Глава семнадцатая
Один, бывший многими,
По кровавому следу
Шёл на охоту за собственным голосом,
Духи жестокого
Убийства жужжали под солнцем,
Шли на охоту за собственным голосом,
Но услышал он только
Музыку Худа, песню сирены,
Имя которой — беззвучие.
Сеглора. Рассказ Сеглоры
Капитан начал пошатываться, но не в лад с корабельной качкой. Вино он разлил по всему столу, а не только в четыре кубка перед собой.
— Командовать тупоголовыми матросами — тяжкий труд, вызывающий жажду. Думаю, скоро принесут еду.
Казначей Пормкваля, который не счёл собравшихся достойными узнать его имя, приподнял подкрашенную бровь.
— Но, капитан, мы ведь уже отобедали.
— Правда? Ну, это объясняет беспорядок, хотя, конечно, беспорядку ещё стоит объясниться, потому что он ужасен. Эй, ты, — обратился он к Каламу, — ты у нас крепкий, как феннский медведь, есть это можно было? Ладно, забудь, что ты вообще понимаешь? Говорят, семигородцы фрукты выращивают только для того, чтобы выедать из них потом червяков. Жри червя, а яблоко выбрось, да? Если хочешь узнать, как твой народ видит мир, одного этого обычая довольно. Ладно, раз уж мы все теперь друзья не разлей вода, о чём бишь мы там говорили?
Салк Элан поднял свой кубок и осторожно понюхал, прежде чем пригубить.
— Любезный казначей удивлял нас жалобой, капитан.
— Вот как? — Капитан опёрся о стол, чтобы посмотреть на казначея. — Жалоба? На борту моего корабля? С этим обращайтесь ко мне, сударь.
— Я это уже сделал, — язвительно заметил тот.
— И я с ней разберусь, как подобает капитану. — С удовлетворённым видом он выпрямился. — Так, о чём ещё нам нужно поговорить?
Салк Элан перехватил взгляд Калама и подмигнул.
— Что, если мы коснёмся темы двух каперов, которые сейчас гонятся за нами?
— Они не гонятся, — заявил капитан. Он осушил кубок, причмокнул, затем вновь наполнил его из оплетённого кувшина. — Они идут с нами вровень, сударь, и это уж вам должно быть понятно, — совсем другое дело.
— Что ж, должен признаться, мне это различие не столь ясно, капитан.
— Как печально.
— А не сочтёте за труд, — проскрежетал казначей, — просветить нас?
— Как-как? Сочтезад Пруд? Великолепно, друг мой! — Капитан откинулся на спинку стула, на лице его застыло довольное выражение.
— Они ждут более сильного ветра, — рискнул предположить Калам.
— Шквал, — буркнул капитан. — Хотят вокруг нас плясать, да, трусы обмоченные. Я люблю честно — нос в нос, но нет, им лишь бы вилять да петлять. — Он вдруг посмотрел в глаза Каламу неожиданно твёрдым взглядом. — Поэтому на рассвете застанем их врасплох. Атакуем! Жёстко! Морпехи, готовсь взять врага на абордаж! Я жалоб на борту «Затычки» не потерплю. Ни единой, вытрави мою душу. Кто ещё заблеет, потеряет палец. Снова заблеет, отрежу ещё один. И так далее. И каждый прибью к палубе. Тук-тук!
Калам закрыл глаза. Они уже четыре дня шли без эскорта, пассаты гнали корабль на скорости в шесть узлов. Матросы поставили все паруса, какие только были, так что всё судно наполнилось зловещими скрипами и стонами, но пиратские галеры всё равно умудрялись выписывать круги вокруг «Затычки».
А этот безумец собрался на абордаж.
— Как «атакуем»? — прошептал казначей и испуганно распахнул глаза. — Я запрещаю!
Капитан по-совиному заморгал, глядя на него.
— Но почему же, сударь? — спросил он совершенно спокойным голосом. — Я ведь смотрел в лужёное зеркальце, верно? Блеск его малость померк, поверьте на слово. Со вчера на сегодня. Этим я собираюсь воспользоваться.
С самого начала плавания Калам старался большую часть времени проводить в каюте и выходить на палубу только в самые тихие часы — во время последней предрассветной вахты. Ел с командой на камбузе, чтобы реже встречаться с Салком Эланом и казначеем. Но сегодня капитан настоял, чтобы Калам отобедал с ними. В полдень они увидели пиратов, так что убийце стало интересно, как капитан собирается разобраться с этой угрозой, и он согласился.
Было ясно, что Салк Элан и казначей заключили некое перемирие, и дело между ними никогда не заходило дальше нескольких саркастических выпадов. Преувеличенная вежливость делала их стремление держать себя в руках очевидным.
Однако истинной загадкой на борту «Затычки» оставался капитан. Калам слышал достаточно разговоров на камбузе, а также между первым и вторым помощником, чтобы понять: матросы относятся к этому человеку с уважением и даже какой-то извращённой симпатией. Как к нервному псу. Погладишь раз, вильнёт хвостом. Погладишь два — откусит руку. Он менял роли со случайной скоростью, совершенно не обращая внимания на приличия. Чтобы понять его шуточки, требовалось острое внимание. Стоило пробыть в его компании слишком долго — особенно если пили вино, — и у Калама начинала болеть голова от попыток уследить за капитаном и его запутанной речью. Хуже того, Каламу в этом хитросплетении чудилась расчётливость, будто капитан говорил на двух языках одновременно: один — грубоватый и противоречивый, другой — тонко вышитый тайными смыслами. Готов поклясться, что этот ублюдок пытается мне что-то сообщить. Что-то очень важное. Убийца слыхал про некоторые чары, связанные с одним из не самых известных Путей, которые способны опутать сознание человека, установить своего рода ментальный блок, так что жертва — при полном, мучительном понимании — будет лишь ходить вокруг да около, но никогда не сумеет преодолеть его. Ну вот, теперь я уже дошёл до абсурда. Паранойя — верная жена убийцы, и не стоит ворошить змеиное кубло. Эх, поговорить бы сейчас с Быстрым Беном…
— Спишь с открытыми глазами, приятель?
