10
Пока все спали…
Звонок разбудил Болотова ни свет ни заря. Он не вставал с постели, решив так: позвонят и перестанут. Вчера приехал домой поздно и сразу завалился спать. Сати скрасила ужасный день, сначала они гуляли в парке – в том самом, где нашли полумертвую тещу, много говорили. С этой удивительной женщиной можно и молчать часами, как было в «Трактире». Одно ее присутствие успокаивает, как таблетка, умиротворяет, настраивает на позитив, хотя Сати ничего для этого не делает. Просто она есть, и этого достаточно. Валерий Витальевич собирался сказать Константину, что если сын упустит ее, будет полным кретином. Да, так и скажет: мол, не будь амебой, тебе нужна Сати, чтоб ты тянулся за ней, рос, преодолевая свою никчемность, а не стоял на месте, словно камень, который мхом обрастает.
Однако пронзительный звук звонка чуть не взорвал мозг, надо бы заменить дурацкую сирену на что-нибудь певучее. Интересно, кто же рвется в его дом с утра да с таким упорством? А вдруг полиция? Арестовывать приехали? Болотов подскочил, словно кипятком ошпаренный…
А это Богдаша! Ворвался в прихожую, машинально пожал руку и зашагал на кухню, безбожно топая. Болотов посмотрел на часы, висевшие в прихожей, и присвистнул – 8 утра. А лег он где-то в два: пока доехали из «Трактира» в город, пока отвез Сати, потом приехал домой…
Что-то упало. Богдаша чертыхнулся – явно этот гномик размером с танк что-то сломал. Болотов помчался к нему, ругаясь шепотом:
– Потише ты! Дети спят.
Валерий Витальевич прав: Богдаша ведь напролом ходит, ну и задел плохо прикрытую дверцу встроенного шкафа в коридоре, выпал пакет с вещами любимой тещи, но это ерунда. А вот дверца теперь болталась на одной петле, Болотов проворчал недовольно, поправляя дверцу, о которую теперь все будут спотыкаться:
– Вечно ты ломаешь мебель в моем доме. Детский, блин, врач. И кто тебе детей доверяет?
– Ты, например, – парировал тот. – Забыл? Я всех твоих детей лечил. И тебя в том числе, и твою тещу… Пошли чаю выпьем, я кое-что надумал.
На кухне Болотов поставил на плиту чайник, а Богдаша машинально захватил тряпичную куклу, выпавшую из пакета. Обнаружив игрушку в своей руке, бросил на стол.
– Итак, – сказал, – есть некоторые детали в убийстве Инны, которые нужно прояснить. И если мы их проясним, то, вполне вероятно, выйдем на убийцу.
Болотов мгновенно освободился от сонливости, ведь все, что касалось Инны, было делом первейшей важности. Запахнув халат и завязав пояс, он уселся на стул и приготовился слушать, но толстый Богдаша готовил полноценный завтрак! Бутерброды! Ему бы только пожрать!
– Я слушаю! – напомнил Болотов, что, кроме еды, есть еще он.
– Первое, – указал на него ножом в сливочном масле Богдаша. – Инна впустила убийцу в квартиру, так? Скажи, ты же хорошо ее знаешь, впустила бы она человека, которого боится, тем более поздно вечером?
– Думаю, нет… Никто не пустил бы.
– Значит, она не боялась убийцу. К тому же в это время ждала тебя. Но вот кто-то звонит в дверь. Незнакомого человека Инна тоже не впустила бы в дом, правильно? Значит, она знала убийцу, то есть была с ним знакома и не ожидала нападения, так? Ну, скажи, так?
– Так, – кивнул Валерий Витальевич, но ему выводы друга ничего не говорили. – И что?
– Переходим ко второму пункту. В квартире не было совершено кражи, ты сам утверждал…
– Но я же оговорился! – напомнил ему Болотов. – Она могла что-то хранить без моего ведома.
– В этом случае убийца сделал бы обыск, – возразил Богдан Петрович. – Если б он пришел за вещью, за которую позволил себе убить человека, то вещь эта не лежала бы на виду. Пришлось бы искать ее, а следов поиска не было.
