ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Горечь наших душ
ведома Дэссембрею.
Ступает Он рядом со смертными —
чаша печалей кипит
на языках отмщенья.
Горечь наших душ
ведома Дэссембрею,
ныне её
с нами разделит Он.
Священный молитвослов (Кассальский канон). Господин трагедий
Рана в левом плече Лорн была неглубокой. Тем не менее без магической помощи могло начаться заражение. Она вернулась в лагерь, где Тлен так и не сдвинулся с места, которое занял ещё на рассвете.
Не обращая внимания на имасса, адъюнкт достала травы из своей седельной сумки. Затем, усевшись на землю, опёрлась на седло и принялась обрабатывать рану.
Это была глупая, ненужная драка. Слишком много всего случилось за последнее время, слишком много мыслей, слишком часто женщина по имени Лорн мешала ей исполнять обязанности и долг адъюнкта Императрицы. В итоге она допускала ошибки, которых не совершила бы ещё год назад.
Тлен дал ей столько поводов к размышлениям, что впору опустить руки. Слова, которые имасс небрежно бросил к её ногам, коснулись чего-то в самой глубине души Лорн, схватили и не отпускали. Эмоции переполняли адъюнкта, размывали, затмевали мир вокруг. Она давно отказалась от скорби — как и от сожалений. Сочувствие было для адъюнкта опасней яда. Но теперь эти чувства накатывались на неё волнами и тянули сразу во всех направлениях. Она поняла, что цепляется за звание адъюнкта, за то, что оно значит, словно за последнюю ниточку, по которой ещё можно выбраться назад, обрести здравый ум, уравновешенность, самоконтроль.
Лорн постаралась как можно лучше очистить рану, затем приготовила примочку. Контроль. Это слово зазвенело в её мыслях, чёткое, жёсткое, уверенное. Что составляет самую суть Империи, если не контроль? Что придаёт форму каждому действию Императрицы, каждой мысли Ласиин? И что составляло суть самой первой Империи — великие войны, которые сделали т'лан имассов тем, чем они являются по сей день?
Лорн вздохнула и посмотрела на песок под ногами. Но ведь мы все за ним гонимся, сказала она себе. От девочки, которая несёт отцу бечеву, до бессмертного бога, что подчинил её и использует для своих целей. Во всём многоцветье жизни мы ищем только контроль, возможность изменять окружающий мир, вечно, безнадёжно стремимся добиться одной привилегии — предвидеть и определять течение жизни.
Имасс и его трёхсоттысячелетние слова вызвали у Лорн чувство бессмысленности. И бессмысленность, тщета затопили её.
Адъюнкт подарила мальчику жизнь, чем удивила не только его, но и себя. Лорн печально улыбнулась. Привилегию предвидения она уже потеряла. Да что там внешний мир! Лорн даже не могла больше предугадать собственные действия, движение своих мыслей.
«Какова же истинная природа чувств?» — подумала она. Великое отрицание логики, контроля — прихоти человечности. Что же ждёт впереди?
— Адъюнкт.
От неожиданности Лорн вздрогнула и подняла глаза на Тлена. Воин уже стоял рядом, весь покрытый изморозью, которая быстро превращалась на жаре в пар.
— Ты ранена.
— Так, потасовка, — угрюмо объяснила Лорн, ей было почти стыдно. — Уже всё. — Адъюнкт прижала примочку к ране и обернула плечо тканью. Затягивать перевязку одной рукой было неудобно. Тлен опустился на колени рядом.
— Я помогу, адъюнкт.
Лорн удивлённо посмотрела на мёртвое лицо воина. Но следующие слова полностью стёрли из её мыслей подозрения о том, что имасс может проявлять сочувствие.
— У нас мало времени, адъюнкт. Нас ждёт проход.
На лице Лорн застыла холодная маска. Адъюнкт кивнула, когда Тлен закончил: иссушенные, потрескавшиеся руки — ногти притуплённые, тёмно-коричневые и изогнутые — ловко завязали узел на конце бинта.
— Помоги мне встать, — приказала Лорн.
Когда имасс повёл её вперёд, адъюнкт увидела, что менгир раскололся. Впрочем, больше ничего вокруг не изменилось.
— И где проход? — спросила Лорн.
Тлен остановился у разбитого камня.
— Я поведу, адъюнкт. Следуй за мной и не отставай. Когда войдём в гробницу, обнажи меч. Мертвящий эффект будет незначительным, но он хотя бы замедлит возвращение сознания яггута. Этого времени нам хватит, чтобы добиться своей цели.
Лорн глубоко вздохнула. Отбросила, подавила сомнения. Пути назад больше нет. Да и был ли вообще? Бессмысленный вопрос: её путь определили другие.
— Хорошо, — сказала адъюнкт. — Веди, Тлен.
Имасс широко развёл руки. Склон перед ними задрожал, словно внезапный порыв ветра взметнул в воздух тучу мелкого песка. В гуще этого странного тумана проявились завихрения. Тлен шагнул вперёд.
Лорн двинулась за ним, но отшатнулась от запаха — вони застоявшейся в воздухе магии, бессчётных заслонов, которые простояли века, а теперь рухнули под напором Телланна Тлена. Адъюнкт двинулась вперёд, не сводя глаз с широкой спины имасса.
Они вошли в холм. Перед ними проступил грубый коридор, ведущий во тьму. Валуны, из которых были сложены стены и потолок, покрывала изморозь. Чем дальше шли Тлен и адъюнкт, тем холоднее становился воздух, запахи исчезли, со стен свисали толстые зеленоватые и белёсые сосульки. Под ногами промёрзшая земля сменилась скользкими ото льда каменными плитами.
Руки и ноги Лорн онемели, мороз щипал лицо. Коридор сузился, она заметила странные символы, нарисованные красной охрой подо льдом, на стенах. Эти знаки пробудили в ней что-то — почти узнаваемые, но стоило сосредоточиться, и они переставали казаться знакомыми.
Тлен заговорил.
— Мой народ приходил сюда прежде, — заявил он, оглядываясь через плечо на Лорн. — Мы добавили свою защиту к тем стенам, что возвели яггуты, пленившие этого Тирана.
Лорн рассердилась.
— И что с того?
Имасс молча смотрел на неё, затем холодно ответил:
— Адъюнкт, мне кажется, я знаю имя этого яггутского Тирана. Меня одолевают сомнения. Его нельзя освобождать. Но, как и у тебя, у меня нет выбора.
У Лорн перехватило дыхание.
— Адъюнкт, — продолжил Тлен. — Я понимаю раздвоенность, которую ты испытываешь. Я разделяю её. Когда всё будет кончено, я уйду.
Лорн ничего не поняла.
— Уйдёшь?
Тлен кивнул.
— В этой гробнице — тем, что мы совершим, избудутся мои зароки. Они более не будут властны надо мной. Такова остаточная сила спящего яггута. И за это — я благодарен.
— Зачем ты мне об этом говоришь?
— Адъюнкт, я приглашаю тебя уйти со мной.
Лорн открыла рот, но не нашлась с ответом.
— Прошу обдумать моё предложение, адъюнкт. Я отправлюсь на поиски ответа и найду его.
«Ответа? На какой вопрос?» — хотела спросить Лорн. Но что-то её остановило, волна страха зашептала: «Ты не хочешь этого знать. Лучше остаться в неведении».
— Пойдём, — хрипло проговорила адъюнкт.
Тлен зашагал дальше во тьму.
Через минуту Лорн спросила:
— Сколько времени это займёт?
— Времени? — В голосе Тлена прозвучала насмешка. — Тут, внутри кургана, адъюнкт, времени не существует. Яггуты, которые пленили своего родича, принесли в эти земли эпоху льда — последнюю печать на вратах гробницы. Адъюнкт, над этим курганом лежит пол-лиги льда — по сей день. Мы вошли в место и время, где лёд яггутов ещё не отступил, где ещё не разлилось великое внутреннее море, известное т'лан имассам как Ягра-Тиль, где ещё не миновали бессчётные века…
— А когда мы вернёмся? — перебила его Лорн. — Сколько времени пройдет там?
— Не могу сказать, адъюнкт. — Имасс остановился и обернулся к ней, глазницы Тлена мерцали чародейским светом. — Я никогда не делал ничего подобного.
Несмотря на плотный кожаный доспех, ощущение прижавшейся к нему сзади девушки заставило Крокуса обливаться потом куда сильнее, чем послеполуденная жара. А сердце колотилось в груди уж точно лишь от переполошённых чувств. С одной стороны, оставался неоспоримый факт — за спиной сидела девушка примерно его возраста и очень даже привлекательная, обхватила на удивление сильными руками грудь Крокуса и согревала шею тёплым влажным дыханием. С другой стороны, эта женщина убила человека, и юноша не мог придумать другой причины для её появления в холмах: она, наверное, собиралась и его убить тоже. Это очень мешало просто наслаждаться возможностью разделить с девушкой седло.
Они почти не разговаривали с тех пор, как покинули Колла. Крокус знал, что завтра на горизонте покажутся стены Даруджистана. Интересно, она их вспомнит? Вдруг в голове юноши зазвучал голос, подозрительно похожий на Коллов: «Так спроси об этом девочку, идиот!» Крокус поморщился.
Девушка заговорила первой:
— А Итко-Кан далеко отсюда?
Крокус чуть было не расхохотался, но что-то — инстинкт — остановило его. Тут лучше поосторожней, подумал он.
— Я никогда про такой город не слышал, — проговорил юноша. — Он в Малазанской империи?
— Да. А мы не в Империи?
Крокус проворчал:
— Пока ещё нет. — Затем его плечи опустились. — Мы на континенте, который называется Генабакис. Малазанцы приплыли по морю с востока и с запада. Они уже захватили все Вольные города на севере, а ещё — Натилогскую конфедерацию.
— Ой… — слабо ахнула девушка. — Так вы, выходит, воюете с Империей.
— Более или менее, хотя что касается Даруджистана, никогда не скажешь наверняка.
— Так называется поселение, в котором ты живёшь?
— Поселение? Даруджистан — это город. Самый большой и самый богатый город на земле.
В ответе девушки прозвучало восхищение и удивление:
— Город! Никогда не была в настоящем городе. Тебя ведь Крокусом зовут, да?
— Откуда ты знаешь?
— Тебя так твой друг-солдат назвал.
— Ну да, конечно. — И почему от того, что она знает моё имя, сердите сжалось?
— Ты даже не спросишь, как меня зовут? — тихо спросила девушка.
— А ты помнишь своё имя?
— Нет, — призналась она. — Странно, правда?
Крокус услышал в этом ответе грусть, и что-то внутри него растаяло — а в итоге юноша ещё больше разозлился.
— Ну, с этим-то я тебе никак не могу помочь.
Девушка отстранилась, её руки уже не так сильно обнимали Крокуса.
— Наверное, нет.
Вся злость вдруг испарилась. В голове бушевал такой хаос, что Крокусу хотелось закричать. Он поёрзал в седле, так что девушке снова пришлось крепче обхватить его грудь. «Ага! — Крокус самодовольно ухмыльнулся. — Так-то лучше». И сам удивился. Да что это я такое несу?!
— Крокус?
— Чего?
— Дай мне даруджистанское имя. Выбери какое-нибудь. Своё любимое.
— Ваза, — вырвалось у юноши. — Нет, стой! Нельзя тебя называть Вазой. Я уже одну Вазу знаю. Надо другое придумать.
— Вы встречаетесь?
— Нет! — рявкнул Крокус. Он натянул поводья и остановил коня. Юноша взъерошил волосы, перебросил ногу через луку седла и спрыгнул на землю. Он перекинул поводья через голову жеребца. — Пройтись хочу.
— Ага, — согласилась девушка. — Я тоже.
— А я, может, бежать хочу!
Она обошла коня, чтобы заглянуть ему в лицо. В глазах девушки вспыхнула тревога.
— Бежать? От меня, Крокус?
Крокус увидел, что в этих глазах сейчас что-то рушится, разваливается на куски — но что? Ему отчаянно хотелось это узнать, однако спросить напрямую было совершенно невозможно. Юноша бы не смог объяснить почему, просто невозможно, и всё. Он уставился в землю и пнул носком сапога камень.
— Нет, — промычал Крокус. — Я не это имел в виду. Прости, мне очень жаль.
Девушка широко раскрыла глаза от удивления.
— Меня так звали! — ахнула она. — Это же моё прежнее имя, Крокус! Ты назвал моё имя!
— Чего? — Он нахмурился. — Жаль?
— Да! — Девушка отвела взгляд. — Только меня не всегда так звали. Кажется. Точно не всегда. Папа меня не так называл.
— А как называл, помнишь?
Она покачала головой и провела рукой по длинным тёмным волосам.
Крокус зашагал вперёд, а девушка догнала его и пошла рядом. Дорога вилась между низких холмов. Через час они доберутся до моста через реку Серп. Охватившая юношу паника отступила, перегорела, наверное. Он вдруг почувствовал себя непринуждённо и удивился, потому что не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал себя непринуждённо в присутствии женщины.
Некоторое время оба шли молча. Впереди садилось солнце, золотое сияние плясало на сине-зелёной линии горизонта за холмами. Крокус указал на сверкающую полосу:
— Это озеро Азур. Даруджистан лежит на южном берегу.
— Ты уже придумал мне имя? — спросила девушка.
— Мне в голову приходит, — застенчиво пробормотал Крокус, — только имя Матушки.
Девушка покосилась на него.
— Твоей мамы?
Крокус рассмеялся.
— Нет, не в этом смысле. Я про Госпожу воров, Матушку Апсалар. Только плохо, наверное, брать такое имя, она же всё-таки богиня. Может, Салар?
Девушка сморщила носик.
— Нет. Мне нравится Апсалар. Пусть будет Апсалар.
— Но я же сказал…
— Хочу такое имя! — заупрямилась девушка и помрачнела.
«Ого-о, — подумал Крокус. — С этой лучше не спорить».
— Ладно. — Он вздохнул.
— Значит, ты вор?
— А что в этом плохого?
Апсалар усмехнулась.
— Учитывая моё новое имя, ничего. Совсем ничего, Крокус. А когда мы разобьём лагерь?
Юноша побледнел. Об этом он не подумал.
— Может, лучше поднажать, чтоб быстрей… — промямлил Крокус, отводя глаза.
— Я устала. Давай остановимся у этого твоего Резачьего моста?
— Ну… У меня спальный мешок только один. Ты его бери. Я сторожить буду.
— Всю ночь? А от кого ты нас станешь сторожить?
Крокус накинулся на неё.
— Да что это за вопросы вообще?! — возмутился он. — Тут опасно! Ты что, не видела, как Колла ранили? И откуда мы знаем, что гарнизон всё ещё на месте?
— Какой гарнизон?
Крокус выругался про себя. Отвёл взгляд.
— Гарнизон на той стороне моста, — ответил он. — Но это о-очень длинный мост…
— Ой, да ладно, Крокус! — Апсалар рассмеялась и ткнула его локтем в рёбра. — Будем спать вдвоём в твоём мешке. Я не против, только руки не распускай.
Потирая рёбра, Крокус поражённо уставился на неё.
Крупп в ярости обернулся через плечо и уставился на Мурильо.
— Тысяча злотворных проклятий! Неужто ты не можешь заставить этого зверя бежать быстрее?
Мул полностью оправдывал репутацию своей родни и соглашался двигаться только неспешным шагом. Мурильо несмело улыбнулся.
— Да куда нам торопиться, Крупп? Мальчик способен о себе позаботиться.
— Мастер Барук внятно приказал нам охранять его, и потому нам следует его охранять!
Мурильо прищурился.
— Ты уже сто раз говорил, — пробормотал он. — Это какая-то услуга Маммоту? Дядюшка мальчика внезапно встревожился? Чего это Барук вдруг так заинтересовался Крокусом? Ты нам только передаёшь приказы алхимика, Крупп, но ничего не объясняешь.
Крупп натянул поводья.