Калам вздрогнул, нахмурился, глядя на капитана.
— Кормчий этого парусного судна говорил, — промурлыкал Салк Элан, — что дни идут странно с тех пор, как мы вышли в открытое море. Тем самым он интересовался твоим мнением, Калам.
— Прошло четыре дня с тех пор, как мы вышли из Арэнской бухты, — пробурчал убийца.
— Вот оно как? — переспросил капитан. — Ты уверен?
— Что ты имеешь в виду?
— Кто-то всё время текучку переворачивает, видишь ли.
— Что? — А, понятно — то, в чём течёт песок. Боги, он что, на ходу слова придумывает? — Хочешь сказать, что на «Затычке» всего одни песочные часы?
— Официальное время замеряется по одним часам, — сообщил Элан.
— А все остальные идут вразнобой, — добавил капитан, вновь наполняя свой кубок. — Четыре дня… или четырнадцать?
— У нас тут какой-то философский диспут? — подозрительно осведомился казначей.
— Не совсем, — сумел выдавить из себя капитан, одолев отрыжку. — Мы вышли из гавани в первую ночь четвертной луны.
Калам попытался вспомнить прошлую ночь. Он стоял на баке, под чистым небом. Луна уже зашла? Нет, стояла на горизонте, прямо над кончиком созвездия, известного под названием «Кинжал». Конец трёхчетвертной луны. Но это же невозможно.
— И десяток долгоносиков, — продолжил капитан. — По ним время можно отмерять не хуже, чем по часам. Их десяток набирается примерно за две недели, если только мука не была паршивая с самого начала, но кок утверждает, мол, отличная…
— Он ещё будет клясться, будто приготовил нам сегодня обед, — с улыбкой сказал Салк Элан, — но наши желудки ворчат, что на еду это было вовсе не похоже. В любом случае, спасибо за развеянные сомнения.
— Ну, сударь, это у вас аргумент стальной — и такой острый, что порезаться можно, да только у меня шкура толстая и упрямства — на двоих хватит.
— И это заставляет меня невольно вами восхищаться, капитан.
Да о чём они говорят, Худ разбери? Точнее, о чём они не говорят?
— Нельзя даже на стук собственного сердца полагаться — учтите, я только до четырнадцати считать и умею, поэтому хочешь не хочешь, а запутаешься, ну да мы ведь вроде про путы тут и говорим, если не ошибаюсь.
— Капитан, — сказал казначей, — ваши слова меня начинают всерьёз тревожить.
Салк Элан добавил:
— Вы в этом не одиноки.
— Я вас обидел, сударь? — Лицо капитана покраснело, когда он взглянул на казначея.
— Обидел? Нет. Озадачил. Осмелюсь заметить, мне остаётся лишь заподозрить, что вы повредились рассудком. Я обязан обеспечить безопасность этого судна, поэтому у меня нет выбора…
— Нет выбора?! — взорвался капитан, вскочив со стула. — Слова да власть — как песок. Что течёт между пальцами, то и с ног тебя собьёт! Я тебе покажу безопасность, потный ты кусок сала!
Калам отодвинулся от стола, когда капитан шагнул к двери каюты, пытаясь на ходу натянуть плащ. Салк Элан даже не шелохнулся, глядя на него с натянутой улыбкой.
В следующий миг капитан распахнул дверь каюты и, вылетев в коридор, заревел, призывая первого помощника. Его сапоги молотками загрохотали по доскам, когда капитан побежал к камбузу.
Дверь каюты со скрипом покачивалась на петлях.
Казначей открыл рот, закрыл, затем снова открыл.
— Какой выбор? — прошептал он, ни к кому не обращаясь.
— Не ваш, — протянул Элан.
Аристократ обернулся к нему.
— Не мой? А кому ещё, как не человеку, облечённому долгом сохранения казны Арэна…
— Так это официально называется? А может, «наворованного Пормквалем»? На ящиках в трюме печати Первого Кулака, а не имперский скипетр…
А ты тоже заглянул в трюм, Салк Элан? Интересно.
— Эти ящики запрещено трогать под страхом смерти! — прошипел казначей.
В улыбке Элана сквозило отвращение.
— Ты делаешь за вора грязную работу, и в кого же это превращает тебя самого?
Аристократ побелел. Он молча поднялся и, опираясь руками о стены, чтобы совладать с качкой, пересёк каюту, а затем вышел в коридор.
Салк Элан посмотрел на Калама.
— Ну-с, мой упорный друг, что думаешь о нашем капитане?
— Ничего, чем хотел бы с тобой поделиться, — пророкотал Калам.
— Попытки избегать меня выглядят просто по-детски.
— Ну, лучше так, чем убить тебя на месте.
— Фу, как грубо, Калам, а я ведь так расстарался ради тебя.
Убийца поднялся.
— Не сомневайся, я отплачу тебе сполна, Салк Элан.
— Одной твоей компании мне бы хватило — на этом корабле так трудно найти умного собеседника.
— Могу только посочувствовать, — сказал Калам, направляясь к двери каюты.
— Ты несправедлив ко мне, Калам. Я тебе не враг. Мы с тобой очень схожи.
Убийца задержался на пороге.
— Если ты ищешь моей дружбы, Салк Элан, то этим замечанием сделал огромный шаг назад. — Он вышел наружу и зашагал по коридору.
