13
Кукла
Полулежа в большом кресле, Богдан Петрович подводил итог непростому дню, который привнес новые и пока неразрешимые загадки. Среди привычных старинных вещей, доставшихся от отца – главврача одной из больниц города, а то и от деда-фельдшера, мозг работал на удивление остро. Иной раз стоило лишь сесть за огромный письменный стол из сосны, сделанный мастерами лет сто пятьдесят назад, украшенный резьбой и невероятно удобный, как моментально приходили идеи. Только не сегодня. Видимо, потому, что вопросы попались из непривычной сферы.
– Дядя Богдан, ты сейчас похож на бабушку, – хохотнул Артем, стоя в дверях кабинета.
– В смысле? – произнес Богдан Петрович, все еще находясь в состоянии задумчивости.
– Ну, она вот так же сидела с этой дурацкой куклой.
Действительно, он держал в руке старую тряпичную куклу, но ведь она и стала поводом к разного рода теориям, она поставила сразу несколько вопросов, оживив фантазию. Результатов ноль, а хотелось бы не зря тратить время на экзерсисы извилин. Богдан Петрович запустил куклой в кресло у противоположной стены, она стукнулась о подлокотник и упала на пол. Теперь он посмотрел на юношу и на лице изобразил недоумение.
В кабинет Артем заходил крайне редко. Но и в тех случаях, когда ему позарез нужен был Богдан Петрович, он даже не заходил, а застревал в дверях, примерно как сейчас. Конечно, не в этом дело. Мальчик был одет в куртку, джинсы, свитер, отсюда вопрос:
– Куда это ты собрался?
– Понимаете, мне позвонил один человек… в общем, нам надо увидеться. Дядя Богдан, мне очень надо.
– То есть ты просишь отпустить тебя?
– Ну да… типа, прошу.
Собственно, со стороны Артема это всего лишь дань вежливости, разрешение или запрет для него никакой роли не играют, он все равно отправится на свою встречу. Даже если его посадить под замок, он спокойно и методично будет долбить стену, пока не пробьет в ней дыру, и уйдет к «одному человеку». Парень упрямый и упорный, поставленных целей обязательно добивается, какой бы сложности они ни были. Правда, родители его считают бесхребетным юнцом, не способным ни на что серьезное, но Артем сам создавал этот образ дома, и создавал успешно. Почему – это уже другой вопрос. Итак, осталось ненавязчиво напомнить мальчику, что обстоятельства не самые лучшие для свободного передвижения по городу:
– Следователь хочет задержать Марьяну.
– За что? – вытянулось лицо у Артема.
– За то же, за что находится в СИЗО твоя мама.
– Пф, бред какой-то.
– Может, и бред, но он так считает. И решает сейчас, кто в чем виновен, тоже он. Я это к чему: с его легкой руки и ты можешь пополнить список арестованных. А теперь сам решай, стоит ли выходить отсюда или разумнее переждать.
Не подействовало. Чувство самосохранения у Артема полностью отключилось, зато самонадеянности – через край:
– Дядя Богдан, я мастер шпионской конспирации. По городу передвигаться буду в шлеме, а потом мы в помещении посидим. Между прочим, много ты видел полицейских ночью? И последнее: у них что, мои фотки есть?
– Логика железная. Но вообще-то, твоя мать в тюрьме, а ты уходишь развлекаться. Неужели тебе все равно?
Грешен дядя Богдан, не удержался от упрека, потому как других аргументов не осталось, а мальчика отпускать не хотелось. Однако Артема сложно смутить, он нашел, как ответить – вопросом на вопрос:
– А чем я могу ей помочь? Ты скажи, что надо, я все сделаю.
Если бы у Богдана Петровича имелось предложение или хотя бы идея, которую стоило обдумать не в одиночку! Он сам бессилен, сам нуждается в помощи, это прекрасно понял умный паренек, поддев его:
– Ты у нас мозг, сиди здесь и думай. А я пока пойду, ладно?
– Как знаешь, я не имею права что-либо запрещать тебе, – заворчал Богдан Петрович, ерзая в кресле, но когда Артем развернулся на сто восемьдесят градусов, задержал его. – Стой. У меня вопрос.
– Да? – нехотя повернулся к нему тот.
– Эта кукла у бабушки давно?
– Раньше никогда не видел.
– Может, просто не обращал внимания?
