Книга: Итальянцы
Назад: 15. Ограничение конкуренции
Дальше: 17. Соблазны и Tangenti

16. О мафиях и мафиози

Noialtri siamo mafiosi, gli altri sono uomini qualsiasi. Siamo uomini d'onore. E non tanto perché abbiamo prestato giuramento, ma perché siamo l'élite della criminalità. Siamo assai superiori ai delinquenti comuni. Siamo i peggiori di tutti!
«Мы – мафиози. А другие – просто обычные люди. Мы – люди чести. И не столько потому, что дали клятву, а потому, что мы – элита преступности. Мы намного превосходим обычных преступников. Мы худшие из всех».
Антонино Кальдероне, pentito мафии, процитированный в книге Пино Арлакки «Люди без чести» (Gli uomini del disonore) (1992)
Это может показаться неожиданным, особенно тем читателям, которые смотрели фильм «Гоморра» или читали книгу Роберто Савиано, по которой он снят, но Италия не особенно страдает от преступности. Формулировки значительно различаются от одной страны к другой, поэтому, как известно, уровни преступности трудно сравнивать. И в любом случае то, что они отражают, – не истинное количество преступлений, узнать которое невозможно, а уровень зарегистрированной преступности, зависящий от того, насколько общество готово заявлять о криминальных происшествиях в полицию. Более того, в Италии существуют значительные различия между регионами. Тем не менее средний уровень большинства преступлений здесь намного ниже, чем в других европейских странах такого же размера. Данные, собранные Европейской комиссией, свидетельствуют, что в 2009 году, например, там было в два раза меньше грабежей, чем во Франции, и в восемь раз меньше тяжких преступлений, чем в Великобритании.
В таком случае неудивительно, что многие итальянцы оскорбляются, когда иностранцы отождествляют их страну с мафией. Еще в 1977 году немецкий новостной журнал Der Spiegel поместил на обложке фотографию пистолета на тарелке со спагетти. Это запомнили навсегда. Даже сейчас всякий раз, когда итальянцам кажется, что какой-нибудь иностранный журналист высказал стереотипное мнение об Италии, кто-нибудь да припомнит ту оскорбительную обложку, как доказательство того, что за границей к их стране относятся предвзято.
Кроме этого недовольные обращают внимание на то, что организованная преступность существует и в других местах. Уже упоминалась японская мафия Якудза. В последние годы бандиты родом из России, Турции, Албании и Латинской Америки распространили свое влияние далеко за пределы своих стран. Всего за несколько недель до того, как я начал писать эту главу, испанская газета El País обнародовала официальное сообщение о том, что полиция в прошлом году провела расследования по 482 организованным преступным бандам, главным образом иностранного происхождения, действующим в стране.
К тому же не итальянцы изобрели это понятие: банды Якудзы старше самой старой мафии Италии, Каморры, которая действует в Неаполе и окрестностях, примерно сотню лет. Более того, есть основания полагать, что организованная преступность в Италии даже не доморощенная: она пришла в Меццоджорно из Испании, когда юг находился под испанским владычеством. Но если в Испании в последующие столетия она вымирала, то в Италии развивалась, расцветала и превратилась в нечто другое, нечто большее, чем просто организованная преступность.
В Италии существуют три основных преступных синдиката: Каморра; сицилианская Коза ностра, которая стала первой организацией, получившей название «Мафия», и калабрийская Ндрангета. Есть также куда менее масштабная Сакра корона унита («Святая объединенная корона») в Апулии. Все эти группировки имеют по крайней мере четыре особенности, которые отличают их от обычных уголовных банд, включая и итальянские.
Первая заключается в том, что, подобно Якудзе, это тайные общества. В 1980-х в Риме действовала группировка, известная как Банда Делла Мальяна. Но она не была тайным обществом. Она не инициировала, как Коза ностра, своих членов, заставляя их держать горящий образ Девы Марии. Также у нее не было иерархии и ритуалов, которые подражали литургии католической церкви, как у Ндрангеты.
