Глава девятая
Он был желтый и налитый кровью, с одним-единственным черным зрачком.
В грузовом отсеке воцарилась тишина; сразу сделалось жарко и тесно, словно из склада помещение вмиг превратилось в тюремную камеру. Все собственной шкурой ощущали, что у них на глазах творится нечто необычайное.
Глаз дернулся, словно фокусируясь, и зашевелился в глазнице.
– Мужик, – прокомментировал Передний Край, – ну и урод же ты.
– Молчал бы! – рявкнул Доктор. – Сам небось не мальчик с плаката по меркам Скаро.
– Куда уж мне, – отозвался Край. – Для них явно тебя фотографировали.
– Ну да, для плакатов «разыскивается».
– А ну заткнулись оба! – сказал Боуман.
Он выступил вперед и пригвоздил мутанта взглядом.
– Ты меня слышишь?
В ответ послышался слабый бульк. Лампочки на куполе далека, как ни странно, бледно мигнули.
– Он все еще подключен, – догадался Скрам, нагибаясь к клубку проводков и трубочек, тянувшихся от подрагивающей плоти далека в глубины бронированной башни.
– Назад! – Доктор поспешно оттащил его в сторону.
В тот же миг черная присоска на конце обездвиженной руки далека судорожно сжалась, словно пытаясь ухватить Скрама за голову.
– Эге! – Передний Край взвел бластер и направил его прямо в мигающий глаз существа. – Полегче там, мальчик.
Присоска продолжила с чавканьем хвататься за воздух. Конечность задергалась в железной хватке погрузчика, и далек издал длинный, тихий стон отчаяния.
– Кажется, до тебя дошло, парень, – с удовлетворением констатировал Передний Край. – Мы держим тебя за…
– Достаточно! – рыкнул Боуман и повернулся к далеку. – Ты находишься на борту «Бродяги». Я – капитан Джон Боуман, а это моя команда. Ты – наш пленник.
– Думаю, об этом он уже догадался, – вставил Доктор.
– А ты не лезь, – предостерег его Боуман.
– Не могу.
– Можешь. Скажешь еще слово, и я прикажу Переднему Краю тебя отсюда вышвырнуть. Понятно?
Тот подтвердил слова командира каменным выражением физиономии.
– Ты был среди далеков, высадившихся на планете Хурала, – продолжал Боуман, обращаясь к висящему узнику. – Что вы там делали?
– Он не ответит, – сообщил Доктор.
– Край!
– Да хорошо, хорошо, – при виде надвигающегося штурмовика Доктор поднял руки. – Я не скажу больше ни слова. И далек, между прочим, тоже.
Боуман холодно улыбнулся.
– Посмотрим. Итак, далек. Я знаю, что ты меня слышишь. И знаю, что ты меня понимаешь.
Боуман присел на корточки, очутившись на одном уровне с существом.
– Мы тут все гуманоиды и умеем вести себя разумно. Выбор за тобой. Поговори с нами, расскажи все, что мы хотим узнать, и жизнь твоя сразу станет куда проще. Если сотрудничать ты не желаешь – что ж, она станет сложнее. Я не хочу, чтобы мои люди вели себя скверно, но если другого выхода нет… пусть будет так.
Единственный далеков глаз уставился на говорившего со свирепой, почти осязаемой ненавистью… но его обладатель не вымолвил ни слова.
– Это твой окончательный ответ?
Глаз закрылся.
– Очень хорошо, – Боуман встал. – У тебя с собой оборудование, которое я просил, Скрам?
Тот выкатил вперед столик на колесиках. На подносе скромно поблескивал набор инструментов.
– Ты же не серьезно… – сказал Доктор.
– Сам знаешь, что серьезно, – мрачно отозвался Боуман.
– Я не могу этого позволить.
Боуман поднял бровь.
– Ты тут не командуешь, Доктор. Зато командую я. Мне нужны кое-какие ответы от этого мерзкого сукина сына, и я намерен их получить – любыми доступными мне средствами.
– Ты же не такой, Боуман! – яростно заспорил Доктор. – Ты лучше! Ты человек! Не делай этого. Стой на том, во что ты веришь!
– Я верю в Стеллу. И в народ Авроса. А ты во что веришь, Доктор?
– Уж во что-то получше этого, – отрезал Доктор, ткнув пальцем в далека. – В человечность!
– Чрезвычайно ценное качество, – вздохнул Боуман. – Да вот только далекам на него плевать. Они вообще не понимают, что это такое. Оно для них лишнее, его нужно искоренить – вместе с человечеством. И ради этого они пойдут на все, это ты и сам знаешь. Они ни перед чем не остановятся, чтобы нас уничтожить – и я тоже, если хочу их остановить.
– У нас только один далек. И он практически беззащитен.