Юноша поднял плечи, да так и замер на полминуты, напрягая память. Его голова пока еще не представляла собой склад знаний, застаревших идей и впечатлений, посему Артем вскоре выложил свои соображения:
– Бабушка давно живет у нас, за это время я бы заметил у нее эту игрушку, думаю, не только я. А мама в одну из генеральных уборок наверняка потребовала бы выбросить, она старье не терпит в доме. – И вдруг собственные выводы его самого удивили: – Дядя Богдан, бабушка откуда-то притащила куклу в дом. Сто пудов притащила, к тому же недавно! С помойки, наверное? А что в этой тряпке такого необычного?
– Не знаю. К Элле едешь?
– Как ты догадался?
– Это очень нелегко, – скептически хмыкнул Богдан Петрович. – Ладно, катись. Но помни: спать не лягу, пока не вернешься.
Казалось бы, дорога открыта, пора бежать к красивой девочке по имени Элла, но Артем замялся, насторожив дядю:
– Что еще случилось в нашем славном королевстве?
– Не знаю, говорить тебе…
– Давай уж, глаголь, раз заикнулся.
– Элла сказала, что Сати уехала с Валерием Витальевичем Болотовым. Как думаешь, это у него опять сдвиг по фазе на почве старения или простая человеческая дружба без задней мысли?
Главное, на лице не отобразилось отношения к данному факту, да и интонационной окраски не было, но Богдан Петрович хорошо знал парня. Сама мысль о новом походе папы налево бесила юношу, и любому человеку понятно – почему. Артем не относился к импульсивным людям, но он молод, а молодости свойственно делать глупые поступки в ответ на подлость, несправедливость, ложь. И это не значит, что молодость хорошо разбирается, где правильно, а где неправильно, стало быть, не застрахована от той же несправедливости.
– Давай не будем делать поспешных выводов? – предложил Богдан Петрович, хотя сам уже сделал все выводы.
Артем с неохотой кивнул, вероятно, согласился лишь потому, что не хотел слушать дальнейшую расшифровку, почему папе надо дать шанс, а вскоре хлопнула входная дверь.
Наступила пауза, заполненная волшебной тишиной, смягчающей разочарования, дающей нервную передышку, обостряющей ум. Дом построен в далеком XIX веке, стены здесь толстые, а потому чем живут соседи – не услышишь. Зато при желании всегда можно послушать тишину. В современном мире, наводненном агрессивными звуками, беззвучие – как лекарство, но не все это понимают. Богдан Петрович подошел к креслу у стены, поднял тряпичную куклу к глазам и рассматривал, надеясь получить подсказку. Тишина, если правильно настроиться на нее, подсказывала не раз путь к решению непростых задач.
Так что же напугало Веру Ефимовну, когда он, пожертвовав временем, привез в загородный дом Болотовых эту старую куклу? Так хотелось порадовать старушку… Но лишь увидев игрушку, она забилась в нервном припадке, замычала, пытаясь подчинить свои атрофированные губы, чтобы выговорить слова. Ничего не получилось у нее. И тогда из глаз, которые уже не были бессмысленными глазами живого трупа, выкатились слезы как последний аргумент, может быть, о чем-то предупреждающий.
Волнение Веры Ефимовны напугало Богдана Петровича, слава богу, он умеет оказывать помощь. Несмотря на критическое состояние матери Нюши, она должна была бы порадовать положительной динамикой, ведь прогнозы докторов неутешительны. И вдруг абсолютно другой результат: она видит, явно слышит, что-то там соображает, в ней жива память. Во всяком случае, куклу Вера Ефимовна узнала. И старая игрушка напугала старушку! Но что это за кукла, откуда взялась? Если верить Артемке, что кукла появилась недавно, можно сделать вывод: игрушка имеет какое-то значение. И значение для старушки огромное, возможно, даже роковое.
Уехал Богдан Петрович из загородного дома Болотовых озадаченный и два дня, помимо других дел, думал об этой игрушке, едва выдавалась свободная минута. Сейчас минут полно, время позднее. Он устроился в кресле за рабочим столом, не отвечавшем старинной меблировке в кабинете, а современном, с очень удобной высокой спинкой, куклу положил на письменный стол. Есть время подумать, о многом подумать.
Друг Валера не звонил, это огорчало. Не звонил и Артему! Должен папа поинтересоваться, где его сын, что с ним? Или Богдан Петрович что-то не так понимает в жизни? Но еще больше огорчало, что он кинул жену. Да, это можно только так назвать: кинул. Потому что адвоката не нанял, не интересуется, как она, не передает передач! Печально. Ситуация попахивает низостью. Если даже Нюша и убила любовницу, разве это повод жестоко отвергнуть ее? Разве он не обязан заботиться о жене? Такое ощущение, что Валера махнул рукой, мол, пусть будет как будет, а сам с головой окунулся в развлечения. Не исключено, что друга у старины Богдаши больше нет. В конце концов, Богдан Петрович отбросил щепетильность и нанял адвоката для Надюши, завтра тот встречается с ней, после чего можно будет работать над проблемой дальше.
