9
Корабль тонет в полном составе
Перед приемом у следователя началось: у всех взяли отпечатки пальцев! Как у преступников! Унизительнейшая процедура, выбившая почву из-под ног Болотовых, кроме Артема. Младший сын превратил это дело в фарс, он ржал на манер дегенерата, обращаясь к любимым родственникам:
– Гы-гы-гы… Ребята, вы че натворили, а? Че, банк грабанули? Отстегнули б немножко, а? На мелкие расходы. Гы-гы-гы…
Мальчику не приоткрыли семейный шкаф, где обычно хранятся скелеты, а он недоумевал, видя похоронные лица, и прятал растерянность за маской дурака. Его не одергивали, не шикали, вообще не обращали внимания, будто парня здесь нет, что явилось лишним доказательством: семейная лодка тонет в полном составе. Лишь Богдан Петрович ободряюще похлопал парня по плечу, давая понять, что всему свое время, нужно только потерпеть немного.
И вот их пригласили в кабинет Комиссарова. Это в кино показывают следственные апартаменты размером с теннисный корт, а здесь небольшой толпе из семейного клана негде разместиться – настолько он мал. Но кое-как расселись на приготовленные для них стулья и впились глазами в следователя – что он приготовил. А ведь приготовил новую гадость!
– Отпечатки пальчиков мы взяли… – пробубнил Комиссаров, сортируя небольшие листочки. – Теперь каждому из вас нужно поставить подпись под подпиской о невыезде до конца следствия. Начнем с главы… прошу вас, Валерий Витальевич.
А глава дар речи потерял, вытаращил глаза и ничегошеньки не понимал в происходящем действе. Это что же получается? Что его, детей, жену, друга Богдашу подозревают в убийстве, раз идут на предупредительные меры? Но именно ему как главе дома следовало взять себя в руки и защитить семью. Он прокашлялся и начал вполне себе корректно, а все равно получилось нападение (словесное, разумеется):
– По какому праву у нас берут подписку?.. На основании чего? Вы сначала докажите, что каждый из нас… что мы…
– Подозреваемые? – подсказал Комиссаров. – Так это элементарно. Начну с вас. Чей это номер телефона?
Он протянул листок, лежавший под стационарным телефоном. Валерий Витальевич взял и уставился в напечатанный текст, приподняв брови. И молчал. Собственно, не знал он, что говорят в подобном случае, за него ответил Комиссаров:
– Это же ваш номер. Вы прочли, что там написано?
Дурацкий вопрос! Болотов буквы знает, читать умеет, просто в данном заведении любое неосторожное слово может принести колоссальный вред. Ну и главное: ему нужно было время сообразить, что это за ловушка. От напряжения, как часто бывает, на его лбу выступили мелкие капли пота, да и листок в руках чуть заметно дрожал.
А Комиссаров излучал спартанское спокойствие и олимпийскую уверенность, чем обескуражил семейство, которое чувствовало приближение катастрофы, потому замерло, ожидая падения кирпичей на головы, торнадо или землетрясения. Следователь понял, что ответа не дождется и на этот раз, решил процитировать сам содержание записи:
– «В воскресенье буду около 22.00. Жди». Это сообщение было отправлено Инне Лопатиной с вашего номера в прошлую субботу. Время отправления 17.20.
Болотов полез в карман, достал мобильник и через несколько секунд возмущенно заявил:
– Я не отправлял сообщений в субботу! Вы заставили меня засомневаться, но в моей трубке нет этой эсэмэски.
– Ну и что? Разве вы не могли удалить сообщение, например, в 17 часов 21 минуту?
– Повторяю, – негодовал Болотов, – я не отправлял никаких сообщений Инне ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье! Она мне присылала, а я – нет!
Комиссаров выдвинул ящик стола, достал целлофановый пакет, а оттуда – айфон. Поискав в нем информацию, протянул его Болотову:
– Посмотрите. Это айфон Лопатиной.
Болотов глазам не верил, но эсэмэска получена от НЕГО, а он НЕ посылал! Значит, кто-то другой отправил? Конечно же, это так просто: кто-то взял… А кто? На даче был ограниченный круг. У Валерия Витальевича зашевелились волосы: неужели убийство – дело рук кого-то из близких? Нет, невозможно.
– Это называется – улика, господин Болотов, – сказал Комиссаров, в данном случае с ним не поспоришь. – Именно в это время, обозначенное в сообщении, была убита Лопатина. Уже сейчас я имею полное право задержать вас, но пока ограничимся подпиской. Всем придется подписать, поскольку не только у вас имеются мотивы и улики. Подписывайте, подписывайте.
Он положил свою маленькую ладонь на лист, который должен был подписать Болотов, и передвинул его на противоположный край стола. Сегодня они видели другого Комиссарова – добрейшего и простецкого мужичка, а не вчерашнего хитрейшего хамелеона. Он не подгонял Болотова, словно понимал, как трудно тому в эту минуту, а вчера тривиально сдал Валерия Витальевича всему семейству – добряк так не поступил бы.