Убийца поднялся на верхнюю палубу и обнаружил там бешеную суматоху. Матросы закрепляли такелаж и проверяли снасти, остальные убирали паруса. Уже отбили десятые склянки, ночное небо оказалось плотно затянуто тучами — ни одной звезды не было видно.
Капитан подскочил к Каламу.
— Ну что я тебе говорил? Малость померк!
Приближался шквал — воздух вокруг убийцы вихрился, словно ему некуда было деться.
— С юга, — расхохотался капитан, хлопая Калама по плечу. — Мы на охотников сами рванём, верно! Под штормовым кливером да с морпехами на баке мы их протараним в самую глотку! Худ бы побрал этих самодовольных нахвостников — посмотрим, как они будут ухмыляться, когда коротким мечом получат по роже, да? — Он склонился поближе, винный дух ударил Каламу в лицо. — Держи кинжалы наготове, приятель, ночка будет для ближнего дела, верно! — Его лицо вдруг исказилось, капитан рванулся прочь и начал орать на команду.
Убийца смотрел ему вслед. Похоже, всё-таки не паранойя. Этот человек явно чем-то одержим.
Палуба резко накренилась, когда корабль повернул на другой галс. В тот же миг налетел штормовой ветер и погнал «Затычку» вперёд на вздувшихся парусах. Фонари укрыли заслонками, команда принялась за дело, а корабль мчался на север.
Морской бой во время шторма, и капитан хочет, чтобы морпехи взяли вражеский корабль на абордаж, встали на качающейся, исхлёстанной волнами палубе и навязали битву пиратам. Отчаянный человек.
Сзади возникли две крупные фигуры, они остановились по обе стороны от убийцы. Калам поморщился. Оба телохранителя казначея с первого же дня слегли от морской болезни и выглядели так, будто способны разве что наблевать убийце на сапоги, однако не отступали и держали в руках оружие.
— Хозяин хочет с тобой поговорить, — прорычал один из них.
— Не повезло ему, — прорычал в ответ Калам.
— Сейчас же.
— А иначе что, дыхнёте мне в лицо, чтоб я задохнулся? Хозяин любит говорить с трупами, да?
— Хозяин приказывает…
— Если он хочет говорить, пусть идёт сюда. Иначе, как я и говорил, не повезло ему.
Телохранители удалились.
Калам двинулся вперёд, мимо грот-мачты, туда, где перед баком сидели на корточках два взвода морпехов. Убийца повидал не один шквал за время службы Империи — на галерах, транспортах и триремах, на трёх океанах и полудюжине морей. Этот шторм оказался — по крайней мере, пока — сравнительно спокойным. Морпехи были мрачны, чего и следовало ожидать перед боем, но в остальном — сдержанны, они проверяли свои штурмовые арбалеты в приглушённом свете штормового фонаря.
Калам некоторое время бегал глазами по сторонам, пока не увидел лейтенанта.
— На два слова…
— Не сейчас, — отрезала она, застёгивая шлем и прилаживая передние щитки. — В каюту спускайся.
— Он собирается таранить…
— Я знаю, что он собирается делать. И когда хрустнет, нам только гражданских на палубе не хватало, Худова душа.
— Ты исполняешь приказы капитана… или казначея?
Она подняла на него глаза и прищурилась. Другие морпехи остановились.
— В каюту спускайся, — повторила она.
Калам вздохнул.
— Я ветеран армии Империи, лейтенант…
— Какой армии?
Он ещё миг колебался, затем сказал:
— Второй. Девятый взвод, «Мостожоги».
Все как один, морпехи подняли головы. Все глаза устремились на Калама.
Лейтенант нахмурилась.
— Ну и кто в это поверит?
Другой морпех, седой, опытный солдат, рявкнул:
— Твой сержант? Имена называй, незнакомец.
— Скворец. Другие сержанты? Мало осталось. Мураш. Тормин.
— Ты, выходит, капрал Калам.
Убийца внимательно посмотрел на него.
— Кто ты такой?
— Никто — и уже давно. — Он обернулся к лейтенанту и кивнул.
— Можем мы на тебя рассчитывать? — спросила она Калама.
— Не в первых рядах, но буду рядом.
Она огляделась.
— У казначея имперский рескрипт — мы им скованы, капрал.
— Не думаю, чтобы казначей доверял вам в том, что касается выбора между ним и капитаном.
Она скривилась, будто на язык попало что-то горькое.
— Эта атака — безумие, но толковое безумие.
Калам кивнул, подождал.
— Думаю, у казначея есть причины.
— Если дело дойдёт до этого, — сказал убийца, — телохранителей оставьте мне.
— Обоих?
— Да.
Заговорил старый воин:
— Если из-за нас акулы отравятся казначеем, нас повесят.
— Просто будьте где-то в другом месте, когда это случится, — все.
Лейтенант ухмыльнулась.
— Думаю, с этим мы справимся.
— А теперь, — сказал Калам так громко, чтобы все морпехи услышали, — я снова становлюсь просто очередным жирным пассажиром, так?
— Мы сразу поняли, что вас объявили вне закона не всерьёз, — послышался голос. — Только не Дуджека Однорукого. Никак не его.
Худов дух, может, ты и прав, солдат. Однако Калам скрыл свою неуверенность, небрежно отдав честь, и пошёл на другой конец палубы.
Корабль напоминал Каламу медведя, ломящегося через подлесок, — неуклюжий, широкий и тяжёлый на высоких волнах — весенний медведь, час как выбрался из берлоги, в глазах ещё туман спячки, жалкий, в животе урчит от голода. А где-то впереди танцуют в темноте два волка… их ждёт неприятный сюрприз…
Капитан был на юте, опираясь на матроса у штурвала. Первый помощник стоял рядом, цепляясь за бизань-мачту. Оба всматривались во тьму впереди, выглядывая врага.
Калам открыл было рот, чтобы заговорить, но тут прозвучал крик первого помощника:
— Слева по борту, капитан! Против ветра на три четверти! Худов дух, мы прямо на него идём!
