14
Надежда
Надежду Болотову привели к адвокату Чекину, который поднялся со своего места навстречу задержанной. С повышенным интересом он всматривался в уставшее и все же красивое лицо женщины, попавшей в переплет, всматривался, потому что за нее предстояло биться ему. Тут главное – поймать импульс подзащитной, чтобы с первой фазы общения установить контакт и вызвать доверие. Болотова Надежда была на энергетическом нуле, такого человека трудно расшевелить даже ради него самого.
– Здравствуйте, Надежда Алексеевна, – сказал он, приглашая ее присесть жестом. – Я ваш адвокат – Чекин Ярослав Петрович.
Чувствовала себя Надежда Алексеевна отвратно, как полудохлая птица в ржавой клетке. Лишь мельком она взглянула на молодого человека лет тридцати с маленьким хвостиком, он не впечатлил ее, она села на стул и опустила глаза. Он удручающе молод, а у молодости не бывает опыта. Не понравился он и тонкими чертами интеллигента, выдающего неспособность не то что кого-то защитить, а и свое собственное «я» отстоять. Наблюдая из-под приспущенных ресниц, с какой уверенностью он открыл папку и перебирал бумаги, она поняла, что молодой человек еще и самоуверенный, уж очень выверенные у него движения, точные, а самоуверенность в ее представлении большой недостаток. Нет, от этого мальчика ждать помощи глупо, но самое интересное – ей не нужна помощь.
– Надежда Алексеевна, – достаточно мягко, что нетипично для представителей данной профессии (значит, она не ошиблась на его счет), начал он, – если вы согласны, чтобы я отстаивал ваши интересы, подпишите вот здесь…
– Вообще-то, я не просила адвоката.
– Знаю. Но вам все равно предоставят защиту. Бесплатного адвоката, так положено. Не думаю, что это будет удачная идея в вашем положении. Богдан Петрович просил передать вам…
– При чем здесь Богдан Петрович?
Она вскинула глаза на него, а в них – не столько недоумение замерло, сколько протест сверкал, как галогенные лампы. Еще чуть-чуть, и Болотова откажется от адвокатской помощи, следовало давить на нее, как советовал клиент, что и сделал Чекин, взяв более жесткий тон и не давая ей вставить слова:
– Богдан Петрович нанял меня и, повторяю, просил передать вам, чтобы вы доверяли мне, как ему. Он считает, нет, он абсолютно уверен, что вы не виновны в смерти Лопатиной Инны. Я ознакомился с материалами дела, а также меня ввел в курс Богдан Петрович, положение очень непростое, а вы не хотите давать показания. Почему?
– Богдаша… – задумчиво произнесла Надежда Алексеевна. – А что же мой муж? Он принимает участие в моем «очень непростом положении»?
– Я еще не беседовал с ним. Так как, Надежда Алексеевна? Начнем работать? Да! Простите, я совсем забыл… Вот… Богдан Петрович передал. – Чекин поставил рядом с ее стулом два больших пакета. – В одном спортивный костюм, кроссовки, теплые носки, белье для вас, во втором разрешенные продукты.
Она только заглянула в пакеты, потом закусила губу, сдерживая слезы, но они покатились по щекам, оставляя мокрые дорожки. Надежда Алексеевна отвернула лицо в сторону, не всхлипывала, но со щек слезы смахивала дрожащими пальцами, проглатывая комки, перекрывавшие горло. Чекин выжидал, думая, как вовремя он отдал пакеты этой измученной женщине, которую явно все бросили, кроме друга семьи.
Ярослав Чекин позавидовал ей, ведь иметь друга, который не отвернется в самый тяжелый период, – это истинное богатство, несопоставимое ни с чем. Власть и деньги люди теряют, тому примеров много, кто же способен поддержать в тяжелый час? Этой женщине повезло, у нее есть крепкая стена в лице Богдана Петровича, зря она плачет. С другой стороны, слезы размягчают, подтопляют лед, сковывающий душу. Впрочем, это делает доброта, а слезы, может быть, ответная благодарность на нее.
– В пакете с вещами есть салфетки, сверху лежат, – подсказал Чекин, она поспешно их достала. – Итак, Надежда Алексеевна, что произошло в ту ночь? Можете говорить смело, здесь нет прослушки. Почему вы пришли к Лопатиной?