Вторая черта, общая для всех четырех мафий Италии – все их члены чувствуют свою принадлежность к чему-то большему, чем просто банда. Хотя банда, или клан, в значительной степени автономны в своей повседневной деятельности, они являются частью более обширного братства, которое – хотя и не во всех случаях – имеет иерархическую структуру.
В случае Коза ностры ячейки, или банды, – это cosca (говорящее название: в сицилийском диалекте оно обозначает головку артишока с его плотно накладывающимися друг на друга листьями). Выше на ступеньке стоит mandamento, состоящий из нескольких – обычно трех – соседних cosche. Каждый mandamento направляет представителя в commissione provinciale (известная в провинции Палермо, по крайней мере для СМИ, как cupola, или купол). В шести провинциях Сицилии, где действует мафия, commissione provinciale выбирает представителя, чтобы направить его в commissione interprovinciale (или regionale). Так, по словам большинства pentiti (мафиози, которые стали свидетелями обвинения), все это должно работать. Но, похоже, бывают периоды, когда структура разваливается или из-за действий полиции, или из-за внутренних конфликтов.
Другой момент, который необходимо подчеркнуть, – высшие иерархи Коза ностры на деле никогда не исполняли функцию центрального командования. Насколько это известно, commissioni существуют – когда существуют – для совещаний, разрешения споров между cosche и согласования правил, общих для всей организации. Они обычно не отдают приказы о конкретных операциях. Но бывали исключения. Среди них – принятое commissione provinciale в Палермо в 1992 году решение об убийстве двух борцов с мафией, Джованни Фальконе и Паоло Борселлино. В этих жестоких убийствах была своя мрачная ирония. Это была месть за так называемый максипроцесс 1986–1987 годов, в ходе которого эти два человека впервые сумели убедить суд, что у Коза ностры есть иерархическая структура и что, следовательно, боссов мафии можно осудить за руководство преступлениями, которых они сами не совершали.
Долгое время про Ндрангету было известно куда меньше. Были сведения, что еще в 1950-е существовало верховное собрание. Главы различных ячеек, известных как «ndrine, ежегодно собирались в деревне Сан-Лука и ее окрестностях, чтобы совершить паломничество в святилище Богородицы. Все это называлось вполне подходящим словом crimine («преступление»). Но в начале 2000-х следователи обнаружили, что «ndranghetisti в Реджо-Калабрии, самой большой провинции Калабрии, создали орган, подобный cupola Коза ностры. Записи разговоров между бандитами свидетельствовали, что его назвали provincia («область»). Предположили, что мафиози отказались от старых подходов. Но в 2010 году расследование установило, что и crimine по-прежнему существовало. Выяснилось, что Доменико Оппедизано, 81-летний старик, о котором полиция почти ничего не знала и который спокойно жил, как бедный фермер, являлся его главой. Он был арестован, осужден и приговорен к 10 годам тюрьмы.
Каморра менее иерархична, и конфликты между кланами случаются чаще, но ее члены тем не менее тоже чувствуют, что они – часть какого-то большего целого, которое сами они называют sistema («система»).
Так же, как мафиози и «ndranghetisti, хотя и в меньшей степени, гангстеры Неаполя и окружающей области Кампания ищут себе политическое «прикрытие». Это третья черта, которая отличает мафиози от обычных преступников: они постоянно высматривают уступчивых законодателей, которые могут облегчить им жизнь в обмен на голоса избирателей. Но не единственный способ, которым мафии Италии подрывают властные структуры.
Еще один отличительный признак ее синдикатов в том, что они неустанно пытаются – и часто успешно – заменить государство. Навязчивая идея каждого «босса» – это обеспечить controllo del territorio («контроль над территорией»). В идеале ничто в сфере его влияния не должно происходить без его согласия, и люди, которые живут там, должны обращаться к нему как к окончательному вершителю их судеб. Если их дом обокрали, если они нуждаются в работе для сына или дочери, если им надо починить канализацию в их жилом районе, то им следует обращаться к боссу, а не к гражданским властям.