Корабль пиратов — низкий, одномачтовый рейдер — почти невидимый во мраке, шёл менее чем в сотне шагов по курсу, который выведет его точно перед «Затычкой». Положение было невероятно подходящим.
— По местам, — заревел капитан так, что перекрыл вой ветра, — к тарану готовсь!
Первый помощник рванулся вперёд, выкрикивая приказы команде. Калам увидел, как морпехи пригнулись к палубе, готовясь к столкновению. С пиратского корабля до убийцы донеслись слабые крики. Прямой парус внезапно вздулся под штормовым ветром, но корабль резко повернул, когда пираты в последний момент попытались избежать столкновения.
Боги на небе улыбались, но это был оскал мёртвого черепа. Волна высоко подняла «Затычку» за миг до удара, а затем обрушила на низкий борт рейдера прямо перед остроконечной кормой. Дерево затрещало, треснуло и содрогнулось. Калам взлетел с юта, упал на верхнюю палубу плечом и перекатился вперёд.
Где-то наверху затрещали мачты, паруса хлопали в рассечённом каплями дождя воздухе, словно призрачные крылья.
«Затычка» осела с хрустом и скрежетом, покачнулась. Со всех сторон кричали и вопили матросы, но со своего места Калам не мог толком разглядеть, что происходит. Со стоном он поднялся.
Последние морпехи перепрыгивали через борт и исчезали с глаз — предположительно оказывались на палубе рейдера. Или того, что от него осталось. Сквозь вой ветра послышался звон оружия.
Убийца обернулся, но капитана нигде не было видно. И у штурвала никого не было. На юте валялись обломки бизань-гика. Калам двинулся на корму.
Столкнувшиеся корабли дрейфовали без руля. Волны били в правый борт «Затычки», заливая верхнюю палубу пенистой водой. Там лицом вниз лежало тело, по воде из-под него растекалась паутина крови.
Калам добрался до него и перевернул. Это был первый помощник, ему проломили голову. Кровь текла из носа и горла; вода отмыла место смертельного удара, и убийца смотрел на рану полдюжины ударов сердца, прежде чем подняться и перешагнуть через труп.
Морская болезнь всё же не слишком помешала.
Он поднялся на ют и начал осматривать обломки. Матрос у штурвала лишился большей части головы; то, что осталось, держалось на теле на нескольких полосках плоти и кожи. Калам осмотрел разрез на шее. Двуручный, стоял на шаг слева и сзади. Рангоут упал уже на мёртвое тело.
Капитана и одного из телохранителей казначея он обнаружил под парусом. Из горла и груди великана торчали крупные щепы. Он всё ещё сжимал в руках двуручный тальвар. Вцепившиеся в лезвие руки капитана были рассечены до кости, кровь толчками выливалась из ран и растворялась в морской воде. Лицо его стало совершенно белым, но дыхание оставалось ровным.
Калам оторвал пальцы капитана от клинка тальвара и вытащил его из-под обломков.
В этот момент «Затычка» отцепилась от рейдера, упала в ложбину, затем бешено закачалась под ударами волн. На юте появились фигуры, одна встала у штурвала, другая присела рядом с убийцей.
Подняв глаза, Калам увидел мокрое лицо Салка Элана.
— Жив?
— Да.
— У нас ещё есть проблемы, — сказал Элан.
— К Худу их! Нужно его перетащить вниз.
— На носу течь — большая часть морпехов сейчас на помпах.
Они вдвоём подняли капитана.
— А рейдер?
— Тот, которого мы протаранили? Разлетелся на куски.
— Иными словами, — проговорил убийца, пока они волокли капитана по скользким ступеням, — всё пошло совсем не так, как планировал казначей.
Салк Элан остановился и пронзил Калама острым взглядом.
— Похоже, мы сделали одинаковые выводы.
— Где этот ублюдок?
— Принял командование… пока что. Так вышло, что со всеми остальными офицерами произошли несчастные случаи. При этом к нам подходит второй корабль, так что, повторяю, веселье ещё и близко не закончилось.
— По очереди разбираться будем, — проворчал Калам.
Они прошли через камбуз и оказались в коридоре. Воды здесь было по щиколотку, и убийца почувствовал, насколько неуправляемой стала «Затычка».
— Званием морпехов задавил, да? — поинтересовался Элан, когда они добрались до двери каюты капитана.
— Лейтенант меня старше по званию.
— Тем не менее. Назовём это силой дурной славы, например. Она уже поругалась с казначеем.
— Почему?
— Этот ублюдок хочет, чтобы мы сдались, разумеется.
Они положили капитана на койку.
— Будут переносить груз в такую погоду?
— Нет, переждут.
— Тогда времени у нас достаточно. Ну-ка, помоги мне его раздеть.
— С руками дело плохо.
— Ага. Сейчас перебинтуем.
Салк Элан смотрел на капитана, пока убийца закутывал его в одеяло.
— Думаешь, выживет?
Калам промолчал, вытянув руки капитана наружу, чтобы осмотреть раны.
— Он ими удар клинка остановил.
— Да уж, такое нелегко сделать. Послушай, Калам, что мы здесь делаем?
Убийца помолчал, затем сказал:
— Как ты там сказал? «Сделали одинаковые выводы?» Похоже, никто из нас не желает оказаться в желудке акулы.
— Значит, нам следует действовать вместе.
— Да, покамест. Только не жди, что я буду приходить целовать тебя на ночь, Элан.
— Даже один разочек?
— Лучше поднимайся наверх, выясни, что происходит. Я здесь закончу.
— Не мешкай, Калам. Очень скоро может пролиться кровь.
— Да.
