14. Выбрать сторону
Quella del calcio è l'unica forma di amore eterno che esiste al mondo. Chi è tifoso di una squadra lo resterà per tutta la vita. Potrà cambiare moglie, amante e partito politico, ma mai la squadra del cuore.
«Любовь к футболу – единственная вечная на этой земле. Болельщик команды останется им на всю жизнь. Он может найти другую жену, возлюбленную или сменить политическую партию. Но он никогда не изменит любимой команде».
Лучано Де Крешенцо. I pensieri di Bellavista (2005)
Вернувшись в Италию, мы с женой некоторое время жили в ЭУР (EUR), районе Рима, строительство которого началось при Муссолини в 1930-х. Он возводился для Всемирной выставки 1942 года (отсюда и аббревиатура – Esposizione Universale di Roma). Но к тому времени, когда 1942-й наступил, дуче и его союзник, Гитлер, оказались заняты другими делами. Сегодня в ЭУР располагаются государственные учреждения и головные офисы некоторых крупнейших банков и корпораций Италии. Проблема в том, что когда офисные служащие расходятся по домам, там становится пусто, как в покойницкой. Жизнь присутствует лишь на концертных площадках и на углах улиц близ парков, где околачиваются многочисленные проститутки, многие из которых трансвеститы. Но у ЭУР есть и свои достоинства. Он находится в непосредственной близости от побережья. Там расположено одно из самых прекрасных в Европе зданий XX века – Palazzo della Civiltà Italiana, более известное под названием «Квадратный Колизей». А кроме того, в ЭУР есть роскошный пруд, окруженный лужайками и живыми изгородями.
Большую часть года этот приятный уголок – заповедник бегунов, местных собаководов и офисных служащих, совершающих моцион во время обеденного перерыва. Но весной наступает время, когда парк вокруг озера, которое называют laghetto, наполняется людьми. Это происходит два или три выходных подряд. А затем толпы приезжающих из других районов Рима исчезают так же внезапно, как куда-то деваются в конце июля стрижи.
В этом есть своя логика. Погода еще не слишком жаркая, чтобы вдохновить на посещение пляжей Остии, но уже достаточно теплая для того, чтобы насладиться прогулкой у озера. Но даже при этом единодушие, с которым тысячи римлян принимают решение отправиться в ЭУР ради прогулки и мороженого, выглядит поразительным. Кажется, будто вышел приказ: «Именно в эти выходные мы все идем в ЭУР». И не будет большим преувеличением сказать, что нечто подобное происходит в действительности.
В компаниях друзей и знакомых по всему Риму происходят обсуждения. И по принципу «мудрости толпы» все решают одно и то же: «А давайте поедем в ЭУР».
Толпы, которые вы в результате наблюдаете, являются проявлением il piacere di stare insieme, что можно перевести как «удовольствие собраться вместе», любви к совместным общественным мероприятиям, указывающей на один из многих парадоксов итальянской жизни. Спросите группу итальянцев о выдающейся черте их национального характера, и хотя бы один, если не большинство, наверняка скажет вам, что это – individualismo. Это не индивидуализм в том смысле, в каком его понимают британцы или американцы. Individualismo сочетает независимость действий с личной выгодой. И все же подавляющее большинство итальянцев инстинктивно – почти болезненно – общественные создания. Таким образом, каждый из них может предпочесть идти собственным путем, но в итоге зачастую все оказываются в одном и том же месте.
Когда иностранцы подбирают страну, с которой можно было бы сравнить Италию, они обычно останавливаются на Испании или на Франции, или на Португалии, культуры которых на самом деле сильно различаются. Никто никогда не упоминает Японию. Тем не менее меня часто поражало, что il piacere di stare insieme – одна из нескольких черт, которые объединяют итальянцев с японцами. Обе культуры придают большое значение внешней стороне. Японцы, как и итальянцы, в недавнем прошлом обладали экономической мощью, которая заметно превышала уровень их влияния на мировой арене. У обеих наций традиционно высок уровень сбережений. Обе имеют тенденцию формировать противодействующие свободной конкуренции структуры наподобие картелей и отчасти по этой причине породили, казалось бы, неистребимые синдикаты организованной преступности. В Японии, как и в Италии, высока сейсмическая активность. И обе страны – длинные и узкие, где подавляющее большинство населения теснится в долинах рек и на полосах земли вдоль побережья. Достаточно взглянуть на районы, примыкающие к Неаполю, или на городскую застройку, почти непрерывно тянущуюся вдоль реки По к морю, чтобы понять, насколько итальянцы привыкли жить бок о бок друг с другом.