В конце 1950-х социологам казалось, что мафия в Италии обречена. Коза ностра и Ндрангета существовали в основном в сельской местности, и было естественно предположить, что огромный отток населения в города выбьет опору у них из-под ног. Тем не менее больше полувека спустя мы видим, что произошло совсем другое. Пьетро Грассо, бывший государственный прокурор и борец с мафией, однажды написал: «Как стало ясно после десятилетий расследования, в Италии мафия является структурным компонентом широких слоев общества, политики и делового мира».
Но насколько широк ее размах, остается неясным. Год за годом итальянские исследовательские центры и другие организации выпускают шокирующие данные, показывающие, что организованная преступность – самая мощная отрасль хозяйства страны, обеспечивающая значительную долю ее ВВП. Их пресс-релизы производят громкий эффект, и о них сообщают в национальных и международных СМИ. Однако вопрос, каким же образом исследователи смогли сделать такие оценки, задают редко. В последние годы все сходились на том, что организованная преступность обеспечивает около 9 % национального продукта (хотя, по одной оценке, эта величина была существенно больше 10 %). В 2013 году, однако, ученые из Католического университета в Милане и университета в Тренто представили исследование, которое бросило вызов прежним установкам. Согласно их заключению, эта величина колеблется между 1,2 и 2,2 %.
Тем не менее влияние итальянских мафий на жизнь страны огромно. В одной только Каморре насчитывается больше 100 бригад. Данные о количестве мафиозных группировок, вероятно, не более надежны, чем сведения об их доходах. Но большинство оценок сходится в том, что их явно больше 20 000. Согласно ассоциации владельцев магазинов, Confesercenti, около 160 000 розничных торговцев платят мзду за «крышевание» (что известно на итальянском языке как pizzo). В регионах, традиционно связанных с мафией, она вымогает деньги у 70 % магазинов в Сицилии и 30 % – в Апулии. Что еще удивительней, в Лацио, регионе, в котором находится Рим, pizzo платит каждая десятая из розничных точек, а в Ломбардии и Пьемонте – примерно одна из 20.
Но по крайней мере можно утверждать, что на Сицилии бандиты испытывают серьезные трудности. Коза ностра пострадала от того, что рынок потребления наркотиков сместился от героина, где она была крупным игроком, к кокаину, где доминирующим импортером была и остается Ндрангета. Арест в 2006 году Бернардо Провенцано был третьим случаем за 13 лет, когда удалось схватить capo di tutti capi. С тех пор полиция поймала целый ряд второразрядных руководителей Мафии, обезглавив организацию, по крайней мере временно. В ответ Коза ностра постаралась, насколько это возможно, держаться ниже травы, продолжая пожинать pizzo в Палермо и других местах на западе Сицилии.
Благодаря своим трансатлантическим связям, книгам и фильмам о Крестном отце и положению эпонимической Мафии, Коза ностра известна гораздо больше, чем любой другой итальянский синдикат организованной преступности. Загипнотизированное легендой о сицилийской Мафии международное общественное мнение не заметило, как с 1990-х ее успели обойти Каморра и Ндрангета. Мне довелось дважды взять у Роберто Савиано интервью в период, когда он скрывался, и так мне стало известно, что одной из причин, по которым он написал «Гоморру», было отсутствие интереса – не только за границей, но и в самой Италии – к суду над сотней с лишним camorristi, сопоставимому с максипроцессом над мафиози, прошедшем в 1980-х. Процесс «Спартак» сосредоточился на деяниях клана Казалези, который орудовал в городе Казаль-ди-Принципе, к северо-западу от Неаполя. Он длился семь лет, и все же национальные СМИ его почти не освещали.