— Увы и ах! — провозгласил он. — Восстание и бунт в рядах принуждают хитроумного Круппа раскрыть карты. Опонны избрали Крокуса для целей, какие только могут измыслить сии коварнейшие божества. Барук велел нам присматривать за отроком, и даже больше — не допустить, чтобы некая иная сила его обнаружила.
Мурильо потёр синяк на лбу и поморщился.
— Будь ты проклят, — вздохнул он. — Это нужно было говорить с самого начала, Крупп. Раллик знает?
— Разумеется, нет! — язвительно ответил Крупп. — Он ведь так неотрывно занят, что, отягчённый грузом своих многочисленных обязанностей, ушёл под землю. Оттого, — выражение лица чародея стало хитрым, — убийца и не воссоединился с нами в указанном путешествии. Но почему же Крупп вынужден сообщать Мурильо все эти очевидные вещи? Ясно, как день, что достойный Мурильо ведает больше о делах и помыслах Раллика, нежели несчастный, невежественный Крупп.
Взгляд Мурильо стал невыразительным.
— Что ты имеешь в виду?
Крупп довольно хихикнул, а затем ударил каблуками в бока мула, и тот снова затрусил вперёд. Мурильо последовал за ним.
— Касательно же нашего текущего задания, — жизнерадостно продолжил Крупп, — то, что чудится чудовищным провалом, по большей части по вине Колла, является на деле потрясающим успехом. Нужно незамедлительно сообщить мастеру Баруку о злодейских поступках, свершаемых ныне в Гадробийских холмах.
— Успехом? Ты о чём вообще?
Крупп взмахнул рукой.
— Любезный друг, хоть я и не долго пробыл в сознании во время знаменательного побоища, мне удалось тем не менее выяснить доподлинно, что сия воинственная девица владеет отатараловым мечом. Исходя из этого даже ребёнок способен заключить, что она — малазанка.
Мурильо медленно выпустил воздух через сжатые зубы.
— И мы бросили там Колла? Одного? Ты сдурел, Крупп?
— Вскоре он поправится настолько, что последует за нами, — заявил Крупп. — Нужда в поспешности превосходит все прочие соображения,
— Кроме грязной сделки с неким конюхом, само собой, — проворчал Мурильо. — Ладно, предположим, в холмах Гадроби отыскалась какая-то малазанка. Что она задумала? И не вздумай врать, будто не знаешь. Если бы ты что-то не заподозрил, мы бы так не спешили.
— Воистину заподозрил, — кивнул Крупп и сгорбился. — Оживи в памяти проницательное замечание Крокуса, высказанное на известном перекрёстке! Мы гонимся за слухом или что-то в таком роде.
— Погоди-ка, — прохрипел Мурильо. — Неужто опять воскресла эта легенда про курган? Да ведь нет же…
Крупп воздел кверху палец и резко рассёк им воздух.
— Что думаем мы сами, неважно, Мурильо. Суть в том, что малазанцы решили доискаться истины за этим слухом. И оба равномудрых мужа — Крупп и мастер Барук — полагают, что оные малазанцы способны вызнать правду. Оттого и возникло всё предприятие, мой перевозбуждённый друг. — Крупп заиграл бровями. — Отатарал в руке искусной фехтовальщицы из Империи. Укрывшийся неподалёку т'лан имасс…
— Что?! — взорвался Мурильо. Он попытался развернуть своего мула, но животное заупрямилось и встало, как вкопанное. Мурильо с проклятьями отчаянно тянул за поводья. — Колл ходить не может, а там малазанская убийца да ещё имасс! Ты совсем свихнулся, Крупп!
— Но, милейший Мурильо, — проворковал чародей, — Крупп полагал, что ты предпочтёшь, нет, даже страстно возжелаешь как можно скорей вернуться в Даруджистан!
Мурильо остановился. Лицо его потемнело, когда он обернулся к Круппу.
— Ну, давай, — прорычал фехтовальщик. — Говори!
Крупп вскинул брови.
— Что говорить?
— Ты на что-то намекаешь, поддеваешь меня всё время. Если думаешь, будто знаешь что-то важное, говори. Иначе мы немедленно возвращаемся за Коллом. — Увидев, как забегали глазки Круппа, Мурильо ухмыльнулся. — Ага! Думал меня заморочить, да? Ничего не выйдет!
Крупп умиротворяющее поднял ладони.
— Неважно, чей мозг произвёл на свет ваш хитроумный план по возвращению Коллу принадлежавшего ему по праву титула, Крупп может лишь аплодировать и восхищаться вами!
У Мурильо отвисла челюсть. Да каким же Худом Крупп узнал?.. Чародей продолжал:
— Но всё это несущественно, если устремить взор к той смертельной опасности, что грозит ныне юному Крокусу. Ежели верно подозрение Колла и эта девица была одержима, страшно даже помыслить, какому риску он подвергается! А была ли она единственным охотником, взыскующим задуть слабый, беззащитный огонёк жизни юноши? Так неужели Мурильо, давний и верный друг Крокуса, столь жестокосердно оставит мальчика на произвол суровой судьбы? Разве такой человек, как Мурильо, поддастся панике, погрязнет в море «что-если», падёт под напором воображаемых кошмаров, порождённых переутомлённым воображением?..
— Ладно! — рявкнул Мурильо. — Попридержи язык и поехали.
В ответ на это мудрое замечание Крупп только решительно кивнул.
Час спустя, когда сумерки уже опустились на склоны холмов, а на западе догорал закат, Мурильо опомнился и бросил на Круппа злобный взгляд, который, впрочем, утонул в полумраке.
— Будь ты проклят, — прошептал фехтовальщик. — Я сказал, что ты меня не заморочишь, и что ты сделал тотчас же? Правильно. Заморочил меня.
— Что там бормочет достойный Мурильо? — поинтересовался Крупп.
Мурильо помассировал лоб.
— У меня голова кружится, — ответил он. — Давай найдём место для ночлега. Крокус с девочкой всё равно до завтра не попадут в город. Сомневаюсь, чтобы ему что-то грозило на дороге, а завтра до заката мы его легко отыщем. Днём с ними всё должно быть в порядке — да какого Худа, с ними же будет Маммот, верно?
— Крупп вынужден признаться, что тоже сломлен тяжкой усталостью. Воистину, должно отыскать место для лагеря, где Мурильо сможет разжечь небольшой костёр и, вероятно, приготовить ужин, покуда Крупп посвятит себя важнейшим мыслям и размышлениям.
— Хорошо, — вздохнул Мурильо. — Просто замечательно.
Только через пару дней после встречи с тисте анди и событий внутри меча капитан Паран сообразил, что Рейк не заподозрил в нём малазанского солдата. Иначе убил бы. Благословением капитану служили чужие оплошности и недосмотры. Убийца в Крепи должен был проверить тело… а теперь Сын Тьмы вырвал его из лап Гончих и отпустил на все четыре стороны. Может, это закономерность? Похоже на влияние Опоннов, но Паран не сомневался в истинности выводов Рейка.
Может, удача действительно заключается в мече? Может, такие милости судьбы обозначают ключевые мгновения — мгновения, о которых ещё горько пожалеют те, кто пощадил Парана? Он от всей души надеялся, что не пожалеют. Иначе придётся плохо.
Стезя Империи больше не для Парана. Слишком долго он шагал по этой тропе крови и предательства. Хватит. Осталось последнее дело — спасти жизнь Скворцу и взводу. Если капитан преуспеет в этом, смерть не будет слишком высокой ценой.
Есть вещи, которые превосходят жизнь одного человека, и, может быть, существует справедливость, недоступная пониманию человечества, недоступная даже жадным очам богов и богинь, истина сверкающая, чистая и окончательная. Некоторые философы, прочитанные им во время обучения в малазанской столице, Унте, приводили утверждение, которое тогда показалось Парану абсурдным. Мораль — вещь не относительная, она существует не только в пределах человеческого сознания. Нет, они провозглашали этику императивом всего живого, естественным законом, который заключался не в жестокости диких зверей и не в возвышенных устремлениях человечества, но в чём-то другом, чём-то неопровержимом.
Просто очередная гонка за определённостью. Паран нахмурился и напрягся в седле, не сводя глаз с торговой дороги, которая вилась между низких, округлых холмов. Капитан припомнил, как обсуждал это с Лорн, когда оба оказывались свободны от долга перед внешним миром. «Просто очередная гонка за определённостью», — сказала она — голосом ломким и циничным — и тем закрыла разговор так же чётко, как если бы вогнала кинжал в залитый вином стол между ними.
Подумать только, что такие слова вырвались у женщины, которая не старше самого Парана. Капитан тогда подумал, как думал и сейчас, что её точка зрения был просто небрежной, ленивой подделкой под Императрицу. Но у Ласиин было право на такой взгляд, а у Лорн — нет. Так, во всяком случае, считал Паран. Если у кого-то и было право на пресыщенность и цинизм, то только у правительницы Малазанской империи.
Адъюнкт и вправду сделалась продолжением воли Ласиин. Но какой ценой? Только однажды Парану удалось разглядеть под маской живую молодую женщину — когда они смотрели на дорогу, укрытую, как ковром, телами убитых солдат, а потом начали пробираться через бойню. Бледная, перепуганная девушка по имени Лорн показалась лишь на миг, в минуту слабости. Паран уже не мог вспомнить, что вызвало возвращение маски — скорее всего, он что-то сказал, что-то, прорвавшееся сквозь его собственную личину закалённого солдата.
Паран глубоко вздохнул. Столько разочарований. Столько утраченных возможностей — и каждая уносила частичку человека из нас, с каждой — мы глубже погружались в кошмар по имени Власть.
Неужели невозможно вернуть себе свою жизнь? Капитан многое отдал бы за ответ на этот вопрос.
Внимание Парана привлекло движение на юге, в тот же миг он услышал глухой рокот, который шёл словно из-под земли. Капитан привстал в стременах. Впереди поднималась стена пыли. Он повернул кобылу на запад и пустил рысью. Вскоре натянул поводья и остановился. Там тоже поднималось облако пыли. Выругавшись, Паран пришпорил лошадь и поскакал к невысокому холмику поблизости. Пыль. Пыль со всех сторон. Буря? Нет, рокот слишком ритмичный. Капитан обернулся к равнине и снова натянул поводья. Стена пыли вздымалась всё выше, полумесяцем огибая холм, к которому скакал Паран. Глухой рокот нарастал. Паран прищурился, пытаясь разобрать что-то в клубах пыли. Капитан увидел тёмные, массивные тени, которые окружали его со всех сторон.
Бхедерины. Он слыхал когда-то рассказы об этих могучих, косматых быках, которые мигрировали по внутренним равнинам стадами до полумиллиона голов. Куда ни глянь, Паран видел только горбатые красно-коричневые спины животных. Некуда было отвести коня, негде спрятаться. Паран опёрся о луку седла и стал ждать.
Что-то мелькнуло слева — рыжеватое, у самой земли. Капитан начал поворачиваться, когда тяжёлое тело врезалось в него, схватило и стащило с лошади. Капитан тяжело упал в пыль и выругался. Вцепился в жилистые руки и спутанные чёрные волосы. Ударил коленом вверх и попал противнику в живот. Тот ахнул и повалился набок. Паран поднялся на ноги и наконец увидел, что дерётся с подростком, одетым в выделанные шкуры. Мальчик снова бросился на капитана.
Паран уклонился и отвесил мальчику крепкую затрещину. Тот потерял сознание и растянулся на земле.
Со всех сторон раздались пронзительные крики. Бхедерины расходились в стороны, отодвигались. К Парану двигались новые фигуры. Рхиви. Заклятые враги Империи, союзники Каладана Бруда и Багровой гвардии.
Два воина подошли к бесчувственному подростку, взяли его за руки и поволокли прочь.
Стадо остановилось.
Ещё один воин безо всякого страха подошёл к Парану. Покрытое пылью лицо рхиви было прошито чёрными и красными нитками — от скул до подбородка, а оттуда вокруг губ. На широкие плечи была накинута шкура бхедерина. Остановившись почти вплотную, воин протянул руку и ухватился за рукоять Удачи. Паран отбил руку в сторону. Рхиви улыбнулся, отступил и испустил пронзительный, улюлюкающий вопль.
На спинах бхедеринов появились фигуры рхиви, они присели на корточки на широких спинах, сжимая в руках сулицы. Могучие быки обращали на воинов не больше внимания, чем на волоклюев. Двое рхиви, которые унесли мальчика, вернулись и встали рядом с воином. Тот сказал что-то человеку слева, который тут же шагнул вперёд. Прежде чем Паран успел хоть шевельнуться, он завёл ногу под колено капитану и сильно толкнул его плечом в грудь.
Воин тут же упал сверху на Парана. Нож скользнул под подбородком капитана, рассёк ремешок шлема. Тот свалился, и крепкие пальцы вцепились Парану в волосы. Капитан встал, потянув за собой воина. Хватит. Одно дело смерть, а вот позорная смерть — совсем другое. Рхиви дёрнул, заставил капитана запрокинуть голову, но Паран в это время запустил руку между ног врага, нащупал то, что искал. И сдавил изо всех сил.
Воин заорал и выпустил волосы Парана. Снова сверкнул нож — на этот раз прямо перед лицом капитана. Тот отклонился и ухватил другой рукой запястье противника, чтобы оттолкнуть нож. Правую руку Паран снова крепко сжал. Рхиви опять завизжал, а потом Паран отпустил его, резко развернулся и ударил закованным в железо локтем в лицо воину.
Кровь крупными каплями брызнула в пыль. Воин отшатнулся и скорчился на земле.
Сулица врезалась в висок Парана так, что от удара капитана развернуло. Второе копьё ударило в бедро, словно лягнула лошадь, нога сразу онемела. Правую ступню он почему-то не мог оторвать от земли.
Паран обнажил Удачу. Клинок чуть не выбило у него из рук, раздался высокий звон. Капитан поднял меч и снова услышал звон и хруст. Паран почти ничего не видел от боли, пота и пыли. Он слегка попятился, перехватил меч обеими руками и поставил Удачу на уровне груди. Клинок снова содрогнулся от удара, но капитан сумел удержать его.
Наступила тишина. Задыхаясь и моргая, Паран поднял голову и огляделся. Его окружали рхиви, но никто не шевелился. Дикари смотрели на Парана круглыми глазами.
Паран взглянул на своё оружие, затем снова на воинов, а потом его глаза остановились на клинке Удачи. И надолго.
Три железных острия поднимались с клинка, словно листья. Каждое — рассечено до половины так, что древки раскололись и выпали, остались только белые щепки в гнёздах.
Паран перевёл взгляд на правую ступню. Сулица пробила сапог насквозь, но широкое остриё аккуратно прошло точно между пальцами. Вокруг валялись обломки древков. Капитан посмотрел на бедро и не увидел раны. Рваная дыра украшала кожу на ножнах Удачи.
Воин-рхиви с разбитым лицом лежал неподвижно в нескольких футах от Парана. Капитан заметил, что его кобыла и вьючные лошади не пострадали и не сдвинулись с места. Остальные рхиви отступили. Круг разделился, и к Парану направилась маленькая фигурка.
Девочка, лет пяти, не больше. Воины разошлись перед ней, словно от благоговения или страха, а возможно, из-за того и другого сразу. Девочка была боса и облачена в шкуру антилопы, перехваченную на поясе верёвкой.
Было в ней что-то знакомое, походка, поза, когда она остановилась перед капитаном — что-то в этих глазах под тяжёлыми веками — что-то такое, от чего Парану стало не по себе.
Девочка остановилась и посмотрела на него. Её круглое личико постепенно становилось отражением его собственного нахмуренного недоумения. Она подняла было руку, как будто хотела коснуться Парана, но потом опустила. Капитан не мог отвести от неё глаз. Девочка, неужели я тебя знаю?
Когда тишина между ними затянулась, сзади к ребёнку подошла старуха и положила ей на плечо сморщенную руку. Затем окинула Парана усталым, почти раздражённым взглядом. Девочка сказала ей что-то на быстром, мелодичном наречии рхиви — удивительно низкий голос для такой малютки. Старуха скрестила руки на груди. Девочка снова заговорила, уже настойчивей. Тогда старуха обратилась к Парану на даруджи:
— Пять копий избрали тебя как нашего врага. — Она помолчала. — Пять копий ошиблись.
