.
– Я позвонила родителям. У папы в этой клинике есть знакомый врач. Он лично займётся здоровьем твоего брата.
– Если бы не я, он бы сюда не попал, – голова парня вновь безжизненно повисает. – Я во всём виноват.
– Не надо, пожалуйста.
– Я.
– Эй, – неожиданно тихо протягивает Кира. Я поднимаю голову и растерянно смотрю на подругу. Та уставилась в палату предводителя. – Ребята…
Девушка опускает с груди руки и проходит вовнутрь. Мы недоуменно следуем за ней и вдруг замечаем, что Стас очнулся. Его глаза приоткрыты, губы растянуты в едва уловимой улыбке.
– Хотел… – Он слабо запинается и вновь усмехается. – Хотел позвать вас, так как услышал знакомые голоса, но эти трубки… Они мешают, и…
– Чёрт бы тебя побрал! – кричит Макс и молниеносно приближается к брату. – Когда ты очнулся? Как?
– Только что. Мне показалось, что ты плачешь, и я автоматически проснулся, чтобы защитить твою честь.
– Заткнись, придурок.
Максим огрызается так ласково, что язык не поворачивается назвать это оскорблением. Он сжимает слабую руку брата, садится рядом и громко выдыхает.
– Ты решил свести всех с ума? – истерично восклицает Кира. – Да? Я не вижу иного повода так внезапно падать в обморок!
– Успокойся, блондиночка.
– И не подумаю! Совсем обнаглел. Он, значит, этакая дама в беде, а нам что? Помирать, пока ты лежишь без сознания?
Я усмехаюсь одновременно со Шрамом. Тот откашливается и вновь улыбается.
– Макс, я могу попросить тебя влепить этой девушке под дых за «даму»?
– Учти, я дам сдачи, – угрожает Кира. – А если серьёзно, ночью я чуть с ума не сошла. Нельзя же так пугать, Шрам.
– Ну прости. В следующий раз попытаюсь оттянуть обморок до момента, пока ты не выйдешь из комнаты.
– Как ты себя чувствуешь? – с трепетом спрашиваю я, предотвратив очередной едкий ответ блондинки.
Его глаза находят меня и становятся грустными. Парню плохо. Я это чувствую, хоть он и пытается скрыть боль за тенью улыбки.
– Бывало и похуже. Ничего страшного.
– Ничего страшного? – Максим качает головой. – Прости меня. Это я виноват.
– Не говори глупостей, – почти громко отрезает Стас. – Узнаю, что ты берёшь на себя ответственность, и не оставлю на твоём теле живого места, понял?
– Но…
– Будь сильным.
Я слышу наставление Шрама и вспоминаю свой сон. То же самое мне сказал Лёша, прежде чем умер.
– Что нам делать? – спрашивает Макс. – Это переходит все границы. Ты в больнице, а главарь «семьи» на свободе. Если ещё нужно залечь на дно, я против.
– Не торопись, – протягивает Стас. – Любимица сказала, что предатель среди нас, так? Значит, нужно вывести его на чистую воду не силой, а хитростью.
– Каким образом?
– У меня есть один вариант. Надо обмануть «семью», обвести вокруг пальца. Дать им то, чего они хотят.
– В смысле? – удивляется Кира. – Предлагаешь разогнать «стаю»?
– Они не этого хотят. Их единственное желание – быть главными. Какой прок в том, что люди разойдутся и перестанут ходить на испытания? «Семья» хочет стать лидером, соединить две «стаи» в одну под своим правлением. Вот их цель.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь.
– Ты прекрасно понимаешь, – Стас смотрит на Максима, и между ними проносится что-то чисто братское, родственное. – Это сложно, но реально.
– Одна я не втыкаю, о чём вы? – отстранённо интересуется Кира.
– Нет, я тоже не в курсе, – прикусываю губы. – Может, объясните?
– Простите девушки, но здесь нужен эффект неожиданности. Чем меньше людей знает, тем лучше.
– Не доверяешь нам? – вспыхивает блондинка. – Серьёзно? После всего, через что мы с тобой прошли?
– Теперь я доверяю лишь ему, – Стас смотрит на брата, потом незаметно подмигивает мне и снова обращается к Максиму: – Теперь ты – предводитель, и тебе решать, что делать, как действовать.
– Я не хочу занимать твоё место.
– Придётся. Это семейное дело. Выпадаю я – появляешься ты.