– Намеревалась предложить ей денег, чтоб она оставила моего мужа. Вы не представляете, как стыдно и гадко, когда знаешь, что твой муж предал тебя, детей… Сейчас я этого не сделала бы… нет, никогда.
– Сообщение с номера мужа ей вы отправили?
– Было бы глупо это отрицать.
– Дальше как разворачивались события?
– Я пришла к Лопатиной, несколько раз звонила, но что-то случилось со звонком… Потом заметила, что дверь открыта, и вошла. В квартире было темно, но я увидела свет и пошла на него… Пришла в кухню… а там… там Инна… она лежала на полу в крови… и… и была мертвой… Я уже ничем не могла ей помочь… в общем, я убежала.
– Все?
За этим «все» она уловила невысказанное подозрение, что ее рассказ сильно урезанный. Надежда Алексеевна выпрямила спину, приподняла подбородок и уверенно, чтобы не возникло ни тени сомнения, сказала:
– Все.
– В квартире Лопатиной обнаружены не только ваши отпечатки, но и вашей дочери Марьяны. Есть свидетели, которые видели ее в ту ночь с очень небольшой разницей между вами во времени. Судя по этой незначительной разнице, вы не могли не встретиться с Марьяной либо в подъезде Лопатиной, либо… в ее квартире.
Внезапно Надежда Алексеевна изменилась в лице, она заметно побледнела и забросала адвоката вопросами:
– Марьяна? Что с ней? Где она? Ее задержали?
– Тихо, тихо! Успокойтесь. Вашу дочь не нашли, она исчезла. (Болотова заметно расслабилась, обмякла, тем самым продала себя.) Надежда Алексеевна, учтите, в суде вам будут задавать те же вопросы, вас будет подлавливать обвинитель, чай, не дураки работают в прокуратуре. Они быстро вычислят вас и поймут, что вы покрываете дочь. А также поймут, что когда вы пришли, Марьяна уже была там. Ведь так? Это она убила любовницу вашего мужа?
– Нет! – взревела она. – Все было не так.
– А как?!
Небольшая пауза – и Надежда Алексеевна повернула диалог совсем в другое русло:
– Я дам признательные показания, что на моей совести убийство Лопатиной. От ревности. Да, я взбесилась, когда узнала, что мой муж – негодяй и подонок, решила устранить проблему, уничтожив его любовницу. Не убивать же мужа, хотя именно это мне и хотелось сделать. Но он отец моих детей…
Не на того напала. Чекин как будто готов был к такому повороту, чувствовал за собой силу, потому в отличие от Надежды Алексеевны оставался спокойным и рассудительным:
– А я докажу, что это сделали не вы! Должен предупредить: за дачу ложных показаний, а также если вы введете следствие и суд в заблуждение…
– Я не подписала, что согласна на вашу защиту! – нашла козырь она.
– Существует масса способов обойти это ерундовое правило. Скажу больше, вашего сына Константина тоже видели там. В тот же час и те же минуты. Вам троим немного не повезло. Уважаемая Надежда Алексеевна, если следователь постарается, а в его старании никто не сомневается, вам и вашим детям могут приклеить групповщину! То есть убийство по предварительному сговору! А это совсем другие статьи, очень тяжелые статьи. Давайте вместе попытаемся выпутаться из этой плохой истории?
Она на минуту застыла, было ощущение, что Надежда Алексеевна проглотила кусочек отравы, а потом неожиданно брякнулась на пол. В сердцах Чекин взмахнул руками:
– Ну вот! А говорит – убила. Убийцы в обморок не падают.
Запись прервалась. Богдан Петрович занервничал, схватил со стола диктофон, стал нажимать на кнопочки, Чекин остудил его порыв:
– Не старайтесь, это конец записи. Батарея села.
Предварительно наглухо закрыв дверь, они слушали запись в кабинете, хозяин сидел за письменным столом, гость – напротив него. Вот и объяснение – почему Константин сбежал, да и Марьяна до сих пор неизвестно где. Столько всего выяснилось, а ни черта не ясно. Разумеется, Богдана Петровича интересовало:
– Как Надя?
– Да все нормально, – заверил адвокат. – В чувство привели, таблетки выдали, в изолятор перевели, там ей будет комфортней. Даже психологически легче переносить тюремный быт не в камере.
