11. Любовники и сыновья

Их можно увидеть повсюду – часто в самых невероятных местах. Вы видите их написанными на стенах и на тротуарах, а иногда – заботливо выложенными из ракушек на пляжах. Особенно часто они встречаются на воротах школ. Признания в легкомысленной, головокружительно пылкой любви, размещенные таким образом, чтобы привлечь внимание объекта желания, когда она (или иногда он) занимается повседневными делами, – это одна из самых восхитительных деталей итальянского городского пейзажа и контрапункт той благоразумной сдержанности, которая характеризует основу итальянской жизни. Некоторые из этих graffiti d'amore поэтичны («Ты – мечта, которая начинается с момента, когда я просыпаюсь»); некоторые трогательны («Анна, вернись ко мне, умоляю тебя»).

«Лаура, я люблю тебя больше жизни», – такое заявление я видел недавно. И, действительно, некоторые поклонники ставят свою любовь выше жизни в попытках показать силу своей страсти. Я замечал сообщения, написанные гигантскими буквами с бог знает каким риском для пишущего на мостах, перекинутых через автострады. Несколько лет назад городок около Милана проснулся и обнаружил, что кто-то взобрался на леса вокруг строящегося многоквартирного дома, чтобы вывесить на них полотно в 40 квадратных метров с гигантским красным сердцем и именем любимой женщины.

«Al cuore non si comanda» гласит часто повторяемая пословица: «Сердцу не прикажешь». Но, по традиции, как и в других средиземноморских и католических обществах, сердечными делами здесь управляли очень строго, поскольку они касаются не только души, но и тела. В последние годы влияние церкви и обычаев на личную и сексуальную жизнь молодежи значительно ослабло. Недавнее исследование, целью которого было определить средний возраст, в котором итальянцы получили свой первый сексуальный опыт, показало, что у женщин он упал с 22 лет у поколения, рожденного во время Первой мировой войны, до 18,5 среди рожденных в 1980-х. У мужчин, однако, этот показатель почти не изменился, колеблясь между 17,5 и 18,5 годами. Как отметил автор исследования, дело в том, что у поколений, рожденных в первой половине ХХ века, сексуальная инициация мужчин и женщин происходила совсем по-разному. Для мальчиков в их поздние подростковые годы это был своего рода обряд посвящения, обычно проходящий «с более взрослыми, недевственными женщинами или проститутками». В противоположность этому большинство женщин были либо девственницами, когда они выходили замуж, что обычно случалось в 20 с небольшим лет, либо «у них был первый опыт с будущим мужем незадолго до свадьбы».

Начиная с 1970-х сексуальные привычки жителей Южной Европы претерпели революционные изменения. Согласно тому же исследованию, только одна из десяти итальянок, рожденных в конце 1960-х, предстала перед алтарем девственницей. Но влияние – или, точнее сказать, наследие – католического воспитания все еще можно заметить, проводя сравнение с другими странами.

Одно из самых свежих исследований, организованное производителем презервативов Durex, определяло средний возраст, в котором люди разных возрастов в разных странах, с их слов, впервые занимались сексом. Самые высокие средние показатели, предсказуемо, были в развивающихся странах, где есть жесткие социальные табу на секс до брака. Затем идет большинство, хотя и не все, средиземноморских католических стран, включая Италию, где «средний возраст первого секса» составил 19,4 года. Это немного ниже, чем в Испании, но значительно выше, чем в Великобритании или США, где показатели составили 18,3 и 18,4 соответственно.

Еще большее расхождение можно заметить в данных, касающихся женской сексуальности. Образ итальянской женственности, проецируемый во внешний мир в фильмах и рекламе, часто являет изображение знойной, чувственной и, как следствие, сексуально ненасытной кошки. Но есть свидетельства, указывающие на то, что итальянские женщины, напротив, относительно сдержанны. На конференции, проводившейся в Риме в 2010 году, были представлены данные о том, сколько представителей взрослого населения в различных странах признали, что занимались мастурбацией по крайней мере раз в жизни. Среди мужчин показатели были примерно одинаковыми как в Южной, так и в Северной Европе – во всех случаях 90 % и выше. Но среди женщин было поразительное различие. В то время как в Скандинавских странах примерно четыре из пяти опрошенных признались, что доставляли себе удовольствие, в Италии таких оказалось меньше половины.