Итальянцы – большие любители вступать в разнообразные общества. У них очень много – заметно больше, чем в Испании – всевозможных клубов, ассоциаций и федераций, и потому так много presidenti, упомянутых в главе 13. Даже молодые бунтари вступают в centri sociali, которые больше походят на коммуны, несмотря на то что в других западных странах это вышло из моды на рубеже 1970–1980-х.
Мне так и не удалось до конца понять, откуда у итальянцев это мощное стремление собираться вместе – пытаются ли они инстинктивно воспроизвести структуру семьи или, наоборот, подсознательно желают вырваться из ее щупалец. Возможно, тут есть элемент и того и другого. Во всяком случае – и именно здесь мы приходим к парадоксу внутри парадокса, – оно сосуществует со столь же мощной традицией постоянного недовольства.
Политические условия жизни в центральной и северной Италии в Средние века создали все предпосылки для образования этой смеси взаимного сотрудничества и вражды. Папская власть в большей части центра страны, хотя время от времени и жестокая, редко бывала сильной. Дальше на севере никакой власти не было – или, скорее, существовало много ее центров. Сначала появились самоуправляемые коммуны. Позже им на смену пришла мешанина княжеств, герцогств и графств, из-за чего эта область стала похожа на лоскутное одеяло. Веками Рим и города к северу от него были раздираемы яростной борьбой между группировками, объединенными лояльностью к тому или иному благородному семейству, клану или общине. Это мир Ромео и Джульетты, мир Монтекки и Капулетти. В Сиене это острое соперничество можно наблюдать и сегодня, хотя его перенаправили в более или менее безопасное русло Сиенского Палио – скачек, проходящих дважды в год.
Эти противоборствующие стороны с их складами оружия и укрепленными башнями, разумеется, как нельзя лучше подходили для того, чтобы вовлечь их в более масштабный конфликт между папством и Священной Римской империей. В XII веке он сконцентрировался вокруг соперничества двух благородных германских семейств, каждое из которых стремилось к императорскому престолу: Вельфы, с одной стороны, Гогенштауфены с их боевым кличем «Waiblingen!» – с другой. Так как императором стал представитель рода Гогенштауфенов, противники империи и сторонники папства (а это не всегда были одни и те же люди), в конце концов, взяли итальянское название «Guelfi». Их противники стали известны как Ghibellini – это неуклюжая попытка переделать на итальянский манер клич Гогенштауфенов. Целые города были за тех или за других: Орвието поддержал гвельфов, тогда как Тоди, расположенный всего в нескольких милях от него, – гибеллинов. Кремона также была на стороне гвельфов, но Павия, выше по течению По, оказалась гибеллинской. Некоторые города, такие как Парма, стоящая на другом берегу реки, метались между двумя сторонами. Столкновения внутри и между враждующими городами унесли тысячи жизней. В 1313 году сражение между двумя сторонами в Орвието продолжалось четыре дня. А Флоренция, город гвельфов, и гибеллинская Сиена пребывали в состоянии вялотекущей войны с периодическими обострениями в течение многих десятилетий.
Склонность целых обществ раскалываться на два лагеря из-за разногласий едва ли присутствует только в Италии. Но мало какие раздоры длились так же долго, как конфликт между гвельфами и гибеллинами. Некоторые из итальянских писателей считают, что наследие этого кровавого соперничества можно заметить и сегодня. Согласно одной теории, оно заново разыгралось в ходе холодной войны, в противостоянии между христианскими демократами и коммунистами. Первые, как и гвельфы, были союзниками папства; вторые, как и гибеллины, поддержали иностранную державу (в точности как гибеллины приняли сторону империи, так и коммунисты обращались за поддержкой к Советскому Союзу).