На столе лежала кукла, старая-старая, сшитая из отходов неизвестной любительницей рукоделий…
– Черт! – произнес он вслух, ведь все равно никто не слышит. – Это же кукла из прошлого, значит, связано с ней что-то нехорошее, раз Вера Ефимовна ее прятала. А доставала, когда никто не видел. Кстати, она плакала… И когда я показал ей игрушку, она вспомнила ее, разволновалась и заплакала… Думаю, ей кто-то подкинул куклу… Стоп!
И вот пришла мысль, возможно, подсказанная тишиной: конечно же, Веру Ефимовну не кукла напугала, а тот, кто подкинул ее! Она боится этого человека, патологически боится.
* * *
С каждым днем, с каждым часом, с каждой минутой он привязывался к Сати сильней и сильней, при этом даже не думал сопротивляться. Болотова радовало новое чувство, оно окрыляло и вдохновляло, заставляя забыть обстоятельства, в которых он очутился. Забыть, конечно, на время. Невозможно не думать, где находятся Марьяна и Костя, что сейчас с младшеньким – он же почти дегенеративный, не приспособленный к жизни. Как не вспомнить друга Богдашу – ходячую совесть? Вместо поддержки он что выдал? Обвинения! Да по какому праву? Валерий Витальевич обиделся на него серьезно, лишь иногда слал другу мысленное послание: позвони, ну, позвони мне, я прощу тебя.
– Вы опять грустите, задумались, – сказала Сати. – К сожалению, я не умею веселить, вы неудачно выбрали себе собеседника.
– Меня не надо веселить. Не буду лгать, мне сейчас нелегко, моя жена подозревается в убийстве человека… против нее много улик, чертовски много… Короче, ее посадят. Да, посадят, и надолго. Честно скажу, удар она нанесла мощный.
– Может быть, ваша жена защищала вас и детей?
– Убив человека? Если все станут таким образом защищать своих близких, земля опустеет без войн.
– Все равно думайте о ней лучше…
– А если я не хочу думать о ней? – вдруг нашло на Болотова прозрение и откровение одновременно. – А если все время я думаю о вас? Не хочу, но думаю. С той минуты, когда вы покалечили мою машину.
И как проверить ее реакцию, которая не внешняя, а спрятана внутри? Внешне Сати что – открытый взгляд, и больше ничего. Но она же почему-то откликается на его предложения провести вечер вместе, почти каждый день садится к нему машину, они едут в «Хуторок» и засиживаются здесь допоздна.
Болотов положил ладонь на ее кисть, она не убрала. Стоило это сделать раньше, так он понял бы, как она относится к нему, но боялся и потому не решался. Нечаянный жест подбросил ему надежду… нет, это слово – «надежда» – Болотов не мог слышать ни в уме, ни наяву, он исключит его из своего лексикона навсегда.
Внезапно Сати подалась вперед и приложила свои мягкие и теплые губы к его губам, не стесняясь посторонних. Вот и ответ. Валерий Витальевич точно этого порыва не ожидал, посему замер, как пугало в огороде, только глупо вытаращив глаза. И тут, как в лучшем фильме про страсти-мордасти, хлынул дождь, холодный осенний дождь. Хоть и находились под навесом, а капли стали попадать на Болотова и Сати, но Валерий Витальевич сидел все тем же пугалом, у которого жизни нет ни в одной части тела. Только когда Сати отстранилась, еще не придя в себя, он выпалил, ловя момент:
– Мы можем перейти в гостевой домик…
Она кивнула. Она дала согласие! Так просто. Не ломаясь. О, какой фейерверк начался в душе Валерия Витальевича, какой праздник он предвкушал, идя к домику под огромным зонтом, который держал над Сати! Любить ее, любить сейчас, любить… а потом можно и умереть. Они вошли в уютную прихожую, но некстати раздался звонок.
– Да, Элла? – сказала Сати в трубку.
– Пожалуйста, забери меня. Я боюсь его напугать.
– Кого? С кем ты?
– С Артемом, – всхлипнула Элла.
– Тебе плохо? – заволновалась Сати. – Он тебя обидел?
– Нет… мне… нормально. Он не обидел… Я… Забери.