— У вас их ещё много, — ответил Паран.
— Много. И у богов, отметивших твой меч, здесь нет поклонников.
— Так давайте закончим! — прорычал Паран. — Эти игры мне надоели.
Девочка заговорила, но на этот раз в её голосе прозвучал приказ — звонкий, как удар железа по камню.
Старуха в заметном удивлении обернулась.
Девочка продолжала, теперь уже явно объясняя что-то. Старуха выслушала, а затем перевела взгляд чёрных, блестящих глаз на капитана.
— Ты — малазанец, а малазанцы решили стать врагами рхиви. Это и твоё решение? Но знай: если будешь врать, я распознаю ложь.
— Я — малазанец по рождению, — ответил Паран. — У меня нет никаких причин называть рхиви врагами. Я бы предпочёл вовсе не иметь врагов.
Старуха моргнула.
— Она предлагает тебе слова утешения в скорби, солдат.
— То есть?
— Ты будешь жить.
Паран не сразу поверил в такой поворот событий.
— Какие ещё слова? Я её никогда не видел.
— И она никогда не видела тебя. Но вы знаете друг друга.
— Вот уж нет.
Взгляд старухи стал суровым.
— Ты выслушаешь её слова или нет? Она предлагает дар. Ты швырнёшь его ей в лицо?
Парану было очень не по себе, но он сказал:
— Наверное, нет…
— Дитя говорит: не печалься. Женщина, которую ты знал, не вошла под сень Дерев Смерти. Дорога её пролегла за пределами ведомых тебе земель, за пределами владений духов, которое чуют все смертные. Ныне она вернулась. Будь терпелив, солдат. Ты ещё увидишь её, так обещает дитя.
— Какую женщину? — прохрипел Паран, сердце его бешено колотилось.
— Ту, что считал мёртвой.
Капитан снова посмотрел на девочку. Чувство узнавания вернулось, словно сильный удар в грудь. Он пошатнулся и отступил на шаг.
— Не может быть! — прошептал Паран.
Девочка повернулась и ушла, скрылась в клубах пыли.
— Постой!
Снова раздалось многоголосое мычание. Стадо пришло в движение, ряды сомкнулись, закрыли собой рхиви. В следующий миг Паран видел только бесконечный поток спин бхедеринов. Ему хотелось рвануться вперёд, растолкать их, но капитан понимал, что это — верная смерть.
— Постой! — снова закричал Паран, но топот сотен — тысяч — копыт заглушил его голос.
Рваная Снасть!
Прежде чем показался конец стада бхедеринов, прошёл по меньшей мере час. Когда мимо капитана пробежал последний зверь, тот огляделся. Ветер нёс тучу пыли на восток, в сторону невысокой гряды холмов.
Паран взобрался в седло и снова повернул лошадь на юг. Впереди поднимались Гадробийские холмы. Рваная Снасть, что же ты сделала? Капитан вспомнил, как Ток говорил о маленьких следах, ведущих прочь от обожжённой колонны, в которую превратились Беллурдан и Рваная Снасть. Худов дух, неужто ты на это и рассчитывала? И почему рхиви? Возродилась, девочкой лет пяти или даже шести — ты хоть осталась смертной, а, женщина? Или совершила Восхождение? Нашла себе народ — странный, дикий народ — а зачем? И когда мы опять встретимся, сколько же тебе будет лет?
Паран вновь подумал о рхиви. Они гнали стадо на север, такого огромного стада хватит… чтобы прокормить армию на марше. Каладан Бруд, он идёт на Крепь. К этому, наверное, Дуджек не готов. Старик Однорукий попал в переплёт.
До заката капитан скакал ещё около двух часов. За Гадробийскими холмами лежат озеро Азур и город Даруджистан. А в городе ждут Скворец и его взвод. А в этом взводе — молодая женщина, к встрече с которой я готовился три года. А бог, который овладел ею, — он-то мне враг до сих пор или нет?
Этот вопрос пришёл неожиданно, так что сердце похолодело. Боги, вот так путешествие вышло. А я ещё надеялся пересечь равнину незаметно, шут гороховый. Учёные и чародеи столько написали о разрушительных схождениях — я сам, кажется, превратился в ходячее схождение, магнит, который привлекает Взошедших. Им же на беду, судя по всему. Мой меч, Удача, отбил пять копий, несмотря на то, как я обошёлся с одним из Близнецов. Как это объяснить? По сути, я пошёл своей собственной дорогой. Это моё дело. Не адъюнкта, не Императрицы. Я сказал, что предпочёл бы вовсе не иметь врагов — и старуха услышала правду в этих словах. Выходит, так и есть.
Сплошные неожиданности, Ганос Паран. Что ж, езжай, посмотри, что будет дальше.
Дорога поднималась на холм, и капитан пришпорил кобылу. На вершине он резко натянул поводья. Лошадь возмущённо фыркнула и, вращая глазами, замотала головой. Но Паран этого даже не заметил. Он откинулся в седле и ослабил меч в ножнах.
Мужчина в тяжёлых доспехах с трудом поднялся у маленького костерка. Рядом с ним стоял стреноженный мул. Воин тяжело перенёс весь вес на одну ногу и обнажил полуторный меч, на который затем опёрся, рассматривая капитана.
Паран подъехал ближе, пристально оглядывая окрестности. Кажется, воин был один. Капитан остановил лошадь в тридцати футах от незнакомца. Тот заговорил по-даруджийски:
— Я не в форме для боя, но если хочешь подраться, милости прошу.
И снова Парану пришлось мысленно поблагодарить адъюнкта за то, с какой настырностью она его готовила: капитан ответил на чужом языке так же легко, как на родном.
— Нет. К дракам я утратил вкус. — Он наклонился в седле, помолчал, а затем ухмыльнулся, глядя на мула: — Этот могучий зверь, наверное, боевой мул?
Воин коротко хохотнул.
— Сам он в этом точно уверен, — сказал незнакомец. — Я готов разделить с тобой пищу, путник, если пожелаешь.
Капитан спешился и подошёл ближе.
— Меня зовут Паран, — сказал он, усаживаясь у костра.
Незнакомец тоже опустился на землю, так, чтобы их разделял костёр.
— Колл, — буркнул он, вытягивая перевязанную ногу. — Ты с севера?
— Из Генабариса вообще. Недавно провёл некоторое время в Крепи.
Колл приподнял брови.
— По виду — так ты наёмник, — проговорил он, — скорей всего, даже офицер. Говорят, там было очень жарко.
— Я немного опоздал, — признался Паран. — Увидел уже только развалины да горы мертвецов, так что готов поверить слухам. — Капитан помолчал и добавил: — В Крепи говорят, будто Лунное Семя теперь висит над Даруджистаном.
Колл хмыкнул и подбросил несколько веточек в огонь.
— Так и есть. — Колл указал на помятый котелок, стоявший на углях. — Там тушёное мясо. Угощайся, если голодный.
Паран почувствовал, что умирает с голоду, и с благодарностью принял предложение Колла. Пока капитан ел, пользуясь одолженной деревянной ложкой, он вздумал было спросить про рану воина. Но потом вспомнил то, чему его учили Когти. Когда играешь солдата, будь солдатом во всём. Никто не говорит о том, что очевидно. Если что-то бросается в глаза, делай вид, будто не видишь, жалуйся на погоду. Всё важное само всплывёт в свой час. Солдатам нечего ждать, так что терпение даётся им легко, зачастую это даже не терпение, а соревнование в равнодушии. Словом, Паран опустошил котелок, а Колл ждал и спокойно помалкивал, шевелил угли да иногда подбрасывал в огонь ветку-другую из огромной кучи валежника у себя за спиной — откуда тут взялись дрова, одни боги ведают.
Наконец Паран утёр губы рукавом и оттёр ложку так чисто, как мог, обходясь без воды. Он распрямился и рыгнул. Колл заговорил:
— В Даруджистан едешь?
— Да. А ты?
— Тоже туда доберусь за день-другой, хотя не могу сказать, что так уж жажду въехать в город на спине мула.
Паран посмотрел на запад.
— Ого, — проговорил он, прищурившись, — солнце скоро зайдёт. Не возражаешь, если я здесь заночую?
— Да пожалуйста!
Капитан поднялся и занялся лошадьми. Он подумал, не подождать ли ещё день, чтобы воин чуть окреп, а потом одолжить ему одну из лошадей. Если Паран въедет в город в компании местного, он получит некоторые преимущества — ему покажут дорогу, может, даже предоставят ночлег на день-два. К тому же за это время удастся что-нибудь разузнать. Разве один день что-нибудь значит? Возможно, но дело того стоит. Он стреножил виканских кобыл и оставил пастись рядом с мулом, а потом притащил седло к костру.
— Подумал тут о твоей проблеме, — сказал Паран, усаживаясь и опираясь спиной о седло. — Я с тобой поеду. Можешь пока взять вьючную лошадь.
Колл насторожился.
— Щедрое предложение.
Увидев подозрение во взгляде воина, Паран улыбнулся.
— Во-первых, лошадям не помешает отдохнуть денёк. Во-вторых, я никогда не бывал в Даруджистане, так что в обмен на мою так называемую «щедрость» я собираюсь донимать тебя расспросами эти два дня. А потом я заберу свою кобылу, ты пойдёшь своим путём, и если кто и окажется в большей выгоде, то я.
— Хочу тебя предупредить, Паран, я болтать попусту не люблю.
— А я всё равно рискну.
Колл подумал некоторое время.
— Худовы ляжки! От такого предложения только безумец откажется, верно? Не похоже, чтобы ты хотел воткнуть мне в спину нож. Не знаю, кто ты такой на самом деле, Паран. Хочешь скрывать — твоё дело. Только я всё равно буду задавать вопросы, а ты уж сам решай, врать или нет.
— Ну, это нас обоих касается, не так ли? — парировал капитан. — Хочешь, прямо скажу, кто я такой? Ладно, слушай, Колл. Я — дезертир из Малазанской армии в чине капитана. Ещё я много чего делал для Когтей, и как мне теперь видится, с этого все беды и начались. В любом случае с этим покончено. А, да, ещё одно: те, кто, на свою беду, ухитряются со мной сблизиться, обычно погибают.
Колл молчал, его глаза поблёскивали в свете костра и буравили Парана пристальным взглядом. Потом он надул щёки и глубоко вздохнул.
— Такая прямота — это просто вызов, верно? — Колл посмотрел в огонь, а затем опёрся на локти и поднял лицо к звёздам над головой. — Я родился в одной из благородных семей Даруджистана, единственный сын и наследник старинного, влиятельного рода. Меня ждал давно оговоренный брак, но я влюбился в другую женщину — жадную, властолюбивую женщину, хоть тогда и не понимал этого. — Колл горько улыбнулся. — В шлюху, если говорить прямо, да только большинство шлюх, которых я знаю, — дамы весьма приземлённые, а эта… такая извращённая душа, что и не вообразить. — Воин прикрыл рукой глаза. — В общем, я нарушил свои обязательства, расторг помолвку. Мой отец этого не пережил. Умер, когда я женился на Айстал — так эту шлюху звали, только она с тех пор сменила имя. — Колл хрипло рассмеялся, глядя в ночное небо. — Много времени ей не потребовалось. До сих пор не знаю, как она всё подстроила, скольких мужчин затащила в постель, чтобы купить их влияние, и как они действовали. Но однажды утром я проснулся и обнаружил, что меня лишили титула, лишили даже родовой фамилии. Усадьба принадлежала ей, деньги тоже, всё перешло к ней, и я ей стал не нужен…
Между ними языки пламени лизали сухие дрова. Паран молчал. Он чувствовал, что Колл ещё не закончил и сейчас мучительно выдавливает из себя слова.
— Только это было не самое худшее в её предательстве, Паран, — сказал он и наконец встретился глазами с капитаном. — О нет. Худшее случилось, когда я сбежал. Я мог бы бороться с ней. Может, даже победил бы. — На скулах Колла выпятились желваки — единственный знак мучительного чувства, который не сдержало самообладание. Затем воин продолжил сухим, ровным голосом: — Приятели, которых я знал десятки лет, перестали меня замечать. Для всех я умер. Они делали вид, что не слышат меня. Просто проходили мимо или не решались даже выйти к воротам, когда я являлся в их дом. Я умер, Паран, даже в городских архивах так написано. И я согласился. Сбежал. Исчез. Одно дело, когда друзья скорбят о твоей кончине прямо в твоём присутствии, и совсем другое — предать собственную жизнь, Паран. Но, как ты сказал, с этим покончено.
Капитан отвёл глаза, прищурился, глядя во тьму. «Какое же человеческое стремление приводит нас к такой погибели?» — подумал он.
— Игры высокородных, — тихо проговорил Паран, — пронизывают весь мир. Я родился в благородной семье, как и ты, Колл. Но в Малазе мы столкнулись с равным противником — старым Императором. Он нас сокрушал на каждом шагу, пока мы не заскулили, точно поротые шавки. Скулили и пресмыкались годами. Но это же только вопрос власти, не так ли? — спросил капитан, обращаясь скорее к себе, чем к воину на другой стороне костра. — Есть уроки, которые благородным стоит усвоить. Оглядываясь на годы, которые я прожил среди этой алчной братии, Колл, я понимаю, что это и вовсе не было жизнью. — Некоторое время капитан молчал, затем его губы растянулись в улыбке, а взгляд вернулся к Коллу. — С тех пор, как я сбежал от Малазанской империи и отсёк раз и навсегда все сомнительные привилегии благородного происхождения… Худова плешь, я никогда себя не чувствовал таким живым! Раньше это была не жизнь, только бледная тень того, что я нашёл сейчас. Может, это и есть истина, признать которую мы все так боимся?
Колл хмыкнул.
— Я не особо мозговитый парень, Паран, и эти твои соображения для меня уж больно мудрёные. Но если я правильно понял, ты тут сидишь рядом с порубленным старым дурнем и говоришь ему, что он жив. Вот прямо сейчас. Жив, как никогда. А всё то, что он предал раньше, это была и не жизнь, выходит?
— Ты мне скажи, Колл.
Воин поморщился и провёл пятернёй по редеющим волосам.
— Беда в том, что я хочу эту жизнь вернуть. Я всё хочу вернуть!
Паран расхохотался и не мог остановиться, пока живот не свело.
Колл сидел и смотрел на него, а потом из его груди тоже поднялся низкий, рокочущий смех. Он протянул руку за спину и взял несколько веток, которые начал бросать в огонь одну за другой.
— Демон тебя раздери, Паран, — проговорил Колл, и вокруг его глаз залегли весёлые морщинки, — явился сюда с бухты-барахты, будто богами посланный удар молнии. И мне это нравится. Нравится даже больше, чем ты можешь вообразить.
Паран вытер слёзы с глаз.
— Худов дух, — сказал он. — Поспорили тут два боевых мула, правда?
— Похоже на то, Паран. А теперь сунься-ка в мою сумку, найдёшь там кувшин винца из Напастина городка. Недельной выдержки.
Капитан поднялся.
— То есть?
— То есть времени у него — кот наплакал.
КНИГА ШЕСТАЯ
ГОРОД ГОЛУБЫХ ОГНЕЙ
Слухи словно рваные флаги
шелестят вьются на ветру
а на улицах только и разговоров
что о давешних днях…
Сказывают угорь выскользнул на берег
да не один а тысячи
под зазубренной а может и мёртвой луной.
Перешёптываются о том как медленно
царапал коготь мостовые города
и даже говорят видели дракона
в ночном небе — серебряного с чёрным.
Говорят будто слышали предсмертный вопль
демона на крышах той кровавой ночью
когда сотня умелых рук метнула
сотню кинжалов во тьму.