– Не понимаю, к чему ты клонишь.
Богдан Петрович налил чаю себе и Болотову, поставил на стол тарелку с бутербродами, нарезал лимон. Валерий Витальевич не подгонял его, видел, что друг формирует мысли. А может, что-то другое заставляло держать паузу. Наконец он сел и, размешивая ложечкой сахар в чае, произнес:
– Ну, как одна из версий, только не шуми, лады? Убийство Инны может быть местью, просто другие версии пока неубедительные. А мстить кто ей мог?..
Он посмотрел на Валерия Витальевича из-под насупленных бровей. А тому не понравилась версия друга, очень не понравилась, Болотов понял намек и не принял его:
– Но почему ты так думаешь?
– Потому что есть сообщение, отправленное Инне в 17.20 в субботу. Мы все были на даче. Давай вспоминать, что мы делали в это время, где был твой мобильник.
Валерий Витальевич потер подбородок, потом затылок – массаж не помог, впрочем, его движения были механическими, бессознательными. Он запаниковал, серьезно запаниковал:
– Ты считаешь… кто-то из моей семьи?
– Ну, так считает помимо меня логика, Валера. Давай считать вместе. Кирилла исключаем сразу, зачем ему убивать Инну? У него нет мотива, ни тайного, ни явного. Исключаем Сати и Эллу, девочки вообще новички в нашем кружке. Тебя… Ну, это не ты, я не сомневаюсь. Меня исключаем…
– Почему? – встрепенулся Богданов, ехидно прищурившись. – Да ты ради Надьки…
– Не-а, не убью. – Богдан Петрович даже не оскорбился, он остался на абсолютном эмоциональном нуле. – Я уважаю ее выбор. Иначе, Валера, давно бы тебя грохнул, свинью эдакую. Именно ради нее. Так что, друг Валера, у меня нет мотива. Кто остается в итоге?
– Надя и дети, – нахмурился Болотов.
Сама мысль, что он вырастил убийцу, угнетала не хуже собственной вины, а он, бесспорно, виноват. Но какие б обстоятельства ни были, убивать… разве это решение проблемы? Надо быть исчадьем ада, тупым дегенератом, чтобы решиться на такое. Кажется, любому здравомыслящему человеку это ясно, как дважды два – четыре. Богдан Петрович примерно догадался, о чем думает друг, он часто догадывался, своим ясновидением жутко раздражал Болотова:
– Знаешь, мне тоже не хочется, чтоб это был кто-то из них, но мы должны точно вычислить убийцу, и раньше Комиссарова.
– Ну вычислим и что? Что потом?
– Попытаемся защитить всеми доступными методами. Инне уже не поможешь, а смерть ее была, может быть, досадной случайностью. Это еще одна моя версия.
Эта идея Валерию Витальевичу пришлась по душе, но верил он в нее слабо, так как «случайность» тоже наказывается судом не хило. Но может, он не все «случайности» знает?
– Что ты называешь досадной случайностью? – спросил.
– Например, состояние аффекта. Или кому-то хотелось напугать Инну, чтоб она отстала от тебя, а вышло… по неосторожности… глупо.
Ничего нового, к сожалению, Болотов не узнал. Щадящая версия – аффект? Только вот доказать, что преступление совершено в состоянии аффекта, так же сложно, как и теорему Ферма. Болотов не мог смириться с мыслью, что кто-то из его семьи…
– А посторонний не мог убить Инну?
– Нет, – уверенно сказал Богдаша. – Ты забыл про эсэмэску?
– А, да, да… – закивал Валерий Витальевич.
Дальнейшим рассуждениям помешал сонный Артем, он вошел в одних трусах, взял бутерброд, запустил в него зубы, промямлив:
– Блин, вы че кричите?
– А умыться не надо? – занялся воспитанием Болотов, правда, поздновато. – В ванную сначала топай.
