Глава 13. Золпидем. После прочтения сжечь

Слова Лёши не удивляют меня, а повергают в шок. Иду на историю, но ничего не вижу, не думаю и не верю. Мысли о том, что я встречалась с Астаховым, проедают мозг, как голодные собаки. Мне неловко и странно испытывать то, что я сейчас испытываю. Но от чувств не убежать. Я буквально ощущаю себя голой. Нагой.

Вхожу в кабинет и не знаю, куда спрятаться-скрыться. Едва я приближаюсь к своей парте, рядом возникает Трубецкая. Вместе с ней появляется воспоминание из сна и желание ударить одноклассницу по голове.

– Лия, – протягивает она и наблюдает, как я раскладываю тетради. – У меня к тебе деловой вопрос.

– Какой?

– Деловой.

– Это я поняла. – Присаживаюсь. – О чём ты хотела спросить?

– Насчёт вальса, – Маринка смущенно поправляет русый хвост. – Ты же будешь танцевать с Лёшей Астаховым. Так?

Я едва не давлюсь собственной слюной. Рассеянно смотрю на Трубецкую.

– С чего ты взяла?

– Ну как с чего? По-моему, вы планировали танцевать вместе с прошлой осени.

– Разве?

– Не надо стесняться, – снисходительно протягивает Марина. Неужели со стороны я выгляжу как смущенная девчонка? На самом деле меня почему-то тошнит. – Это ни для кого не секрет.

– Допустим. Тебе с этого что?

– Мне от Астахова ничего не нужно. Я по-другому вопросу. – Она с заговорщическим видом приближается ко мне и шепчет: – Сколько в их классе осталось свободных мальчиков, а? Наверняка он знает. Спроси, пожалуйста. У нас катастрофический недобор! Столько девочек хотят участвовать, а партнёров…

– Так сами спросите.

– Ты что? Это неприлично.

– Неприлично? – Я недоуменно хмурюсь. Господи, видимо, мне посчастливилось перескочить ту фазу в жизни, когда девушки носятся за парнями, стесняются их и бояться заговорить. – Я могу спросить об этом у Астахова. Но вряд ли сегодня.

– Попытайся до конца недели, хорошо? Не хочется остаться без пары.

Я киваю и делаю вид, что сочувствую ей, хотя на самом деле ничего не ощущаю. Подумаешь, проблема – партнёр на вальс. Смешно! Кажется, мои одноклассники не знают, что такое настоящие неприятности.

Историю я сижу в полуобморочном состоянии. Никак не могу смириться со словами Лёши. Мне почему-то противно. Неужели мы могли целоваться? Могли держаться за руки? Господи!

Морщусь.

Ещё меня ужасно волнует тот факт, что я использовала Максима. В глубине души я не хочу этому верить. Пытаюсь придумать оправдание, но это сложно. Это очень сложно, когда осознаёшь свою некомпетентность. Как я могу здраво рассуждать, если ничего не помню? Я бессильна. Приходится смириться со словами Астахова. И взять себя в руки. Приходится признать, что я играла на чувствах Макса, и прекратить о нём думать. Не знаю, как насчёт первых двух пунктов, но из-за третьего в голове взрываются полушария.

После школы я иду на дополнительные занятия по русскому языку. Я очень устала, хочется отдохнуть: заснуть и спать, спать, спать целую неделю. Но, даже если отбросить все сложности с репетиторами, уроками и домашним заданием, я не стану более свободной. Появится лишь время на мысли о «стае», что, уверена, обязательно сведёт меня с ума. Учительница отпускает меня раньше обычного. Говорит, ей надо уехать. Я не против. Домой идти не хочется, гулять в одиночестве тоже.

Итак, что делать?

Неожиданно вспоминаю, что бар находится в нескольких остановках от места, где я сейчас нахожусь. Ловлю нужный автобус, нахожу сзади свободное сиденье и облегчённо выдыхаю. Сажусь, передаю деньги, расслабляюсь.