А ещё ходят слухи о том, что знатная дама
под маской незваным гостям
устроила Праздник
незабываемый…
Рыбак (род.?). Рождение слуха
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Немногим дано узреть
тёмную длань
что заносит
над собою
осколок
или же — цепи зазубренные
громыханье которых слышишь
перед предсмертным криком,
но вслушайся в вечный рефрен
жертв и прислужников
вот они стонут
вот — повторяют
имя владыки
в тёмном сердце
Лунного Семени…
Всадник Хурлокель, Шестая армия. Серебряная лиса
Когда Раллик Ном подошёл к таверне «Феникс», дорогу ему заступила высокая крупная женщина, которая появилась из затенённой ниши в стене. Убийца приподнял бровь.
— Чего тебе надо, Миза?
— Забудь о том, чего мне надо. — Женщина приглашающе ухмыльнулась. — Ты это уж много лет как знаешь. Ну да всё равно я тебе кое-что расскажу, Ном. Так что расслабься.
Раллик скрестил на груди руки и замер. Миза обернулась и окинула взглядом переулок, а затем придвинулась поближе к убийце.
— Там сидит один в «Фениксе». Искал тебя. По имени спрашивал.
Раллик вздрогнул от неожиданности.
— На кого похож? — небрежно спросил он.
— На солдата, который скинул форму, — ответила Миза. — Никогда раньше его не видала. Так что думаешь, Ном?
Раллик отвёл глаза.
— Ничего. Где он сидит?
Миза опять ухмыльнулась.
— За столом Круппа. Как дома. Ну не прелесть ли?
Раллик обошёл женщину и направился к «Фениксу».
Когда та последовала за ним, поднял руку, не оборачиваясь.
— Зайдёшь через минуту после меня, Миза. Где Ирильта?
— Внутри, — отозвалась женщина. — Удачи, Ном.
— За удачу всегда приходится платить, — проворчал Раллик, заворачивая за угол и поднимаясь по ступенькам на крыльцо.
Ном замер у двери и осмотрел толпу в зале. Несколько незнакомцев, но не так много, чтобы беспокоиться. Раллик перевёл взгляд на человека, который сидел за столом Круппа. Ном его едва не пропустил — такая непримечательная внешность была у незнакомца. Затем Раллик зашагал прямо к нему, и толпа расступалась на пути убийцы, этого Ном никогда раньше не замечал. Усмехнувшись, он посмотрел на незнакомца и не отводил глаз, пока тот не заметил взгляда. Незнакомец посмотрел прямо на убийцу, но даже не вздрогнул, только отпил эль из кружки и аккуратно поставил её на стол. Раллик отодвинул стул и сел напротив.
— Я Раллик Ном.
Было в этом человеке что-то твёрдое, некая успокаивающая уверенность. Раллик почувствовал, что расслабляется, несмотря на вошедшую в привычку подозрительность. Но первые же слова незнакомца привели его в чувство.
— Угорь велел передать тебе слово, — тихо произнёс тот. — От меня к тебе, лично, устно. Но прежде я должен открыть тебе ряд обстоятельств, известных только мне. — Он снова отпил из кружки и продолжил: — Итак, Тюрбан Орр нанял ещё дюжину охотников. За кем они охотятся? Среди прочих — за мной. Однако тебе теперь будет сложнее до него добраться. Угорь одобряет твои планы в том, что касается госпожи Симтал. Возвращения Колла желают все, кто ценит честь и честность в Совете. Если что-нибудь нужно, попроси и получишь.
Взгляд Раллика стал твёрдым.
— Вот уж не знал, что Мурильо — такой болтун, — заметил он.
Незнакомец покачал толовой.
— Твой товарищ ничего не выдал. Как и ты сам. Это всё Угорь. Итак, что тебе нужно?
— Ничего.
— Хорошо. — Незнакомец кивнул, словно ожидал этого ответа и остался им удовлетворён. — Так уж вышло, что усилия Тюрбана Орра относительно некой прокламации… столкнулись с препятствиями. Перманентного характера. Угорь хочет поблагодарить тебя за невольное соучастие в этом деле. Тем не менее советник измышляет иные пути. За ним пристально следят. Так мы и выяснили то важное обстоятельство, которое Угорь велит сообщить тебе. Прошлой ночью под Деспотовым барбаканом Тюрбан Орр встретился с представителем Гильдии убийц — наверняка ему пришлось немало потрудиться для этого, ведь в последнее время твоих коллег очень непросто найти. Как бы там ни было, Тюрбан Орр предложил контракт. — Незнакомец подождал, пока потрясённое выражение покинет лицо Раллика, а затем продолжил: — Предложил Тюрбан Орр, как я и сказал, однако не он — заказчик. По сути, госпожа Симтал решила, что смерть Колла должна стать истиной на самом деле, а не только на бумаге.
— Кто?!? — прохрипел Раллик. — Кто говорил с ним?
— Сейчас скажу. Во-первых, контракт принят, ибо цену назвали значительную. Исполнителям известно, что Колл сейчас находится за пределами Даруджистана. И они ждут лишь его возвращения.
— Имя убийцы?!
— Оцелот. — Незнакомец поднялся. — Угорь желает тебе успеха во всех начинаниях, Раллик Ном. Так заканчивается послание. Доброго вечера. — Он повернулся и направился к выходу.
— Постой.
— Да?
— Спасибо, — сказал Раллик.
Незнакомец улыбнулся и ушёл.
Убийца занял его стул и облокотился на стену. Помахал Салти, у которой наготове уже стояли кувшин с элем и кружка. Девушка поспешила к столу. Вслед за Салти — куда более неспешно — подошли Ирильта и Миза. Без лишних слов обе уселись и опустили на столешницу собственные кружки.
— Ну, раз уж все ещё дышат, — сказала Ирильта, поднимая свой эль, — за то и выпьем.
Миза поддержала тост, и обе женщины выпили. Миза склонилась над столом.
— Как там Крупп и мальчик?
Раллик пожал плечами.
— Может так получиться, что, когда они вернутся, меня здесь не будет, — сообщил он. — Передай Мурильо, чтобы продолжал, если не появлюсь или если… произойдёт что-то другое. И если это случится, скажи ему, что у нашего клиента глаза открыты. — Раллик наполнил кружку и тут же осушил одним глотком. Поднялся. — Удачи мне не желайте.
— Тогда — успеха? — На широком лице Мизы застыло встревоженное выражение.
Раллик резко кивнул. Затем развернулся и вышел из таверны.
Аномандр Рейк что-то скрывал. Барук окончательно уверился в этом, мрачно глядя на огонь в камине. В правой руке алхимик сжимал кубок с козьим молоком, а в левой — большой кусок даруджийской лепёшки. Почему тисте анди позволил имассу войти в курган? Он уже задал этот вопрос Владыке Луны, который сидел рядом, но ответа пока не дождался.
Вместо этого Рейк окинул алхимика взглядом, полным возмутительного самодовольства. Барук откусил кусочек лепёшки. Хруст прозвучал очень громко в застывшей между собеседниками тишине. Рейк вытянул ноги и вздохнул.
— Неподходящее время для трапезы, — заметил он.
— В последние дни ничего не происходит в подходящее время, — отшутился Барук и отпил немного молока.
— Я не подозревал, что Опонны и Властитель Тени тоже включились в борьбу, — сказал Рейк.
Барук почувствовал на себе взгляд Владыки Луны, но продолжал смотреть в огонь.
— Я получал намёки на влияние Опоннов, — проговорил алхимик, — но — ничего определённого.
В ответ Рейк только фыркнул. Барук выпил ещё молока.
— Ты держишь свои предчувствия за пазухой, у самого сердца. Я делаю то же самое.
— Это нам ничего не даёт! — прошипел Рейк.
Алхимик повернулся в кресле, чтобы посмотреть на тисте анди.
— Твои вороны видели, как женщина и имасс вошли в курган. Ты по-прежнему считаешь, что они не преуспеют?
— А ты? — парировал Рейк. — Если память мне не изменяет, это ты так думал, Барук. Что до меня, то в целом, мне всё равно, преуспеют они или нет. В любом случае будет бой. Судя по всему, ты надеялся избежать сражения. Совершенно очевидно, мудрость подводит тебя в том, что касается Малазанской империи. Ласиин знает лишь один язык — язык силы. Она не станет обращать внимания на скрытые силы, но, лишь только они явятся на поверхности, ударит всем, что есть в распоряжении.
— А ты лишь этого и ждёшь, да? — Барук скривился. — Пусть гибнут города. Пусть гибнут тысячи людей. Но тебе же всё равно, Аномандр Рейк, не так ли? Всё равно, если в конце концов ты победишь.
На тонких губах тисте анди заиграла сухая усмешка.
— Оправданное предположение, Барук. Тем не менее в данном случае Ласиин хочет получить Даруджистан неповреждённым. Я не собираюсь этого допустить. Однако уничтожить город из одного лишь противоречия было бы слишком просто. Я мог бы сделать это несколько недель назад. Нет, я желаю, чтобы Даруджистан остался таким, как есть. Неподвластным Ласиин. Вот это, алхимик, и называется «победа». — Он взглянул на Барука серыми глазами. — В противном случае я бы не искал союза с тобой.
Алхимик нахмурился.
— Если только ты не задумал предательство.
Некоторое время Рейк молчал, разглядывая сложенные на коленях руки.
— Барук, — тихо сказал он, — всякий опытный военачальник знает, что предательство порождает измену. Когда совершено предательство — неважно, против врага или союзника — оно становится законным для всех, подвластных тебе, от последнего рядового, который мечтает стать генералом, до ближайших советников, телохранителей и офицеров. Мой народ знает о нашем союзе, алхимик. Если я предам тебя, недолго мне оставаться Владыкой Семени Луны. И вполне справедливо.
Барук улыбнулся.
— И кто же способен потягаться силами с тобой, Рейк?
— Каладан Бруд, например, — незамедлительно ответил Рейк. — Ещё остаются четверо моих магов-убийц. Даже Силана, что обитает в пещерах Луны, может пойти на то, чтобы свершить надо мной суд. И я могу назвать других, Барук, многих других.
— Так тебя удерживает страх, Сын Тьмы?
— Этот титул используют дураки, которые полагают, будто мне следует поклоняться. Мне он не по нраву, Барук, и я более не желаю его от тебя слышать. Говоришь, меня удерживает страх? Нет. Страх обладает великой силой, но она не сравнится с тем, что движет мною. С долгом. — Владыка Луны не сводил глаз с рук, которые перевернул ладонями вверх, но цвет радужки снова изменился, стал серовато-коричневым. — У тебя есть долг перед родным городом, Барук. Он гонит тебя, придаёт тебе форму. Сие чувство ведомо и мне. Семя Луны укрывает последних тисте анди в этом мире. Мы умираем, алхимик. Ни одно призвание или великое дело, кажется, не в силах вернуть моему народу вкус к жизни. Я пытаюсь, но умение воодушевлять никогда не было моим коньком. Даже эта Малазанская империя не сумела вынудить нас встать и защищаться — до тех пор, пока было куда бежать. И мы продолжаем умирать на этом континенте. Хорошо, по меньшей мере, что здесь мы гибнем от меча. — Руки Рейка соскользнули с коленей. — Представь, что твой дух умирает, а тело продолжает жить. Не десять лет, не пятьдесят. Тело продолжает жить пятнадцать, двадцать тысяч лет. — Рейк быстро поднялся. Он посмотрел на Барука, и от улыбки тисте анди сердце алхимика словно пронзил кинжал. — Поэтому меня удерживает долг, но долг этот — пуст и лишён смысла. Довольно ли этого, чтобы сохранить тисте анди? Просто сберечь их? Поднять Семя Луны в небеса, где мы будем жить дальше, безо всякого риска, в полной безопасности? Что же тогда я стану сохранять? Историю, особое мировоззрение. — Рейк пожал плечами. — История закончилась, Барук, и мировоззрение тисте анди зиждется на стоическом равнодушии и тихом, пустом отчаянии. Стоит ли сохранять для мира такие дары? Сомневаюсь.
Барук не сразу нашёлся с ответом. То, что описал Аномандр Рейк, не поддавалось никакому пониманию, но алхимик почувствовал в этих словах боль тисте анди.
— И всё же, — произнёс Барук, — ты здесь. Заключил союз с жертвами Империи. Это только твоё решение, Аномандр Рейк? Твой народ его одобрил?
— Им всё равно, — ответил Рейк. — Они подчиняются моим приказам. Идут за мной. Служат Каладану Бруду, когда я прошу. И гибнут в болотах и лесах чужой земли на чужой войне, гибнут за чужих людей, которые до смерти их боятся.
Барук подался вперёд.
— Так почему же? Зачем ты всё это делаешь?
В ответ Рейк хрипло рассмеялся. Впрочем, горькое веселье быстро покинуло его, и тисте анди сказал:
— Разве благородное устремление нынче ничего не стоит? Что с того, что мы его восприняли у других? Мы сражаемся не хуже любого другого. Мы умираем рядом с другими. Мы — наёмники духа. И даже плата такой монетой немного стоит для нас. Почему? Неважно, почему. Но мы никогда не предаём союзников. Я знаю, ты обеспокоен тем, что я ничего не сделал, дабы не позволить т'лан имассу войти в курган. Я полагаю, Барук, что яггутский Тиран будет освобождён. И лучше пусть это случится сейчас, когда я рядом с вами, чем в иное время, когда здесь не окажется никого, кто смог бы с ним совладать. Мы встретим легенду и вырежем из неё жизнь, алхимик, дабы навсегда избавить вас от этой угрозы.
Барук не сводил глаз с тисте анди.
— Ты совершенно уверен, что сможешь уничтожить яггута?
— Нет. Но, когда он покончит с нами, сил у него останется немного. И он падёт под ударами других — твоей ложи, если говорить начистоту. Никакой уверенности тут нет, Барук. Подобные ситуации почему-то страшно пугают вас, людей. Лучше научитесь принимать их. Быть может, мы сумеем уничтожить яггутского Тирана, но даже это пойдёт на пользу планам Ласиин.
Алхимик был сбит с толку.
— Я не понимаю тебя.
Рейк ухмыльнулся.
— Когда покончим с ним, сил у нас останется немного. А потом явятся легионы Малазанской империи. Потому, как видишь, она побеждает в любом случае. Если что-то её и беспокоит, то лишь твоя ложа Т'орруд, Барук. О ваших способностях она ничего не знает. Поэтому посланцы Императрицы ищут Воркан. Когда глава Гильдии примет контракт, убийцы ликвидируют опасность, которую вы представляете для Империи.
— Однако, — пробормотал Барук, — в действие вовлечены и иные факторы.
— Опонны, — согласился Рейк. — Это опасность для всех участников борьбы. Думаешь, Опоннам есть дело до смертного города? До его жителей? Опонны видят узел силы, водоворот, где идёт игра, в которой уже не до шуток. Прольётся ли бессмертная кровь? На этот вопрос боги жаждут получить ответ.
Барук перевёл взгляд на свой кубок с козьим молоком.
— Что ж, по крайней мере, этого мы пока смогли избежать. — Он сделал мелкий глоток.
— Ошибаешься! — заявил Рейк. — Заставив Престола Тени выйти из игры, мы пролили первую каплю бессмертной крови.
Барук чуть не подавился молоком. Он отставил кубок и посмотрел прямо на тисте анди.
— Чьей?
— Два Пса пали от моего меча. Это слегка вывело Престола Тени из равновесия, как мне кажется.
Барук откинулся в кресле и смежил веки.
— Значит, ставки выросли, — проговорил он.
— До самого Семени Луны, алхимик. — Рейк снова уселся в кресло, вытянув ноги к теплу камина. — Итак, что ещё ты в силах поведать мне об этом яггутском Тиране? Помнится, ты собирался проконсультироваться со специалистом.
Барук открыл глаза и швырнул лепёшку в огонь.
— Тут возникло затруднение, Рейк. Надеюсь, ты поможешь мне объяснить, что случилось. Прошу следовать за мной, — сказал он, вставая.
Рейк с ворчанием поднялся на ноги. Сегодня ночью при нём не было меча. Барук не мог избавиться от ощущения, что на широкой спине тисте анди чего-то не хватает, хоть алхимик и был рад отсутствию чёрного клинка.
Барук повёл Рейка из комнаты, вниз по главной лестнице в нижние покои. В первой из подземных келий стояла узкая койка, а на койке лежал старик. Барук указал на него.