Секс среди итальянских подростков явно распространен шире, чем во времена всеобъемлющего влияния Ватикана и христианских демократов. Но юноши все еще нередко называют своих подруг, используя то же слово, которое использовалось тогда, – fidanzata (невестой), даже если они не обручены. Девушки тоже могут называть своего друга fidanzato. Слова il mio ragazzo (мой парень) и la mia ragazza (моя девушка) набирают популярность в отношении любимых, особенно среди молодежи городского среднего класса. Но fidanzato и fidanzata оказались поразительно устойчивы, возможно, потому, что они более точно отражают природу отношений, которые строят многие молодые итальянцы, – виртуальные союзы, длящиеся 10 лет и дольше, прежде чем они плавно переходят в брак или – что в наши дни встречается чаще – в долговременное партнерство.

Футболка Мадонны отражает давнее представление об итальянцах, особенно итальянских мужчинах, как выдающихся любовниках – «итальянских жеребцах». Оно проложило путь через коллективное бессознательное западного мира, начиная с времен Джакомо Казановы и заканчивая временами Марчелло Мастроянни, – представление о том, что итальянцы не только одни из самых привлекательных, но и одни из самых романтичных и обольстительных людей в мире – и страстных в постели. Факт или миф?

Другой опрос Durex выявил загадочно противоречивые данные. Две трети опрошенных в Италии сказали, что они всегда или почти всегда испытывают оргазм во время секса, что оказалось одним из самых высоких показателей в мире. Как и в других странах, среди женщин доля тех, кто регулярно достигает кульминации, ниже, чем среди мужчин. Но все же в Италии она одна из самых высоких. Итальянские пары занимаются сексом относительно часто, и в среднем они уделяют этому больше времени, чем в большинстве других стран. Общая картина в итоге такова: даже если итальянцы не «делают это лучше» всех остальных, они, определенно, делают это очень достойно. Проблема лишь в том, что, когда тех же самых участников исследования спросили, довольны ли они своей сексуальной жизнью, среди итальянцев ответивших на этот вопрос положительно оказалось меньше, чем почти в любой другой стране. Возможно, тут действует какой-то иной фактор, не выявленный статистикой. А может, итальянцы (как и французы, у которых также был отмечен низкий уровень удовлетворенности сексуальной жизнью) страдают от завышенных ожиданий.

Строго не одобряя добрачный секс, особенно для женщин, католическая церковь всегда отличалась более снисходительным отношением к внебрачным шалостям, особенно когда супружеская верность нарушалась мужем и при условии, что семья не распадалась, по крайней мере внешне. Таким образом, будучи ограничены в сексуальных контактах до свадьбы, впоследствии итальянцы могут вести гораздо более разнообразную сексуальную жизнь. Но возможно, это только впечатление, созданное долгой литературной традицией, восходящей к «Декамерону» Боккаччо (в котором поразительным образом многие из неверных супругов вовсе не мужчины, а женщины, как, например, монна Гита).

Скаредный Тобиас Смоллетт, посетив Тоскану в 1760-х, описал обычай, бытовавший среди богатых флорентийских дам: содержать, как мы бы назвали это сегодня, мальчика для забав. В те дни его назвали cicisbeo. О связи между ними знал – и считал ее допустимой – муж женщины. Хотя для cicisbeo считалось невоспитанностью обнаружить какой-либо знак привязанности к своей повелительнице на публике, он сопровождал ее всюду. «Сразу за одними из ворот Флоренции есть триумфальная арка… и летними вечерами это прекрасное место, чтобы подышать свежим воздухом в своих экипажах, – писал Смоллетт. – Каждая карета останавливается, и происходит непродолжительный conversazione. Дамы сидят внутри, а cicisbei стоят на подножках карет, развлекая их беседой».