За окном живёт город. Люди куда-то идут, торопятся, не обращают внимания на то, что находится перед их носом. Например, на мост и Неву. Я так давно не наслаждалась питерскими пейзажами, а они прекрасны. С годами жизнь становится серой, бесцветной. Ты уже привык к тому, что есть, и даже не представляешь, как дорого и высоко это ценится. Жаль, что мы стали такими чёрствыми и бездушными. Жаль, что ни я, ни женщина рядом, ни водитель – никто не чувствует себя по-настоящему счастливым. А почему? Дело в проблемах? Дело в сложностях? Дело в неприятностях?

Дело в том, что люди разучились быть счастливыми.

Мы хотим улыбаться, смеяться, радоваться, но больше не умеем это делать. Сплошная фальшь, игра, пресные взгляды и рассуждения. Лишь дети поддерживают равновесие, считая, что в мире уйма всего интересного, необъяснимого, красивого, прекрасного. Но и они вырастают. Примыкают к рядам вечно недовольных жизнью людей. Это угнетает.

Я выхожу на нужной остановке.

Бар находится в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. Не знаю, хорошо это или плохо. На улице прохладно, зима наконец заявляет о себе. Тем не менее свежий воздух на удивление положительно действует на голову. Я успокаиваюсь и более рассудительно смотрю на рассказ Астахова, отношения с Максимом, «стаю», Карину, деньги, убийства. Я неожиданно понимаю, что не должна прыгать выше головы. Это не значит, что я не приложу усилий и не попытаюсь разобраться в проблемах. Нет. Я просто не хочу больше подвергать себя и своих близких опасности. Не хочу оказываться в ситуациях, когда исход может заставить меня винить и осуждать себя до конца жизни.

Внезапно вспоминаю о парне, который погиб.

Я даже не знаю его имени.

Грустно выдыхаю и прикусываю губу.

Нет, так не должно быть. Не должен человек жить с мыслями о том, что он причинил кому-то боль. Это невыносимо и мерзко – чувствовать себя чудовищем.

Почему от меня не отвернулись люди? Как на меня смотрели Лёша, Макс, Кира? А Стас? Он готов пожертвовать своей жизнью ради любого, кто будет в этом нуждаться. Неужели и он смог меня простить? Поразительно!

А я ведь просто хотела вспомнить прошлый год. Могла ли я предположить, что события, случившиеся со мной триста шестьдесят пять дней назад, перечеркнут всё, что образовалось в моей голове сейчас?

Выдыхаю и вижу бар.

В обед здесь почти нет людей. За барной стойкой сидят три человека, из колонок доносится тихая музыка. Спокойствие и умиротворение. Не скажешь, что несколько дней назад сюда нагрянула полиция.

Решаю не терять время попусту и сразу иду в туалет. В глубине души понимаю, что там убирались, и, даже если таблетки остались, их уже давным-давно выбросили. Но я не теряю надежды. И, как оказывается, зря.

В туалете идеально чисто. Никаких таблеток.

– Чёрт, – вздыхаю и прикусываю губу.

В принципе, вряд ли эти улики смогли бы мне чем-то помочь. Но всё равно жаль.

Выхожу из туалета и шагаю к двери. Моя поездка никак не окупилась.

– Эй, девушка! – неожиданно кто-то выкрикивает. – Девушка!

Я оборачиваюсь. Бармен улыбается и подзывает к себе. Не понимаю, что ему от меня нужно, думаю, ошибся. Но сокращаю дистанцию между нами.

– Мы знакомы?

– Нет. Не знакомы. Дело в том, что вы забыли свой клатч в ту пятницу.

– Клатч? – Я категорично покачиваю головой и поджимаю губы. – Прости, но ты ошибся. Я не ношу с собой клатч.

– Да? Вроде вы сидели за барной стойкой.

– Ты обознался, – я наклоняюсь к бармену и шепчу: – И неудивительно, учитывая, в каком состоянии все уходили из помещения.

– Да. Вы правы. Хотя, знаете, вряд ли я мог вас с кем-то спутать. Вы замечательно выглядели. Это красное платье…

Бармен закатывает глаза, а я понимаю, что он говорит не обо мне. Кира! Это она прекрасно выглядела в своем алом коротком платье.

Кто бы сомневался!

– Ты говоришь о моей подруге. Она была в красном.

– Да?