— Как видишь, он словно бы спит. Его зовут Маммот.
Рейк приподнял бровь.
— Историк?
— И верховный жрец богини Д'рек.
— Это объясняет цинизм в его работах, — усмехнувшись, заметил Рейк. — Червь Осени плодит несчастливую братию.
Барук удивился тому, что этот тисте анди читал «Историю» Маммота, но, в конце концов, почему бы и нет? Если жизнь тянется двадцать тысяч лет, нужно ведь найти себе какое-то увлечение?
— Итак, — проговорил Рейк, подходя к кровати, — Маммот погружён в глубокий сон. Что его вызвало? — Владыка Луны присел на корточки рядом со стариком. Барук встал рядом.
— Это самое странное. Положа руку на сердце, я мало что знаю о магии земли. Мне никогда не доводилось исследовать Путь Д'рисс. Я послал за Маммотом, как и говорил тебе, а когда он прибыл, я попросил рассказать всё, что ему известно о яггутском Тиране и кургане. Он незамедлительно сел и закрыл глаза. А с тех пор не открывал их и не произнёс ни слова.
Рейк выпрямился.
— Я вижу, он отнёсся к твоей просьбе со всей серьёзностью.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты верно понял, Маммот открыл свой Путь Д'рисс. Он решил ответить на твой вопрос самым, скажем так, прямым и непосредственным образом. И попал в ловушку.
— Он пошёл по Пути в курган яггутского Тирана?! Ах, старый дурень!
— И угодил в самое средоточие чар Телланна, не говоря уж о яггутском Пути Омтоз Феллак. Ну и женщина с отатараловым мечом в придачу. — Рейк скрестил на груди руки. — Он не очнётся, покуда т'лан имасс и отатарал не покинут курган. И даже тогда, если он не поторопится, пробуждающийся яггут может завладеть им.
По костям Барука пробежал холодок.
— «Завладеть» в смысле «одержать»?
Рейк мрачно кивнул.
— Верховный жрец, стало быть… Яггуту он бы очень пригодился. Не говоря уж о доступе, который Маммот способен открыть к Д'рек. Как думаешь, Барук, сможет этот Тиран поработить богиню?
— Не знаю… — прошептал алхимик, глядя на неподвижное тело Маммота. По круглому лицу Барука градом катился пот. — Упаси нас от этого Дэссембрей.
Старуха, сидевшая на крыльце высокого жилого дома, прищурилась, глядя в вечернее небо, и закончила набивать стеатитовую трубку листьями итальбе. На деревянной лесенке рядом с ней стояла закрытая бронзовая жаровня. Тонкие лучины торчали из особых отверстий по окружности чаши. Старуха выдернула одну, раскурила трубку, а затем бросила тлеющую щепку на мостовую.
Человек на противоположной стороне улицы заметил сигнал и провёл рукой по волосам. Разрушитель Круга был близок к панике. Выходить на улицу было слишком рискованно. Охотники Тюрбана Орра дышали ему в затылок — Разрушитель чувствовал это с мертвящей уверенностью. Рано или поздно советник припомнит свои многочисленные встречи под Деспотовым барбаканом и стражника, который всегда стоял там на посту. А теперь этот стражник открыто вышел на улицу, почти признался.
Разрушитель Круга завернул за угол и исчез из поля зрения старухи, миновал три квартала, пока не оказался напротив «Феникса». У двери стояли две женщины и хохотали над какой-то понятной только им шуткой.
Разрушитель Круга заложил большие пальцы за ремень с мечом и сдвинул вбок ножны. Бронзовый наконечник царапнул по каменной стене слева. Затем Разрушитель высвободил руки и продолжил путь к Озёрному кварталу. Что ж, дело сделано. Осталась последняя встреча, возможно, и вовсе не нужная, но Разрушитель Круга решил исполнить приказ Угря до конца. События стремительно двигались к развязке. Он, вероятней всего, скоро умрёт, но так или иначе, сделает всё, что должен. Разве можно просить о большем?
У дверей «Феникса» Миза толкнула Ирильту локтем в бок.
— Поехали, — проворчала она. — В этот раз ты на подхвате. Всё как обычно.
Ирильта поморщилась, затем кивнула.
— Ну, пошли!
Миза спустилась с крыльца и двинулась по улице. Она направилась туда, откуда явился Разрушитель Круга, пока не добралась до жилого дома. Миза увидела старуху на ступеньках, та лениво оглядывала прохожих. Когда Миза поравнялась с ней, та вынула трубку изо рта и выбила о каблук. На мостовую посыпались искры.
Это был условный знак. Миза дошла до конца квартала, повернула направо и свернула в переулок, обходящий здание. Примерно на трети длины переулка открылась дверь, и Миза скользнула в полутёмную проходную комнатку
За входной дверью кто-то прятался, но Миза не подала вида, что заметила его. Она вошла во вторую, внутреннюю дверь и оказалась в коридоре. Оттуда она быстро потрусила к лестнице.
С первого взгляда Даруджистан не очень впечатлил Апсалар — или Жаль, как её звали раньше. Почему-то, несмотря на возбуждение и ожидания, всё показалось до боли знакомым.
Крокус был разочарован и не стал тратить времени даром — повёл девушку к дому дяди, как только поставил в конюшню скакуна Колла. Шагая по городу, петляя по забитым народом улицам, Крокус едва не потонул в потоке смешанных чувств. У этой женщины просто дар выводить его из равновесия. Теперь хотелось уже только передать её с рук на руки кому-нибудь другому.
Но если и вправду так, то почему же ему грустно от одной мысли об этом?
Крокус вышел из библиотеки Маммота и вернулся в гостиную. На столе пискнул Моби, показывая Крокусу свой красный язык. Не обращая внимания на дядиного любимца, Крокус остановился перед Апсалар, которая уселась в лучшее из двух кресел — разумеется, в кресло Крокуса.
— Ничего не понимаю. Всё выглядит так, будто его тут уже несколько дней не было.
— И что? Это странно? — небрежно спросила Апсалар.
— Даже очень, — проворчал он. — Ты покормила Моби, как я просил?
Она кивнула.
— Виноградом?
— Да.
Он упёр руки в бока:
— Странно. Может, Раллик что-то знает.
— А кто такой Раллик?
— Мой друг-убийца, — рассеянно ответил Крокус.
Апсалар взвилась на ноги, широко распахнув глаза.
— Что случилось? — спросил Крокус, подходя ближе. Девушка явно была насмерть перепугана. Он огляделся так, словно ожидал увидеть, как демон вылезает между половицами или из шкафа, но в комнате почти ничего не изменилось — чуть больший беспорядок, чем обычно. Моби похозяйничал, не иначе.
— Сама не знаю, — ответила девушка, которая с трудом взяла себя в руки. — Я будто должна была вот-вот что-то вспомнить… но так и не вспомнила.
— Ну да, — сказал Крокус. — Знаешь, можно было бы…
В дверь постучали. Крокус просветлел лицом и отправился открывать.
— Ага! Он, наверное, ключи потерял! — пробормотал юноша.
— Дверь была не заперта, — заметила Апсалар.
Крокус распахнул дверь.
— Миза! Да что ты тут?..
— Цыц! — рявкнула высокая женщина, скользнула мимо него в комнату и закрыла за собой дверь. Миза увидела Апсалар и удивлённо распахнула глаза. Затем снова обернулась к Крокусу:
— Хорошо, что я тебя нашла, парень! Ты ни с кем не говорил с тех пор, как вернулся?
— Да нет. Мы просто только что…
— С конюхом, — сказала Апсалар и нахмурилась, глядя на Мизу. — Мы где-то виделись?
— Она потеряла память, — объяснил Крокус. — Но да, мы поставили коня Колла в стойло.
— Зачем? — встревожилась Миза, но прежде чем Крокус успел ответить, продолжила: — Ладно, неважно. От конюха беды не будет. Нам повезло!
— Проклятье, Миза! — возмутился Крокус. — Да что происходит?
Женщина посмотрела ему в глаза.
— Стражник Д'Арлеев, которого ты позапрошлой ночью укокошил. В саду. У них есть твоё имя и описание, парень. Не спрашивай, откуда. Но Д'Арле тебя на Высокую виселицу поволокут, когда поймают.
Кровь отлила от лица Крокуса. Он резко повернулся к Апсалар, уже открыл рот, но промолчал. Нет, она ведь ничего не помнит. Но это наверняка она. Крокус рухнул в кресло Маммота.
— Нужно тебя спрятать, парень, — сказала Миза. — Вас обоих, видать. Ты не бойся, Крокус, мы с Ирильтой о тебе позаботимся пока, а потом что-нибудь придумаем.
— Поверить не могу, — прошептал юноша, глядя в противоположную стену. — Она меня предала, чтоб её демоны побрали!
Миза вопросительно посмотрела на Апсалар, и та сказала:
— Это догадка, но я бы сказала, что речь идёт о девушке по имени Ваза.
Миза моргнула.
— Ваза Д'Арле — самая конфетка нынче в высшем свете… — Лицо женщины смягчилось от сочувствия, когда она посмотрела на Крокуса. — Ох, парень. Вот так оно и бывает.
Тот вскинулся в кресле и гневно посмотрел на Мизу.
— А больше — не будет!
Миза ухмыльнулась.
— Добро. А покамест, — проговорила она, сложив руки на груди, — сидим тут до ночи тише воды ниже травы, а после — по крышам. Не бойся, парень, мы всё устроим.
Апсалар поднялась.
— Меня зовут Апсалар, — заявила она. — Рада познакомиться, Миза. И спасибо за то, что помогаешь Крокусу.
— Апсалар, значит? — Улыбка Мизы стала шире. — Ну, выходит, с крышами у тебя трудностей не будет.
— Никаких, — твёрдо ответила девушка, почему-то уверенная в своей правоте.
— Вот и ладно, — сказала Миза. — А теперь как насчёт поискать чего-нибудь выпить?
— Миза, — спросил Крокус, — ты не знаешь, куда подевался мой дядя?
— Тут не помогу, парень. Без понятия.
Что до старухи на крыльце, уверенности не было, но вот с женщиной, которая неотрывно следила за жилым домом из затенённой ниши, придётся разобраться. Похоже, у этого Носителя Монеты появились защитники. Сэррат это не слишком беспокоило. После самого владыки Аномандра Рейка она считалась самой смертоносной воительницей среди тисте анди Лунного Семени. Найти мальчишку-прислужника Опоннов оказалось несложно. После того как владыка сообщил ей необходимые детали, опознать магическую подпись Опоннов было легко. Не помешало и то, что Сэррат уже сталкивалась с этой силой — и с этим же мальчишкой — на крышах две недели назад. Подручные Сэррат гнались за Носителем Монеты в ту ночь и оставили его, только когда он вошёл в таверну — и лишь по её приказу. Если бы Сэррат тогда подозревала то, что теперь знала, присутствие Опоннов было бы устранено в ту же ночь.
Не повезло. Сэррат усмехнулась самой себе, поудобней устраиваясь на крыше. Скорее всего ночью они двинутся в путь. Женщину внизу придётся убрать. Да что там — магическое марево и немного чародейских теней позволят Сэррат попросту занять её место.
Так ничто не вызовет подозрений у второй женщины, той, что сидит сейчас с Носителем Монеты. Сэррат кивнула. Да, так и следует играть.
Но пока что — ждать. Терпение всегда вознаграждается.
— Так, — проговорил Мурильо, окидывая взглядом толпу, — их здесь нет. Стало быть, они у Маммота.
Крупп глубоко вдохнул дымный, тяжёлый воздух.
— Ах, цивилизация! Крупп полагает, что рассуждение твоё не лишено вероятия, друг мой. В таковом случае мы можем пока передохнуть здесь, вкушая пищу и утоляя жажду в течение часа-другого.
С этими словами чародей направился в глубь общего зала таверны. Несколько завсегдатаев, сидевших за столом Круппа, собрали свои кружки и ушли, бормоча извинения и ухмыляясь. Крупп милостиво кивнул им и со вздохом опустился на свой излюбленный стул. Мурильо задержался у стойки и поговорил с Нахалом, а потом присоединился к магу.
Стряхивая пыль с рубашки, Мурильо рассеянно нахмурился, оглядывая свою дорожную одежду.
— Жду не дождусь, когда можно будет принять ванну, — проворчал он. — Нахал видел тут недавно Раллика. Тот поговорил с каким-то чужаком и ушёл. С тех пор он никому на глаза не попадался.
Крупп равнодушно отмахнулся.
— Но чу! Явилась добросердечная Салти, — объявил он. В следующий миг на столе возник кувшин с элем. Крупп протёр кружку шёлковым платком, а затем наполнил пенной жидкостью.
— А нам разве не нужно доложиться Баруку? — спросил Мурильо, не сводя глаз с друга.
— Всему своё время, — провозгласил Крупп. — Прежде всего нам должно обрести отдохновение от тягот долгого странствия. Что будет, ежели Крупп вдруг утратит голос и дар речи посреди указанного доклада? Что обретёт от того Барук? — Чародей поднял свою кружку и сделал хороший глоток.
Мурильо нервно барабанил пальцами по столешнице, оглядывая посетителей. Затем сел ровнее и налил себе тоже.
— Ладно, теперь ты знаешь, что мы с Ралликом задумали. И что собираешься по этому поводу делать?
Чародей удивлённо приподнял брови.
— Крупп? Ничего, кроме добра, разумеется. Оказать своевременную помощь и тому подобное. Нет нужды громогласно тревожиться, Мурильо. Извольте продолжать как задумали. А мудрейшего Круппа считайте лишь добродушным наставником.
— Худов дух! — простонал Мурильо и закатил глаза. — Мы отлично обходились без твоего участия. Лучше всего нам поможешь, если просто не будешь мешать. Постой в сторонке, а?
— Как?! Бросить друзей на произвол судьбы? Что за чепуха!
Мурильо допил эль и поднялся.
— Я иду домой, — сказал он. — Баруку докладывать можешь хоть через неделю, мне всё равно. А когда Раллик узнает, что ты пронюхал про наш план, что ж, Крупп, не хотел бы я оказаться на твоём месте.
Крупп только отмахнулся.
— Узри щедрую Салти! На подносе её — ужин мудрого Круппа. Зловещие кинжалы Раллика Нома, равно и его ещё более зловещий характер бледнеют и теряются во мраке на фоне грядущего пиршества. Доброй ночи тебе, Мурильо. До завтра.
Мурильо пристально посмотрел на чародея, а затем проворчал:
— Доброй ночи, Крупп.
Он вышел из таверны через дверь на кухне. Но стоило Мурильо ступить в переулок за «Фениксом», из тени к нему шагнул незнакомый человек. Мурильо нахмурился.
— Это ты, Раллик?
— Нет, — ответил незнакомец. — Не бойся меня, Мурильо. Я принёс весть от Угря. Зови меня Разрушителем Круга. — Человек подошёл ближе. — Весть касается советника Тюрбана Орра…
Раллик скользил во тьме, перебираясь с одной крыши на другую. Следовало соблюдать абсолютную тишину, это отнимало время. Разговора с Оцелотом не будет. Раллик подозревал, что ему выпадет в лучшем случае один шанс на выстрел. Если Ном его упустит, чары главы клана окажутся решающим фактором. Если только…
Раллик остановился и порылся в кошеле. Много лет назад алхимик Барук наградил его за хорошо выполненную работу небольшим мешочком красноватого порошка. Барук объяснил, что тот обладает свойством гасить действие магии, но Раллик не хотел полагаться на этот порошок и не использовал его. Интересно, не утратил ли тот силу за прошедшие годы? Хватит её, чтобы одолеть чары Оцелота? Остаётся лишь проверить.
Раллик пересёк высокую крышу, обошёл купол. Справа внизу вздымалась восточная стена. За ней мерцал неверными огоньками Напастин город. Убийца подозревал, что Оцелот будет ждать появления Колла у Напастиных ворот, с арбалетом наготове. Лучше убить жертву до того, как она войдёт в город.