Иногда cicisbeo был гомосексуалистом, и тогда все ограничивалась ролью забавного компаньона. Но зачастую он был любовником женщины. Считается, что у лорда Байрона была итальянская возлюбленная графиня Тереза Гвиччиоли. Но, с итальянской точки зрения, благородная дама из Равенны просто имела более умного, чем обычно, английского cicisbeo.

Спокойное отношение итальянцев к супружеской неверности также видно из результатов опроса, проведенного в 2006 году психологическим журналом Riza Psicosomatica. Опрос должен был выяснить, какие пороки и недостатки заставляют итальянцев испытывать наибольшее чувство вины. На верху списка оказались обжорство и мотовство. В самом низу приютилась супружеская неверность. Она вызывает меньше беспокойства, чем недостаточный уход за внешностью.

До недавнего времени образ любовницы также присутствовал в итальянской культуре в большей степени, чем в культуре многих других стран. Для известных мужчин иметь вторую партнершу (а иногда даже вторую семью) было обычным делом, и когда такой человек умирал, журналисты рвались взять интервью не только у понесшей тяжелую утрату вдовы, но и у ее соперницы на любовном фронте. Другой образ, который нередко возникает перед глазами, это итальянец из среднего класса, который удаляется прочь от супружеского союза после того, как родились дети, и пускается во все тяжкие, прежде чем вернуться домой и провести преклонные годы с женой.

Но развлечения с подружками стоят денег. Содержание любовниц – не говоря о вторых семьях – обходится еще дороже. Поэтому такой вид измен всегда могли себе позволить только обеспеченные люди – те, кто благодаря своему общественному положению и финансовому состоянию больше контактировал с иностранцами и потому влиял на их представление о «типично итальянском». Отсюда возникает вопрос: насколько справедлива репутация итальянцев как неверных супругов? Единственное известное мне международное сравнение датируется 1994 годом и касается скорее мнений, чем привычек. Людей более чем из 20 стран спросили, как они относятся к внебрачному сексу. Доля итальянцев, ответивших, что это было бы «во всех случаях неправильно», составила 67 %, ровно столько же, сколько в Великобритании. Показатель был существенно ниже, чем в США, где четверо из пяти опрошенных безусловно осудили супружескую измену, но гораздо выше, чем в бывших коммунистических государствах: в России уровень неодобрения составил скромные 36 %.

Менее обеспеченные итальянские мужчины, ищущие секса вне брака (и, как отмечалось ранее, до брака), обращались к проституткам. Однако в 1958 году закон, внесенный социалисткой Линой Мерлин, запретил получение средств к существованию за счет проституции и привел к закрытию публичных домов. Результатом этой спорной меры стал исход проституток на улицы, где большинство из них и остается по сей день. Некоторые, правду сказать, работают без помех дома. Они традиционно рекламировали свои услуги в газетах, нередко начиная объявление со строки заглавных «А», чтобы оно гарантированно заняло первое место в колонке. Теперь все больше проституток используют Интернет. Согласно данным, собранным Corriere della Sera из разнообразных источников и опубликованным в 2013 году, в Италии на тот момент было 45 000 проституток, из которых только 8000 оказались итальянками. Из остальных больше половины работали на улицах, чаще всего охраняемые – и эксплуатируемые – сутенерами и имеющие меньше, чем в борделе, шансов пройти медицинский осмотр.

С одной стороны, закон Мерлин привел к тому, что проституция в Италии стала еще более грязным делом, чем в других странах, и еще более рискованным для здоровья самих девушек и их клиентов. С другой стороны, он сделал ее менее распространенной. Если данные, приведенные ранее, верны, то число проституток в Италии – лишь малая доля от их числа в Испании, где оценки начинаются примерно с 200 000. И эта разница – еще один повод задуматься, настолько ли ветрены мужчины-итальянцы, как их рисуют.