– Но ты не выпадаешь, – решительно отрезает Макс. – Ты по-прежнему наш предводитель.
– А ты – моя правая рука, – Шрам слабо сжимает ладонь брата. – Не подведи.
Неожиданно в палату заходит медсестра. Она недовольно оглядывает нас и выдыхает:
– Время посещений закончилось. Попрошу всех на выход.
– Но он только пришёл в себя, – протягивает Кира. – Дайте нам ещё пару минут.
– Это не мои правила.
– Пожалуйста.
– На выход! – пищит женщина, на что блондинка едва сдерживается.
Я вижу, как она сжимает руки в кулаки, но покачиваю головой.
Никаких драк в больнице. Никаких побитых медсестёр.
Раздражённо закатив глаза, Кира выдыхает.
– Я не подведу тебя, – обещает Макс и выпрямляется. – Я найду предателя, обещаю.
– Я в этом уверен.
Когда мы почти выходим, я слышу свое имя. Оборачиваюсь и приближаюсь к Шраму. Тот опять выдавливает улыбку и шепчет:
– Макс в гневе очень похож на тебя, любит рубить сплеча. Так что присмотри за ним, хорошо?
– Конечно, – я киваю и робко поджимаю губы.
– И ещё – ворон на запястье у предводителя. Не зацикливайтесь на этом – от тату можно избавиться. Смотрите глубже, в корень проблемы. Загвоздка не в желании отомстить, а в желании занять нагретое место. Я чувствую, когда нам хотят навредить из-за обиды. Здесь другое – нас просто хотят заменить.
– Хорошо. Я учту твои слова. – Решительно киваю. – Выздоравливай. Ты нам нужен.
– Как только, так сразу.
– Девушка, – протягивает медсестра. – Вы меня не услышали?
– Всё-всё. Я уже ухожу.
Машу Шраму на прощание и присоединяюсь в коридоре к Максу и Кире.
– Он что-то сказал тебе? – с едва заметной завистью интересуется блондинка.
– Да, он попросил не зацикливались на татуировке ворона.
– Но ведь это явное указание на предателя.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Я не думаю, что у нас есть повод не доверять ему.
Уже прошло четыре дня, как мы навещали Шрама. Я размышляю над его словами, всё думаю, кого он имел в виду, говоря о замене, но оказываюсь в тупике. У меня нет ответов, а у Стаса почему-то есть зацепки. Я собиралась съездить к нему позавчера, но не успела. Репетиции вальса, подготовка к выпускному, тесты и мамины психи заняли всё время. Пришлось передвинуть встречу на сегодня. Но и тут нашлась ложка дёгтя.
Очередная репетиция вальса.
О ней мне сообщил Лёша пару часов назад. Я думала, что опоздаю, но неожиданно папа вызвался меня подвезти.
И вот мы сидим в машине. Молчим. Энтузиазм вначале и замкнутость сейчас пугают меня. Приходится делать вид, что я не замечаю, как он напряжён.
– Я знаю, что Карина украла деньги, – признаётся папа, и я растерянно вскидываю брови. – Мама рассказала.
– Да? – качаю головой. – Мне казалось, мы закрыли эту тему.
– Её нельзя закрыть, такой поступок не назовёшь хорошим.
– Поверь мне, Карина не хотела этого. Её вынудили обстоятельства.
– Хотелось бы узнать, какие именно. – Повисает тишина, но папа прерывает её очередным вопросом: – Это связано с тем, что Станислав Древаль находится в больнице?
– Конкретно с этим – нет, – я мну перед собой руки и молюсь скорее попасть в школу. Удивительное чувство. Никогда не думала, что попрошу об этом высшие силы. – Это связано с шантажом. Ей поставили условие: или она приносит деньги, или навредят её семье.
– В таком случае, мы должны обратиться в полицию.
– Нет смысла.
– Как это нет?
– Личность человека, шантажировавшего её, неизвестна. Поверь, если бы я знала, кто заставил Карину пойти на такое, я бы не сидела на месте.
– Ох, Лия. Такое чувство, что я попал в прошлое.
Слова вырываются у него нечаянно, спонтанно. Я удивленно вскидываю брови, пытаюсь понять их суть, когда папа виновато отводит взгляд:
– Ты потеряла память, и мы с мамой решили отгородить тебя от того, что причинило вред. Твои поздние приходы, проблемы с учёбой, синяки, протесты – всё это закончилось в тот день, когда ты очнулась после травмы. Ты изменилась, стала лучше, и мы не хотели мешать тебе начинать новую жизнь.