Это заметно сокращало число возможных точек. Подходящих позиций мало, а лучший обзор открывался с К'рулова холма. Впрочем, Оцелот мог уже воспользоваться чарами и скрыться от смертных глаз. Раллик в этом случае рискует попросту споткнуться о него.
Ном добрался до северной стороны купола. Перед ним темнел силуэт К'рулова храма. С колокольни можно сделать верный выстрел, как только Колл войдёт в ворота. Раллик вынул из сумки мешочек. Всё, что покрыто порошком, будет неподвластно чарам, сказал Барук. Более того, сила порошка распространялась и на некоторое расстояние вокруг. Да только на какое? И сколько он действует? А самое важное — Раллик ясно помнил, как Барук говорил ему это — ни в коем случае не позволяй порошку коснуться кожи. «Яд?» — спросил Ном. «Нет, — ответил алхимик. — Порошок изменяет некоторых людей. Изменения непредсказуемы и необратимы. Лучше не рисковать, Раллик».
По лицу Нома катился пот. Даже найти Оцелота — труднейшая задача. Но гибель Колла погубит всё и более того — лишит Раллика последней частички… чего? Человечности. Цена провала стала неизмеримо высокой.
— Справедливость, — яростно прошептал Ном. — Это слово должно что-то значить. Должно!
Раллик развязал тесёмки на мешочке. Сунул руку и извлёк пригоршню порошка. Растёр между пальцами. Похоже на ржавчину.
— Что же это? — бормотал Ном. Может, испортился? Пожав плечами, Раллик начал втирать порошок в кожу, начиная с лица. — Изменяет? — проворчал он. — Никаких изменений не чувствую.
Раллик использовал остатки порошка, чтобы покрыть и тело под одеждой там, где дотянулся. Затем вывернул мешочек наизнанку и заткнул за пояс. Ном скривился: а вот теперь охота продолжается. Где-то там ждёт убийца, не сводит глаз с Джаммитовой дороги.
— Я тебя найду, Оцелот, — прошептал Ном, глядя на К'рулову колокольню. — И с магией или без, ты меня не услышишь, даже дыхания моего не почувствуешь, пока не будет слишком поздно. Клянусь.
И Раллик начал карабкаться вверх.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Этот голубой город
скрывает под плащом
кисть, что сжимает,
как камень, рукоять
кинжала, покрытого
ядом восьминогого паральта —
укус дарует смерть
в момент печали,
которой отягчён
вздох последний —
так эта рука рассекает
чародейские тенёта,
и трепещут смертельные нити
паучьей угрозы.
Эта рука под плащом
голубого города
вернёт Силы
хрупкое равновесие.
Слепой Галлан (р. 1078). Заговор
Сержант Скворец подошёл к кровати.
— Уверен, что тебе стоит за это браться? — спросил он Калама.
Убийца сидел, опершись спиной о стену, и точил ножи, теперь он поднял глаза на командира.
— А что, есть выбор? — Калам снова взялся за точило.
Лицо Скворца вытянулось и побледнело от недосыпа. Он перевёл глаза на Быстрого Бена, который сидел на корточках в углу маленькой комнаты. В кулаке чародей сжимал обрывок одеяла, глаза его были закрыты.
На столе Скрипач и Вал разобрали свой огромный арбалет. Теперь они чистили и осматривали каждую деталь. Словно готовились к сражению.
Скворец разделял их предчувствие. С каждым часом многочисленные охотники наверняка подбираются всё ближе. И больше всех он опасался тисте анди. Взвод Скворца, конечно, хорош… но не настолько.
К оконной раме прислонился Тротц. Баргаст скрестил на груди мощные руки. У стены спал Молоток, оглашая комнатку громогласным храпом. Сержант снова посмотрел на Калама.
— Но мы же не знаем наверняка?
Убийца кивнул.
— Ему вовсе незачем снова выходить на свет. Эти ребята в прошлый раз здорово обожглись. — Калам пожал плечами. — Загляну снова в таверну. Если его и нет, то кто-то меня да опознает, и Гильдия придёт. Если успею сказать пару слов до того, как они меня прикончат, шансы есть. Небольшие, но…
— …лучше так, чем никак, — закончил Скворец. — Времени у тебя — до завтра, Если вытащим пустышку… — Он поймал на себе взгляды Скрипача и Вала. — Взорвём перекрёстки. Ударим — и побольнее.
Оба сапёра довольно заулыбались.
Быстрый Бен вдруг громко зашипел от разочарования, так что все обернулись. Чародей открыл глаза. Он с презрением швырнул обрывок одеяла на пол.
— Плохо дело, сержант, — сказал Бен. — Не могу найти Жаль.
Калам тихо выругался и бросил кинжалы в ножны.
— Ну и что это значит? — спросил чародея Скворец.
— Скорее всего, — ответил Быстрый Бен, — она мертва. — Маг указал на кусок ткани. — С этим Узел никак не мог бы от меня спрятаться. Во всяком случае — пока он по-прежнему держит Жаль.
— Может, раз ты сказал, что его вычислил, — проговорил Скрипач, — он сгрёб свои денежки да бросил карты на стол?
Быстрый Бен скривился.
— Узел нас не боится, Скрипач. Спустись на землю. Он бы скорее пришёл за нами. Престол Тени уже, подозреваю, сказал ему, кто я такой, точнее, кем я был когда-то. Узла это не касается, но Престол Тени мог и настоять. Боги не любят оставаться в дураках. Особенно два раза подряд. — Маг поднялся на ноги и потянулся. Затем поймал взгляд Скворца. — Я сам не понимаю, сержант. Затык.
— Так что же, бросим её? — спросил Скворец.
Быстрый Бен кивнул.
— Ну да. — Он помолчал и шагнул вперёд. — Мы бы все обрадовались, если б ошиблись, — проговорил маг, — но то, что делала Жаль, человеку никак не по мерке. Так что лично я даже рад этому.
— Мне было бы страшно поверить, — отозвался с кровати Калам, — что зло — настоящее зло — ходит рядом с лицом обычного человека. Я знаю, Скворец, у тебя были свои причины на это надеяться.
Быстрый Бен подошёл ближе к сержанту, его взгляд смягчился.
— Иначе можно ума лишиться, когда отдаёшь приказ убивать других, — сказал чародей. — Мы это все понимаем, сержант. И мы последними скажем, что, может, есть другой вариант, про который ты не подумал.
— Спасибо и на том, — проворчал Скворец. Он окинул взглядом своих солдат, заметил, что Молоток проснулся и тоже внимательно смотрит на него. — Ещё кто-то хочет высказаться?
— Я хочу, — заявил Скрипач и тут же пригнулся под яростным взглядом сержанта. — Ты чего? Сам же спросил!
— Ну так давай!
Скрипач сел ровнее и откашлялся. Сапёр уже открыл рот, но Вал решительно ткнул его локтем в бок. Скрипач насупился, однако всё равно сказал:
— Оно вот как выходит, сержант. Мы уже вдосталь насмотрелись на то, как наши друзья умирают, верно? И может, если нам не приходилось приказы отдавать, думаешь, нам вроде как легче. Но вот я так не думаю. Понимаешь, для нас они все были — живые люди. Друзья. Когда друзья погибают, это больно. Но ты только долдонишь себе, что единственная возможность не сойти с ума — лишить их всего этого, чтоб не думать о них, не чувствовать ничего, когда они умирают. Да только, Худова плешь, если всех остальных лишить человечности, сам без неё останешься. И это тебя с ума сведёт уж наверняка и быстро. Мы потому и живы до сих пор, что нам больно, сержант. И может, мы никуда не движемся, но всё ж и не бежим ни от чего.
В комнате воцарилась тишина. Вал ткнул Скрипача кулаком в плечо.
— Чтоб я помер! А у тебя, выходит, есть мозги. Кажется, все эти годы я в тебе ошибался.
— Ага, точно, — откликнулся Скрипач и подмигнул Молотку. — А кто ж у нас себе столько раз волосы сжигал, что носит теперь всё время кожаную шапку?
Молоток рассмеялся, но напряжение не развеялось, и все снова впились глазами в сержанта. Скворец медленно оглядел каждого солдата из своего взвода. В их взглядах сержант увидел заботу, открытое предложение дружбы, которую он пытался подавить годами. Столько лет отталкивал их, всех отталкивал, а эти упрямые сукины дети всё лезут и лезут.
Значит, Жаль — не человек. Уверенность Скворца в том, что всё ею совершённое лежит в пределах возможного для человека, кажется, покоилась на сомнительном основании. Но она, эта уверенность, не обратилась в прах. Скворец слишком многое повидал в жизни. Его не спасёт внезапный прилив веры в своё видение истории человечества, восторженный оптимизм не изгонит проклятых воспоминаний о той преисподней, которую ему пришлось пройти.
Но так или иначе теперь запираться и всё отрицать было бессмысленно, мир неустанно таранил защитные стены, так что Скворец и сам уже понимал собственную глупость. Наконец, после стольких лет, он внезапно оказался среди друзей. Такое тяжело признать, и сержант почувствовал, что это его уже слегка раздражает.
— Ладно, — прорычал он, — хватит губами шлёпать. Пора браться за дело. Капрал?
— Сержант? — отозвался Калам.
— Готовься. Днём попытаешься установить контакт с Гильдией убийц. Остальным за это время распаковать оружие да хорошенько вычистить. Подлатать доспехи. Потом устрою осмотр и если найду хоть малейший непорядок, будете у меня бедные. Ясно?
— Как день, — ответил за всех Молоток и ухмыльнулся.
Ехали небыстро, но рана Колла открывалась полдюжины раз с того часа, когда они отправились в путь. Воин приспособился сидеть в седле боком, переносить вес на здоровую ногу, и с самого утра рана ещё не кровоточила. Зато от неудобной позы у Колла уже ныло всё тело.
Паран понимал, что воин пребывает в отвратительном настроении. И хотя обоим было ясно, что между ними установилась и окрепла связь, надёжная и искренняя, мужчины почти не разговаривали, а рана продолжала терзать Колла с удвоенной силой.
Вся нога от бедра, которое рассёк меч, до самой стопы приобрела ровный тёмно-коричневый цвет. Сгустки подсыхающей крови собирались между бедренной пластиной доспеха и наколенником. Ляжка так опухла, что пришлось разрезать кожаную подкладку под пластиной.
В гарнизоне у моста через Серп помощи они не нашли, поскольку единственный хирург как раз отсыпался после одной из «тяжёлых ночей». Правда, путникам выдали чистые бинты, но те уже успели пропитаться кровью.
На Напастиной дороге не было людно, хотя отсюда уже стали видны стены города. Поток беженцев с севера иссяк, а паломники, прибывшие на Празднество Геддероны, скрылись за воротами.
Когда всадники оказались на окраине Напастина городка, Колл вырвался из полубредового состояния, в котором провёл последние несколько часов. Лицо его залила смертельная бледность.
— Это Напастины ворота? — глухо спросил воин.
— Наверное, — ответил Паран, поскольку путники уже некоторое время ехали по дороге, носившей то же странное название. — Нас впустят? Стражники приведут хирурга?
Колл покачал головой.
— Просто вези меня в город. В «Феникс». Вези меня в таверну «Феникс». — Голова воина снова поникла.
— Хорошо, Колл. — Парану не слишком-то верилось, что стража просто так пропустит их в город. Придётся выдумать какую-нибудь историю, хотя Колл так ничего и не сказал о том, как получил рану. — Надеюсь, — пробормотал капитан, — найдётся в этой таверне хоть кто-нибудь с даром целителя. — Воин выглядел препаршиво. Паран взглянул на ворота города. Он уже видел достаточно, чтобы понять, почему Императрица так хотела его заполучить. — Даруджистан… — Паран вздохнул. — Вот уж и вправду чудесный город.
Раллик поднялся ещё на дюйм. Руки и ноги дрожали от усталости. Если бы не утренние тени на этой стороне колокольни, его бы давным-давно заметили. Если так дальше пойдёт, то и заметят, очень скоро.
Подниматься по лестнице в темноте было бы самоубийством. Оцелот наверняка поставил растяжки — он же не дурак, чтобы не прикрыть подходы к своей позиции.
Если, конечно, Оцелот и вправду там, напомнил себе Раллик. Иначе у Колла серьёзные неприятности. И никак не угадать, подъехал уже воин к воротам или нет, а тишина на вершине колокольни может значить что угодно. Ном остановился, чтобы передохнуть, и посмотрел наверх. Осталось десять футов — самых трудных. Он вымотался, сил едва хватало, чтобы держаться за выступы в кладке. Тихо подобраться уже не выйдет. Осталось только одно преимущество: Оцелот будет смотреть на восток, а Раллик взбирается по западной стене башни.
Ном несколько раз глубоко вздохнул и потянулся к следующему выступу.
Прохожие останавливались, чтобы посмотреть, как Паран и Колл медленно едут через Напастин город к воротам. Капитан не стал обращать внимания на град вопросов от зевак и сосредоточился на двух стражниках в воротах. Они уже приметили всадников и теперь ждали.
Приблизившись, Паран жестом показал, что собирается проехать. Один из стражников кивнул, а другой пошёл рядом с лошадью капитана.
— Твоему другу нужен лекарь, — заметил он. — Если подождёте внутри, приведу хирурга через пять минут.
Паран отказался.
— Нет, нам нужно найти таверну «Феникс». Я с севера, никогда раньше тут не был. Он сказал везти в таверну, так что туда и повезу.
Стражник покачал головой.
— Вряд ли он дотянет. Но если так, то мы хотя бы в сопровождение вам кого-нибудь выделим.
Когда они оказались за воротами, другой стражник ахнул от удивления. Паран задержал дыхание, когда тот подскочил к Коллу.
— Я его знаю! — воскликнул солдат. — Это же Колл Джамин из Дома Джамин! Я под его командой служил. Что случилось?
— Я думал, Колл умер несколько лет назад, — со значением произнёс второй стражник.
— Да к демонам эти предписания! — огрызнулся его товарищ. — Я знаю, кого вижу, Вильдром. Это Колл, и точка!
— Колл хотел попасть в таверну «Феникс», — сказал стражнику Паран. — Это последнее, что он мне сказал.
Солдат кивнул.
— Давай только по уму всё сделаем. — Он повернулся к другому стражнику. — Если что, вали всё на меня, Вильдром. Выводи фургон — с утра же не распрягали ещё? — Стражник улыбнулся Парану. — Спасибо, что довёз его сюда. Не все в городе закрыли глаза, и мне плевать, что там шепчут высокородные. Положим Колла в фургон, меньше трясти будет.
Паран расслабился.
— Спасибо, солдат.
Капитан поднял глаза, чтобы впервые взглянуть на город, открывшийся за воротами. Прямо перед ним вздымался крутой холм, склоны которого поросли сорными травами и чахлыми деревцами. На вершине раскинулся какой-то храм, давно заброшенный. Над стенами виднелась квадратная башня, крытая бронзовой черепицей. Когда Паран посмотрел на открытую площадку колокольни, он заметил резкое движение и прищурился.
Раллик осторожно приподнял голову над краем площадки. Он чуть не ахнул. Колокольня была пуста. Затем Ном вспомнил о чарах Оцелота. Задержал дыхание, в последний раз подтянулся на свинцовых руках и лёг животом на каменный пол. Как только Раллик поднялся на ноги, выветренный камень колокольни замерцал, и Ном увидел Оцелота — тот лежал прямо перед ним со взведённым арбалетом в руках и целился в кого-то внизу.
Раллик обнажил кинжалы и рванулся к убийце, но усталость дала о себе знать: сапоги зашуршали по камню.
Оцелот перекатился на спину, поднимая оружие, чтобы выстрелить в Раллика. Лицо главы клана исказилось от ярости и страха. Он не стал тратить время на слова, а сразу выпустил стрелу из арбалета.
Раллик сжался перед ударом, понимая, что сила выстрела откинет его назад, может, даже сбросит с колокольни. На миг Нома ослепила алая вспышка перед грудью, но никакого удара не последовало. Моргая, Раллик опустил глаза. Стрела исчезла. Он мгновенно всё понял. Стрела состояла из чистой магии, которую не смогли бы остановить никакие доспехи, но сработал ржавый порошок Барука. Не теряя больше ни секунды, Раллик ринулся вперёд.