– А еще поговорить с ней удалось?
– Нет, конечно. Выводы я кое-какие сделал, но они ничем не подкреплены, потому серьезной основой для защиты быть не могут.
– А что за выводы? – заинтересовался Богдан Петрович.
– Они все там были, все трое: Надежда Алексеевна, Марьяна и Константин. В одно и то же время. Но что произошло в квартире Лопатиной, кто из них убил – этого никто не знает. А мать есть мать, она готова защищать и выгораживать своих детей в любом случае, даже самоотверженно брать на себя вину. И второе… Лично мне понятно, что о групповом сговоре речь не может идти…
– Конечно! – воскликнул Богдан Петрович. – А что, так и выглядит? Неужели групповщину шьют?
– Пока Комиссаров этого не говорит, но скажет. Фишки он обычно оставляет на финал, чтоб всех сразу скосить.
– А вы? Что вы думаете, как было дело?
– Понимаете, очень странно, что Надежда Алексеевна и ее дети оказались в квартире Лопатиной в одно и то же время. Мне кажется, их всех кто-то собрал там.
– То есть никто из них не виноват в смерти Инны?
– Я бы это не рискнул утверждать. Но каким-то образом они все собрались в ее квартире в одно время – потрясающе подлая ситуация. Короче, я буду трясти операторов связи. Раз Надежда Алексеевна отправила эсэмэску Инне, то почему Марьяна и Константин не могли получить такую же эсэмэску?
– Логично, – согласился Богдан Петрович. – Но от кого? От Нади? Зачем ей было собирать детей у Инны?
– Понятия не имею. Сотовой связью займусь немедленно, пока у операторов хранятся сведения. И последнее: я хочу устроить свидание вам с Надеждой Алексеевной. Может, вы ее раскрутите на откровенность?
– Это было бы здорово!
– Не радуйтесь. Вы ей не родственник, не муж – свидание получить будет очень непросто, но я попытаюсь уговорить Комиссарова устроить нам в интересах дела хотя бы короткую встречу. Дело вроде бы простое, но копнешь его поглубже – ни в чем нет уверенности. Признаюсь, дело очень интересное. Кстати, а что Болотов, муж Надежды Алексеевны?
Богдан Петрович безнадежно махнул рукой, дескать, на его помощь рассчитывать не приходится. Чекин еще обсудил с ним некоторые детали совместной работы, после адвокат ушел, а Богдан Петрович постучался в комнату Артема.
Комната приобрела божеский вид благодаря Элле. Хотя она и приболела (промокла во время дождя и простудилась), тем не менее, умудрилась ликвидировать бардак, и удалось ей это сделать без особых хлопот, как-то легко получилось. Девочка лежала под одеялом, мальчик торчал у компьютера. Богдан Петрович сунул ей градусник, поинтересовавшись:
– Как наше самочувствие?
– Не знаю, – ответила Элла. – Спать хочется все время.
– А кто не дает? Артемка? Мы его проучим. – Пикнул градусник, значит, пора его вынимать. – Неплохо. Тридцать семь и семь, это меньше, чем тридцать восемь и девять, верно? Славно, что воспаления легких нет, остальное переживем. Спи, девочка. Артем…
– Чего? – И даже не оглянулся.
– Оторви свой стан от кресла, ты мне нужен на пару слов.
Богдан Петрович привел его в гостиную, оформленную в современном стиле, кстати, мебель подбирала Надя, у нее неплохо получается, есть дизайнерская жилка. Да и согласился он на смену интерьера, чтоб она же не упрекала, будто его взгляды и вкусы отдают психологией старьевщика, а квартира напоминает склад эпох. Отстоять удалось только кабинет. Он сел на диван и хлопнул ладонью по сиденью, мол, сюда падай, Артем остался стоять:
– У меня работы по горло, я постою.
– Ладно. Теперь признавайся, где был с воскресенья на понедельник, когда Инну… м? Родителям сказал, что ко мне поехал, а я тебя увидел только утром, когда ты спал. Лучше сейчас скажи, чтоб я продумал, как тебя обезопасить от такого ирода, как Комиссаров.
– Да не волнуйся, дядя Богдан. Я тусил. В кафе. У выпускников этого года была встреча, собралось немного, человек восемь. Так что народ меня видел, назовет точное число, время – до минут, когда разошлись и когда меня теряли из виду. Но и в туалет я бегал с кем-нибудь, так что алиби лучше моего не бывает.