Пожалуй, областью, где влияние церкви очень заметно, можно назвать контрацепцию. Долгое время изготовление, продажа и реклама противозачаточных средств считались в Италии преступлением, за которое грозило наказание до года тюремного заключения. Запрет был снят в 1971 году, несмотря на то что тремя годами раньше вышла папская энциклика Павла VI «Humanae Vitae», которая вновь подтвердила несогласие Ватикана с искусственными методами контроля над рождаемостью.

Как и в большинстве других католических стран, осуждение Ватикана в этом вопросе повсеместно игнорируют. В Италии можно купить противозачаточные средства всех видов, и в некоторых случаях государство даже компенсирует их стоимость. Но, поскольку этот вопрос остается щекотливым, в целом отношение к контрацепции представляет собой смесь нарочитого невнимания и тактичного умолчания. В 2013 году Международная федерация планирования семьи опубликовала обзор, целью которого было оценить, насколько свободно молодые женщины могут получить доступ к различным методам контрацепции в десяти европейских странах. Каждая страна оценивалась по ряду критериев, которые включали разработку соответствующих правительственных норм, доступность полового воспитания и предоставление индивидуальных консультаций. В целом Италия едва набрала половину баллов, полученных Испанией, и меньше трети суммарного результата Франции. Больше того, она оказалась одной из трех стран, в которых нормам улучшения сексуального и репродуктивного здоровья и защиты соответствующих прав или уделяли мало внимания, или они «практически отсутствовали в программах соответствующих учреждений».

Сменяющие друг друга правительства не сделали ничего, чтобы снизить цены на презервативы, которые, согласно обзору 2009 года, стоят почти вдвое дороже, чем в среднем по миру. Это может отчасти – хотя и в очень незначительной мере – объяснить, почему другое исследование несколькими годами позже установило, что меньше половины сексуально активных итальянских молодых людей в юношеские годы или в возрасте чуть за 20 принимают меры, чтобы избежать нежелательной беременности. В остальном объяснение, видимо, состоит из комбинации неопытности, безответственности, а возможно, также и нежелания – сознательного или бессознательного – использовать искусственные средства контрацепции, которые так отвратительны католической церкви.

Во всяком случае, данные об использовании женских противозачаточных средств свидетельствуют о таком же нежелании. Итальянские женщины пользуются оральной контрацепцией реже, чем жительницы других европейских стран, хотя это и остается наиболее популярным методом. Но в опросе, проведенном в 2006 году, третьим по популярности методом все еще был coitus interruptus – прерванный половой акт, а ведь это был онлайн-опрос, в котором участвовала относительно продвинутая часть населения, использующая Интернет.

Казалось бы, следствием всего этого должен быть высокий уровень нежелательных беременностей и, соответственно, большое количество абортов. Но нет: один из опросов показал, что незапланированных беременностей в Италии меньше, чем в любой другой из 36 участвовавших в опросе стран. Количество абортов также сравнительно невелико.

Получается, что мы видим перед собой общество, в котором множество молодых людей не принимают никаких мер предосторожности, однако обходятся без последствий, которых можно было бы ожидать. Что-то здесь не складывается. В какой-то степени это можно объяснить растущей популярностью таблеток экстренной посткоитальной контрацепции, но может оказаться и так, что сексуальные связи между молодыми итальянцами, которые не находятся в устойчивых отношениях, все еще не слишком распространены, и сексуальная неразборчивость встречается редко. Кроме того, у молодых людей не так много возможностей заняться любовью. Вероятно, современные итальянские родители придерживаются не столь консервативных взглядов, как их матери и отцы. Но поступление в колледж или университет в родном городе и проживание в родительском доме до 30 с лишним лет не способствует активной сексуальной жизни, не говоря уж о беспорядочной.