– Иду… – Но мальчик заметил на столе тряпичную куклу, взял ее, повертел. – Ой, бабушкина куколка-инвалид…
И кинул ее назад. Если Богдашу кукла не заинтересовала, то Болотов, напротив, заострил на самодельной игрушке внимание:
– Постой. Говоришь, бабушкина кукла? Что ты про нее знаешь?
– Ну, мне эта кукла часто попадалась, – начал, зевая, Артем, – видел раза три-четыре, как бабушка сидела и смотрела на нее. Как зомбак, не двигаясь. А когда я заходил в комнату, она почему-то прятала ее… быстро-быстро, будто украденную. Один раз плакала над ней… Чес-слово! Может, это фетиш, которому рассказывают свои печальки? А однажды я вышел из комнаты бабушки и решил подсмотреть, что она будет делать со спрятанной куколкой. Вытащила ее из-под подушки, завернула в газету и спрятала на дно сумки, но перед этим вытрясла все, а потом на куклу положила. Я так понял, она прятала эту игрушку… Пф, кому она нужна… Па, может, бабуля в ней хранит золото-бриллианты? Ты посмотри, посмотри… Я щупал, когда она не видела. Иногда бабушка носила куклу в кармане своего дурацкого пальто, я достал… но ничего твердого не нащупал.
Болотов задумался, а Богдан Петрович пристал к мальчику:
– Дитя, скажи, какого черта ты разбил стекла в машине Инны? Только не говори, что следователь лжет, ладно?
Дитя не чувствовало вины за собой, доедая бутерброд, ответило:
– Разозлился. Потому что в субботу узнал, будто наш папа… и что от этого у нас дома проблемы. Маму жалко.
– Ну, ну? Как ты это сделал?
– Утром поехал к дому Инки и ждал, должна же она была появиться? Не пришлось долго ждать, она выехала со двора и остановилась, чтобы на проезжую часть заехать. Я воспользовался остановкой и разбил железным прутом стекла – лобовое, потом заднее. И уехал. Очень сожалею…
На манер шута Артем повесил голову, ничуть не сожалея о своем поступке. Папа качал головой, приговаривая:
– Ой, дурак… Нет, ты идиот. Тебя видели, теперь ты подозреваешься в убийстве.
– Как и ты, папа, – ничуть не расстроился юноша.
– А от кого ты узнал, что Инна… м? – спросил Богдан Петрович.
– Любовница папы? (Беднягу папу перекосило.) Пф! От Марьяны. Она поссорилась с мамой на даче, я был свидетелем, тогда же и рассказала мне.
– А в какое время была ссора? – хотел уточнить Богдан Петрович.
– Когда гости разъехались. Все вопросы? Хочу в душ.
– Откуда у тебя мотоцикл? – вспомнил папа.
– Ха! Шел-шел и нашел. А может, купил.
– Интересно, на что?
– Заработал.
– Интересно, где заработал?
– Наркоту распространял.
– Артем! – ударил ладонью по столу Болотов, изобразив гнев, но сын не испугался.
– Что? – усмехнулся мальчик и, не щадя папу, преподал ему урок: – Ты же ничего хорошего не подумал. Я и ответил так, как ты предполагал. Между прочим, я чей сын, твой? Надеюсь, в этом ты не сомневаешься? Если отец ведет подпольную жизнь и делает то, чего нельзя, но ему очень хочется, то почему сын не должен брать с него пример? А, папа?
И гордо удалился в ванную. Богдан Петрович затрясся от смеха, глядя, как Болотов пыхтит. Но что родитель мог противопоставить им обоим? Чем оправдаться? Однако неприятно, когда тебя высмеивают, Валерий Витальевич передразнил хохочущего Богдашу:
– Ха-ха-ха…
– Чудак, чего ж ты злишься? На себя злись, дружище. Если дети наказание, то заслуженное. Но каков Артемка… Не ожидал, честное слово, не ожидал. Ладно, утешу тебя: Артем к убийству Инны не имеет отношения.
– Завидую твоей уверенности, – буркнул Болотов.