– А почему следователю не сказал?
– Да ну его. Он какой-то… как фрагмент гниющего мяса.
– Ну и сравнение. Элла как, не тоскует по сестре?
– У нас все ОК, дядя Богдан. Честно. Мы тебе не мешаем?
– Мне здесь только тишина мешает, так что живите сколько надо.
После его слов Артем сел на диван и положил руку на плечо крестного, которого искренне любил и уважал. А ведь было за что!
– Дядя Богдан…
– Ой, только не надо благодарных соплей, – сбросил он руку юноши, потом вздохнул. – Вы уедете, мне будет тут хуже, чем сейчас.
– Так мы же будем приезжать и останавливаться у тебя, – пообещал Артем. – Лишь бы с убийством Инны разобрались быстрее. Я сообщил, что по семейным обстоятельствам не могу сейчас приехать, но сколько эти обстоятельства могут длиться?
– Сам виноват! Ввел в заблуждение следователя, – упрекнул парня Богдан Петрович. – Да и меня тоже заставил волноваться, паршивец эдакий. Давай поедем к Комиссарову и предоставим твое алиби.
– А мама? А Марьяна? Может, я еще пригожусь. Буду путать следака…
Богдан Петрович потрепал парня за кудри, это был одобрительный жест взрослого человека, но притом настоял:
– Оставаться в городе добровольно – одно дело, а под подпиской ходить и всегда иметь шанс угодить в СИЗО – совсем другой расклад. В тебе еще детство играет, а с ним пора прощаться, раз вступаешь в самостоятельную жизнь. Так что давай номера телефонов ребят, которые подтвердят, что в ту ночь ты был с ними. И гуляй потом сколько посчитаешь нужным. Но зато будешь свободен.
Артем закивал. А как не согласиться с дядей Богданом? Детство кончилось. Той ночью, когда он оторвал Эллу от Сати и привез сюда. Сейчас он полностью вышел из-под опеки, самостоятельно принимает решения, значит, обязан считаться с правилами, которые выработала сама жизнь. Артем продиктовал номера телефонов и остался дома с больной Эллой, а Богдан Петрович сел в машину и отправился к следователю, представляя, как испортит тому настроение.
* * *
– Мне надоела твоя стройка… твой дом… и ты надоел со своими растворами, тазиками, ведрами, мастерками, красками, замазками, собаками, драчливыми петухами… Это не петухи, а мутанты! Ящеры какие-то из доисторических времен. Мне надо в салон. Моя голова похожа на стог сена! Маникюрша в обморок упадет, если увидит мои ногти. Пользуешься моим трудом… Я тебе не крепостная! Вместо того чтоб выяснять, кто убил его сестру, между прочим, родную и единственную, он пашет на стройке и меня эксплуатирует, рабовладелец хренов.
Марьяна бубнила без устали, а работала плохо. За время, что она здесь жила, ее превратили в натуральную батрачку, причем бабушка Прохора очень довольна девушкой, она, видите ли, не думала, что городские на что-то путное способны. А Марьяна «рада» похвалам – до скрежета зубов от злости. Ее научили доить козу, кормить бегающую и плавающую живность на птичьем дворе, собирать яйца и не давать петухам заклевать себя. О, петухи – это враги. Стоит Марьяне зайти на птичий двор, как два мутанта невероятных размеров – белый и цветной – так и норовят налететь, клюнуть, еще и лапами ударить. Теперь она умеет месить тесто и печь пироги, в общем, сплошной кошмар. Бесплатную домработницу нашли.
Сегодня с утра она собирала строительный мусор и выносила его во двор, высыпая в специальный контейнер, который Прохор потом вывозил на свалку. Он клеил обои под стоны и ворчание батрачки.
– Вот кому-то достанется жена – не обрадуется, – сделал вывод Прохор. – И шипит, и шипит, и шипит…
– Не нравлюсь? – выпрямилась она. Постукивая веником по ноге, предложила: – А какие проблемы? Отвези меня в город и сдай следователю. Хочу в тюрьму!
– А кто не дает хотеть? Хоти.