Книга Савиано достигла своей цели привлечь внимание соотечественников и международного сообщества к угрозе, которую несет Каморра. Но он дорого заплатил за удовлетворение, которое получил в результате. Клан Казалези вынес ему смертный приговор, и он все еще живет под защитой полиции.
В отличие от Каморры, Ндрангета остается в тени. Почти не попадаясь никому на глаза, она ухитрилась стать, по оценкам большинства полицейских и прокуроров, самым богатым преступным сообществом Италии. Несколько ее кланов накопили значительный капитал в 1970-х, похищая богатых бизнесменов и удерживая их с целью получения выкупа в Аспромонте, гористой местности в сердце южной Калабрии. Одной из их жертв был Джон Пол Гетти III, внук нефтяного магната. Деньги, полученные в результате похищений, мафиози инвестировали в торговлю наркотиками. Ндрангета была первой среди итальянских мафий, кто установил прочные связи с колумбийскими кокаиновыми картелями, и с тех пор она играет ведущую – возможно, главную – роль в импорте этого наркотика в Европу. Известно, что недавно она стала сотрудничать и с некоторыми из мексиканских картелей.
Не сказать, чтобы это приносило Калабрии много пользы. Это самая бедная область Италии после Кампании. И она, возможно даже в большей степени, чем Кампания, подвергается процессу, который служащий там священник однажды назвал «сомализацией». Обширные области этого региона не подчиняются итальянскому государству. Любой, кто приезжает Калабрию и понимает итальянский язык, не может не поразиться количеству преступлений, очевидно связанных с Ндрангетой, которые описываются в местных СМИ, но остаются незарегистрированными в остальной части страны. В последние годы уровень убийств в области в три раза превышал средние показатели по стране и был даже выше, чем в Кампании.
Незаконный оборот наркотиков принес деньги всем трем мафиям и помог финансировать расширение их деятельности как в стране, так и на международном уровне. Еще в 1960 году в книге сицилийского писателя-романиста Леонардо Шаша один из персонажей размышляет:
«Возможно, вся Италия становится своего рода Сицилией… Ученые говорят, что линия пальмовых деревьев, то есть климат, подходящий для пальм, двигается на север, на 500 м, кажется, каждый год… Линия пальм… Я бы назвал ее линией кофе, линией крепкого черного кофе… Она поднимается как ртуть в термометре, эта линия пальм, эта линия крепкого кофе, эта скандальная линия, которая взбирается по всей Италии и уже оставила позади Рим».
Это был необыкновенно прозорливый отрывок, потому что механизм, который позволил Коза ностра и другим мафиям распространиться по всему полуострову, был тогда в самом зачатке. Миграция с юга на север сыграла свою роль. Но еще более важным фактором стал благонамеренный, но совершенно губительный закон, принятый в 1956 году, который предусматривал высылку подозреваемых или осужденных бандитов из их родных мест и вынужденное поселение под полицейским надзором на севере. Он стал известен под названием soggiorno obligato («обязательное пребывание»), и, согласно одной оценке, к 1975 году около 1300 мафиози, camorrista и ndranghetisti уже жили на расстоянии ружейного выстрела от промышленного и финансового сердца Италии.
Тем не менее еще недавно в Италии бытовало мнение, что мафия обитает на юге страны. Северяне, которые полагают, что могут дать не одну сотню очков вперед своим собратьям-итальянцам из Меццоджорно, негодующе отрицали, что организованная преступность может присутствовать в местах их обитания. Этот миф был развеян в 2010 году, когда полиция провела волну арестов в Милане и его окрестностях после расследования, которое обнаружило массу свидетельств присутствия Ндрангеты в итальянской деловой столице. Самым поразительным свидетельством была тайно сделанная карабинерами видеозапись встречи на высшем уровне, проведенной боссами Ндрангеты за ужином недалеко от Милана. Местом встречи они выбрали социальный центр левого крыла, носящий имена Джованни Фальконе и Паоло Борселлино. А ведь еще за несколько лет до этого журналист и прокурор написали книгу, которая обращала внимание на свидетельства того, что Ндрангета проникла почти во все уголки Италии, частично включая даже франкоязычную Валле-д'Аоста в сени Альп.