Валерий Витальевич не рассчитывал, что добряк Богдаша после этой фразы разозлится. Кстати, когда он злился, а случалось это редко, то становился похож на комедийного персонажа из глупой сказки. Правда, сейчас Болотову не пришло в голову потешаться над другом, он просто его слушал, обхватив голову руками:
– Может, назовешь, кто уверен в тебе? Неужели это была Инна? Ты бессовестно использовал ее, обещая горы счастья и звезды с неба, а сам обманывал девочку. Поэтому она требовала ясности. Ты хоть раз задумался – почему ее убили? Кому помешала эта девочка? А убили, Валерик, наверняка из-за тебя, в этом ты отдаешь себе отчет? Обиделся на сына? Но ты же его оскорбил. Почему разговариваешь с ним свысока и так, будто он заранее виноват? Мальчик уже вырос, у него сложился характер, есть принципы – что ты об этом знаешь, папаша? К сожалению, с воспитанием ты не только опоздал, но никогда им не занимался. Не вложил ни капли своей души, а хочешь подчинения и почитания. Нет, дружище, получай теперь сдачу.
Неделей раньше Болотов разругался бы с Богдашей в пух и прах, возможно, навсегда, но что толку сейчас от ругани?
– Слушай, Боня, отставь свои обвинительные речи на потом. Что сейчас будем делать?
– Константин где?
– Спит, наверное, в своей комнате.
– Буди. Про его подвиги нам ничего не известно, кроме того, что Костик переспал с твоей Инной. И, думаю, не единожды. Но раз без споров подписал у следователя бумагу, есть за ним какой-то более серьезный грешок. Комиссаров этот грешок знает, мы – нет, а должны. И свою любимую Марьяну давай сюда тащи, у меня к ней есть пара вопросов.
Ни Константина, ни Марьяны не было в их комнатах, дети не ночевали дома. Имеют право, взрослые. Богдан Петрович принял решение срочно встретиться с Надюшей. И Болотов согласился безропотно, внезапно он приобрел одну золотую способность: подчиняться, а привык командовать везде и всюду. Жизнь меняет людей. Они торопились, ведь Надя работает, могли не застать ее.
* * *
При подъезде к даче у обоих вытянулись лица. Что такое? Две полицейские машины – одна легковая, вторая автозак. Еще два автомобиля стояли за полицейскими. Но самое жуткое, отчего у Болотова пробежал мороз по коже, – двое парней в камуфляже с автоматами на плече о чем-то весело болтали у автозака.
– Пока мы спали, что-то произошло, – забеспокоился и Богдаша.
Болотов не произнес ни слова, резко затормозил и выскочил из машины, не захлопнув дверцу. Во дворе столкнулся с женой… в наручниках! Нет, вдуматься: Нюша в наручниках! Ее сопровождал Комиссаров и пара мужчин в штатском.
– Что?.. Что?.. – заклинило Болотова на одном слове.
Так как Надя отвернулась от мужа, вперед вышел следователь, протирая очечки, он и донес до сведения мужа:
– Ваша жена, Надежда Алексеевна Болотова, задержана по подозрению в убийстве Инны Лопатиной. Ордер на задержание вот…
Что Болотов мог прочесть, когда в его глазах потемнело? На выручку пришел Богдан Петрович, взял лист он и читал, шевеля губами, чтоб не пропустить ни слова, точнее, искал ошибку. Хоть малюсенькую, чтобы придраться и в чем-нибудь обвинить следака, затем добиться освобождения Нюши. Но тщетно. Наверное, эти бумажки составляются заранее, продуманы от и до, а когда надо, ставится только подпись. Худо. Богдан Петрович не нашел, за что зацепиться, но у него был вопрос к следователю:
– На основании чего арест? Я, простите, из этой бумажки… пардон, ордера ни черта не понял. Что случилось за ночь?
– Найдены новые улики, – ответил Комиссаров.
Давно у Богдана Петровича не появлялось желания врезать по физиономии. Появилось! Ух, как врезал бы по наглой роже Комиссарова, похожей на змея, крысу и гиену одновременно. Он скрестил на груди руки, чтобы те сами по себе не пустились в драку, и осведомился:
– Какие улики? Можно узнать?