– Да. А так как к выходу её несли на руках, она была не в состоянии вспомнить о своём клатче. К сожалению.

– Тогда, думаю, она не будет против, если его заберёте вы?

– Конечно, – выдыхаю и благодарно улыбаюсь. – Спасибо, что вспомнил. Иначе моя подруга наверняка устроила бы истерику.

– Всегда пожалуйста.

Бармен одаряет меня очаровательной улыбкой и протягивает клатч. Черный, мягкий, маленький. Стильный. В духе Киры.

Выхожу из бара и иду к остановке. На улице стало холоднее. Укутываюсь в пальто, поправляю сумку и случайно выпускаю из пальцев клатч. Он падает, катится по асфальту в противоположную от меня сторону и вдруг открывается.

– Ох! – Надеюсь, всё в порядке, и ткань не порвалась. Подхожу к клатчу и вижу, что в нём лежит пластмассовая бутылочка, а в ней – синие таблетки. – Что?

Недоуменно рассматриваю лекарство. Кручу его в руках, читаю название: «Золпидем». Хмурюсь. Странно видеть в клатче Киры таблетки, от которых она так уверенно открещивалась.

Встаю и продолжаю идти к остановке.

Интернет мне в помощь.

Дома вкусно пахнет. Блаженно втягиваю запах ноздрями. Люблю, когда мама не работает. Она готовит вкусности, которые ни мне, ни Карине не удалось переплюнуть.

– Я пришла, – неуклюже снимаю ботинки и прохожу на кухню. Мама стоит около плиты, мешает мясо в сковородке и одновременно смотрит какую-то программу. – Пахнет восхитительно.

– Раздевайся, будем ужинать.

– Сейчас. – Целую маму в лоб. – Карина уже дома?

– Да. Она в своей комнате.

Облегчённо выдыхаю: хорошо, что сестра здесь. Волнение сразу исчезает.

– Ты закрыла за собой дверь? А то вечно забываешь.

– Сейчас проверю.

Дверь я и правда не закрыла. Растяпа!

Иду в ванную, становлюсь перед зеркалом и аккуратно приподнимаю ногу. Царапина на икре уже затянулась, но всё равно неприятно ноет.

– Ох, – я устала скрывать побои.

Смазываю рану йодом, мою руки и иду в комнату.

Снимаю с себя свитер, джинсы и вдруг слышу звонок. Нервно прыгаю через кровать к сумке, выбрасываю содержимое на пол, беру телефон и смотрю на дисплей: номер незнакомый. Недоуменно отвечаю:

– Да?

– Любимица?

– Стас? – Я улыбаюсь. – Знаешь мой номер?

– Ты действительно считаешь, что его сложно отыскать? – Парень усмехается, а затем неожиданно тяжело выдыхает. – Есть дело. Нужно встретиться.

– Я не могу сегодня, – смотрю на дверь и переминаюсь с ноги на ногу. – Мама дома. Она хочет побыть вместе.

– Это точно из-за мамы или ты просто не хочешь приходить?

– С чего ты взял, что я не хочу?

Мой вопрос звучит неуверенно. На самом деле я с удовольствием останусь дома. Здесь я не встречу Макса, не увижу его прекрасные глаза и не вспомню о том, что долгое время вешала ему лапшу на уши.

– Вчера многое случилось, – напоминает Стас. – Я боялся, что ты передумаешь.

– Насчёт чего?

– Насчёт стаи, Лия. Раньше мы были близкими друзьями, а сейчас я не имею над тобой никакой власти, – он усмехается. – Ты не должна прислушиваться ко мне, и это меня напрягает. Ты можешь вновь исчезнуть.

– Я никуда не исчезну. Просто сегодня мне нужно побыть дома.

– Точно?

– Точно. Лучше скажи, что случилось?

– Ничего особенного. Наташа, как ни странно, исчезла под утро. Думаю, у семьи есть какой-то план, и это меня волнует. Я хочу сообщить всем о том, что «стая» больше не будет собираться. Неделю, месяц – не знаю. Это трудно, и я думал, ты будешь рядом.

Приятно слышать его слова и чувствовать себя нужной. Я прислоняюсь спиной к кровати и поджимаю губы.