Сати повернулась к Болотову, сказав с решительностью, против которой он не посмел возражать:
– Мне нужно срочно в город. Элле плохо.
А вечерок обещал неземное блаженство, которое могло затянуться до утра, но… судьба-злодейка, зараза какая-то, просто поиздевалась над Валерием Витальевичем.
* * *
Небольшая частная гостиница с французской кухней и французским флером злачным местом не являлась, но злые горожане (а может, конкуренты) прозвали ее домом свиданий. Помимо нескольких номеров средней стоимости, оформленных в стиле прованс, здесь имелся небольшой ресторан, где разрешалось гостям поиграть на фортепьяно, если те умели. Конечно, влюбленные парочки обожали это укромное место, привлекающее малочисленностью гостей. Ведь ресторан всего на несколько столиков не мог вместить свадьбу, а значит, уменьшалась возможность встретить нежелательных знакомых.
На крыльце под козырьком этой милой во всех отношениях гостиницы и стояла Элла, ожидая Сати. Артемка задремал, а она сбежала, потому что пугающая неукротимая энергия, превращающая ее в рабу, бушевала внутри. Счастье и скорбь настолько переплелись, что Элла перестала отличать одно от другого. Ее бил колотун, возможно, от холода, исходящего от дождя, но вряд ли.
Подъехал автомобиль, остановившись метрах в двадцати, ближе подъехать мешала аллея со скамейками и деревьями в два ряда по бокам. Дверца приоткрылась, изнутри автомобиля крикнула Сати:
– Элла!
Девушка шагнула под дождь, не боясь промокнуть, она не бежала, а шла, как будто еще раздумывала, стоит ли ей уезжать. И когда дошла до середины аллеи, сзади раздался голос Артема:
– Элла, стой!
Голос сзади имел более мощную силу, девушка остановилась, но не повернулась. Артем подошел к ней, спросил:
– Я обидел тебя? Почему ты сбегаешь?
Он расстроен, поняла Элла, и обижен. Она этого не хотела.
– Потому что меня накрывает…
Ответила Элла очень тихо, Артем не расслышал, поэтому перешел и встал перед ней, повторив:
– Я не понял – почему?
– Меня накрывает! – закричала Элла. – Я не хочу, чтоб ты видел.
– Да мне пофиг, что тебя накрывает, переживу.
К ним подбежала Сати, ее хладнокровию наступил конец, она, словно разъяренная тигра, наехала, разумеется, на Артема:
– Ты что с ней сделал? Почему она в таком состоянии?
– Ничего противозаконного, – огрызнулся юноша.
Не удовлетворенная его ответом, Сати схватила за плечи сестру:
– Что он сделал? Скажи мне…
– Ничего, – выговорила Элла дрожащими губами. – Я сама…
– Ты что, переспал с ней? – догадалась старшая сестра, от которой трудно что-либо скрыть, впрочем, никто и не старался. – Мерзавец…
– Я не обязан с тобой обсуждать свою личную жизнь, – отчеканил Артем, идя на конфликт.
От такой наглости Сати хватала ртом воздух. Она не знала, как поступить: влепить пощечину или послать говнюка к родителю в машину. Но как отреагирует соблазненная сестра? К мокнущей под дождем троице подоспел папа с зонтом, решивший оказать помощь… нет, не сыну, а старшей сестре Эллы:
– Артем! Ты что себе позволяешь?
Строгая интонация рассмешила сына, не просто рассмешила, а он стал громко хохотать. Сестры замерли, замер и отец, не понимая, над чем смеется этот взбалмошный мальчишка, который прикидывается то клоуном, то зверьком, то полным идиотом. Папа долго не выдержал, рявкнул, продолжая играть роль строгого воспитателя:
– Прекрати паясничать! Совсем распоясался!
И да, Артем резко перестал хохотать. Собственно, смешно ему не было изначально, смех возник в результате протеста, но родитель этого не понял. Теперь сын взялся за воспитание папы, делая круги вокруг него и девушек:
– А ты, папа, какого черта лезешь не в свое дело, а? Я тебя звал? Ты что здесь делаешь? Устроили тут жанр мелодрамы, разорались в благородном гневе, праведники вы наши! И насмешили молодежь. Постой, постой… А при чем здесь ты и Сати, папа? Так поздно и вдвоем? Ух ты, блин… я догадываюсь. И ты меня собрался крыть за поведение? Может, еще и ремня отвалишь? Ха! Ну, даешь… Кстати, папа, не боишься, что подставишь свою новую подругу сердца Сати, как подставил Инну под нож? Наверное, девчонку прирезали из-за тебя, или ты так не считаешь? Ты же у нас всегда находишься вне. Вне подозрений, вне дома, вне проблем. И вдруг среди ночи приезжаешь меня троллить! Но ты все равно остался вне, потому что сейчас рисуешься перед Сати.