Ух, с каким садистским удовольствием (так виделось Богдану Петровичу) Комиссаров рассказал:
– Пусть Надежда Алексеевна объяснит, как ее отпечатки пальцев очутились в доме Лопатиной, если она о ней ничего не знала до первой нашей беседы в доме Болотовых. Правда, странно?
– Ага, вон почему вы брали отпечатки. А… Надежда Алексеевна не объяснила?
– Нет, – развел ручонками Комиссаров. – Отказывается дать показания. Удивительное упрямство. Вы бы помогли следствию установить контакт с задержанной.
И вздохнул так протяжно и с таким сожалением, будто его действия – вынужденная мера, он всего лишь исполнитель закона. Короче, хамелеон.
– Надя… – обратился к ней Богдаша, но осекся, так как понял, что она не даст и ему никаких объяснений.
Это было потрясением и для друга семьи, и для Болотова: Надя – убийца! Что ж, мотив у нее убедительный, отпечатки оставила…
– Есть еще свидетели, – якобы только сейчас припомнил Комиссаров, – которые видели, как Надежда Алексеевна выходила из подъезда Лопатиной в 22.15. Двое молодых людей, живущие в этом же доме, сидели под грибком, как раз напротив, а освещение у подъезда отличное. Повторюсь: внешность у Надежды Алексеевны очень яркая.
Это был удар ниже пояса. Ситуация безнадежная, впрочем, Нюша своим молчанием фактически призналась. Но Богдаша не терял надежды:
– Извините, Лев Демидович, а почему вчера не сказали, что есть свидетели?
– Потому что они появились вчера вечером. Да. Когда оперативники продолжили опрос всего дома, а до этого мы опросили жителей подъезда, кстати, не всех, некоторых не застали. Я хотел бы знать… а где Марьяна Валерьевна? Поговорить хочу и с ней.
– Я же сказала вам, что ее здесь нет, – наконец подала грозный голос Надежда Алексеевна, сдвинув брови.
– Ой… – стукнул себя Комиссаров по лбу кулаком. – Чуть не забыл! У нас же ордер на обыск вашего загородного дома. Ребята, приступайте…
Марьяна пряталась за шторой, выглядывая одним глазком во двор. Конечно, все слышала, окна-то открыты, потому что сегодня очень тепло, солнечно. Услышав про обыск, она ринулась вниз. Пора просто-напросто делать ноги, иначе ей тоже наденут наручники. Но господа вояки уже вошли в дом, теперь бежать следовало только через кухню, окна которой выходят на заднюю часть дома. Там небольшой огород, поросший бурьяном, а дальше ограда, за ней – склон с заросшими уступами. Марьяна метнулась в кухню.
Открывала она окно, жутко нервничая, от неосторожных и резких движений поранила палец, но это ерунда. Марьяна выпрыгнула в окно, добежала до ограды… а она высокая.
– Ну, папочка… настроил здесь… заборов…
Да, ограда из железных прутьев, крепления есть и посередине, и внизу, и вверху, только Марьяна никогда не упражнялась в лазании по препятствиям.
– Кажется, это она…
Услышала и кинулась на ограду, как древние варвары кидались на крепостные стены. С перепугу взяла ее приступом. А вот потом соскользнули ноги, девушка упала на кусты с той стороны. Как же стало больно – ветки поцарапали лицо, шею, руки. Чуть не взвыла.
В этот момент из окна выпрыгнули двое. Кажется, началась погоня. От одной мысли, что ее настигнут здоровенные мужики, скрутят, наденут наручники… Марьяна забыла о боли, подскочила, вырвала волосы, зацепившиеся за куст. Каждую пядь земли здесь она знала с детства, потому рванула чуть в сторону – там сразу овраг, прыгнула вниз, еще прыгнула на уступ…
И вдруг чья-то тяжелая лапа легла на рот, вторая лапа обхватила ее под грудью, некто поволок девушку в заросли орешника, а за орешником – выемка в земле, эдакая ниша со свисающими корнями. Марьяна не сдавалась, изо всех возможных сил вырывалась… И тут у самого уха раздалось яростное мужское рычание:
– Не дергайся, дура! Или хочешь к ним в лапы? Ну, тогда иди.