Оставшись наедине с капитаном, убийца нашёл нитки и иголку и начал зашивать ладони. Он уже закончил с одной рукой и принялся за другую, когда капитан застонал.
— Худов дух! — пробормотал Калам. — Мне всего-то ещё десять минут нужно было.
— Подстава, — прошептал капитан, не открывая глаз.
— Мы поняли уже, — сказал убийца, продолжая зашивать раны. — Теперь заткнись и не мешай мне работать.
— Казначей бедолаги Пормкваля — вор.
— Два сапога пара, как говорится.
— Вы с этим разряженным бездельником… тоже похожи.
— Спасибо. Все так говорят.
— Теперь дело за вами.
— И лейтенантом.
Капитан сумел улыбнуться, не открывая глаз.
— Хорошо.
Калам отодвинулся, потянулся за бинтами.
— Почти конец уже.
— Мне тоже.
— Тебе приятно будет узнать, что тот телохранитель погиб.
— Да. Сам себя угробил, идиот. Я от первого удара уклонился. Клинок перерубил тросы. Чувствуешь, Калам? Выровнялись — кто-то наверху знает, что делает, слава богам. Всё равно, воды многовато набрали… но «Затычка» справится.
— На затычки нам тряпок хватит.
— Это точно.
— Ладно, это всё, — сказал, поднимаясь, Калам. — Поспи, капитан. Ты нам нужен здоровым. И быстро.
— Это вряд ли. Второй телохранитель закончит дело, как только подвернётся случай. Казначею нужно меня убрать.
— Об этом мы позаботимся, капитан.
— Вот даже так?
— Вот даже так.
Закрыв за собой дверь, Калам остановился и ослабил длинный клинок в ножнах. Вот даже так, капитан.
…Шквал стих, и небо на востоке посветлело, чистое и золотое. «Затычка» вновь развернулась, поскольку опять задул пассат. Обломки на юте убрали, у команды, похоже, всё было под контролем, хотя Калам чувствовал напряжение среди матросов.
Казначей и единственный оставшийся телохранитель стояли у грот-мачты, аристократ пристально смотрел на пиратский корабль, который шёл с правого борта так близко, что можно было различить людей на палубе — те, в свою очередь, рассматривали «Затычку». Телохранитель, впрочем, не сводил глаз с Салка Элана, который сидел около лестницы на бак. Матросы почему-то не рисковали пересекать невидимую линию длиной в десять шагов, которая протянулась между ними.
Калам подошёл к казначею.
— Значит, ты принял командование?
Тот резко кивнул, аристократ явно чувствовал себя неуверенно и избегал встречаться глазами с убийцей.
— Я собираюсь заплатить выкуп, чтобы они нас пропустили…
— Забрать свою долю, ты хотел сказать. И какова же она? Восемьдесят, девяносто процентов? И самого тебя, разумеется, должны взять в заложники. — Калам следил, как кровь отливает от лица казначея.
— Это не твоё дело, — прошипел он.
— Верно. Но вот убийство капитана и его помощников — моё, поскольку ставит под угрозу плавание. Если матросы и не знают наверняка, то уж поверь — подозревают.
— Для этого у нас есть морпехи. Отойдёшь в сторону — сохранишь жизнь. Вмешаешься — будешь убит.
Калам посмотрел на рейдер.
— А им сколько полагается? Что им помешает просто перерезать тебе горло и уплыть со всей добычей?
Казначей улыбнулся.
— Сомневаюсь, что мой дядя и племянники это сделают. А теперь советую тебе спуститься вниз — в свою каюту — и оставаться там.
Без лишних слов Калам пошёл искать морпехов.
Схватка с пиратами была яростной и короткой. Корабль разваливался у них под ногами, так что паникующая команда была совершенно не настроена драться.
— Просто бойня, — пробормотала лейтенант, когда убийца присел напротив. Два взвода сидели в носовом трюме среди бегущей по доскам воды и торопливо затыкали течь обрывками тряпья. — У нас — ни царапинки.
— Что вы успели выяснить? — тихо спросил Калам.
Она пожала плечами.
— Достаточно много, капрал. Скажи, что нам делать?
— Казначей прикажет вам сдаться. Затем пираты вас обезоружат…
— А потом они перережут нам глотки и выбросят за борт — что бы там ни говорилось в рескрипте, этот человек — изменник.
— Ну, он крадёт у вора, но я тебя понимаю, — Калам поднялся. — Я поговорю с командой и вернусь, лейтенант.
— Почему мы просто не уберём казначея и телохранителя прямо сейчас, Калам?
Убийца нахмурился.
— Действуй по правилам, лейтенант. Убийства оставь тем, у кого на душе уже есть пятна.
Она прикусила губу, пристально посмотрела на него, затем медленно кивнула.
Калам отыскал матроса, с которым разговаривал во время погрузки в Арэне. Тот сворачивал канат в бухту на юте с таким видом, будто ему просто нужно чем-то занять руки.
— Говорят, ты капитана спас, — сказал моряк.
— Он жив, но выглядит паршиво.
— Ага. Кок у него перед дверью дежурит. С тесаком. И все свиньи подтвердят — кок с ним обходиться умеет. Благослови меня Беру, видал своими глазами, как он тесаком побрился — стал гладенький, как девичья сиська.
— Кто подменяет помощников и капитана?
— Ежели вы о том, чтоб всё на корабле в порядке было и матросы по местам, так это я. Однако новый наш командор не так чтоб очень хотел перемолвиться со мной словечком. Прислал своего мечника, мол, готовься лечь в дрейф, как море слегка поутихнет.
— Чтобы перенести груз.
Моряк кивнул.
— А потом?
— Ну, ежели командор сдержит слово, они нас отпустят.
Калам хмыкнул.
— И с чего бы им проявлять такую доброту?