– Теперь вы… – обратился следователь к Надежде Алексеевне, когда муж, подписав, сел на место. Та привстала, взяла авторучку, но Комиссаров вдруг вспомнил: – Не могли бы вы дать мне ваш мобильник?
– Мой? – потерялась она. – А… зачем?
– Сейчас узнаете. Всего на минутку.
Надежда Алексеевна сняла ремешок сумочки со спинки стула, копалась в ней долго, вероятно, надеялась, что странную просьбу странноватый следователь отменит. Как бы не так! Он буквально выхватил айфон из рук Болотовой и что-то там искал… Нашел! Вскинул на нее два черных глаза, а она, подписав, все еще стояла у стола, и улыбнулся, повернув к ней дисплей:
– Ну вот… Вот вы и попались, Надежда Алексеевна. Не так давно вы фотографировали Лопатину и этого молодого человека…
– Я? Не помню, – сухо сказала она. – Должно быть, кто-то взял мой айфон и сфотографировал…
– Да бросьте. Старушки вас узнали.
– Меня? Когда? Как?
Выдержке ее можно позавидовать, родной муж и завидовал, признав про себя, что он сегодня показал себя слабаком.
– На следующий день после того, как был обнаружен труп, они рассказали оперативникам о странной женщине, которая сначала сидела в беседке, а потом тайком снимала парочку, вышедшую из подъезда. Эта женщина расспрашивала о Лопатиной, но так… как бы интересуясь ею случайно. Хе-хе, уважаемая, вы думали, что встретили старых дур, которых легко провести? Всеобщее заблуждение, а старость не значит тупость. Так вот. Потом мы привезли вашу фотографию и… Догадываетесь? Вас опознали обе старушки. У вас очень яркая, запоминающаяся внешность. Ба! Сколько тут снимков… Господин Болотов, не желаете взглянуть?
Валерий Витальевич пожелал взглянуть, к нему склонился и Богдан Петрович, разглядывая фото девушки с очень симпатичным молодым человеком.
– Кстати, а кто этот парень? – поинтересовался Комиссаров.
Хотя пространство кабинета не позволяло принимать желаемые позы, Надежда Алексеевна умудрилась сесть к этому времени вполуоборот к следователю и спиной к мужу. Всем своим видом она показывала, что ей противны все присутствующие, но ее вынуждают находиться в этой отвратительной компашке. Поскольку никто не ответил, она бросила Льву Демидовичу не без сарказма:
– Вы должны знать. От старушек.
– К сожалению, они высказали одни предположения, – вздохнул Комиссаров. Но как вздохнул: будто он в курсе, кто есть кто, а подписи берет для проформы. – Бабушки подозревают, что молодой человек ее второй… м… друг. А свечку-то никто не держал. Парень взял у них наши номера телефонов, однако до сих пор не звонит. Пойдем дальше? Марьяна Валерьевна…
Она выпрямилась, отбросив рукой тонкие кудряшки назад, и приготовилась дать отпор. Марьяна такая. Богдан Петрович испугался, что сейчас глупышка начнет права качать, она умеет. А его мнение, которое он при следователе не рискнет высказать, – нужно выслушать все компроматы, потом тщательно проанализировать и думать, что делать. Ясно же, Комиссаров на всех завел досье, теперь вытягивает жилы, надеясь, что кто-то сорвется.
– Но вы-то, Марьяна Валерьевна, – сказал Лев Демидович, – знаете, почему вам нужно подписать?
Она не выдержала и перебила:
– Нет, конечно.
– А я думал, юристы на пять шагов вперед просчитывают. Вы же прилюдный скандал устроили бывшей подруге, верно?
– Ах, вон вы про что…
Да, было дело…
Марьяна понятия не имела, что отец с бывшей подружкой крутит роман. Глаза ей открыл вечный спутник Кирилл, переживший толпы ее поклонников, которых она отфутболивала. Поэтому-то и обидно было слышать от родной матери, что все бросают Марьяну, Кирюша не бросит, он выжидает, когда никого не останется рядом с ней. Скорей всего, Марьяна вступит с ним в союз по расчету, как-то иначе назвать это нельзя, но зато честно. Значит, такова ее судьба. Однажды сидели они в кафешке на открытой площадке, пили кофе перед походом в театр. Мимо проехала иномарка, а Кирилл подпрыгнул на стуле, одновременно толкнул ее, Марьяна пролила кофе.
– Ты в своем уме?.. – вскрикнула она.
– Смотри, смотри! Это же Инка! С твоим отцом!
Она оглянулась – да, «канарейка» (желтого цвета) повернула за угол, да, кто-то сидел рядом с Инной. Но папа ли?
– Отец? Ты не путаешь?
– У него с ней давно большая лав стори. Ты что, не знала?