– Ну, значит, сегодня мой день! – Боуман подцепил с никелированного подноса один из инструментов и включил: с рабочего конца соскочила искра. – Этот единственный далек сможет рассказать все, что мне нужно. А теперь ты можешь остаться здесь и смотреть или уйти, если желудок не позволяет.
– Если ты готов пожертвовать человечностью, Боуман, значит, далек победил – хоть ты еще даже и не начал.
На мгновение капитан, казалось, засомневался. Нахмурившись, он уставился на разрядный промежуток, где плясала дуга, потом поднял голову и сказал:
– Прости, Доктор. Такую роскошь, как человечность, я себе сейчас позволить не могу.
– Я остановлю тебя! – взревел Доктор.
– А вот и нет, – вмешался Передний Край, наставляя ему пушку на голову. – Еще одно слово, и у тебя во лбу можно будет карандаши точить.
Доктор одарил его ледяным взглядом и повернулся к Скраму:
– А ты, Скрам? Ты в этом участвуешь?
– Ты знаешь, что участвую, – тихо сказал Скрам, отводя глаза. – Просто уйди, Доктор, пока еще можешь.
Доктор вздохнул, понимая, что побежден. Корал пристально наблюдала за ним от противоположной стены, взгляд ее был непроницаем.
Доктор посмотрел на далека: тихий бульк, не громче кашля, да лампочки на куполе мигнули разок. Это могло быть просто сокращение нервных волокон, или попытка благодарности, или ругательство. На самом деле это могло быть что угодно.
Плотно сжав губы, Доктор вышел из комнаты, и дверь с шипением закрылась за ним.
Доктор, кипя, мерил коридор шагами. Нечасто ему удавалось почувствовать себя настолько беспомощным. И надо же было так случиться, что после всех проблем, с которыми он сталкивался, после всех странных и опасных тварей, монстров, инопланетян, с которыми приходилось иметь дело, именно команда людей сумела его остановить! Глупых, упрямых людей – такие кого угодно взбесят! Не в первый раз в жизни Доктор почувствовал себя ужасно одиноким. Как ему нужен сейчас кто-нибудь вроде Марты… или Донны… кто-нибудь, способный понять, помочь… Он подумал о Стелле, и волна горя внезапно захлестнула его. Уж она бы сумела помочь.
С тяжким вздохом Доктор прислонился к стене напротив двери в грузовой отсек. Изнутри слышались голоса, но что они там бормочут, было совершенно непонятно. Он знал, что говорить далек не станет – он даже не был уверен, что тот может говорить. Неизвестно, насколько он пострадал от криозаряда и от последовавшей долгой разморозки. Возможно теперь далек не сильно отличается от овоща, вряд ли способного думать и действовать. Хоть бы он был уже мертв!
Думай, приказал себе Доктор, уперев кулаками в виски, а потом принявшись ерошить волосы. Надо что-то сделать. Все равно что. Должен же быть какой-то способ их остановить.
Подгоняемый потребностью что-то сделать, он уже собрался было бежать в рулевую рубку – захватить контроль над кораблем, заставить их прекратить… Обесточить грузовой отсек, в конце концов, чтобы все их инструменты враз отключились. Доктор уже полез в карман за звуковой отверткой, когда дверь с шипением отъехала в сторону. Удивленный, растерянный, он поднял глаза.
Это оказалась Корал; дверь у нее за спиной захлопнулась, и она заскользила по коридору к нему.
– Меня послали не дать тебе натворить глупостей.
– Я не из тех, кто творит глупости.
– Тогда убери свое звуковое устройство.
Доктор умоляюще посмотрел на нее.
– Корал, ты могла бы положить конец этому безумию! Ты знаешь, что могла бы.
– Возможно. Но я не хочу.
– Но, Корал…
– Никаких «но», – она подняла руку, выпрыгнули стальные когти. – Будет куда мудрее сделать, как я прошу.
– Правда? – плечи у Доктора поникли, и он убрал отвертку в карман. – Хорошо. Ты достаточно ясно выразилась.
Когти скользнули в ножны, на губах мелькнула тень улыбки.
– Боуман догадался, что ты попытаешься захватить корабль или еще как-то остановить его.
– Он был прав.
– Я позабочусь, чтобы этого не случилось.
Доктор не ответил. Они оба слышали, как резко трещит, разогреваясь, гальванический пистолет в руках у Боумана, хотя тяжелая дверь склада слегка глушила звук. Доктор закрыл глаза.
Раздался жуткий, пронзительный вопль боли – инструмент применили к далеку. За ним последовало долгое, непроизвольное бульканье от облегчения, когда агония, наконец, прекратилась.
Корал смотрела прямо перед собой, сохраняя полную невозмутимость.
Доктор осел на пол, спрятав голову в ладонях.