Эту теорию нужно соотнести с еще одним двусторонним конфликтом, который был подавлен в конце Второй мировой войны, но так до конца и не затих: между сторонниками и противниками фашизма. Некоторые, главным образом интеллектуалы правого крыла, утверждают, что Вторая мировая война в Италии не закончилась одним махом после народного восстания против нацистских оккупантов (таковой была основная версия событий в послевоенные годы). На самом деле вторжение союзников положило конец беспорядочной гражданской войне между несгибаемыми сторонниками Муссолини и партизанами, которые были по большей части коммунистами. Если смотреть с такой точки зрения, этот конфликт всплыл вновь в кровопролитных уличных боях, которые происходили между молодыми неофашистами и революционерами левого крыла в 1970-х. И разрешился он только после того, как в конце 1980-х и начале 1990-х христианские демократы и коммунисты были сметены историей, а Сильвио Берлускони привел крайне правых в союз, а оттуда и в правительство. Можно сказать, что тем самым он также положил конец многовековой вражде между гвельфами и гибеллинами: его успех в 2000-х в конечном счете вынудил большинство его противников, включая и бывших коммунистов, и бывших христианских демократов, объединиться в левоцентристское движение – Демократическую партию.
Предмет спора между гвельфами и гибеллинами, возможно, давно утратил смысл, но шрамы, которые оставило их противоборство, видны до сих пор. В 2007 году на трибунах поля, принадлежащего футбольному клубу «Сиена» (который также известен по прежнему названию его футбольной секции и дате основания клуба, как «Робур 1904»), был вывешен баннер – целых 60 м в ширину. На нем было написано «Ghibellini Robur 1904», и провисел он там три года. Сообщение, появившееся на веб-сайте болельщиков, поясняло, что он выражал в одной фразе «душу сиенцев: [их] гордость за то, что они гибеллины, и любовь к "Робур 1904"».
Некоторые итальянцы безразличны к футболу. Некоторые – и таких все больше – следят за другими спортивными состязаниями, включая и те, что не вызывают особого интереса в других местах. Фехтование, например, имеет здесь массу поклонников. Так же как и автогонки «Формулы-1» – в значительной степени из-за достижений Ferrari последних лет. По воскресеньям, с весны до осени, рев двигателей «Формулы-1» доносится из телевизоров в барах по всей стране.
Тем не менее именно футбол, как ни один другой вид спорта, захватывает воображение итальянцев и распаляет в них страсти. Нигде в Европе, кроме, разве что, Испании, так не помешаны на футболе. И никто не добивался в нем таких успехов. Национальная сборная Италии, Gli Azzurri («Синие») привезла домой четыре Кубка мира – больше побед на счету только у Бразилии.
Футбол пришел в Италию от британцев, а точнее от британских эмигрантов, которые селились на севере в городах, становившихся индустриальными и коммерческими центрами, в конце XIX века, когда экономика страны быстро развивалась. Самый старый сохранившийся клуб – Genoa («Генуя»), который все еще использует английское написание названия города, а не итальянское Genova. Он был основан в 1893 году как Генуэзский клуб крикета и атлетики, а позже стал Генуэзским клубом крикета и футбола. Крикет так и не завоевал популярности у итальянцев (возможно, потому, что поначалу им не разрешалось вступать в генуэзские клубы). Зато футбол распространялся быстро. К 1898 году в Италии существовала лига из четырех команд, и три другие – все из Турина – имели итальянские названия. Среди игроков становилось все больше местных, но тренеры – которых тогда называли управляющими – все еще были по большей части британцами. Даже сейчас о руководителе итальянской команды независимо от его национальности говорят «Mister», и так же его называют игроки, журналисты и должностные лица. Футбольный клуб «Милан», который также сохранил английское написание названия, существует с конца XIX века, как и «Ювентус». Клуб Internazionale Milano – обычно называемый просто «Интер» – возник позже в результате разногласий и раскола в «Милане».