— Точно, я и сам это всё никак не прожую. Глаза у нас вострые, слишком вострые, чтоб им легко дышалось. К тому же — чего с капитаном-то сотворили. Это нас малость обидело, прямо скажем.
На миделе послышался топот сапог. Оба повернулись и увидели, как телохранитель казначея выводит на верхнюю палубу морпехов. Лейтенант выглядела очень мрачной.
— Со всех сторон боги наблевали, — пробормотал моряк. — Рейдер подходит.
— Ну, приехали, — буркнул себе под нос Калам. Он посмотрел на Салка Элана, и тот тут же перехватил его взгляд. Убийца кивнул, и Элан мгновенно отвернулся, спрятав руки под плащом.
— Там на рейдере мечей полно. Я штук пятьдесят насчитал, если не больше, и все наготове.
— Их оставь морпехам. Команда пусть держится позади — передай всем.
Моряк пошёл прочь.
Калам поднялся на верхнюю палубу. Лейтенант стояла лицом к лицу с казначеем.
— Я сказал — сдать оружие, лейтенант! — рявкнул казначей.
— Никак нет. Не сдадим.
Казначей дрожал от ярости. Он подал знак телохранителю.
Великан далеко не ушёл. Он вдруг поперхнулся, потянулся руками к рукояти кинжала, торчащей из горла. Затем упал на колени и повалился навзничь. Салк Элан вышел вперёд.
— Планы меняются, милейший, — сообщил он, наклоняясь, чтобы вытащить кинжал.
Убийца подошёл к казначею и приставил ему к пояснице остриё своего длинного ножа.
— Ни слова, — прорычал он. — И не шевелись. — Затем Калам обернулся к морпехам. — Лейтенант, готовьтесь отбить абордаж.
— Так точно.
Рейдер шёл уже борт о борт с «Затычкой», пираты теснились у планширя, готовясь перепрыгнуть с одного судна на другое. Малазанский корабль был значительно выше, так что затем им придётся карабкаться — к тому же с рейдера было почти не видно, что происходит на палубе «Затычки». Один из пиратов начал лениво карабкаться в крошечное «воронье гнездо» на единственной мачте.
Слишком поздно, кретины.
Капитан пиратов — Калам решил, что это, наверное, дядя казначея — выкрикнул приветствие.
— Поздоровайся, — прорычал убийца. — Кто знает, может, кузены твои хороши, ещё и победите сегодня.
Казначей поднял руку и крикнул в ответ.
Расстояние между кораблями составляло уже меньше десяти шагов. Салк Элан подошёл к матросам, которые стояли рядом с морпехами.
— Когда окажемся ближе — бросайте абордажные крючья, парни. Ухватите его надёжно: если вырвется, будет тащиться за нами до самого Фалара.
Пират вскарабкался уже до половины мачты и обернулся, чтобы взглянуть, что происходит на верхней палубе «Затычки».
Команда рейдера перебросила лини. Корабли сближались.
Тревожный крик пирата на мачте прервала стрела из арбалета. Он рухнул на палубу среди своих товарищей. Послышались яростные возгласы.
Калам схватил казначея за шиворот и оттащил назад, когда первые пираты прыгнули вперёд и начали карабкаться по борту «Затычки».
— Ты совершил ужасную ошибку, — прошипел казначей.
Морпехи ответили смертоносным залпом из арбалетов. Первый ряд пиратов повалился.
Салк Элан закричал, и Калам быстро обернулся. Прямо за левым бортом, за спиной у выстроившихся морпехов появилось чудовище — крылья размахом в десять шагов, ярко-жёлтая чешуя ослепительно заблестела в лучах рассвета. Вытянутая голова рептилии ощетинилась клыками.
Энкар’ал — так далеко от Рараку — Худов дух!
— Я тебя предупреждал! — расхохотался казначей.
Создание молниеносно метнулось в гущу морпехов, когти разрывали кольчугу и пробивали шлемы.
Калам снова развернулся и ударил кулаком в ухмыляющуюся рожу казначея. Тот без сознания рухнул на палубу, из носа и глаз у него потекла кровь.
— Калам! — крикнул Салк Элан. — Мага оставь мне — помоги морпехам!
Убийца рванулся вперёд. Энкар’алы были вполне смертны, только прикончить их было очень тяжело. И даже в Священной пустыне они встречались крайне редко — убийца прежде ни одного не видел.
Семь морпехов уже пали. Хлопая крыльями, чудовище зависло над остальными, две когтистые лапы били вниз, с треском врезаясь в щиты.
Пираты посыпались на борт «Затычки», противостояли им теперь всего полдюжины морпехов во главе с лейтенантом.
У Калама было мало времени на то, чтобы придумать план, и вовсе не осталось на то, чтобы оценить успехи Салка Элана.
— Сомкнуть щиты! — заревел он, а затем прыгнул вперёд и взобрался на щиты. Энкар’ал изогнулся, бритвенно-острые когти метнулись к лицу убийцы. Он пригнулся, а затем ударил длинным ножом вверх, так чтобы попасть чудовищу между ног.
Остриё застряло между чешуйками и сломалось, словно веточка.
— Худ!
Бросив оружие, Калам подпрыгнул, вцепился в шишковатую, чешуйчатую шкуру. Чудовище попыталось достать его зубами, но не смогло дотянуться. Убийца подтянулся и выбрался на спину зверя.
На палубе рейдера послышались чародейские взрывы.
Сжав в одной руке стилет, а другой обхватив гибкую шею чудовища, Калам начал кромсать крылья. Клинок пробивал мембрану, оставляя за собой широкие, увеличивающиеся разрывы. Энкар’ал упал на палубу среди оставшихся в живых морпехов, которые сгрудились вокруг и начали кромсать зверя своими короткими мечами.
Более тяжёлое оружие преуспело там, где подвёл длинный нож, клинки пробили чешую. Брызнула кровь. Чудовище завопило, забилось в предсмертных конвульсиях.