Он ослабил хватку, теперь Марьяна спокойно могла вырваться. Безусловно, ни в чьи лапы попасть она не желала. И силы тоже не бесконечны, девушка повисла на руке незнамо кого. Одним движением на себя он принудил ее сесть, фактически лечь на него, и шепнул:
– Замри и не дыши.
Заросли орешника густые, а то, что за ними есть некоторое подобное ниши, мало кому известно. Дальше орешника по склону – кустарники, деревья, в рост человека растительность, начиная от крапивы и кончая пижмой. А еще ниже – ручеек, который огибает дачный поселок, превращаясь в приличный по ширине ручей. По шуму Марьяна определила, что вояки пробежали мимо орешника – ой, какое счастье, не нашли ведь! Вообще-то, следовало дождаться их возвращения, только тогда радоваться.
Но кто помог ей? Любопытство раздирало Марьяну, а повернуть голову, чтобы посмотреть, не посмела. Ноги в джинсах и кроссовках видела – лежала-то между ними, спиной – на животе и груди человека, продолжавшего закрывать ей рот и с силой удерживать, обхватив под грудью. Ноги длинные, значит, товарищ высокий. Руки сильные – явно рабочие, имеющие дело с кирпичами, железными трубами или даже с отбойным молотком. Ну и все.
Помощь свалилась как снег на голову, Марьяна понимала, что неспроста. Этот человек здесь прятался, разве не подозрительно? Кто он? Зачем он здесь? А вдруг маньяк?
В то же время Богдан Петрович отошел от группы с арестованной Нюшей подальше и сделал вызов. Как только Артем подал голос, он заговорил быстро:
– Артюша, собери свои вещи и шнуром ко мне. Ключ не забудь.
– Не забуду, конечно.
– Обязательно надень шлем с забралом, который я подарил, не снимай его, пока не зайдешь в квартиру. Мотоцикл поставь в гараж, ты знаешь, где ключи. И сиди у меня, не высовываясь даже в окно. Ты понял?
– Да, дядя Богдан. А что случилось?
– Позже. Жди меня.
– Это надолго? Много вещей брать?
– Не знаю. Бери побольше. Все. До встречи.
Прогулочным шагом он вернулся к группе Комиссарова, который не преминул поинтересоваться:
– Кому звонили, Богдан Петрович?
– Я врач, – мрачно набычившись, сказал тот. – Я не вышел сегодня на работу, а там пациенты. Маленькие. Как полагаете, должен я предупредить, что у меня обстоятельства?
– Кто же вам мешает выйти на работу?
– Вы. Да, вы. Устроили тут охоту на людей.
– Я бы на вашем месте не был так категоричен.
– Позвольте мне самому решать о степени моей категоричности, – отрезал Богдан Петрович, побагровев.
Болотов, став сзади, тихонько посоветовал ему не спорить, Богдаша отошел к беседке и сел на ступеньку. В это время вернулись полицейские с плохими новостями для следователя и хорошими для двух друзей:
– Убежала.
– Ну, убежала так убежала, – вытирая костяшкой пальца уголки губ, сказал Комиссаров, а сам ведь рассчитывал совсем на другой результат. – Найдем. А не найдем, объявим в розыск. И тогда положение Марьяны Валерьевны ухудшится, она же будет числиться в бегах.
Последнюю фразу он адресовал Болотову, потом дал команду загружаться. А рожа-то довольная… Богдан Петрович в сердцах сплюнул в сторону. Надежду Алексеевну повели к машине, расстроенный муж кинулся за ней с глупыми для его статуса вопросами:
– Нюша, мне ты можешь сказать правду? Я должен знать. Это ты? Почему молчишь? Ну хоть знак подай…
– Катись к черту, – огрызнулась жена, залезая в каталажку.