Поначалу генуэзцы были чемпионами, но в 1930-х им перестало везти. Клуб «Генуя» выиграл свой последний scudetto в 1924 году. К тому времени к власти пришел Муссолини, который захотел прославить молодое фашистское государство талантливой игрой итальянцев в футбол. Для начала ему нужно было приписать ставшей к тому времени национальной игре итальянское происхождение. В XVI веке некий Антонио Скарино описал игру, популярную в то время во Флоренции, известную как calcio, что означает «удар». На деле calcio мало походила на современный футбол, но от нее Муссолини получил исконно итальянское название для этого вида спорта, которое сохранилось и по сей день. Фашисты также принудили «Геную» и «Милан» отказаться от английских названий в пользу итальянских. Они вернули свои настоящие имена только после Второй мировой войны.
Получив поддержку Муссолини и его режима, итальянский футбол пошел в гору. В 1934-м, а затем и в 1938-м национальная сборная завоевала Кубок мира. Во втором случае капитан сборной прежде, чем принять трофей, отдал фашистское приветствие, хотя и довольно неуверенно.
Внутри страны символом фашистской эры была команда Болоньи (по иронии судьбы позже этот город станет оплотом коммунизма). В период между 1929 и 1941 годами одноименный клуб выигрывал национальный чемпионат пять раз. Некоторое неудобство для Муссолини представляло то обстоятельство, что два раза команда завоевывала чемпионский титул под руководством тренера еврейского происхождения Арпада Вейса. Он был уволен в 1938 году, после того как режим принял антисемитские законы. Вейс уехал из Италии и нашел работу в Нидерландах. Но когда страну оккупировали нацисты, его отправили в Освенцим, где он и его семья погибли.
После Второй мировой войны футбол в Италии возрождался гораздо медленнее, чем экономика и искусство. В конце 1940-х клубом номер один в лиге был «Турин». Он завоевал пять чемпионских титулов подряд, и сборная Италии иногда состояла почти целиком из его игроков. Но 4 мая 1949 года самолет, на борту которого было 18 членов команды, врезался в стену базилики Суперга на холме над Турином. Все, кто был на борту, погибли. После этого только в 1963 году итальянцам удалось вновь одержать победу на международном уровне – тогда «Милан» выиграл Кубок европейских чемпионов.
1960-е стали славным десятилетием для обеих главных миланских команд. Под руководством тренера аргентинского происхождения, Эленио Эрреры, которого прозвали il mago («волшебник»), «Интер» завоевал два следующих Кубка европейских чемпионов. В 1970-х и 1980-х клуб продолжил собирать трофеи. Но начиная с 1990 года на протяжении долгих 15 лет одна из лучших команд Италии не могла выиграть ничего. Как будто «Интер», околдованный когда-то il mago, был проклят. Пародируя кричалку болельщиков «Интера» «Non mollare mai» («Никогда не сдаваться»), сторонники соперников, бывало, дразнили их выкриками «Non vincete mai» («Вы никогда не выигрываете»).
Лидирующей командой 1970-х и 1980-х был «Ювентус». Туринцы девять раз становились чемпионами, пока в 1986 году Сильвио Берлускони не купил футбольный клуб «Милан» и не нанял Марко ван Бастена, первого из трех голландских звезд, которые помогли привести команду к серии побед в домашней лиге, а затем и в Европе. Как и во многих других случаях, события, происходившие на футбольном поле, отражали и, возможно, влияли на ход событий в других сферах жизни страны: Берлускони стремительно шел к неожиданной победе на всеобщих выборах 1994 года, а его команда зарабатывала третий подряд победный титул в Serie A.
Сэру Уинстону Черчиллю приписывают такое высказывание: «Итальянцы проигрывают войны, как будто это футбольные матчи, а футбольные матчи – как будто это войны». Говорил ли он так или нет, но в этом саркастическом замечании есть доля истины, и сами итальянцы его часто цитируют. Они питают к футболу такое уважение, каким никогда не удостаивают политику. Правда, те, кто связан с футболом, по большей части и ведут себя гораздо достойнее, последовательнее и серьезнее, чем итальянские политические деятели. Матчи, как и мессы, начинаются вовремя даже в тех частях страны, которые славятся своей непунктуальностью. Игры изобилуют сложными тактическими ходами, которые озадачили бы тренеров, не говоря уже о зрителях, во многих других странах. Анализируя матчи, профессионалы и любители демонстрируют искушенность, которую мало где встретишь. И хотя исключения бывают, сами игроки подходят к своему призванию со всей серьезностью. Они упорно тренируются. Большинство очень редко употребляют алкоголь, если вообще употребляют. Едят здоровую пищу. И это неслыханное дело, если итальянский игрок оказывается замешан в скандале в ночном клубе (даже с учетом того, что СМИ в таких случаях могут проявить такт и уважение). Во всяком случае, в Италии редко бывали буйные персонажи, вроде Джорджа Беста или Эрика Кантона.