Марьяна подлетела с места, задела стол, чашка грохнулась на столешницу, а потом и на пол.
– Поехали!
– Куда? – всполошился Кирилл, подскочив.
– За Инкой!
– А театр?
– К черту театр! Мы упустим Инку!
Он кинул деньги на стол, к машине бежали, словно за ними гнались папуасы снять скальп, так же и по улице ехали – о, счастье, что полиции не было поблизости.
– Вон она! – закричала Марьяна.
– Я оглохну, если будешь так кричать.
Инна припарковалась у… театра. Но им ведь тоже туда. И вот тут возникла заминка: идти или не идти. Марьяна пыхтела, как пароварка, Кирилл понял, что он сейчас пустое место, а пустоте желательно хранить молчание. Не долго это продолжалось, Марьяна решительно отстегнула ремень, открыла дверцу и одним махом перебросила обе ноги на асфальт.
– Пошли!
Ее решительности позавидовал бы Наполеон. А что касается Кирилла, прекрасно знающего слегка бешеный характер Марьяночки, он и не думал выходить из машины. Она заглянула в салон:
– Чего сидишь?
– Послушай…
– Мне не нравится твой тон! Я не буду слушать глаголы «не стоит, надо остыть, подождать, посмотреть»…
– Знаю, знаю, знаю, – оторвал от руля руки Кирилл и поднял их немного вверх. – Ты никогда и никого не слушаешь. Поэтому тебя заносит. Сядь, блин! А то стоишь, согнутая, как… как…
– Как шлюха, да? Предлагающая себя на трассе, да?
– Это ты сказала, – ткнул в нее пальцем он. – А то потом припишешь мне, что я обозвал тебя шлюхой. Марьяна, детка, будь благоразумной хотя бы раз в жизни. Понимаешь, слухи – это не факт, мало ли что и о ком говорят…
– Дай мой билет.
Кирилл застонал – она неисправима – и вышел из машины, решив не бросать девушку, будет сдерживающим фактором, хотя сдержать ее… нереально.
– Обещай, что не поскандалишь, – все же поставил условие.
– Ладно, обещаю. Не веришь?.. Я не устрою скандал при папе. Пойми, мне надо убедиться, что отец…
В театре Марьяна взяла бинокль. Места у них были в ложе, посему партер простирался перед ними, что называется, как на ладони. Но одно неудобство: головы, головы… многовато народу. Все смотрели спектакль из французской жизни, хохотали, а Марьяна стояла у шторы, закрывающей вход в ложу, приставив бинокль к глазам.
– Нашла, – плюхнулась она на стул. – Папа с ней.
– Но ты же видела их, когда они шли от машины к театру.
Реплику она оставила без внимания, но в антракте, стоило Инне и отцу подняться с первого ряда, Марьяна спряталась за шторой, потом кинулась в фойе. Кирилл не побежал за ней, а махнул рукой, мол, пусть будет как будет.
Отец оставил свою красотку, видимо, ушел в туалет, она рассматривала портреты артистов. Марьяна к ней подошла:
– О! Ты тоже тут? Сто пятьдесят лет не виделись.
И улыбалась по-голливудски во весь рот. Что с бывшей подружкой случилось! Марьяна про себя потешалась над реакцией бедняжки, казалось, с Инной вот-вот удар приключится. Она лихорадочно, как воровка, огляделась, после мелко закивала, мол, здравствуй.
– Ты одна здесь? – спросила Марьяна.
– Я? Нет… Да… мы здесь..
– Я тоже не одна, с Кирюшей, помнишь такого? – Инна кивнула, а сама стала даже не бледной, зеленой. – Ладно, пойду, а то Кирюша один в ложе.
Начался второй акт, но два места в первом ряду пустовали.
– Довольна? – шепнул на ухо Кирилл. – Они ушли.
– Это только доказывает, что у них связь, – прошипела Марьяна. – Да как он посмел прийти с этой выдрой в театр! Здесь могли оказаться наши знакомые!
– Ну, для знакомых у него наверняка есть оправдание: типа, случайно встретились с подругой дочери и так далее.
– И кто б ему поверил? Никогда не думала, что мне будет за него стыдно. Когда с другими это случается – вроде как люди попусту сотрясают воздух, ведь измены – не редкое явление. Мой отец – идеал мужчины, отца, мужа, бизнесмена, я гордилась им, уважала и вдруг… Ужасно противно.
Какой тут спектакль, если ускользнул сюжет, тем более комедийный? Они ушли, не дожидаясь конца представления.
С тех пор Марьяна выяснила про отца и Инну все подробности. Не сама, а наняла частного детектива. Каково было узнать пикантные детали и беспредельную щедрость папочки? Она решила поговорить с бывшей подругой и ждала, когда отец уедет по делам из города, чтобы не встретить его в квартире Инны. Однако в народе правильно говорят: человек предполагает, а бог располагает. Момент выдался совсем неподходящий и совершенно случайно.