Одна из особенностей итальянского языка в том, что в нем есть два варианта глагола «любить». Есть слово amare, но также есть volere bene. Даже сами итальянцы не могут окончательно договориться о том, в чем заключатся разница между ними, и каждый использует их по-своему. В самых общих чертах, volere bene означает менее близкий, менее эротический вид привязанности (хотя, когда итальянцы хотят сказать, что они «любят», скажем, рассекать под парусом или охотиться, они иногда используют amare). Если бы вы употребили volere bene в отношении партнера или супруга, люди могли бы подумать, что ваш союз дал трещинку. В применении к друзьям или коллегам этот глагол может означать не более чем «испытывать глубокую симпатию». И обычно – хотя и не всегда – он используется, когда говорят с родственниками или о них. «Mamma, – говорится в популярной песне 1940-х, возрожденной Лучано Паваротти. – Quanto ti voglio bene!»

Слова этой и многих других песен, написанных на итальянском языке, свидетельствуют о том, что другие европейцы склонны расценивать как уникально крепкую связь между итальянскими сыновьями и их матерями. Заключительные слова «Mamma» таковы: «Queste parole d'amore che ti sospira il mio cuore / Forse non s'usano più, Mamma! / Ma la canzone mia più bella sei tu! / Sei tu la vita / E per la vita non ti lascio mai più!» («Эти слова любви, которые тебе говорит мое сердце, / может быть, не используются в наши дни, Mamma! Но моя самая прекрасная песня – ты! / Ты – это жизнь / И никогда в жизни я больше тебя не покину!»)

Не слишком удивительно, что когда певцы других стран стали исполнять эту прекрасную балладу, они пели ее или по-итальянски – на языке, не понятном подавляющему большинству слушателей, или в переводе с совсем другим уклоном. В итальянской версии взрослый сын возвращается к любимой матери и клянется никогда не оставлять ее снова. В английской адаптации он сожалеет о том, что они так далеко друг от друга: «О мама / До дня, когда мы снова будем вместе, / Я живу в этих воспоминаниях. / До дня, когда мы снова будем вместе». Показательно, что английская версия песни имела наибольший успех, когда ее спела женщина, итало-американская певица Конни Фрэнсис.

Сын, держащийся за мамину юбку, по-итальянски называется mammone. Эквиваленты этому слову можно найти и в других языках. В английском это был бы mother's boy. Как и «маменькин сынок», mammone – это прозвище, которое ни один мужчина не принял бы за комплимент. Но итальянский язык уникален тем, что в нем есть и слово для обозначения этого явления, когда сыновья чрезмерно зависят от своих матерей: mammismo. Этот факт порой выдвигают как доказательство того, что стереотип справедлив и что необыкновенно близкие – некоторые сказали бы, нездорово близкие – отношения связывают слишком многих итальянских мужчин и их матерей.

Но действительно ли mammismo – внутренне присущая и непреложная черта национального характера итальянцев? В 2005 году историк Марина д'Амелия опубликовала книгу, где утверждалось, что mammismo – это то, что историки Эрик Хобсбayм и Теренс Рейнджер окрестили «изобретенной традицией», подобно другим легендам, материализованным, как по волшебству, ради определенных политических, социальных или иных целей (например, для консолидации нации). Д'Амелия установила, что слово mammismo возникло только в 1952 году. Все началось с того, что журналист и писатель Коррадо Альваро использовал его как заголовок эссе в своем сборнике «Il nostro tempo e la speranza». Подход итальянских матерей к воспитанию сыновей, из-за которого те уверовали, что имеют «право на что угодно», лежал «в основе традиционной итальянской безнравственности, недостаточного воспитания гражданственности и политической незрелости», утверждал он.