Если итальянских игроков критикуют, то не за недостаток профессионализма, а скорее за его избыток: за то, что на поле защитники слишком часто прибегают к профессиональным фолам; нападающие разыгрывают картинный драматический спектакль, когда теряют мяч в результате разрешенного отбора; а игроки всех категорий стремятся запугать арбитра множеством показных протестов. Такая критика, впрочем, редко слышна в самой Италии. Хотя, как замечает в своей истории итальянского футбола Джон Фут, действительно честной игры там не увидишь:
«Итальянские защитники всегда пытаются упредить нападающих… Если это не удается, то ключевую роль в арсенале опекающего игрока играет совершенный в нужное время в нужном месте фол. В Италии это явление стало известно под названием „тактический фол“ в 1990-х, и защитников обучали ему как части игры. Все они знали, когда нужен фол и когда нет и как это сделать, не заработав карточку. Часто итальянские футбольные комментаторы хвалят защитника за фол и порой добавляют: „Возможно, это нечестная игра, но…“ С понятием полезного, или тактического, фола связана идея бесполезного фола и представление о том, что быть удаленным из-за бесполезного нарушения глупо и непрофессионально, в то время как получить красную карточку из-за полезного тактического фола – это не только нормально, но и заслуживает похвалы, поскольку игрок жертвует собой ради успеха всей команды».
Футбол вплетен в канву итальянской жизни до такой степени, что с ним не могут соперничать даже автогонки. Типичным свидетельством тому долгое время был озабоченный отец семейства с прижатым к уху транзисторным радиоприемником, воскресным днем следивший за успехами своей squadra del cuore, в то время как его жена и дети отдыхали на пляже или наслаждались прогулкой на природе. Правда, в наши дни такого персонажа можно увидеть скорее в старых комедийных фильмах. Он исчез с появлением в 2003 году телекомпании Sky Руперта Мердока, которая показывает прямые трансляции всех матчей Серии А. Они идут вечером в субботу, в воскресенье, а иногда и в будни. Но итальянские болельщики никогда не удовлетворялись лишь тем, чтобы сходить на воскресный матч, а на следующий день прочитать о нем в газетах. В том или ином виде следить за футбольными событиями можно всю неделю.
La Gazzetta dello Sport начала издаваться в 1896 году, чтобы освещать первые современные Олимпийские игры, но постепенно превратилась в ежедневное издание, посвященное фактически только футболу. Затем в 1920-х появилась Corriere dello Sport, а после Второй мировой войны – Tuttosport. На пике своего влияния, в начале 1980-х, La Gazzetta, с ее особенной розовой бумагой, была самой продаваемой газетой Италии. А ее самому знаменитому редактору, покойному Джанни Брера, удалось изменить итальянский лексикон.
Брера утверждал, что думает на диалекте, но его тексты на итальянском языке украшал удивительно богатый словарный запас. Например, Диего Марадона, легендарный аргентинский бомбардир, в описании Бреры становился «гигантским чудовищем, в адском, мифологическом смысле, как Цербер: если вы будете почтительны с ним, просто из спортивной вежливости, он вонзит зубы в ваш загривок, отгрызет вам голову и позволит ей упасть на землю, как фрукту, оторванному от уже подгнившего черешка». Один только этот абзац в оригинале содержит два слова, которые заставили бы большинство итальянцев полезть в словарь, и третье, которого они не нашли бы даже там.
Когда Брера не находил нужного слова или фразы, он либо обращался к диалекту (необязательно своему), либо сочинял их. Среди слов, изобретение которых ему приписывают, есть libero (для защитника, не назначенного опекать определенного соперника): термин, который перешел из итальянского языка в большинство других распространенных языков мира.