– Угу, я так и знала. Не хочешь сдавать. Тогда почему ничего не делаешь? Я не могу больше, я устала, у меня была другая жизнь… яркая, красивая…
– У меня тоже была другая жизнь, – оставался невозмутимым Прохор, – но пришлось переквалифицироваться из инженера-технолога в мастера по ремонтным работам. И, как видишь, отлично себя чувствую, работаю на себя и когда хочу, никто мне плешь не пробивает, кроме тебя.
– А я не хочу быть мастером по ремонтным работам! Делай что-нибудь… ищи убийцу, черт тебя возьми!
– Я выжидаю. Какой смысл заниматься делом, в котором ничего не смыслишь? Это в кино раз – и готово, убийца найден какой-нибудь умной тетенькой в шляпке, все в шоколаде. Нет, пусть эту работу сделают те, кто умеет, а к тому времени, как я приведу дом в относительный порядок, надеюсь, будут известны результаты следствия.
Марьяну возмутила новая тактика Прохора, о которой он не удосужился предупредить, хотя что это изменило бы? Тем не менее, она просто в ярость пришла, рванула к нему и раскричалась, размахивая руками:
– Так какого черта держишь меня здесь? Я тебе что – игрушка? Следствия ведутся иногда годами! Десятилетиями! Ты что же, собираешься и меня продержать в рабстве десять лет?
– Запросто, – кивнул изверг. – Твой отец отнял мою любимую сестру навсегда, почему я не могу забрать у него навсегда любимую дочь? Это бартер.
– Что?!! – осатанела Марьяна. – Навсегда?!! Меня?!. Я бартер?!
– Ага. Но Инны-то нет в живых, а ты жива и здорова, на свежем воздухе вон как отъелась, на человека стала похожа. Так что цени мою доброту.
– Доброту?!. Вот тебе! Псих! Ненормальный! Придурок!
Марьяна ударила его веником раз, другой, третий… Прохор отмахивался, да все равно веник попадал по нему, и вдруг:
– Вы что, опять ссоритесь? И чего вам не живется…
По лестнице поднималась бабушка. Прохор схватил Марьяну за рубашку, мигом переставил девушку к стене, прижал телом и… впился в ее губы. Бабушка задержалась в дверях, тихо ойкнув, потом так же тихо развернулась и ушла.
Неловкая пауза… Прохор отпустил Марьяну, постоял несколько секунд, затем отошел в угол, сел на пол, поставил локти на колени и свесил кисти рук. Но главное, стал другим, незнакомым, этого Прохора Марьяна уже не боялась, хотя он и поглядывал на нее из своего угла исподлобья, хмуря брови. Наверное, чувствовал себя предателем. Да и Марьяна несколько потерялась, не зная, как реагировать на смачный поцелуй, ведь можно было обойтись без этой душещипательной сцены. Собственно, а что такого случилось? Да ничего. Или все-таки произошел некий сбой между двумя враждующими станами? Марьяна подошла к Прохору, присела рядом на сложенные стопкой кирпичи, стоявшие у стены, заговорила через паузу тоже она, потому что внезапно решила рассказать всю правду:
– В ту ночь я была там… у твоей сестры. В то воскресенье, примерно в четыре часа дня, она прислала сообщение, где было написано: «Марьяна, сегодня жду тебя у себя в 22.00, не раньше. Приезжай одна. Это очень важно. Для тебя важно. Иначе всем будет плохо».
– Похоже на провокацию, – сказал Прохор.
– Я так не подумала. Но меня напугало ее сообщение, оно таило угрозу. Конечно, я боялась ехать, но, в конце концов, что мне могла сделать Инна?..
Марьяна вызвала такси и к назначенному часу подъехала к арке. В сущности, десять часов вечера – детское время. Вот если бы Инна пригласила ее к часу ночи, стоило бы хорошенько подумать, прежде чем ехать. Марьяна прошла арку, и с ней ничего не случилось. Очутившись во дворе, девушка огляделась, как огляделся бы любой человек на ее месте. Все же в мозгу надежно укоренилось недоверие к подобного рода запискам, тем более, когда их присылает любовница отца, облитая вином почти черного цвета на глазах у всего ресторана. Вот-вот, об отце и матери подумала Марьяна, ей казалось, Инна имела в виду их, написав: «Иначе всем будет плохо». Вторым планом в эсэмэске читалась просьба о помощи, в общем, Марьяна приехала, и раздумывать уже не имело смысла.