Для д'Амелии это было всего лишь способом переложить на женщин ответственность за все то, что привело Италию к принятию фашизма и бедствиям, обрушившимся на нее во время Второй мировой войны. Но одно дело – подобрать термин и другое – изобрести синдром, который им описывается. И, как дает понять книга д'Амелии, примеры необычайно крепкой связи между сыновьями и матерями можно найти и в более ранней истории Италии. Один из самых известных – отношения между ведущим идеологом Рисорджименто Джузеппе Мадзини и его матерью, Марией Драго.

Матери остаются тесно привязанными к сыновьям в большинстве, если не во всех, средиземноморских культурах. Лишенные всякого реального экономического или политического влияния, женщины Южной Европы (и Северной Африки) традиционно стремились извлечь выгоду из того факта, что их тем не менее почитают как матерей – тем более, если они подарили своим мужьям сына, – через неумеренное внимание к своим детям мужского пола. А сыновья отвечали им поклонением, которое содержит почти такой же подтекст, как и раболепство перед сыном: лучшее место для матери – дома, с детьми.

Много значения придают восклицанию «Mamma mia!», как свидетельству того, что явление mammismo пробралось даже в итальянский язык. Но «Madre mia!» в испанском можно услышать почти так же часто. И трудно представить более неистовую, чрезмерно опекающую родительницу, чем стереотипная еврейская мать.

Mammismo, может быть, и уникальное слово. Но различие между тем, что оно описывает, и тем, что происходит в других средиземноморских культурах, скорее количественное, чем качественное. Конечно, было бы опрометчиво считать mammismo как явление только лишь мифом. Слишком многое свидетельствует об этом явлении, хотя зачастую эти свидетельства больше заметны иностранцам и тем итальянцам, кому довелось пожить и поработать за границей. В Италии то и дело можно услышать истории о женах, которые после свадьбы обнаруживают, что свекровь будет жить в смежной квартире; о мужчинах, которые регулярно проводят часть выходных наедине с матерями или возвращаются жить к маме после развода. Если верить автору одного недавнего исследования, mammismo как явление отнюдь не легенда, а настоящая «пандемия».

Правда, в интервью для Psychology Today генуэзский психотерапевт Роберто Винченци не согласился с этим заключением. Он полагает, что сейчас этот синдром менее распространен, чем раньше. Но Винченци подтверждает, что «одна из проблем, от которых страдают многие из моих пациентов и их родственников» – это проблема мужей, ставящих матерей выше жен:

Британский писатель Тим Паркс, который женился на итальянке и написал захватывающую хронику семейной жизни в Венето, отметил, что в англосаксонском мире «традиционно, или по крайней мере в идеале, присутствует взаимопонимание в отношениях между родителями. В Италии оно радикально смещено к отношениям между матерью и ребенком». Все знают, что для матерей романских стран примером для подражания традиционно служила Мадонна. Но не так часто замечают другое – сходство между ролью романских отцов и ролью ее мужа. Как подметил Паркс, «Иосиф – попросту заместитель. Отец – это Бог, а основной его чертой всегда было отсутствие». Некоторые из самых запоминающихся зарисовок в книге Паркса имеют привкус горечи: в них он описывает, как отношения его жены с детьми очень быстро стали отличаться качеством и содержанием от его собственных отношений с ними. Читая это, невольно задаешься вопросом: не объясняет ли это, хотя бы отчасти, упомянутое выше явление, когда итальянские мужья отдаляются от семьи, пока их дети растут, и возвращаются в нее позже, чтобы провести вместе с женой старость.

Среди многих парадоксов итальянской жизни обращает на себя внимание и то, что в ней есть место и для mammismo, и для maschilismo, и – больше того – для многих других гендерных стереотипов. Розовый, например, продолжают считать исключительно женским цветом, который не должны носить мальчики или мужчины, если не хотят, чтобы их приняли за гомосексуалистов. Несколько лет назад я вернулся из Лондона с довольно элегантным, как мне тогда казалось, бледно-розовым галстуком, купленным на Джермин-стрит. В первый же день, когда я пришел с ним на работу, одна из моих итальянских коллег тихо сказала мне в коридоре: «Ни один итальянский мужчина никогда не надел бы этот галстук». По сей день мне неясно, одобрила ли она мою смелость в вопросах моды или, наоборот, осудила мое культурное невежество. Во всяком случае, я понял намек и больше его на работу не носил.