В ресторане Марьяна отмечала небольшое событие в кругу коллег, их было человек шесть. Она прилично подпила, от души веселилась и вдруг увидела вражину – шикарная Инна прошла к столику у окна с девицей примерно ее возраста, но одетой слишком просто, чтобы посещать подобные заведения. Марьяну не заметила. Слишком увлечена была беседой со спутницей, смеялась. Инна смеялась, а дома – Марьяна стала замечать – не все ладно, между родителями раскол. К тому времени она знала, что отец полностью содержит Инну, которая еще и деревенских подружек по кабакам водит. В самом деле, если у ее спутницы нет денег на приличную одежду, не станет же она сама за себя платить в дорогом кабаке. Марьяна завелась, взяла бокал и двинула к столику вражины, плюхнулась на свободный стул:
– Привет.
Та, не подозревая, чем может закончиться нечаянная встреча (рядом ведь не было Болотова), приветливо улыбнулась:
– Здравствуй, Марьяна.
– Ты, гляжу, здорово выглядишь. – Она беспардонно пощупала кофточку и одобрительно выпятила губу. – М… Италия. И туфли… Италия. Сумка… Англия, да? Прекрасный вкус. А что за вино пьете? – Она повертела бутылку и скривилась. – Чилийское? Хм! Непорядок. Девушки, которые ходят с сумками за шестьдесят тысяч, не должны пить вино стоимостью полторы штуки за бутылку. Не солидно. Кроме вина, тебе, Инна, можно поставить файв. Признавайся, работу получила классную или клиента заимела, удовлетворяющего твои капризы?
Инна не дура, сообразила: Марьяна куражится. Она опустила глаза и теребила салфетку, ее спутница тоже уловила недружелюбные нотки, тихо спросила:
– Кто это?
Конечно, ответила не Инна, а Марьяна, причем громко:
– Я дочь ее любовника, который купил все эти шмотки, машину, квартиру нашей красотке Инночке.
– Прошу тебя, не надо, – прорезался у той голос.
– Что – не надо? – взвилась Марьяна, привстав. – Ты подло вползла в мою семью, спала с моим братом, теперь спишь с моим отцом, выставив его на посмешище, и смеешь рот открывать?
– Я люблю его, – вымолвила Инна.
Эти слова явились соломой, брошенной в огонь. Марьяна осатанела, встала во весь рост, оперлась о стол руками и выдала на весь зал ресторана:
– Еще бы! Как же его не любить с таким-то счетом в банке! Думаешь, я не люблю папу? И мама не любит? И братья? Только мы его действительно любим, просто так любим. А ты… Это тебе за твою любовь!.. А это за подлость!
И выплеснула в лицо Инне шампанское из своего бокала, но этого показалось мало. Она схватила бутылку вина и всю вылила ей на голову…
– Что вы себе позволяете?! – вскочила возмущенная спутница.
– Молчи, плесень, – огрызнулась Марьяна. – Если эта шлюшка не оставит моего отца в покое, в следующий раз… порву, как тузик тряпку.
Прибежали охранники, но не посмели вывести Марьяну под белы рученьки, так как клиентка она постоянная, только попросили не хулиганить. А она и не собиралась буянить, потому что была удовлетворена: вино не просто красное, оно чуть ли не черное, окрасило волосы, текло по лицу, шее, залило кофточку бывшей подружки, которая позорно побежала к выходу.
Марьяна смотрела в упор на следователя, понимая, что ресторанную историю он знает во всех подробностях. Неважно, кто донес – коллеги, с которыми отмечала успех, или спутница убитой Инны. Сегодня будоражить при родителях тот эпизод, спровоцированный алкоголем, не хотелось, поэтому Марьяна подписала без пререканий. Другого не дано. К сожалению.
– Артем Валерьевич… – назвал следующего Комиссаров.
* * *
На обед домой Сати ездила редко, сегодня приехала, не могла не приехать. Как всегда, Леся прибежала с докладом:
– Все нормально…
– Элла обедала? – осведомилась Сати, переобуваясь в домашние туфли, никаких тапочек (особенно без задников) она не признавала.
– Отказалась, а я уговаривала. Но вы же знаете ее…
– Вот и хорошо. Зови Эллу, я ужасно хочу есть.
Столовая совмещена с кухней и разделена аркой, в которую встроен аквариум с одной-единственной рыбкой. Через панорамные окна столовую заливал яркий свет, а по утрам здесь сияло все от солнечного золота, казалось, и воздух пропитан золотым сиянием.
Большой стол не часто занимали гости, праздники были крайне редким явлением. Сати много работала, а свободные минуты тратила на различные увлечения – плавание, йога, чтение, все реже играла на пианино и гитаре, чаще валялась перед телевизором или с книгой. Дом украшали большие и маленькие растения в горшках, Сати не поручала Лесе ухаживать за ними, сама справлялась, у нее пунктик – уют в доме. Разумеется, она уделяла время и младшей сестре, это же святое, потому и примчалась пообедать – очень беспокоилась.