По вечерам в понедельник болельщики, которые прочитали свою любимую спортивную ежедневную газету от корки до корки, могли продолжить бороться с абстинентным синдромом, переключившись на канал «Il processo del lunedì», который был запущен телекомпанией RAI в 1980 году. Просмотр передачи скоро стал национальным обычаем, а ее ведущий, Альдо Бискарди, – всенародной знаменитостью. «Il processo del lunedì» означает «Расследование в понедельник». Передача состояла из дотошного изучения повторов самых спорных моментов игр, прошедших в выходные, с использованием устройства, названного Supermoviola. С помощью этой техники, предположительно разработанной в военных целях, Бискарди и его команда давали зрителям возможность изучить каждый спорный эпизод в замедленной съемке, сделанной с любого мыслимого угла, включая даже недоступные телевизионным камерам того времени. Supermoviola позволяло окончательно разрешить споры. Оно предоставляло наглядное бесспорное доказательство того, что штрафные были присуждены неправильно, а голы, не засчитанные арбитром, были забиты игроками, которые вовсе не находились в тот момент в положении «вне игры». Программа Бискарди, у которой с тех пор появилось много клонов, также выигрывала из-за присутствия vallette, задача которых заключалась в том, чтобы представлять гостей студии и объявлять рекламную паузу, но прежде всего – быть потрясающе красивыми и обольстительно одетыми. Комбинация футбола и секса все еще выигрышна, хотя теперь женщины с пышными волосами, блестящей помадой и платьями с глубоким декольте обычно играют более активную роль. Несколько женщин-ведущих признаются даже самыми maschilista из болельщиков за свои глубокие познания и страстную увлеченность спортом.
Но такова далеко не каждая итальянская женщина. «Семь из десяти программ о футболе – это невозможно, – пожаловалась однажды Илари Блази, актриса и жена звезды клуба «Рома» Франческо Тотти. – Если мне случается смотреть их, я засыпаю». Многие другие жены также выражают недовольство количеством футбола на итальянском телевидении. В дополнение к программам просмотра записей и их обсуждения платное телевидение принесло каналы, полностью посвященные отдельным клубам. И радио тоже не обещает отдушины. В нескольких городах уже есть радиостанции FM, посвященные исключительно жизни местной команды.
С их вещанием – до 14 с половиной часов в день – можно ознакомиться во многих римских такси. Для любого, кто не зациклен на клубе, о котором рассказывается, это скучно до онемения мозгов: витиеватые обсуждения экспертов, которые время от времени перемежаются телефонными звонками болельщиков, пребывающих в диапазоне между возмущением и крайним раздражением. Столица – пожалуй, наиболее помешанный на футболе город в стране, которая без ума от футбола. Хотя футбольный клуб «Рома» должен представлять город, а «Лацио» – прилегающий регион, во многом они пересекаются, что вызывает жгучее соперничество между ними. Неудивительно, что именно в Риме появилось первое радио для болельщиков. На момент написания книги существует не менее четырех радиостанций, посвященных исключительно «Роме» (и пятая, с ежедневной четырехчасовой программой о клубе), и две, вещающие о «Лацио». У самой успешной из радиостанций «Рома» ежедневная аудитория достигает 150 000 человек. Эта концепция была также реализована во Флоренции и Милане.
Радио для болельщиков изначально было придумано чрезвычайно хорошо организованными, влиятельными и богатыми фан-клубами «Ромы». В этом, однако, столица не уникальна. Каждая команда Серии А поддерживается как минимум одной группой ярых болельщиков, обобщенно называемых ultras. Самые первые группы ultras появились в 1950-х. Ultras полагают, что отличаются от фанатов британского толка – в частности, лучшей дисциплиной, и считают себя основателями того стиля поддержки своей команды, который распространился из Италии по большей части остальной Европы – с использованием барабанов, флагов, баннеров и факелов. Однако в наши дни их образ больше связан со склонностью к агрессивному поведению и экстремистскими, обычно крайне правыми политическими взглядами, которые проявляются в форме неприкрытого расизма.