Валерий Витальевич хотел было отвесить охамевшему ребенку хорошую оплеуху, даже слегка замахнулся… сделал несколько хватательных движений пальцами, сжимая их в кулак… да не рискнул. Сын так смотрел на него… Он не даст себя бить, незаметно для папы Артем вырос. Вон и ростом выше, и в плечах шире. В паузе, которую разбавил шум дождя, Сати тихо сказала сестре, убирая с лица девушки мокрые пряди волос:
– Поедем, милая, домой…
– Элла, поехали со мной! – вдруг громко предложил Артем.
– Ах ты паршивец! – разозлилась Сати. – Ты что предлагаешь моей сестре! Куда, скажи на милость, с тобой? У тебя есть где жить? Нет даже конуры. Ты что возомнил о себе? А на какие средства собираешься жить? Хоть один рубль ты заработал в своей никчемной жизни? Завтра наиграешься во взрослого мужчину, сбежишь, а что будет с ней? У нее, конечно, есть дом, куда она может всегда вернуться, но ты ведь ее раздавишь…
– Не ругай его! – крикнула Элла сестре, пытаясь освободиться от ее обнимающих рук. – Что вы все кричите? Чего пристали? Я же не этого хотела! А сейчас… не хочу вас… Уйдите! Пусти!..
Сати держала девушку крепко. Нервная система Эллы не выдержала напряжения, девушка разревелась и была близка к истерике, при всем при том увести себя старшей сестре она не позволяла. В сущности, она дала повод Артему стать активней, он оторвал ее от старшей сестры, прижал к себе, зашептал в самое ухо:
– Слушай, это пройдет. Всегда проходит, сейчас тоже пройдет. Поехали со мной, ты уже взрослая, сама можешь решать. Я никогда не испугаюсь твоих вывертов и не брошу тебя, обещаю. Все это пройдет, верь мне. Я не могу тебе сразу обещать такой дом, как у тебя сейчас, будет тесно. А что, много нам нужно?
– Нет, – еле слышно выговорила она. – Много не нужно.
– Ну вот. Я заработаю. У нас будет все. Со мной тебе будет лучше, честно. Не с ними, а со мной!
– Куда ты повезешь девочку, кретин! – сорвалось и с папиного языка. – Она больна…
– Это ты болен! – огрызнулся Артем. – Только от твоей болезни не бывает лекарств. А от болезни Эллы есть – я. Потому что люблю ее. Идем, Элла, а то мы уже похожи на мокрых куриц.
Артем обнял ее за плечи и повел к мотоциклу. И она покорно шла, пару раз оглянувшись, но… не вернувшись к старшей сестре. Оба надели шлемы, взревел мотор. Однако наглец не уехал сразу, он подкатил к отцу и Сати, чтобы кинуть им последнее слово:
– А вы здесь поплачьте по закону жанра. Всем привет.
И только брызги взлетели из-под колес, вынудив Сати и Болотова отступить в разные стороны.
– Ничего, – проговорил Болотов, когда стих звук мотора, – деньги кончатся через день, после этого наступит суровая проза, дети вынуждены будут разойтись по домам. Это маленький бунт.
– Может быть, бунт для Артема и норма, а Эллу он раздавит.
– Мы все равно бессильны. Она так решила…
На это Сати нечего было возразить.
Артем ехал по городу минут десять. Когда понял, что автомобиль отца не преследует их, притормозил у обочины под раскидистой кроной дерева, заехав на тротуар, чтобы поменьше лилось на них с неба. Позвонил дяде Богдану:
– Ты не спишь? Извини, если разбудил.
– Не сплю, конечно. Что случилось?
– Со мной Элла, мы промокли… Короче, я поругался с отцом и Сати. Ты разрешишь нам переночевать у тебя? Завтра поищу жилье, мы теперь будем жить вместе с Эллой. Если скажешь «нет» – я не обижусь, честно, и сниму гостиничный номер, деньги у меня есть.
– Что за бред! Какая гостиница, дурачина! Конечно, приезжайте.
– Я знал, что ты не подведешь. – Артем приготовился завести мотор мотоцикла, но сначала бросил вопрос через плечо: – Элла, ты как?
– Нормально. Только очень холодно.
– Скоро согреемся. Держись…