Элла пришла не похожая на себя, что сразу отметила Сати. Привычное ее состояние – близкое к депрессии, сейчас – улыбка и ясный взгляд. Старшая сестра поняла, в чем дело, но начала издалека:
– Ты вчера вернулась домой очень поздно, я волновалась.
– Прости, я потерялась во времени.
О, это уже худо. Леся принесла тарелки, суп – пауза пошла на пользу, Сати смогла обдумать фразы:
– Ну и где ты была? Не хочешь рассказать?
– Мы с Артемом катались…
– С Артемом…
Вероятно, Элле не понравилась интонация, с которой Сати произнесла имя Болотова-младшего, уж больно жалостливо было сказано, младшая сестра мгновенно ощетинилась:
– Тебе наверняка звонила корова и доложила, что я уехала с ним.
Но старшая не раз сталкивалась с внезапными вспышками гнева младшей и научилась быстро менять тактику. Сати положила ей на тарелку мяса и овощей (иногда паузы рассеивают возбуждение Эллы) и на спокойной ноте продолжила:
– Леся имени не знала, я сама догадалась, с кем ты. Ну? И чем вы занимались так долго?
– Зашли в бар, пили сок, кофе… я съела фруктовый салат. А потом поехали к его дому, к ним приходил следователь…
– Ты одна сидела в машине?
– Нет, он не пошел…
Не пошел, да. Потому что Элла и Артем целовались, она до сих пор чувствует жар в губах, но об этом ей не хотелось рассказывать сестре.
– У них что-то случилось, и следователь собирал всю семью. Артем не захотел меня оставлять одну, а мое присутствие там было бы лишним. Мы слушали музыку… Потом поехали в студенческое кафе, там проходила вечеринка… Артема все любят. Было весело, я танцевала.
Элла нахмурилась, опустила голову и неожиданно буркнула:
– Прости меня…
И что делать в ситуации, которую предрек Болотов-старший? Правда, до клинической стадии влюбленности дело пока не дошло, но, кажется, движется в ту сторону семимильными шагами. Сати улыбнулась, мол, простила. Кажется, Элла не заметила, что сестра не в восторге от возникшей дружбы между нею и младшим Болотовым. С другой стороны, вон и аппетит у нее появился, положительные перемены можно приписать только Артему, но все же…
– Он тебе понравился?! – спросила Сати и шутливо добавила: – Неужели младший Болотов знает, кто такой Эль Греко?
– Представь, не знает. Но хочет узнать. Раве это плохо?
Нет, с ней необходимо говорить по-взрослому:
– Элла, выслушай меня, только не сердись, ладно? Я хочу предостеречь тебя… Артем мальчик очень симпатичный, но ты видела его родителей? Они богатые, такие сильно балуют детей, которых люди называют мажорами, золотой молодежью… в негативном ключе.
– И что? А ты разве бедная?
– Смотря что понимать под словом «бедность». Все, милая, относительно: богатство и бедность, добро и зло…
– Очень сложно для меня.
– Неправда, ты понимаешь, о чем я говорю. Мне очень хочется, чтобы моя младшая сестра дружила с хорошим парнем, только я не думаю, что Артем… что он хороший.
– Почему? – набычилась Элла.
– Пойми, юноши его плана непостоянны, они меняют девушек, потому что так привыкли, так принято в их кружке. И если он порвет с тобой отношения, тебе будет больно…
Совсем не ожидала, но Элла закивала головой, стало быть, согласна с сестрой, у Сати от сердца отлегло. Ненадолго отлегло. Обе услышали звонок, переглянулись в недоумении, ведь никого не ждали, вскоре Леся внесла ясность:
– Там вчерашний пацан пришел…
– Его зовут Артем, – подлетела Элла и ринулась из столовой.
– Стой! – строго сказала Стати.
Девушка остановилась, повернулась к ней, но не дала продолжить предостережения, заверила старшую сестру:
– Мне тоже он показался не совсем правильным, но это не так. Артем другой, чем кажется, поверь. Я вчера это увидела… Ты не доверяешь мне?
Вот и все кивания! Стоило прийти Артему, Элла забыла все, что говорила сестра. Сати подошла к ней, обняла, что и было знаком доверия, любви, согласия. Сейчас самое глупое – оттолкнуть Эллу, позже она поймет опасения старшей сестры. Только бы не пришлось ей платить за ошибку здоровьем. Печально, но, наверное, каждому человеку нужно пройти через тернии, чтобы либо запутаться в колючках, либо очиститься от них.
В прихожей стоял Артем во всей «красе». На нем сильно потертая и короткая кожаная куртка – точно с помойки, видавшие-перевидавшие виды джинсы, какие-то сапоги по щиколотку… жутко неопрятный вид. Как такой парень может нравиться утонченной сестре?
