Не быстро и не коротко ехал Илья. Проезжал он страны разные, страны разные, чужеземные, чужеземные да чужестранные. Там видал он людей удивительных, людей дивных, с людями несхожих ни обычаем, ни обликом, ни говором…

В общем, далеко занесла богатыря злая судьба – лихая доля, да еще и выбора не оставила: или жену спасай, или из богатырей дезертируй. А все яблочко на блюдечке. Чуть что, подбадривает:

– Внимание! Через триста километров сверните направо! Сверните направо на съезд!

Скачет Илья по полю, думу думает, буйну головушку повесил, повод отпустил. Галопирует верный Сивко сам-свой, мнет ковыли, пофыркивает, уздечкой побрякивает, копытами постукивает.

Вдруг встал богатырский конь, точно вкопанный. Илья сей беды не ждал, не ведал – и полетел промеж конских ушей в зелену траву канабис, только сафьяновые сапожки серебряными подковками сверкнули.

Выбрался богатырь из зарослей, отряхнул усы от налипшей пыльцы, огляделся, и видит – стоят посередь чиста поля, на кургане степном, ворота тесовые. Рядом забор притулился. Невелик заборчик, ничего он не огораживает, и всей длины в нем – десяток шагов.

– Эт-то что за диво бестолковое? – удивился Илья и хотел уже осерчать на Сивку, но тут углядел богатырский глаз на том заборчике зайца косоглазого. Чудно уселся заяц, прямо на частоколы острые, а чтобы, видать, удобнее было, обрядился косой в штаны невиданные, серебром блистающие, не иначе – заморские. И что примечательно – прореха на тех штанах болтами закручена, оцинкованными, на тридцать два.

– Эй, на заборе! – крикнул Илья, приложив варегу к бороде. – Ты чего тут?

– А ваше какое горе, сударь проезжающий человек? – тонким голоском отозвался заяц. – Может быть, я сменщика, медведя, поджидаю? Вы лучше ответьте, будьте так любезны – кто вы, какого роду-племени и чем за проезд через наш таможенный узел на незалежную территорию платить собираетесь?

Илья, приосанившись, положил руку на рукоять меча и представился по всей богатырской форме:

– Зовусь я Ильей, сыном Ивановым, прозываюсь Муромцем. Родом я из села Карачарова. Богатырь русский!

Не успел богатырь договорить, как заяц от услышанного с забора тут же и свалился.

– Но позвольте… – донесся из лопухов его дребезжащий голосок. – Как же так? Отца вашего зовут по-гречески, вас – по-иудейски, прозвище ваше финно-угорского происхождения, а село, в котором вы родились, и вовсе носит тюркско-татарское название! Как же вы русский?

Тут уж Илья и сдерживать себя перестал. Гаркнул на всю округу, аж канабисы полегли:

– Русский богатырь я! Понял, крапивное семя?! И платить я ничем не буду. Потому как… Ну, в общем, ибо… И дабы…

С этими словами вскочил Илья в седло и погнал Сивку прямо – мимо ворот, мимо заборчика, мимо отчаянно верещавшего зайца.

И долго еще вслед богатырю доносилось:

– Это не по правилам! Так нельзя! Вы нарушаете тридцать седьмую поправку к статье сто тридцать пятой Таможенного кодекса, гласящую, что…

Когда ворота скрылись из виду, Илья остановился.

– Ну что, блюдце? Куды дальше-то?

– Идет построение маршрута, – сообщило яблочко и через минуту добавило: – Связь со спутником потеряна.

– Вот те нате, – сказал Илья коню. – Сивка, что делать будем?

Конь скосил лиловый глаз, пожевал губами, но ничего не ответил богатырю.

Впереди расстилалось зеленое море тайги…

На лесной опушке богатырь остановил коня и призадумался. Где полночь, а где полдень – в этом Илья разбирался на раз, недаром школу юных богатырей закончил с отличием и золотой булавой. По мху зеленому, по коре березовой, по ветвям и сучьям умел он отыскать в лесу дорогу. Но вот беда, любой беды бедее – как узнать, какая дорога нужная? В какую сторону умыкнул проклятый супостат милушку-голубушку?

Так и думал бы свою тяжкую думу богатырь, но тут, как всегда, неожиданно, затрещали кусты, закачались рябинки да осинки, и на опушку из лесу вышел волхв.

То, что это волхв, Илья понял сразу. Собственно, никем иным старичок быть и не мог, но ежели кто засомневался, то для таких невер висела на впалой груди волхва дощечка с надписью чертами и резами: «Волхвъ».

Сморщенный, точно гриб-моховик, с длиннющей, волочащейся по земле некогда седой, а теперь просто грязной бородой, в которой запутались сухие листья и дохлый ежик, волхв остановился и принюхался.

Вместо епанчи носил он шкуру неубитого медведя, вместо шапки косматую голову старика венчало кукушечье гнездо, а вместо посоха его костлявая рука сжимала высохшую лосиную ногу.

– Э… Гм-гм… Кхе-кхе… – неловко начал беседу Илья. Неожиданно откуда-то пришли ладные да складные слова, и воодушевленный богатырь заблазил на всю округу:

– Скажи мне, кудесник, любимец богов, что сбудется в жизни со мною, а?

– А-а, ы-ы-ы, грх, прх! – ответил волхв, выразительно размахивая грязными руками. Из гнезда на голове старичка высунулась ворона и добавила к речам хозяина дозволенное:

– Карр!

– Э-э-э, да ты немой… – удивился и опечалился Илья.

– Ага, и слепой к тому ж! – ехидно добавил старичок. – Чаво надоть?

– Мне б дорогу сыскать к Кащееву царству три крестик девять, жона у меня там, Марьюшка, – искательно сообщил волхву Илья, свесившись с коня.

– Иди в баню! – отрезал волхв. – Там тебе и Кащей, и миски щей, а особливо марьюшек будет в достатке!

– Больно притесняете вы меня, папаша, – нахмурился Илья. – Да что это, в самом деле? Что, я управы не найду на вас?!

– Разруха, – наставительно поднял испачканный в козявках палец волхв, – в головах. И примешь ты смерть от коня своего!

Плюнув на прощание, волхв двинулся прочь, а озадаченный Илья вдруг почувствовал, что откуда-то пахнет дымком, пивком да распаренным веничком…