Оцелот выругался и бросил арбалет. Убийца потянулся за ножом, и в этот момент на него упал Раллик. Глава клана громко застонал и зажмурился от боли.
Правой рукой Раллик ударил в грудь Оцелота. Оружие скользнуло по кольчуге под рубашкой. Проклятье, мерзавец выучил вчерашний урок — Раллик сам его предостерёг, а теперь совет обернулся против Нома. Клинок в левой руке двинулся вверх, рассёк кожу и глубоко вошёл под мышку Оцелоту.
В дюйме от лица Раллика сквозь ткань на правом плече Оцелота проклюнулось остриё кинжала, а вслед за ним хлынула кровь. Ном услышал, как по каменным плитам зазвенел нож.
Оцелот оскалил зубы, забросил левую руку за шею Раллику и ухватился за косу. Дёрнул изо всех сил, так что Раллик запрокинул голову. Затем убийца попытался впиться в шею Ному зубами.
Оцелот придушенно захрипел, когда Раллик ударил ему коленом в пах. Глава клана крепче сжал косу Нома, на этот раз ближе к узлу на конце.
Раллик услышал металлический щелчок и, отчаянно рванувшись в сторону, попытался перекатиться вправо. Несмотря на рану, Оцелоту хватило сил вогнать гранёный клинок, скрытый на запястье, между звеньями кольчуги в грудь Ному. Рана словно полыхнула медленным огнём. Оцелот выдернул клинок, по-прежнему удерживая Раллика за косу, и отвёл руку для второго удара.
Раллик завёл правую руку наверх и одним движением отрезал косу. Освободившись, он перекатился, левой рукой выдернул нож из раны. Оцелот попытался пырнуть противника в лицо — и промахнулся едва ли на дюйм.
Раллик вложил последние силы в удар, вонзил кинжал левой рукой в живот Оцелоту. Звенья кольчуги лопнули, и клинок вошёл в тело по рукоять. Глава клана выгнулся дугой, сложился вдвое. Задыхаясь, Раллик метнулся вперёд и вогнал второй кинжал точно в лоб Оцелоту.
Некоторое время Раллик лежал неподвижно, удивляясь отсутствию боли. Исполнение плана теперь ляжет на плечи Мурильо. Колл будет отмщён. Мурильо справится — выбора у него нет.
Тело Оцелота, казалось, тяжелело с каждой секундой, несмотря на вытекающую кровь.
— Всегда говорил, что я ему ровня, — пробормотал Раллик.
Он оттолкнул от себя тело Оцелота, которое по-прежнему подёргивалось в предсмертных конвульсиях, и перекатился на спину в центре площадки. Раллик надеялся ещё раз увидеть небо, взглянуть напоследок в его яркую, бездонную голубизну. Но увидел только внутреннюю сторону крыши колокольни, древние каменные своды, на которых гнездились летучие мыши. Эта картина ярко вспыхнула в голове Раллика, и он почувствовал, как кровь быстро течёт по груди. Ному показалось, что сверху на него смотрят крошечные глазки-бусинки.
Больше никакого движения на колокольне Паран не заметил и перевёл взгляд на улицу слева. В фургоне, запряжённом парой лошадей, подъехал Вильдром. Стражник, который стоял у кобылы Колла, окликнул капитана:
— Помоги мне, а? Давай-ка снимем старика.
Паран спешился и поторопился на помощь. Он взглянул в лицо Коллу. Тот был без сознания, хотя по-прежнему чудом держался в седле. Сколько ещё протянет? «Я бы на его месте уже отправился на тот свет», — подумал Паран.
— Ну уж теперь-то, — проворчал капитан, когда они со стражником стягивали Колла с седла, — изволь выжить, чтоб тебя…
Со стоном Сэррат перевернулась на спину. Солнце горячим потоком ломилось в закрытые веки, пока память постепенно собиралась по кусочкам. Тисте анди как раз собиралась спрыгнуть на женщину в переулке. Убить её — и у Носителя Монеты останется один защитник. И когда они выйдут из дома под покровом ночи, попадут прямо в западню, которую расставила Сэррат.
Чародейка-убийца открыла глаза навстречу позднему утреннему солнцу над головой. Кинжалы, которые она сжимала в руках, стоя у края крыши, теперь аккуратно лежали рядышком, на присыпанном мелкой галькой покрытии кровли. Затылок пульсировал густой, глухой болью. Сэррат тронула шишку и поморщилась, затем села.
Мир закружился, но вскоре замер. Сэррат была сбита с толку и очень зла. Кто-то подкрался к ней сзади, и этот кто-то был хорош, настолько хорош, что сумел подобраться незамеченным к чародейке-убийце из тисте анди. Это пугало, поскольку с подобным противником они в Даруджистане ещё не сталкивались, если не считать двух Когтей, которые сумели уйти живыми из засады. Но окажись это Коготь — Сэррат была бы уже мертва.
А её, судя по всему, хотели нё убить, а унизить. Оставили на видном месте, оружие положили рядом — всё это намекало на тонкое и изощрённое чувство юмора. Опонны? Возможно, хотя боги редко действуют столь прямолинейно, они предпочитают выбирать себе неразумных слуг из числа смертных.
Во всей этой непонятной ситуации было ясно только одно — Сэррат упустила возможность убить Носителя Монеты, по крайней мере, сейчас. В следующий раз, поклялась Сэррат, поднимаясь на ноги и открывая Путь Куральд Галейн, тайный враг не застанет её врасплох.
Воздух вокруг тисте анди замерцал магией. Когда марево рассеялось, Сэррат исчезла.
Пылинки медленно танцевали в неподвижном, горячем воздухе на чердаке таверны «Феникс». Покатый потолок поднимался с пяти футов у восточной стены до семи футов — у западной. Из окон по обеим сторонам вытянутой, узкой комнаты лился яркий солнечный свет.
Крокус и Апсалар спали в разных концах комнаты. Сидя на ящике около люка, Миза чистила ногти щепкой. Выбраться из дома Маммота и пробраться в это убежище по крышам оказалось на удивление легко. Даже слишком легко. Ирильта сказала, что никто на улице за ними не следил. И на крышах — ни души. Словно кто-то подготовил для беглецов безопасную дорогу.
Опять Угорь творит свои чудеса? Миза тихонько хмыкнула. Может, и так. А скорей всего Миза просто слишком всполошилась из-за инстинктивного чувства опасности, которое скользило по хребту, словно неуловимая чесотка. Ей и сейчас казалось, будто за ними следят невидимые глаза, хотя, подумала Миза, оглядывая пыльный чердак, это точно невозможно.
В деревянную крышку люка тихонько постучали. Снизу появилась Ирильта и громко прошептала:
— Миза! Ты где?
— В затылок тебе дышу, — проворчала Миза, бросая щепку на маслянистый пол. — Скажи Нахалу, что тут от одного чиха может пожар вспыхнуть.
Ирильта с кряхтением забралась на чердак. Она закрыла крышку люка и отряхнула руки от пыли.
— Странные дела внизу, — сообщила Ирильта. — Сперва городской фургон подкатил, вылез оттуда стражник, а за ним какой-то парень. И они меж собой несли Колла. Старый дурень на меч напоролся, да так, что чуть не преставился. Они его в комнату Круппа положили, под нами. Салти побежала за костоправом, но на вид — дело плохо. Совсем плохо.
Миза прищурилась от пыли и пристально посмотрела на спящего Крокуса.
— А как второй?
Ирильта ухмыльнулась.
— Ничего так, матрасик бы с ним помять я не отказалась. Сказал, дескать, нашёл Колла у Джаммитовой Напасти — а тот кровью исходит весь. Колл в себя пришёл, но только и приказал сюда везти. Парень внизу сейчас сидит и уплетает за троих.
Миза заворчала.
— Чужеземец?
Ирильта подошла к окну на улицу.
— По-даруджийски говорит, как тутошний. Но сказал, что с севера приехал. Из Крепи. А до того из Генабариса. На солдатика похож, я считаю.
— От Угря было что?
— Пока держать парня тут.
— А девчонку?
— Тоже.
Миза громко вздохнула.
— Крокус не порадуется, если его запереть в четырёх стенах.
Ирильта покосилась на спящего юношу. А вправду ли он спит?
— Выбора нет. Мне шепнули, что его у Маммотова дома уже стражники ждут — опоздали, конечно, да только совсем чуть-чуть. — Ирильта смахнула пыль с окна и наклонилась вперёд. — Мне иногда блажится, будто кого вижу. А моргнёшь — и нет его.
— Понимаю, о чём ты. — Миза поднялась на ноги, хрустнув суставами. — Сдаётся мне, уже сам Угорь начал потеть. — Она хихикнула. — Жизнь-то накаляется, подружка. Весело будет.
Ирильта мрачно кивнула.
— Уж куда веселее.
Капитан Паран в третий раз наполнил кружку. Что там говорил этот тисте анди про удачу? С тех пор, как Паран приехал сюда, он нашёл трёх друзей — новое, неожиданное происшествие, да что там — попросту чудо. Но Рваная Снасть, которую он знал, умерла, а её место занял… странный ребёнок. Ток погиб. А теперь, кажется, список дополнит Колл.
Капитан провёл пальцем по лужице пролитого пива на столе, протянул крошечную речку к щели и стал смотреть, как пиво стекает между досками столешницы. Он чувствовал, как по голени растекается мокрое пятно, но даже не шелохнулся, внимательно глядя на щель. Толстые доски были накрепко прибиты к раме из прочных ножек.
Так что там говорил Рейк? Паран поднялся, расстегнул ремень с мечом. Положил его на стол, а затем выхватил из ножен Удачу.
Немногочисленные завсегдатаи таверны резко замолчали и повернулись к Парану. За стойкой Нахал потянулся за дубинкой.
Ничего этого капитан не заметил. Он взял меч правой рукой, подвёл остриё к щели и установил клинок вертикально. Раскачивая его туда-сюда, Паран сумел вогнать меч в стол примерно на половину длины. Затем снова сел и потянулся за пивом.
Все расслабились и стали тихо и недоумённо переговариваться между собой.
Паран глотнул пива и нахмурился, глядя на Удачу. Что же сказал Рейк? Когда удача тебе изменит, сломай меч. Или отдай худшему врагу. Да только вряд ли Опонны на это согласятся. Остаётся ломать. Капитан привык к этому мечу. Но в бою его использовал лишь однажды — против Пса,
Паран будто вновь услышал голос одного из своих наставников. Он тут же припомнил и морщинистое лицо учителя.
«Сказано, что ежели боги избрали кого-то, то прежде всего они отрезают его ото всех прочих смертных — обманом лишают дух жизненной силы. Боги отнимут у тебя всех, кого любишь, одного за другим приведут к смерти. И когда сердце твоё огрубеет, боги улыбнутся и кивнут, ибо этого они добивались. От кого бы ты ни отвернулся, кого бы ни покинул, станешь на шаг ближе к богам. Они точат своё орудие, ведут и тащат, не кнутом, так пряником, чтобы предложить в конце окончательное избавленье — от одиночества, того крайнего одиночества, в которое сами помогли тебе погрузиться».
Лучшая жизнь — та, которую боги не замечают, мальчик.
Так что же, боги уже точат своё орудие? Паран скривился. Неужели это он в ответе за то, что Колл умирает? Одной тени дружбы довольно, чтобы обречь человека на смерть?
— Опонны, — прошептал Паран, — за многое вам должно ответить, и вы ответите, сполна.
Он поставил кружку на стол и поднялся. Затем потянулся к мечу.
Поднимаясь на крыльцо «Феникса», Калам внезапно замер. Проклятье! Снова — то же самое чувство, словно его буравят невидимые глаза. Это ощущение, рождённое навыками Когтя, уже четыре раза посещало Калама с того момента, как он оказался неподалёку от таверны. К таким предчувствиям следовало прислушиваться — это неоднократно спасало ему жизнь в прошлом. Но теперь в невидимом взгляде не чувствовалось угрозы — скорее, весёлое любопытство, словно наблюдатель прекрасно знал, кто такой Калам, и это его ничуть не беспокоило.
Бывший Коготь встряхнулся и вошёл в таверну. Стоило сделать первый шаг в тяжёлую, напряжённую атмосферу общей залы, и Калам понял: что-то не так. Он прикрыл за собой дверь, подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Коготь слышал дыхание, стук кружек, опускавшихся на столы. Значит, здесь есть люди. Почему же настолько тихо?
Когда серые тени в зале прорисовались чётче, Калам увидел, что все посетители смотрят не на него, а на молодого человека, стоявшего за столом в дальнем конце комнаты. Свет лампы тускло поблёскивал на клинке воткнутого в столешницу меча, который человек крепко держал за рукоять. Он явно никого в таверне не замечал.
Калам сделал полдесятка шагов и оказался у ближнего края стойки. Он не сводил тёмных глаз с человека с мечом и нахмурился так, что на широком, плоском лбу залегли глубокие морщины. Убийца остановился. Это что, худовы шуточки тусклого света?
— Нет, — вслух произнёс Калам, напугав трактирщика, — это не шуточки.
Бывший Коготь оттолкнулся от стойки, окинул взглядом посетителей — все местные. Придётся рискнуть.
Напряжение сковало шею и плечи Калама, когда он направился прямо к странному человеку, который явно собирался с духом, чтобы сломать клинок меча. Убийца прихватил по дороге стул и с грохотом поставил его с противоположной стороны стола. Человек удивлённо посмотрел на Калама.
— Богами данная удача тебя ещё не покинула, капитан, — низким голосом пророкотал убийца. — Садись.
На лице Парана застыло испуганное и смущённое выражение, он выпустил рукоять меча и опустился на стул. Калам тоже сел и склонился над столом.
— Что за драматическое представление, а? — шёпотом спросил он.
Капитан нахмурился.
— Кто ты такой?
В зале снова загудели голоса — громкие и напряжённые.
— Не догадался? — Калам покачал головой. — Капрал Калам, Девятый взвод, «Мостожоги». А когда я тебя в последний раз видел, ты только-только получил две ножевые раны и…
Паран молниеносно протянул руки и схватил Калама за грудки. Убийца слишком опешил, чтобы отреагировать, а слова капитана и вовсе вывели его из равновесия.
— Взводный целитель ещё жив, капрал?
— Чего? Жив? Ну да, — что ему сделается? А зачем?..
— Молчать! — рявкнул Паран. — Слушай, солдат. Веди его сюда. Немедленно! Никаких вопросов. Это приказ, капрал. — Капитан наконец отпустил рубашку убийцы. — Выполняй!
Калам чуть не отдал честь, но вовремя опомнился.
— Слушаюсь, — прошептал он.
Паран не отрывал глаз от спины капрала, пока тот не исчез за дверью. Потом резко поднялся.
— Трактирщик! — закричал капитан, выходя из-за стола. — Чернокожий через пару минут вернётся, и не один. Явятся — чтоб живо рванули марш-броском в комнату Колла… Ясно?
Нахал кивнул.
Паран зашагал к лестнице. Уже на ступеньках он оглянулся на меч.
— И чтоб никто даже пальцем этого меча не касался! — приказал капитан, окидывая посетителей свирепым взглядом. Спорить никому не хотелось. Капитан удовлетворённо кивнул, резко развернулся и поспешил вверх по лестнице.
На втором этаже он двинулся по коридору к последней двери справа. Вошёл без стука и увидел, что за единственным столом в комнате сидят Салти и местный костоправ. Укрытый одеялом Колл неподвижно лежал на кровати. Костоправ поднялся.
— Дело плохо, — пропел он тоненьким голоском. — Заражение зашло слишком далеко.
Паран спросил:
— Он ещё дышит?
— О да! — ответил цирюльник. — Но это ненадолго. Если бы рана была ниже, я бы мог отрезать ногу. Однако даже и так, боюсь, отрава растеклась по всему телу. Уж простите, господин.
— Проваливай! — рявкнул Паран.
Костоправ поклонился и собрался уходить.