Теперь бой кипел со всех сторон, пираты собрались перебить последних морпехов. Калам слез с мёртвого энкар’ала, перебросил стилет в левую руку и подобрал короткий меч, лежавший рядом с мёртвым морпехом, — как раз вовремя, чтобы встретить нападение двух пиратов, которые с разных сторон обрушили на убийцу удары тяжёлых скимитаров.
Калам прыгнул вплотную к двум врагам, быстро ударил обоими клинками и ринулся дальше, проворачивая оружие в ране, прежде чем выдернуть.
Внимание рассеялось, Калам метался среди врагов, рассыпая во все стороны режущие, рубящие и колющие удары. Стилет застрял у кого-то между рёбер, так что свободной рукой убийца успел сорвать шлем с падающего воина и нахлобучить себе на голову — шишак оказался маловат, косой удар скимитара сшиб его на доски, когда Калам пробился через строй врагов, оскальзываясь на окровавленной палубе.
Полдюжины пиратов развернулись, чтобы атаковать его.
Салк Элан налетел на них сбоку, сжимая в руках пару длинных ножей. Три пирата погибли на месте. Калам бросился вперёд, отбил в сторону клинок и вогнал одеревеневшие пальцы в горло противнику.
В следующий миг звон клинков прекратился. Повсюду лежали люди, некоторые стонали, некоторые орали от боли, но большинство было беззвучно и неподвижно.
Калам опустился на одно колено, пытаясь восстановить дыхание.
— Какой беспорядок! — пробормотал Салк Элан, присаживаясь, чтобы вытереть клинки своих длинных ножей.
Убийца поднял голову и посмотрел на него. Изысканная одежда Элана обгорела и была пропитана кровью. Половина его лица была ярко-красной от ожога, бровь превратилась в полоску пепла. Он тяжело дышал, и каждый вздох явно давался с болью.
Калам огляделся. Никого из морпехов на ногах не осталось. Несколько моряков ходили среди тел, вытаскивая тех, кто ещё был жив — пока что они нашли двоих, но среди них не оказалось лейтенанта.
Заместитель первого помощника подошёл к убийце.
— Тут кок спрашивает…
— Что?
— А здоровая ящерица — вкусная?
Смех Салка Элана мгновенно перешёл в кашель.
— Деликатес, — пробормотал Калам. — По сто джакат за фунт в Пан’потсуне.
— Разрешите перебраться на рейдер? — продолжил моряк. — Заберём припасы.
Убийца кивнул.
— Я пойду с вами, — прохрипел Салк Элан.
— Благодарствуем.
— Эй! — крикнул один из матросов. — А с казначеем что делать? Этот ублюдок ещё живой.
— Оставь его мне, — сказал Калам.
Казначей пришёл в себя, когда к нему привязывали мешки с монетами, мычал через кляп, выпучил глаза. Калам и Салк Элан подтащили его к планширю и выбросили за борт безо всяких церемоний.
Акулы подплыли на всплеск, но опускаться за ним в глубину не стали — и так уже насытились.
Лишённый груза и такелажа рейдер всё ещё догорал под столбом дыма, уходившим за горизонт.
Вихрь поднялся огромной стеной вокруг Священной пустыни Рараку — выше, чем видел глаз, шириной около мили. Но в сердце пустоши царил покой, воздух сверкал золотистым светом.
Из песка впереди вздымались выветренные каменистые гряды, похожие на почерневшие кости. Шедший в дюжине шагов впереди Леоман остановился и обернулся.
— Нам придётся пересечь обитель духов, — сказал он.
Фелисин кивнула.
— Старше, чем эта пустыня… они восстали и смотрят на нас.
— Они желают нам вреда, Ша’ик Возрождённая? — спросил тоблакай, потянувшись к оружию.
— Нет. Быть может, это любопытство, но им уже давно всё равно. — Она повернулась к Геборику. Бывший жрец по-прежнему сутулился и был погружён в себя. — Что ты чувствуешь?
От её голоса Геборик вздрогнул, будто каждое слово впивалось в него заострённым дротиком.
— He нужно быть бессмертным духом, чтобы тебе было всё равно, — пробормотал он.
Фелисин внимательно посмотрела на него.
— Невозможно долго бежать от радости перерождения, Геборик. На самом деле ты боишься снова стать человеком…
Он рассмеялся — горько, сардонически.
— Ты не ожидал услышать такие слова от меня, — заметила она. — Как бы ты ни ненавидел то, чем я была, ты ужасно не хочешь отпускать эту маленькую девочку.
— Ты всё ещё охвачена потоком силы, Фелисин, и он породил в тебе иллюзию того, что принёс с собой и мудрость. Бывают дары, а бывает то, что нужно приобрести самостоятельно.
— Он — словно кандалы на тебе, Ша’ик Возрождённая, — прорычал тоблакай. — Убей его.
Она покачала головой, не сводя глаз с Геборика.
— Поскольку мудрость не может быть получена в дар, мне подарили мудреца. Его компанию, его слова.
Бывший жрец поднял взгляд, прищурился исподлобья.
— Я-то думал, ты не оставила мне выбора, Фелисин.
— Возможно, тебе только так показалось, Геборик.
Она видела его внутреннюю борьбу, борьбу, которая кипела в его душе с самого начала. Мы пересекли землю, разорённую войной, и всё это время война шла внутри нас. Дриджна лишь показала нам зеркало…
— Одному я научилась у тебя, Геборик, — сказала Фелисин.
— Чему же?
— Терпению. — Она развернулась и помахала Леоману.
Они подошли к морщинистому, рассечённому каменному выступу. Мало что указывало на то, что некогда тут проводили священные обряды. Здесь базальтовые глыбы не знали ямочек и ложбинок, которые трудолюбивые руки выбивали на камнях в других священных местах, даже в расположении окрестных валунов не проглядывал осмысленный узор.