Однако что продолжает отличать ultras Италии от бескомпромиссных болельщиков других стран, это не столько их экстремизм, сколько степень официальной поддержки, получаемой от руководства клубов, за которые они болеют. Некоторые ultras даже имеют официальную зарплату. Они получают субсидии для поездок на выездные игры. Их лидерам часто дают бесплатные билеты. И обычно они могут привести на поле друзей, чтобы посмотреть матчи бесплатно. Но такие льготы почти ничто в сравнении с тем, что они могут сделать для себя сами, используя свои эмблемы – а зачастую и эмблемы клубов – для торговли. Журналисты BBC, снявшие документальный фильм о Irriducibili «Лацио», к своему удивлению обнаружили, что Irriducibili имели собственный офис и поставляли товар в 14 магазинов в Риме и его окрестностях.
У лидеров ultras есть доступ к игрокам, и их влияние может привести к изменениям в тактике, составе игроков и политике клуба. В 2004 году Irriducibili «Лацио» и ultras «Ромы» устроили устрашающую демонстрацию своей власти во время матча между этими командами. В первой половине игры среди зрителей прошел слух, что молодой болельщик «Ромы» был задавлен полицейской машиной за пределами стадиона. Многие подозревают, что распространение этого слуха было согласовано между ultras и Irriducibili перед матчем по причинам, которые так и не удалось выяснить. Во всяком случае, спустя несколько минут после возобновления игры делегация ultras от обеих сторон каким-то образом выбралась на беговые дорожки, окружающие поле, и капитан «Ромы», Тотти, пошел поговорить с ними. Пэдди Агню, римский корреспондент Irish Times, который комментировал этот матч для RAI, написал впоследствии в своей книге об игре в Италии, что слова Тотти, сказанные тренеру сразу после инцидента, «громко и четко прозвучали в наушниках звуковой аппаратуры». Он сказал: «Se giochiamo adesso, questi ci ammazzano» («Если мы сейчас продолжим игру, эти парни убьют нас»). С согласия капитана «Лацио», и несмотря на протесты арбитра, игра была прекращена.
«Болельщики победили, – писал Агню. – А за этим последовали и волнения среди болельщиков, так как агрессивно настроенные фанаты с обеих сторон, как "Ромы", так и "Лацио", ввязались в столкновения с полицией за пределами стадиона». В последующие несколько лет ситуация с насилием среди футбольных болельщиков только усугублялась, причем столкновения между ultras и полицией становились еще более кровавыми, чем между соперничающими группами фанатов. В 2007 году один полицейский офицер умер от ран, полученных в ходе беспорядков во время матча в Сицилии, и один болельщик был застрелен полицейским во время столкновения между болельщиками команд-соперников на станции технического обслуживания на автостраде. После всеобщих призывов отреагировать на сложившуюся ситуацию правительство ввело программу ограничений и реформ, которая пока не решила проблему, но снизила ее остроту.
Если противник ultras – это sbirro («полицейский»), то враг всех болельщиков – арбитр. В Италии он не только считается близоруким, но и является объектом почти всеобщего презрения. Джанни Брера, отзывы которого читали миллионы, писал, что «почти в каждом случае мы имеем дело либо с неудовлетворенным человеком, который хочет доказать себе, что он существует и обладает свободой воли, либо с головорезом». Эннио Флайано, также журналист и писатель – он написал вместе с Феллини сценарии к фильмам «Сладкая жизнь» и «8½», – полагал, что итальянцы ненавидят рефери по гораздо более простой причине: «Потому что он выносит вердикт».
C годами сформировалось мнение, что эти презренные создания подвержены влиянию, что сознательно – или скорее подсознательно – они подсуживают крупным клубам. Для этого явления был даже найден термин: «психологическое рабство». Как утверждали, ярче всего оно проявлялось во время матчей с участием «Ювентуса» – команды могущественной как никакая другая. Это клуб из Пьемонта, региона, объединившего Италию, и владеет им Fiat, автомобилестроительная компания, которая считается гордостью итальянской промышленности. Поэтому «Ювентус» имеет общенациональный масштаб – и пользуется общенациональной поддержкой, большей, чем у любого другого клуба. Одно из его прозвищ звучит так: La fidanzata d'Italia (что-то вроде «Возлюбленная Италии»). Вы можете зайти в бар где-нибудь в калабрийской глубинке, в противоположной от Турина части полуострова, и увидеть на полке черно-белый полосатый вымпел и надпись, гордо объявляющую, что здесь проводятся собрания местного отделения клуба болельщиков «Ювентуса».