Сильвио Берлускони – далеко не единственный, кто использует слово «розовый», чтобы охарактеризовать что-либо, имеющее отношение к женскому полу, подобно тому как он сделал это, описывая Кабинет министров Сапатеро. Процент женщин, установленный законом для соблюдения политики равных возможностей, тоже повсюду называют quota rosa, то есть «розовой пропорцией». А о демонстрациях «Если не сейчас, то когда?» оповещали плакаты с розовым фоном.

Я подозреваю, что восторженное отношение итальянцев – как и испанцев – к проституткам-трансвеститам и транссексуалам с их вызовом гендерному разделению объясняется как раз стремлением убежать от смирительной рубашки стереотипов. По некоторым данным, в конце 1990-х на каждые 20 проституток в Италии приходилось больше одного трансвестита или, что чаще, транссексуала. Остается спорным вопросом, обманывают ли себя мужчины, которые посещают их, относительно собственной сексуальной ориентации.

Гомосексуальные отношения по обоюдному согласию между взрослыми людьми были признаны в Италии законными после вступления в силу первого уголовного кодекса после Объединения в 1890 году. И все же до недавнего времени табу на гомосексуальный секс оставалось очень сильным. Даже сегодня отношение к гомосексуалистам довольно консервативно. Недавний опрос Istat установил, что четверть опрошенных считает гомосексуальность болезнью. Только 60 % респондентов признают, что иметь сексуальные отношения с представителем того же пола – это приемлемо, и 30 % придерживаются мнения, что «лучше всего для гомосексуалиста никому не рассказывать о своей ориентации». Многие гомосексуалисты, судя по всему, следуют этому совету: тот же опрос позволяет предположить, что только четверть мужчин-геев, живущих с родителями, признались им в своей нетрадиционной ориентации.

Для сравнения: подавляющее большинство опрошенных осудили дискриминацию по причине сексуальной ориентации. И почти две трети согласились с тем, что нетрадиционные партнерства должны иметь те же законные права, что и супружеские пары.

В последние годы некоторые члены ЛГБТ-сообщества стали занимать видное место в национальной и региональной политике. Любопытно, что все они из Меццоджорно. Ники Вендола, который впервые был избран в парламент в 1992 году, никогда не скрывал того, что он гей. Похоже, это никак не повредило его карьере. В 2005 году он был избран президентом Апулии и четыре года спустя стал лидером радикальной партии «Левые – Экология – Свобода» (итал. Sinistra Ecologia Libertà, SEL), которая на выборах 2013 года получила больше 40 мест в национальном парламенте. Розарио Крочетта стал в 2003 году первым итальянским мэром, не скрывающим свою ориентацию, – в сицилийском городе Гела, а после этого был избран президентом автономного правительства острова. В 2006 году артистка и писательница Владимир Луксурия стала всего лишь вторым в мире трансгендером-законодателем национального масштаба. А два года спустя на выборах, на которых Луксурия потеряла свое место, в парламент была избрана Паола Конча из Абруццо, известная активистка в борьбе за права лесбиянок.

Тем не менее из-за влияния Ватикана парламент так и не продвинулся в вопросе запрета притеснений членов ЛГБТ-сообщества или наделения гомосексуальных пар хотя бы ограниченными правами. Католические законодатели воспрепятствовали и тому, чтобы на гомосексуалистов распространилась действие закона о преступлениях на почве ненависти, принятого в то время, когда у власти в конце 1990-х были левоцентристы. А попытка предоставить правовой статус гражданским союзам (включая как гетеросексуальные, так и гомосексуальные пары) была заблокирована во время левоцентристского правления в 2006–2008 годах. И все это было сделано во имя самой священной из итальянских священных коров – семьи.