– Как видишь, старая часть биографии не собирается меня отпускать.
– Попытки оставить тебя дома, наказать, пресечь споры, – продолжает он. – Все это оборачивалось против нас. Я однажды запер тебя, а ты спустилась из окна по канату, который тебе благополучно скинул какой-то дружок с крыши. Это просто смешно, когда родители теряют контроль над ребёнком, особенно над девушкой. Я понятия не имел, что упустил, как позволил тебе стать такой. И я так обрадовался, когда ты изменилась. Лия, ты потеряла память, чуть не умерла, а я обрадовался, что жизнь приняла такой оборот.
– Видимо, я доставляла вам много проблем, причиняла боль, – виновато протягиваю. – Не думала, что я способна на такое. Хотя сейчас уже сомневаюсь.
– В любом случае, что было, то было. Главное, теперь ты изменилась. Я вижу, как поменялось твоё мировоззрение, но боюсь вновь потерять тебя. Или, например, потерять Карину. С тобой всё начиналось примерно так же: сначала – мелкие ссоры, потом – всё. Мои слова перестали для тебя что-либо значить.
– Она не такая, – снисходительно заверяю я папу. – Карина умнее и лучше меня. Поверь, если бы не обстоятельства, она ни за что бы ни ввязалась в передрягу.
– Что ж, я на это надеюсь. Иначе выходит странно. Две дочки, и обеих мы не сумели воспитать.
Его слова обижают меня. Я ведь нормальная! Я преданная.
Поджимаю губы и отворачиваюсь к окну. Чувствую, как нос покалывает и наворачиваются слёзы, но я беру себя в руки. Я заслужила такое отношение, и неважно, что я этого не помню. Я обидела родителей и теперь обязана платить по счетам. Сложно чувствовать вину за то, о чём не имеешь ни малейшего понятия, но необходимо.
Прощаюсь и иду на вальс. В дверях меня ждёт Астахов. Он улыбается и помогает мне снять пальто.
– Готова к очередному выносу мозга?
– Конечно, – усмехаюсь, пытаясь загнать волнение, вызванное папиными словами, поглубже. Не до них мне сейчас. – Кто решил собираться? Я думала, репетиции будет только на следующей неделе.
– Актив классов настоял.
– И не сидится им дома.
Учительница показывает новые движения. Спрашивает, кто будет делать поддержки. Лёша поднимает руку, а я выдыхаю. Мне не хочется быть подброшенной в воздух. Но слово Астахова – закон. Он уверяет меня, что вальс без поддержек – не вальс, и я нехотя соглашаюсь. К концу занятия мои ребра болят от чрезмерного давления. Из-за того, что Лёша высокий, он поднимает меня не за талию, а за подмышки, и это нелучшим образом отражается на моём организме. Но я не жалуюсь. Глупо сетовать на мизерную боль, когда, например, Стас лежит в больнице с проколотым плечом.
– Порепетируем потом с тобой отдельно, – с энтузиазмом сообщает мне парень, когда мы выходим из кабинета ритмики. – Хочу всё досконально отработать.
– Пощади меня, – наигранно вою и усмехаюсь. – У тебя и так всё отлично получается. Признавайся, ты дополнительно занимался.
– Да-да, конечно. Тебе тоже не помешало бы это сделать.
– Что? – Я толкаю друга в бок. – Сейчас получишь. Не нарывайся.
– Не забывай, что всем приёмам тебя научил я. Кто тут нарывается?
Я смеюсь, и вдруг раздаётся телефонный звонок. Вспоминаю, что забыла позвонить маме, и закатываю глаза. Сейчас опять придётся выслушать тираду о безответственности. Однако на дисплее высвечивается другое имя.
– Кира? – Я прикладываю палец ко рту и прошу Лёшу вести себя потише.
– Лия.
Я слышу плач. Моё сердце падает. Примерзаю к месту и хватаюсь свободной рукой за грудь. Астахов тут же появляется рядом.
– Кира, – громко дышу. – Что с тобой? Что случилось?
– Стас… он…
Телефон выпадает из моих рук. Я смотрю на Лёшу и взрываюсь плачем. Оказываюсь в объятиях парня, чувствую, как подкашиваются ноги, и испытываю дикую боль во всём теле. Едва не падаю. Ощущаю дикий холод и проваливаюсь в небытие.