Сжимая в кармане маленький пистолет (классный пугач, им даже серьезно ранить нельзя), она пересекла двор, кстати, заметила в темных углах молодежь, и страха как не бывало. Марьяна вошла в подъезд, поднялась на пятый этаж, нажала на кнопку звонка… а он не работал. В таких случаях стучат костяшками пальцев, но вспомнив планировку квартиры (пару раз она была в гостях у Инны, еще не зная, что та стала любовницей отца), подумала: а ведь хозяйка может не услышать стука. Ни один человек не уйдет, не попробовав дернуть за дверную ручку, это автоматизм, срабатывает сам по себе. И Марьяна, решившая позвонить Инне по телефону, достав его, машинально дернула ручку двери… Та была открыта. Она заглянула в прихожую, там было темно.
– Инна! – крикнула Марьяна, зайдя в квартиру. – Это я!
Никто не ответил. Но стоило пересечь прихожую, она услышала какой-то странный звук – то ли хрип, то ли хохот, то ли стон – возможно, в порыве страсти во время интимных занятий. Марьяну просто окатило кипятком – неужели эта дура пригласила ее, чтобы доченька взглянула на голый зад папочки в момент сексуальных оргий? Ну, это слишком. Это цинизм, какого поискать.
– Ладно, я доставлю вам истинное удовольствие!
Марьяна пошла на звуки – странно, что они доносились из кухни, но у каждого свои предпочтения в сексе. И там было темно. Марьяна шарила ладонью по стене, пытаясь найти выключатель, и не находила. Кстати, последний писк моды – выключатели ставят на уровне бедер. И точно. Свет загорелся по всему периметру потолка… а у Марьяны в глазах потемнело от ужаса.
На полу лежала Инна в крови и корчилась. В это трудно было поверить, но и размышлять на тему, откуда кровь и так далее, – тем более не было времени. Марьяна кинула сумку прямо на пол и бросилась к Инне, став на колени.
– О боже! – растерянно произнесла Марьяна, ее трясло. – Что же делать… Инна… Инна, что с тобой?.. Как тебе помочь?..
Глупейшие вопросы – она поняла это в ту же секунду. А Инна смотрела на нее такими страшными глазами… В них была мольба, ужас, боль… Она всхлипывала… или таким образом вдыхала. И держала ладонь на шее, а сквозь пальцы выплескивалась кровь…
– «Скорая»! – вспомнила Марьяна и поползла на четвереньках к сумке за телефоном. – Конечно, «Скорая»… Так. Господи, а как же вызвать…
Набрала 03, как учили когда-то в школе, а в ответ:
– Неправильно набран номер.
– Черт! Надо через код города… я не помню кода… Инна, у тебя есть простой телефон?..
Что могла ей ответить умирающая Инна? Марьяна кинулась в комнаты, сразу же попала в белую гостиную, увидела на вычурном столике а ля Помпадур телефон в стиле ретро. Он не работал! Вообще без гудков стоял.
Марьяна прибежала в кухню, поискала чистые полотенца в шкафах, чтобы перевязать рану, а потом думала позвонить отцу, пусть бы он позаботился о докторах. Жаль, не сообразила это сделать раньше! Но она так растерялась… А когда присела у тела Инны, в квартиру кто-то вошел… Марьяна жутко испугалась. В такие моменты думаешь только о своей жизни, которая в опасности. Спрятаться негде, сбежать невозможно – пятый этаж.
Слыша шаги по квартире, Марьяна поднялась на ноги и попятилась от двери. Вскоре она уперлась в кухонный стол, а там лежал нож. Разумеется, она взяла его в руки, сжалась от страха, решив защищать свою жизнь во что бы то ни стало. И вдруг – вот чего не ожидала – в кухню вошла Надежда Алексеевна.
– Мама?!
Марьяна непроизвольно вскрикнула, в этом возгласе была и радость, и облегчение, и отчаяние. Мать тоже вздрогнула от неожиданности, наверняка испугавшись, но перед ней стояла дочь, сжимавшая кухонный нож, а в следующий миг Надежда Алексеевна увидела Инну на полу.
– Ты что наделала?! – закричала на дочь мать.
– Я? – растерялась Марьяна. – Но я не… Мама, ты что подумала?