– Я сейчас… – бросила Элла ему, убегая наверх. – Переоденусь.
А Сати скрестила на груди руки, облокотившись плечом о шкаф в прихожей, пару минут молчала, оценивая способность мальчика слышать, и, наконец, сделала слабую попытку достучаться до юноши:
– Артем, пожалуйста, не задерживайтесь допоздна. Во-первых, я волнуюсь, потому что моя сестра не совсем здорова…
– Я знаю, – сказал он.
– Знаешь? Что ты знаешь?
Вихрем слетела со ступенек Элла, успевшая переодеться за секунды в джинсы и свитер, чмокнула Сати в щеку и, улыбаясь, сообщила ей:
– Не переживай, он знает, что я идиотка. Пока.
– Верьте, с Эллой ничего не случится, – пообещал Артем.
А Элла тянула его к выходу, должно быть, от уединения и творчества тоже устают, тем более молоденькие девчушки. Сати опустилась на кушетку, немного подумав, достала телефон и набрала номер. Болотов ответил сразу.
– Ваш Артем… – дрожащим голосом выговорила она. – Ваш Артем… Он снова увез мою сестру… Теперь на мотоцикле!
* * *
Болотов как раз на парковке у прокуратуры отчитывал дочь, правда, негромко, чтоб их не слышали посторонние, но от этого его справедливая злость и негодование не уменьшились:
– Какого черта я столько бабок в тебя вбухал? Ты юрист или кто? Почему не взяла на себя Комиссарова? Или тебе нужны особые полномочия?
– Папа!..
– Что – папа? Я уже тридцать лет папа и, знаешь, не в восторге от своих деток. Ты даже себя защитить не захотела! Не понимаешь, что довериться в таких вещах чужим людям – это сразу выставить себя на обозрение. Представь, что начнется, если я допущу к этому делу посторонних! СМИ налетят в полном составе, появятся репортажи, что все семейство Болотовых подозревается в убийстве. Нам посвятят передачи, будут гадать на ток-шоу – кто из нас убил. Ты хочешь жить под таким прицелом? Или тебе любая слава нравится?
Марьяна кусала губы, сдерживая слезы, посему не могла привычно огрызнуться. Она не считала себя виноватой, в сущности, любой человек всегда найдет себе оправдание, каков бы ни был по тяжести проступок. Константин стоял, заложив руки в карманы брюк, опустив голову и выпятив нижнюю губу – что он хотел сказать своим видом, никто не догадывался. Если по-честному, тоже умишком старшего сына бог обидел, зато черт наделил его фанаберией. Надежда Алексеевна сидела в своем автомобиле и помалкивала, солнцезащитные очки не спрятали состояния упадка и элементарной злости. А разве кто-то бывает добрым в этих непростых обстоятельствах? Дочь она редко защищала, но сегодня виновник унижения перешел все границы, и она напомнила ему:
– Тебе не кажется, Валера, что орать следует, глядя на свое отражение в зеркале? Чью любовницу пришили? Не твою ли? Но ты всех нас вмешал в свою грязь, вымазал даже Богдашу.
– Друзья мои, не ссорьтесь, сейчас это глупо, – воззвал к разуму Богдан Петрович. – Поехали отсюда, а? Дома поговорим.
Только вымолвить успел, рядом затормозила машина Кирилла, он поздоровался. Ни слова не говоря, Марьяна прыгнула в салон его авто и… была такова. Константин понял, что сейчас Зевс-папа обрушит молнии гнева на него, сослался на занятость и укатил на своем автомобиле, то есть тоже сбежал. Болотов только руками развел:
– Ну, вот… Боня, ты видел? Они рассчитывают, что я откуплюсь! Безумцы. – В это время Надежда Алексеевна завела мотор, он кинулся к ней, схватился за нижнюю часть окна. – А ты куда? Надя! Надя, надо обсудить…
– Слышал, Комиссаров разрешил жить на даче? Я туда. Обсуждать сейчас с тобой ничего не хочу, мне противно. Позже как-нибудь.
Она тронула машину с места, Болотов не отставал:
– Надя, подожди… Скажи только, что ты хотела от Инны? Зачем ее фотографировала? Это не ты?.. Скажи, ты?..
Глядя на него, во всяком случае, ее лицо в огромных очках было повернуто к нему, Надежда Алексеевна нажала на кнопку, стекло поехало вверх, отделяя ее от мужа. Он отдернул руки. Так и не ответив ему, она газанула прочь.
Валерий Витальевич взмахнул руками и ударил себя по бедрам, он словно в западне очутился – все против него. Вернувшись к автомобилю, Болотов в бессилии опустился на водительское сиденье, рядом сел Богдаша, единственный, кто имел светлую голову в этом кошмаре.