Предположение, что арбитры подсознательно чувствуют, как непатриотично было бы допустить проигрыш «Ювентуса», может показаться притянутым за уши. Но болельщики других клубов, особенно тех, что выигрывают чемпионат крайне редко, таких как «Фьорентина», «Кальяри» и «Верона», могут рассказать о многих спорных моментах в истории Лиги, которые были решены в пользу «Ювентуса». Например, в 1981 году на 74-й минуте решающей схватки арбитр не засчитал гол, который принес бы победу «Роме» и, как позднее доказали, был забит в ворота «Ювентуса» по всем правилам. В результате титул чемпиона достался «Ювентусу». То же самое произошло в следующем году, когда рефери не засчитал победный гол «Фьорентины», забитый всего за 15 минут до окончания сезона. Больше того, «Ювентус» неоднократно завершал сезон, получив подозрительно много штрафных в свою пользу и очень мало – в пользу других команд. С годами подозрения росли, и болельщики соперничающих команд жестоко дразнили болельщиков Ювентуса, скандируя: «Вы только и умеете грабить» и «Мы лучше будем вторыми, чем ворами».
И только в 2005 году они начали задаваться вопросом, может ли исключительная удачливость «Ювентуса» объясняться чем-то большим, чем «психологическое рабство». Именно тогда появились первые отчеты о расследовании под кодовым названием «Вне игры», которое проводил прокурор Турина. Впоследствии он пришел к заключению, что среди обнаруженного полицией не было ничего, что доказывало факт преступления. Однако же он передал собранные им данные в Федерацию итальянского футбола, Federazione Italiana Giuoco Calcio (FIGC), и спустя несколько дней после окончания сезона 2005–2006 годов отрывки из расшифровок перехваченных телефонных разговоров просочились в прессу.
Это стало началом неслыханного скандала в истории итальянского, да и не только итальянского, футбола. Время от времени игроки или арбитры попадаются на фальсификации матчей. Такое происходит во всех странах. Встречается и мошенничество в спортивных ставках. Но Calciopoli, как этот скандал стал называться, отличался ото всего прежде виденного. Из расшифровок разговоров стало ясно, что высшее руководство «Ювентуса» создало целую сеть влияния, которая действительно обеспечивала им благосклонность арбитров. Некоторые другие клубы также участвовали в схеме и извлекали выгоду из уступчивости судей. Манипуляции касались не отдельных игр, как это бывало в других скандалах, – была подтасована вся Серия А. Это был не турнир между командами, которые начинали сезон с теоретически равными шансами на победу, а кукольное представление: красочное, театральное представление, которое продолжалось из года в год, и сценарий которого писала группа высокопоставленных людей, участников преступного сговора. Это относилось не только к тому, что происходило на стадионах. Некоторые из расшифровок показали, что генеральный директор «Ювентуса», Лучано Моджи, был в контакте с Альдо Бискарди, ведущим шоу, которое к тому времени стало называться «Il processo di Biscardi». Это гарантировало, что замедленные реконструкции в его программе интерпретировались в ключе, который устраивал «Ювентус». Вот в высшей степени яркая демонстрация того, что в Италии не всегда можно верить своим глазам. После того как все вскрылось, программа Бискарди ушла с национального телевидения, и он, его Supermoviola и его vallette были в последний раз замечены – больше 30 лет спустя после первого выпуска – в сетке второстепенных региональных каналов.
В Calciopoli было две странности. Одна состояла в том, в самый пик скандала Италия выиграла свой четвертый Кубок мира. Другая – в том, что так и не было доказано, что из рук в руки переходили какие-либо суммы денег. Система работала потому, что заинтересованные топ-менеджеры создали миф, будто они имеют такую власть и влияние, что могут вознести любого игрока или рефери либо сломать ему карьеру. И самая вера в то, что их слово – закон, как раз и дала им те власть и влияние, которые были нужны, чтобы схема работала. Это яркий пример мафии в самом широком значении слова, пример того, что в Италии изобилуют всеохватные (и все же не всем доступные), создаваемые по принципу семьи структуры, направленные против конкуренции.