– Прости. Мне правда жаль, но я обещала маме.

– Ладно. Что поделать!

– А Максим с тобой? – Вопрос сам срывается с губ, и я прикусываю язык. Господи, почему он вечно в моих мыслях!

– Да. А что?

– Значит, ты не одинок, – выкрутилась, идиотка.

– Наверно, – Стас усмехается. – Просто предводителей трое…

– Прости, – повторяю я. – Но сегодня никак.

– Ничего страшного. Значит, встретимся завтра.

– Да. С удовольствием!

– До встречи, любимица.

Стас отключается, а я опять улыбаюсь. Все-таки он приятный парень. Мне с ним комфортно, уютно. Просто не укладывается в голове, как сильно может измениться мнение о человеке. Бросаю телефон на стол и натягиваю растянутую длинную футболку. Неожиданно вспоминаю о синяках на ногах и надеваю штаны. Хотя, если прикрывать все раны, придётся нацепить шубу.

Сажусь за компьютер и, пока мама не зовёт за стол, ввожу в поиск Гугла: золпидем.

– Хмм…

Нажимаю на первую ссылку и внимательно читаю.

Бессонница? У Киры?

Отодвигаюсь от компьютера и хмурюсь.

Зачем подруге обманывать? Почему нельзя признаться в том, что у неё проблемы со сном. К чему отрицать наличие таблеток?

Из задумчивости меня выводит чей-то недовольный крик.

– Мама?

Я встаю из-за стола и выхожу в коридор. Останавливаюсь, смотрю на кухню: там пусто. Разворачиваюсь и вижу открытую дверь в комнату Карины. Иду туда.

– Что такое?

Прохожу и вижу маму. Она держит в руках деньги и рассерженно машет ими перед лицом сестры.

– Мам? В чём дело?

– Ни в чём. Абсолютно ни в чём. Просто Карина потеряла рассудок!

– Что случилось? – А я играю правдоподобно. Подхожу ближе и недоуменно смотрю на сестру. Она свернулась клубком на кровати, словно загнанный в угол зверёк, и обхватила себя руками. – Карина?

– Представляешь, Лия, представляешь? Она украла у нас деньги! Украла и спрятала их под кровать. – Мама всплёскивает руками. – Просто не верится, что я воспитала такую дочь.

– Наверняка этому есть объяснение.

– Да? Ты думаешь?

– Карина? – Я обращаюсь к сестре, но она даже не смотрит на нас: ни на меня, ни на маму. Просто молчит, дрожит. – Карина.

– Я звоню отцу, – отрезает мама. – Слышишь? Пусть он с тобой разбирается.

– Нет, – я останавливаю её и серьёзно выдыхаю: – Не надо. Это лишнее.

– Лишнее? Твоя сестра украла пятнадцать тысяч, Лия! – Вообще-то сорок пять. – И ты считаешь, что рассказать папе – лишнее?

– Просто не стоит так сильно кричать, мам.

– Стоит.

– Нет. Серьёзно, давай не вмешивать папу. Он не оставит на Карине живого места. Деньги не потрачены. Так? Мы просто сделаем вид, что ничего не было, а Карина извинится и пообещает больше никогда так не делать.

– Почему ты на её стороне? – поражается мама. – Она ведь виновата, Лия.

– Потому что мы все совершаем ошибки. И она – не исключение.

– Я подумаю насчёт папы, но одно точно: Карина, ты под домашним арестом. Больше никуда не выходишь, в гостях не остаёшься, об улице забываешь.

Сестра и на это молчит. Меня беспокоит её реакция, поведение. Может, она рада, что всё так обошлось?

– Ох, боже мой, – вздыхает мама и, рассерженная, идёт к выходу. – Никогда не думала, что доживу до момента, когда дочь украдёт у меня деньги.

Я грустно выдыхаю.

Жаль, что всё так вышло, но другого варианта не было. Только теперь Карина в безопасности, дома.

Иду следом за мамой. Она выключает телевизор на кухне, несётся в спальню и захлопывает за собой дверь. Громко. Сильно.

Видимо, просмотр фильма отменяется.