– Валера, не раскисай, – прикрикнул на него Богдан Петрович. – Этого и добивается упырь Комиссаров.
– Но он прав, черт возьми, прав! – зарычал Болотов. – Кто-то из моей семьи…
– Валера! – прервал его друг. – Они точно так же думают о тебе.
– Обо мне?! – изумился Болотов. – Что я убил Инну?!
– Да, по версии Комиссарова. Он успешно стравливает вас, не ведись хоть ты. Надо самим искать ответ на вопрос – кто. Чтоб уж точно знать.
– Шутишь? Не возомнил ли ты себя великим сыщиком, Боня? Уволь, у меня подобных талантов не было и нет.
Посидели, помолчали. Положение патовое, Болотов не свыкся с ним, впрочем, с этим «счастьем» свыкнуться невозможно. Но он и выхода никакого не видел ни вблизи, ни в перспективе. Что ж так нелепо все сложилось? У него большая по нынешним меркам семья, о которой он заботился, обеспечивал всем необходимым и даже сверх того, а в трудную минуту вся семья дала деру. И вот он один… Да, Богдаша остался и поддерживает, как умеет, он был готов подписать договор с чертом лысым, но Комиссаров у него не взял подписку о невыезде. Боня друг с большой буквы, Валерий Витальевич зря наезжает на него.
– Богдан, скажи, – задумчиво произнес Болотов, – ты не женился из-за Нюши?
– Чего это тебе на старости лет такие вопросы в голову лезут? – вытаращился Богдан Петрович. – Некогда было… Судьба! Вот почему. Ладно, я поехал, подумаю без тебя. Ты только с мысли сбивать умеешь.
Богдаша вышел из машины, захлопнул дверцу. Совсем стало нехорошо от пустоты вокруг, от безвыходности и беспросветности. Пожалуй, только солнце давало призрачную надежду, оставляя на лице ласковые поцелуи своими теплыми губами. Подставив лицо светилу, Болотов думал – жаль, что он не поэт, у него получилось бы, как вдруг раздался звонок от Сати, у нее дрожал голос:
– Ваш Артем… Он снова увез мою сестру… Теперь на мотоцикле!
– Откуда у него мотоцикл? – озадачился Болотов.
Не хватало, чтоб еще и сын «осчастливил» папу проступком, тогда вообще труба. А сынок взбалмошный, на все способен.
– Не знаю, – нервно говорила Сати, – это же ваш сын! Он плохо влияет на мою сестру. Прошу вас, поговорите с ним… ее психика очень хрупкая…
– Боюсь, он меня не послушает.
– Но вы же отец!
М-да, слышать подобные вещи о собственном сыне тяжело, однако есть надежда, что Артем подрастет и все же поумнеет, короче, случай не смертельный. А лично у Валерия Витальевича перспектива препоганая: людей, которых засадили без вины, тьма-тьмущая, вдруг и ему предстоит обвинение, суд… эта мысль невыносима.
– Послушайте, Сати… Давайте я заеду за вами? Объединим наши тревоги и просто посидим где-нибудь, м?
Дерзкое предложение от родителя ее друга, но откажет – так откажет, тогда он будет думать, как провести остаток этого тяжелого дня.
– Посидим? – сказала Сати через паузу, видимо, не горела она желанием встречаться с Болотовым. – Хорошо. Я дома.
Выслушав адрес, он повернул ключ в зажигании.
* * *
Как ни добивался Кирилл, Марьяна не рассказала, что происходило у следователя, отделывалась междометиями типа «ой, ай, уф» и отмахивалась. Настроение у нее хуже некуда, а в такие моменты желательно оставить расспросы, иначе можно нарваться на взрыв. Кирилл предложил выпить.
– Водки, – огорошила его Марьяша.
– Ого! – хмыкнул он. – Не коньяка, а водки? Интересно, ты хоть раз пила напиток истинных мужчин?
– Когда-то надо попробовать, час икс наступил.
– Значит, все плохо, – сделал он вывод. Вообще-то, это прием, который должен был вынудить Марьяну добровольно рассказать о том, что ее так расстроило. Она оказалась верна себе:
– Отстань.
Больше он не делал попыток, а усердно исполнял обязанности водителя. Проехали два бара, слишком много там было народу, потому шумно. Садясь в машину, Кирилл посетовал:
– А говорят, плохо живем. На дорогах сплошные пробки из иномарок, в барах народу – не протолкнуться, но живем плохо.
В третьем баре, где цены были весьма не демократичны, облюбовали столик среди пышных растений, и, наконец, Марьяна плюхнулась на стул. Кирилл принес выпивку, но только ей, себе – безалкогольный коктейль и сок, она выпила залпом и… нет, не поморщилась, не закашлялась, а сказала:
– Неси еще.