Грубо. Но сдачу беспутный муж получил по праву. На дороге взметнулась пыль от колес автомобилей, в клубах которой играло осеннее солнце желтого цвета, словно желток яйца. Валерий Витальевич вернулся во двор, сел рядом с Богданом на ступеньку беседки, честно сказать, чувствовал себя он прескверно.
– Меня как помоями облили, – вздохнул.
– Помоями тебя обеспечат СМИ, если не подсуетимся, – вяло вымолвил Богдаша, арест Надюши его выбил из седла.
– Бесполезно. С этим… комиссаром хреновым нам не совладать. Он на коне! И всегда впереди. Мы не успеваем за ним…
– Еще у него армия пацанов, которые делают черную работу, и техническое оснащение. Отпечатки, отпечатки… Значит, Нюша была у Инны.
– А если следователь солгал? (Богдаша одарил его таким неуважительным взглядом, что продолжать заявленную тему расхотелось.) Я просто предположил.
– Этот хренов комиссар умный, гад. Заметил, как работает? Накатами. Беседует, потом делает ход. Успокаивает, потом ставит людей в стрессовые ситуации, чтобы сломать их. Вот садюга! – Богдан Петрович встал на ноги, осмотрелся. – Куда Марьяна делась? Спрятать бы ее надо. Ждем полчаса, может, придет. А пока проведаю твою тещу.
Сиделка, женщина лет пятидесяти, крупная и навскидку сильная физически, вязала в кресле, а Вера Ефимовна полулежала на подушках, устремив бессмысленный взгляд куда-то вдаль. Изменилась она кардинально – постарела лет на сто, осунулась, хотя никогда не была полнотелой. Глубоко в глазницы запали глаза, но при всем при том именно глаза и в бессмысленном состоянии остались живыми окошками в потайной мир человека, который застрял на переходе в другое измерение. Богдан Петрович присел на край кровати, взял старушку за руку, улыбнулся:
– Здравствуйте, Вера Ефимовна. А вы молодцом…
Своими чувствительными пальцами доктора, имеющего дело с хрупкими и нежными представителями человечества, он ощутил под тонкой кожицей ровное вздрагивание жилки.
– Ну, все хорошо, сердечко бьется ровненько, – заверил Богдан Петрович пожилую женщину, хотя она не спрашивала и не спросит, каково ее состояние. – Скоро начнете ходить. Потихоньку. Может, вам чего-нибудь хочется? Нет? В следующий раз приеду, мы с вами по рюмашке коньячку хлопнем. Угу?
Ее страсть к воровству выпивки знали все в доме, Богдан Петрович – само собой, он не раз успокаивал гневливого Болотова, мол, благодари, что старушка хотя бы не доливает водой украденную часть. Однако сейчас она не обрадовалась предстоящему кутежу, ей все равно. Какая жалость, ведь возраст позволяет пожить еще немного на грешной, но такой любимой земле.
– Ой, чуть не забыл. Мы вашу куколку нашли. Тряпичную. На ней такое платьице… в горошек и оборочки. Помните? В следующий раз захвачу…
Жилка под кожей Веры Ефимовны задергалась в конвульсиях, что порадовало доктора: значит, не овощ старушка, она слышит, только пока не способна управлять собой.
– Не волнуйтесь так, я обязательно привезу ваш талисман. Кто знает, возможно, старая кукла поможет вам восстановиться. До свидания.
Вернувшись к Болотову, Богдан Петрович решил и его порадовать хоть одной положительной новостью:
– А знаешь, Валера, у твоей любимой тещи положительные сдвиги есть. Пока только реакция сердца на мою фразу – пульс участился, но это прогресс.
– Скорей бы, – заворчал тот, не выказав радости. Но у Валеры куча проблем, его понять как раз можно и нужно. – А то лежит живой труп, при этом стоит кучу денег.
Марьяна не вернулась в загородный дом Болотовых, мужчины решили, что она выбралась другим путем, потому со спокойной совестью уехали в город.