Но есть ли какая-то определенная причина, по которой Ндрангета и другие преступные группы пустили корни и расцвели именно в Италии, а не в Испании или, скажем, Португалии или Греции? Самыми ранними мафиози, как считают, были campieri, бандиты, которых нанимали для защиты земли и интересов зарождающегося класса фермеров-арендаторов, gabelloti. Но ранние сельские мафиози вскоре поняли, что они могут играть и более серьезную роль.
Как и во всей Италии, на Сицилии судебная система была в то время медлительной и зачастую коррумпированной. Кроме того, свойственное итальянцам взаимное недоверие, о котором я уже писал, присутствовало здесь в ничуть не меньшей, а возможно, даже и в большей степени, чем на полуострове. И тут-то и пригодились мафиози. Угрожая насилием, они могли гарантировать выполнение договора. Если бы фермер, который обещал продать соседу лошадь, привел вместо этого мула, то uomo d'onore («человек чести») и его сподвижники нанесли бы ему визит, который запомнился бы ему навсегда.
Однако проблемы, возникавшие у сицилийцев при заключении соглашений, никуда не делись. В одной из самых содержательных из написанных о Коза ностре книг социолог Диего Гамбетта рассказал, что услуги такси с радиодиспетчерами появились в Палермо только в 1991 году, когда они уже были во всех остальных городах Италии. До появления системы GPS, которая позволяет определить местоположение каждого такси, было легко жульничать: «Водитель Б может ждать, пока водитель А ответит на вызов оператора, а затем предложить забрать клиента быстрее, чем А», – писал Гамбетта. И именно так происходило в Палермо вновь и вновь, пока система тестировалась.
Но если, как утверждал Гамбетта, в плане честности таксисты в Палермо ничем не отличались от своих коллег в других частях страны, то возникает вопрос, почему же они не могли решить проблему так же, как она решалась в Неаполе и Милане. Там, если один водитель подозревал другого в жульничестве, он мог приехать по адресу вызова и, если прибывал первым, затребовать эту поездку себе. О мошенниках-«рецидивистах» сообщали диспетчеру и могли отключить им радио. Напрашивается вывод, что некоторые водители в Палермо находились под покровительством Мафии и поэтому могли жульничать безнаказанно – третейский суд Коза ностры не всегда бывает справедливым и чаще служит целям устрашения.
Но даже историческая роль посредника в улаживании споров не может полностью объяснить, почему эта организация не только выжила, но и разрослась. Еще одна гипотеза основывается на том, что Мафия появилась приблизительно в то же время, что и итальянское государство. Первое упоминание этого слова в официальном документе относится к 1865 году. Поэтому самое простое – и, возможно, самое удобное – объяснение состоит в том, что организованная преступность расцвела на юге, где власть молодого государства была слабой, а преданность семье и клану – еще более сильными, чем в остальной части страны. Но есть и другая точка зрения, согласно которой организованная преступность возникла как реакция на Объединение. Идеологи Рисорджименто были главным образом северянами, и именно северяне – главным образом пьемонтцы – осуществили Объединение. Поэтому пьемонтцы играли ведущую роль в правительстве новой Италии и командовали войсками, которые были отправлены на юг страны, чтобы положить конец свирепствовавшему там бандитизму. Одновременно с этим Неаполь потерял статус столицы и стал провинциальным городом, стоящим на дороге, которая не ведет никуда, разве что в Сицилию и Северную Африку. Должно быть, для многих южан это было больше похоже на колонизацию, чем на объединение.
Назад: 15. Ограничение конкуренции
Дальше: 17. Соблазны и Tangenti