– Она жива? – Надежда Алексеевна уже стояла на коленях, прощупывая пульс любовницы мужа. – Вызывай «Скорую»!
– Не вызывается, – хлюпала носом Марьяна. – Я пробовала.
– Дура! МЧС вызывай!.. Подожди!
Инна не подавала признаков жизни. Надежда Алексеевна наклонилась и приставила ухо к груди, потом поднесла тыльную сторону ладони к носу, потом к полуоткрытым губам… И поднялась на ноги, она уже не спешила.
– Все. Умерла.
– Мама, ты не ошиблась?
– Я-то не ошиблась, а вот ты! С ума сошла? Зачем ты убила ее?
– Но это не я! – расплакалась Марьяна. – Как ты могла подумать! Может, ее еще можно… оживить?
– Хватит врать! У нее потеря крови, в этих случаях не оживляют, а несут на кладбище! Все. Потом разберемся, почему ты здесь. Живо убираемся отсюда… И перестань реветь! Идем… только тихо…
Женщины вышли в прихожую… Но тут из глубины квартиры послышался неясный шорох. Обе замерли.
– Там кто-то есть, – шепотом произнесла Марьяна.
Ни слова не говоря, Надежда Алексеевна потянула перепуганную дочь за одежду к выходу…
Марьяна скосила глаза на Прохора, проверяя – верит ей или нет, а он механически растирал пальцами лоб. Его молчание напрягало, ей же больше нечего было добавить, кроме…
– Я не убивала Инну. Зачем мне?.. И мама не убивала, но мне она не верит. Как будто зарезать человека – проще простого! Ей помнится нож в моей руке, а то, что на нем не было ни капли крови – этого она не помнит. На даче мы поссорились, я очень обиделась на нее, нахамила… Утром мы не разговаривали. Когда же приехал этот сморчок… следователь… она велела мне не выходить. А дальше ты знаешь, что было.
Казалось, он вообще не слышит ее. Как будто один в пустой комнате! И Марьяна уже пожалела, что рассказала, ведь в подобные истории действительно верится с трудом. Промелькнула мысль, что она никогда не сможет доказать свою невиновность, от этого стало очень печально. В тюрьму она не хотела, выходит, самое безопасное место у… Прохора на каторге? Но он заговорил. И заговорил без злости, как разговаривают со старым другом:
– Инна прислала тебе странное сообщение. Как будто пригласила на свою смерть полюбоваться. Но тогда она должна покончить жизнь самоубийством…
– А вдруг так и было? – подхватила Марьяна.
Ей в голову не приходила мысль о самоубийстве, просто потому, что Инна и самоубийство – две вещи не совместимые. О, какой был бы это выход из того тупика, в котором очутилась она и вся ее семья. Прохор остудил ее:
– Нет. Никогда у нее не наблюдалось суицидальных настроений, даже когда она очень переживала из-за твоего папаши. К тому же Инна ждала ребенка, она думала больше о нем, чем о том, кого бросит Болотов – жену или ее. Второе. Следствием установлено, что это убийство. Таким образом нанести себе рану человек не может, это была чужая рука. А как твоя мать оказалась у Инны?
– Из-за собственной глупости. Она отправила сообщение твоей сестре с телефона отца, что якобы он придет к ней около десяти вечера в воскресенье. Обычно по воскресным вечерам отец подчищает дела, чтобы начать новую неделю с максимальной эффективностью, мама знала, какое время назначать. Она полагала, Инна даже не поинтересуется, кто пришел, откроет и… Но мама не собиралась убивать ее!
– А зачем же она устроила эту многоходовку?
– Мама хотела предложить Инне деньги… она спасала семью.
За время их диалога Прохор ни разу не взглянул на пленницу, это первый раз, когда он поднял на нее глаза – такие же светлые, как у Инны, но с упрямым блеском. Правда, сегодня она еще заметила, что у него умные глаза бескомпромиссного человека, наверное, только такой человек и способен высказать здравую мысль:
– Может, такую семью не стоило спасать?
Марьяна опустила ресницы, видно, в душе она была согласна с ним и не понимала установок родной матери, не видела смысла в ее поступках. Тем временем Прохор поднялся на ноги и, идя к выходу, бросил ей через плечо:
– Ладно, переодевайся, отвезу тебя домой.
Значит, поверил.