Кирилл выпил апельсиновый сок и пошел за водкой к барной стойке, но оказался третьим, потому задержался. Марьяна скучала, постукивала острыми коготками по столу, решая, что да в каких красках рассказать другу Кирюше. Поделиться страсть как хотелось, ее просто распирало…
– Марьяша, ты? – услышала она, подняла голову…
– Ой, Гек! – обрадовалась знакомому молодому мужчине с внешностью жителя кавказских гор, только без акцента в речи. – Что тебя занесло сюда?
После института Гектор уехал к себе на родину, они не виделись пару лет точно. Между ними ничего не было, но дружеские отношения в студенчестве оставили друг о друге хорошую память. Он тоже был рад видеть ее, потому присел за столик, хотя пришел не один, а с компанией.
– Я приехал на свадьбу к другу, вот зашли пообщаться.
– Как дела? Чем занимаешься? Где? – засыпала его вопросами Марьяна.
– Пашу́, конечно! На госслужбе. Слежу за соблюдением законности, когда чиновники стряпают местные подзаконные акты. Я очень строгий, потому что начальник…
– А у меня фирма. Юридическая. Но папа все еще пытается руководить мною, забыв, что я уже взрослая девочка.
Пришел Кирилл, Марьяна поспешила напомнить Геку, который пристально, даже оценивающе уставился на ее спутника:
– Это Кирилл, не помнишь? Он учился в институте экономики, управления и права, а к нам забегал на вечера и мероприятия.
– Нет, не помню… Извините, меня зовут. Марьяша, проводи меня, хоть перекинемся новостями.
– С удовольствием.
Марьяна и Гектор медленно шли во второй зал, вспоминая самые яркие эпизоды, точнее, он напомнил про один, она подхватила:
– Да, было! Вам с Коленькой набили лица, а вы очень гордились синяками и безбожно хвастались…
– Марьяна, – вдруг посерьезнел он. – Ты хорошо знакома с Кириллом?
– Сто лет знаю его.
– Он не предлагал твоей фирме влиться в концерн или монополию?
– Что-то не так? – насторожилась она.
– Видишь ли, все как будто так, но…
– Но?
– Он был у нас, две фирмы уболтал вступить под патронат какой-то престижной шапки. Вступительный взнос внесли – приличные бабки, скажу тебе, юристов посылали на стажировку, тоже нехилые деньги отдали, но каждый юрист платил за себя в добровольно-принудительном порядке.
– Так что незаконно?
– В том-то и дело – не подкопаешься. Обещали горы бабла, консультации бесплатные по сложным делам, даже дела за бугром и составляли списки тех, кто владеет иностранными языками, но! Как привалило серьезное дело с уголовкой да с богатыми клиентами, два консультанта прилетели, провели все заседания, забрали гонорар и были таковы. До наших дошло, что они лохи, что идет легальный отъем дел, стало быть, и денег. Смешно, правда?
– Да, круто попались. – Марьяне не было смешно. – И это юристы!
– Понимаешь, дело в доверии. Что тебя, юриста, надует юридическая же контора – это невероятно. Так ведь и договоры составлены на пять баллов.
– Не пойму, а что Кирилл?
– Как – что! У него процентная ставка, дело его – уболтать вступить в юридическую секту, а секта тем и отличается, что главари выбивают бабки из дураков. Видишь, Марьяша, все законно, мы никого не смогли привлечь. Мошенничество? Где, в чем? Имя на баннерах чье? Центральной фирмы. Забрали дело? Сами отдали, потому что не справились, электронные письма тому подтверждение. И так во всем. Короче, свои своих наказывают за доверчивость. Ладно, я побежал, а то ребята сердятся. Папе привет передай.
То, что она обалдела, и говорить не стоит, к сегодняшней подписке о невыезде не хватало только этого позорного открытия. Получается, потенциальный жених, на которого уже благосклонно поглядывала царевна Марьяна, решил заработать на невесте. Ой, как мило. А как смешно… аж рыдать хочется.
– И папа искренне удивляется, что я не выхожу за этих козлов замуж! – ворчала Марьяна, идя к столику. Выпив рюмку, потребовала: – Еще.
– Не многовато ли будет?
– Я трезвая, как никогда. Честно. Принеси еще, а? Если тебя давит жаба, я могу дать денег.
Разве Кирилл признается, что жаба обняла его всеми четырьмя лапами? Он отправился за выпивкой, а она, выждав, когда Кирюша скроется, взяла сумочку и ушла из бара. Отойдя на приличное расстояние, по телефону вызвала такси и через шесть минут ехала к даче, где никого из родных, по идее, не должно было быть. Кроме бабушки в состоянии растения и ее сиделки. Родители наверняка предпринимают меры, чтобы снять с семьи позорное клеймо подозреваемых, значит, находятся дома. Пожалуй, впервые в жизни она задумалась, что собой представляет, кто с ней рядом и чего на самом деле она хочет. Главное, Марьяна не знала ответа ни на один из этих вопросов, ни на один. А думать хорошо там, где никто не помешает.