— Что я должен за услуги? — опомнился капитан.
Костоправ нахмурился и со значением посмотрел на Салти.
— Ничего, господин мой. Я ведь не справился. — Он вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.
Салти подошла к капитану, который стоял у кровати. Она вытерла щёки и посмотрела на Колла, но ничего не сказала. Через несколько минут она тоже ушла — явно не могла больше оставаться в этой комнате.
Паран нашёл табурет и подтащил к кровати. Сел и опёрся предплечьями на колени. Он и сам не знал, сколько просидел так, глядя на усыпанный соломой пол, но вдруг дверь распахнулась с грохотом, от которого Паран вскочил, как ужаленный.
В дверях появился бородатый мужчина и смерил его тяжёлым, холодным взглядом тёмно-серых глаз.
— Это ты Молоток? — спросил Паран.
Бородач покачал головой и вошёл. За ним возникли Калам и ещё один незнакомец. Последний сразу же отыскал взглядом Колла и быстро подошёл к кровати.
— Я — сержант Скворец, — тихо сообщил бородач. — Прошу прощения за прямоту, капитан, но — какого Худа вас сюда принесло?
Не обращая внимания на этот вопрос, Паран подошёл к целителю. Молоток положил руку на ссохшиеся бинты. Он поднял напряжённый взгляд на капитана.
— Ты что, не слышишь запах гнили? Он умер. — Молоток нахмурился и подался вперёд. — Нет, погоди-ка… Проклятье, поверить не могу! — Целитель вытащил из поясной сумки нож с округлым лезвием и разрезал перевязку. Затем начал ковыряться в ране ножом. — Милостивая Шеденуль! Кто-то туда травы запихнул!
Целитель погрузил палец в рану. Колл дёрнулся и застонал. Молоток ухмыльнулся.
— Ха! Так-то ты ещё побегаешь, а? Хорошо. — Он ввёл палец глубже. — Да у него кость до половины разрублена, — поражённо ахнул целитель. — Эти растреклятые травы костный мозг пожгли. Какой коновал рану обрабатывал?! — возмутился он, осуждающе глядя на Парана.
— Не знаю, — ответил капитан.
— Ладно, — протянул Молоток, вытащил палец из раны и вытер об одеяло. — Отойдите-ка все. Освободите место. Ещё бы минута, и этот человек уже гулял бы за Вратами Худа. — Он прижал ладонь к груди Колла и закрыл глаза. — И радуйтесь, что я не последнего десятка целитель.
— И всё-таки, капитан?
Паран отошёл к столу и жестом подозвал сержанта к себе.
— Первое: адъюнкт Лорн уже вышла с вами на связь?
Удивлённый взгляд Скворца послужил исчерпывающим ответом.
— Хорошо. Значит, я успел вовремя. — Паран покосился на Калама, который вырос за плечом у сержанта. — Вас подставили. Главной целью было, конечно, завладеть городом, но и вы все, согласно планам, должны обязательно погибнуть.
Скворец поднял руку.
— Минуточку, капитан. Вы с Рваной Снастью это обсуждали?
Паран на миг прикрыл глаза.
— Она… умерла. Гналась за Локоном по равнине Рхиви. Тайшренн до неё добрался. Она собиралась найти вас и рассказать всё то, что я сейчас говорю. Боюсь, когда появится адъюнкт, я не буду таким полезным союзником, каким была бы Снасть, но смогу хотя бы вас как-то подготовить.
Заговорил Калам:
— Не нравится мне мысль о том, что пешка Опоннов взялась нам помогать.
Паран кивнул.
— Из вполне авторитетного источника мне известно, что Опонны мной не владеют. Но им принадлежит меч, который воткнут в стол внизу. Ваш взводный маг наверняка сможет это подтвердить.
— И план адъюнкта заключается… — напомнил капитану Скворец, который начал медленно барабанить по столешнице пальцами.
— Она вас легко найдёт. У неё в этом особый дар. Но боюсь, не адъюнкт представляет самую большую опасность. С ней прибудет т'лан имасс. Возможно, её задача — просто привести его к вам, а с остальным имасс справится самостоятельно.
Калам выругался и стал нервно расхаживать за стулом сержанта.
Скворец принял решение.
— Ранец, капрал.
Убийца нахмурился, затем поднял обычный армейский ранец сержанта, который тот оставил у двери. Калам принёс его и положил на стол.
Скворец расстегнул ремни и вытащил какой-то предмет, завёрнутый в красный шёлк. Он развернул свёрток, и на свет появились две пожелтевшие кости человеческого предплечья. Локтевой сустав был перекручен позеленевшей медной проволокой; на месте запястья тоже блестела проволока, которая образовывала что-то вроде бесформенной рукояти ножа, из которой торчало зазубренное лезвие.
— Что это? — спросил капитан. — Никогда ничего подобного не видел.
— Я бы удивился, если б видел, — проворчал Скворец. — Во времена старого Императора у всех членов внутреннего круга военного командования были такие штуки — добыча из гробницы к'чейн че'маллей. — Он обеими руками сжал кости. — Им мы во многом обязаны своим успехом, капитан. — Скворец поднялся и вогнал лезвие в столешницу.
Кости вспыхнули ярким белым светом, но затем сияние сжалось до небольшого водоворота между ними. И Паран услышал знакомый голос.
— Я уж волноваться начал, Скворец, — проворчал Первый Кулак Дуджек.
— Это было неизбежно, — ответил сержант, бросая хмурый взгляд на Парана. — Нам было нечего докладывать… до сегодня. Но сначала мне надо знать положение в Крепи, Первый Кулак.
— Хочешь получить свежие новости прежде, чем принесёшь дурные вести, да? Ну, хорошо, — согласился Дуджек. — Тайшренн ходит кругами. Последний раз он обрадовался, когда Беллурдан погиб вместе с Рваной Снастью. Одним ударом ликвидировал ещё двоих из старой гвардии. С тех пор у него одни вопросы. Какую игру затеяли Опонны? Правда ли, что схлестнулись Рыцарь Тьмы и Престол Тени? Правда ли, что деревянная кукла с чужой душой похитила Когтя из Натилога — и о чём успел разболтать этот несчастный?
— Мы не знали, что Локон это сделал, Первый Кулак.
— Верю, Скворец. В любом случае открылось довольно из планов Императрицы, чтобы сделать вывод: она и вправду думает, что если распустить мою армию, я примчусь к ней под крылышко — и как раз вовремя, чтобы посадить меня командовать гарнизонами в Семи Городах и утопить в крови грядущее восстание. И тут она серьёзно просчиталась — лучше б ей внимательнее читать доклады Тока Младшего. И ещё… планы Ласиин сейчас исполняют адъюнкт Лорн и Онос Т'лэнн. Они добрались до яггутского кургана, Скворец.
Молоток подошёл к столу и перехватил ошеломлённый взгляд Калама. Было очевидно: даже они не подозревали, что их сержант так много знает. В глазах убийцы мелькнуло подозрение, и Паран кивнул сам себе. Вот и началось. Тем временем Дуджек продолжал:
— Чёрные моранты готовы выступать, но это всё показуха, только чтоб убрать их из города. В общем, что мы тут видим, дружище? Судьба мира сейчас решается у вас, в Даруджистане. Если Лорн и Онос Т'лэнн сумеют спустить на город Тирана, не сомневайся: ты и твой взвод, согласно плану, должны попасть в список боевых потерь личного состава. А если ближе к делу, как ты любишь, то слушай: мы готовы выступить. Тайшренн сам запустит дело, когда объявит о роспуске «Мостожогов» — слепой кретин. А теперь я жду.
— Первый Кулак, — начал Скворец, — сюда явился капитан Паран. Сидит сейчас прямо напротив меня. Говорит, будто Опонны действуют через его меч, а не через него самого. — Скворец посмотрел в глаза капитану. — И я ему верю.
Дуджек заговорил:
— Капитан?
— Да, Первый Кулак?
— Ток тебе помог?
Паран вздрогнул.
— Он пожертвовал жизнью ради меня, Первый Кулак. Кукла… то есть Локон заманил нас в западню, бросил Тока в… в какой-то разрыв или портал.
Дуджек молчал. Затем заговорил, и голос его прозвучал хрипло:
— Это горькая весть, капитан. Очень горькая. Его отец… Ну да ладно, хватит об этом. Продолжай, Скворец.
— С местной Гильдией убийц пока связаться не удалось, Первый Кулак. Но перекрёстки мы заминировали. Сегодня всё объясню своим людям. Остаётся вопрос: что делать с капитаном Параном.
— Понимаю, — ответил Дуджек. — Капитан Паран?
— Здесь.
— Вы пришли к какому-то выводу?
Паран посмотрел на Скворца.
— Так точно. Думаю, да.
— И что же? Каков ваш выбор, капитан?
Паран провёл рукой по волосам и откинулся на спинку стула.
— Первый кулак, — медленно проговорил он, — Тайшренн убил Рваную Снасть. — И своего не добился, но эту тайну я пока что оставлю при себе. — В планы адъюнкта входит нарушить данное мне слово и скорее всего убить меня тоже. Но, признаюсь, это не так важно, как преступление Тайшренна. — Паран поднял глаза и встретил твёрдый взгляд Скворца. — Рваная Снасть заботилась обо мне, а я — о ней после нападения Пса. Это… — Он помолчал. — Это было очень важно для меня, Первый Кулак. — Паран выпрямился. — В общем, как я понимаю, вы решили нарушить волю Императрицы. Но что потом? Мы что, бросим вызов сотням легионов Империи с армией в десять тысяч человек? Объявим об основании независимого королевства и будем ждать, пока Ласиин нас показательно покарает? Мне нужны подробности, Первый кулак, прежде чем я смогу решить, становиться ли на вашу сторону. Потому что я хочу отомстить.
Дуджек ответил:
— Императрица потеряет Генабакис, капитан. В этом нам помогут. Когда сюда доберётся подкрепление из малазанских морпехов, всё уже будет кончено. Багровая гвардия даже высадиться им не позволит. Думаю, потом восстанет Натилог, а за ним — Генабарис. Альянс с морантами, думаю, скоро станет очень непрочным, но тут я не могу вдаваться в детали. Хотите знать мои планы, капитан? Они вам могут показаться чепухой, потому что нет времени объяснять. Мы готовимся втянуть в игру нового игрока — того, кто пока что вообще стоял в стороне и при этом отличается отвратительным характером. Зовут этого Худова сына Паннионским Провидцем, и он уже готовится отправить свои войска на священную войну. Хотите отомстить? Предоставьте Тайшренна более близким врагам. Что до Лорн — она ваша, если справитесь. Больше ничего предложить не могу, капитан. Можете сказать «нет». Никто вас за это не убьёт.
Паран смотрел на свои руки.
— Я хочу, чтобы мне сообщили, когда Высший маг Тайшренн получит по заслугам.
— Договорились.
— Хорошо, Первый Кулак. Но что касается текущей операции, я бы предпочёл, чтобы командовать продолжал сержант Скворец.
— Что скажешь? — спросил Дуджек с улыбкой в голосе.
— Принято, — ответил сержант. Он улыбнулся Парану. — Добро пожаловать, капитан.
— Это всё? — спросил Дуджек.
— Поговорим, когда тут закончим, — сказал Скворец. — До того времени, Первый Кулак, желаю успеха.
— Успеха, Скворец.
Нити белого света померкли. Как только они окончательно истаяли, Калам накинулся на сержанта:
— Ах ты старый ублюдок! Мне-то Скрипач сказал, что Дуджек и слышать не хочет ни про какое восстание! Плёл даже, будто Первый Кулак приказал тебе уходить после этого задания!
Скворец пожал плечами и выдернул костяной нож из столешницы.
— Всё меняется, капрал. Когда Дуджек получил от адъюнкта сведения о подкреплениях на будущий год, стало очевидно, что кто-то твёрдо намерен обеспечить полный крах кампании в Генабакисе. А вот этого даже Дуджек не потерпит. Ясное дело, планы придётся пересмотреть. — Сержант обернулся к Парану, взгляд его стал суровым. — Простите, капитан, но Лорн пока будет жить.
— Но Первый Кулак…
Скворец покачал головой.
— Она сейчас едет в город, если они с имассом сумели освободить яггута. Им придётся дать Тирану какую-то причину направиться в Даруджистан, и остаётся только предположить, что Лорн будет этой причиной. Она найдёт нас, капитан. Когда это случится, мы и решим, как с ней поступить, — с учётом, конечно, того, что именно Лорн нам скажет. Если вы её открыто вызовете, адъюнкт вас убьёт. Если это будет необходимо, она умрёт, но смерть её должна быть тихой, незаметной. Есть по этим пунктам возражения?
Паран глубоко вздохнул.
— Можете вы хоть объяснить, зачем заранее заложили в городе взрывчатку?
— Сейчас объясню, — сказал Скворец и поднялся. — Но сперва такой вопрос: кто этот раненый?
— Уже не раненый, — сказал Молоток и улыбнулся Парану. — Просто спит.
Паран вскочил.
— Тогда я тоже сейчас всё объясню. Только вниз схожу — заберу свой меч. — В дверях капитан задержался и обернулся к Скворцу. — И ещё вот что: где ваша новенькая, Жаль?
Ответил Калам:
— Пропала. Мы знаем, кто она на самом деле, капитан. А ты?
— Знаю.
Но она, быть может, уже не то, чем была прежде, если Престол Тени не солгал. Паран почти решил рассказать эту часть истории, но потом передумал. Уверенности-то никакой нет. Лучше подождать и посмотреть.
Погребальная камера оказалась маленьким, непримечательным толосом с низким купольным сводом, выложенным из грубо отёсанного камня. Ведущий в него коридор был узким, слегка скошенным вниз и едва ли четырёх футов в высоту. Полом гробнице служила утоптанная земля, а в центре высилась округлая каменная стена, накрытая массивной плитой. На ней лежали покрытые льдом предметы.
Тлен обернулся к Лорн.
— Вещь, которую ты ищешь, зовётся Финнэст. В нём сохранена сила яггутского Тирана. Его, возможно, лучше описать как свёрнутый сам в себе Путь Омтоз Феллак. Когда Тиран полностью пробудится, он обнаружит пропажу и неуклонно будет искать свой Финнэст.
Лорн попыталась согреть дыханием онемевшие ладони, а затем медленно приблизилась к надгробной плите.
— И всё то время, что он будет у меня?.. — начала адъюнкт.
— Твой отатараловый меч умертвит его ауру. Не до конца. Финнэст не должен долго оставаться в твоих руках, адъюнкт.
Лорн окинула взглядом предметы на каменной крышке. Имасс подошёл ближе. Адъюнкт подняла кинжал в ножнах, но тут же положила обратно. В этом деле Тлен никак не мог ей помочь. Следовало полагаться на собственное чутьё, отточенное и выпестованное непредсказуемой силой отатарала. В глаза бросилось зеркальце в оправе из оленьего рога. Слюдяная поверхность была покрыта паутинкой инея, но словно бы светилась собственным светом. Лорн потянулась к зеркалу, однако замешкалась. Рядом, едва заметный под слоем льда и инея, на куске меха лежал маленький круглый предмет. Лорн нахмурилась и взяла его.
Когда лёд подтаял, адъюнкт увидела, что предмет не идеально круглый. Она потёрла почерневшую поверхность и внимательно осмотрела находку.
— Полагаю, это жёлудь, — сказал Тлен.
Лорн кивнула.
— И это Финнэст. — Она перевела взгляд на каменный саркофаг. — Какой странный выбор.
Имасс пожал плечами так, что хрустнули кости.
— Яггуты — странный народ.
— Тлен, они же были не очень воинственные, да? То есть до того, как ваш народ решил их истребить.
Имасс ответил не сразу.
— И даже после, — наконец проговорил он. — Смысл был в том, чтобы разозлить их, ибо тогда яггуты уничтожали всех вокруг без разбора, включая своих.
Лорн на миг закрыла глаза. Затем положила Финнэст в карман.
— Пойдём отсюда.
— Да, адъюнкт. Пора, ибо яггутский Тиран уже пробуждается.