Но Фелисин чувствовала присутствие духов, некогда могучих, нынче ставших лишь эхом, — и теперь они провожали смертных спутников взглядом невидимых глаз. За грядой пустыня образовывала обширный бассейн, где умирающее море древних времён окончательно пересохло. Висевшая в воздухе мелкая пыль вуалью укрывала глубокую впадину.
— Оазис находится неподалёку от центра, — сообщил Леоман.
Она кивнула.
— Осталось меньше семи лиг.
— Кто несёт вещи Ша’ик? — спросила она.
— Я.
— Я заберу их.
Молча воин положил на землю свою заплечную сумку, отбросил клапан и начал извлекать предметы. Одежда, несколько колец бедной женщины, браслеты и серьги, длинный нож с тонким клинком, чернёный по всей длине, если не считать заточки.
— Её меч ждёт нас в лагере, — сказал Леоман, когда закончил. — Она носила браслеты только на левом запястье, кольца — только на левой руке. — Он указал на полоски кожи. — Правое запястье и предплечье она перетягивала этим. — Он помолчал, затем поднял на неё тяжёлый взгляд. — Тебе лучше воспроизвести этот наряд. В точности.
Фелисин улыбнулась.
— Чтобы поддержать обман, Леоман?
Он опустил глаза.
— Может возникнуть некоторое… сопротивление. Высшие маги…
— Подчинят общее дело своей воле, создадут в лагере собственные фракции, затем сойдутся в борьбе, чтобы выяснить, кто же будет править всеми. Они ещё не сделали этого, потому что не могут определить, жива ли Ша’ик. Но почву уже подготовили.
— Провидица…
— Ах, ну, хотя бы это ты принимаешь.
Леоман поклонился.
— Никто не может оспорить, что сила пришла к тебе, но…
— Но я сама ещё не открыла Святую Книгу.
Он посмотрел ей в глаза.
— Да.
Фелисин оглянулась. Тоблакай и Геборик стояли неподалёку, слушали, наблюдали.
— То, что я открою, скрыто не между страниц, но внутри меня. Сейчас ещё не время. — Она вновь обернулась к Леоману. — Ты должен мне доверять, Леоман.
Кожа у глаз воина пустыни чуть-чуть натянулась.
— Это тебе никогда не давалось легко, не так ли, Леоман?
— Кто это говорит?
— Мы.
Он молчал.
— Тоблакай.
— Да, Ша’ик Возрождённая?
— Если человек сомневается в тебе, что ты применишь к нему?
— Меч, — ответил дикарь.
Геборик фыркнул. Фелисин обратилась к нему:
— А ты? Чем воспользуешься ты?
— Ничем. Я буду собой, и если окажусь достойным доверия, этот человек придёт к нему.
— Если только?..
Он нахмурился.
— Если только этот человек может доверять себе самому, Фелисин.
Она снова повернулась к Леоману и стала ждать.
Геборик откашлялся.
— Ты не можешь заставить человека поверить, девочка. Подчиниться — да, но не уверовать.
Она сказала Леоману:
— Ты сказал мне, что на юге есть человек. Человек, который ведёт потрёпанные остатки армии и десятки тысяч беженцев. Они подчиняются ему, их доверие абсолютно — как он добился такого?
Леоман покачал головой.
— Ты когда-нибудь следовал за таким предводителем, Леоман?
— Нет.
— Значит, действительно не знаешь.
— Не знаю, провидица.
Не обращая внимания на взгляды троих мужчин, Фелисин разделась и облачилась в одеяния Ша’ик. Она надела потемневшие серебряные украшения, которые казались до странности знакомыми, затем отбросила прочь лохмотья, которые носила раньше. Фелисин долго смотрела на долину внизу, а затем сказала:
— Пойдём, высшие маги уже теряют терпение.
— Мы всего в нескольких днях пути от Фалара, если верить первому помощнику, — сказал Калам. — Все только и говорят о пассатах.
— Ещё бы! — фыркнул капитан и скривился, будто проглотил что-то кислое.
Убийца заново наполнил кубки и откинулся на спинку стула. Сила, которая терзала капитана и не давала ему подняться с постели уже несколько дней, явно не имела ничего общего с ранами, нанесёнными клинком телохранителя. Конечно, травмы головы могут вызывать разные осложнения. Но всё равно… Капитан дрожал, когда говорил, однако речь его оставалась внятной и членораздельной. Казалось, ему тяжело выталкивать слова наружу, собирать их во что-то похожее на предложения. Тем не менее в глазах капитана светился разум — ничуть не менее острый, чем прежде.
Убийца был сбит с толку, но инстинктивно чувствовал, что его присутствие придаёт капитану сил.
— Вперёдсмотрящий заметил вчера перед самым закатом корабль позади — быстроходный малазанский торговец, как ему показалось. Сегодня утром его уже не было видно.
Капитан хмыкнул.
— Никогда так быстро не ходили. Бьюсь об заклад, они глаза выпучили и бросают безголовых петухов за правый борт по каждой благословенной склянке.
Калам пригубил разбавленного водой вина, разглядывая капитана поверх помятого ободка кубка.
— Вчера ночью мы потеряли последних двух морпехов. Это меня заставляет усомниться в твоём лекаре.
— Раньше всегда ему Господь способствовал. Не похоже на него.
— Ну, он сейчас упился до беспамятства пиратским элем.
— Не пьёт.
— Теперь пьёт.
В направленном на убийцу взгляде капитана будто полыхнул далёкий огонь, словно маяк, предупреждавший: впереди рифы.
— Что-то сильно не в порядке, как я понимаю, — тихо пробормотал Калам.
— У капитана голова набекрень, это факт. На языке одни колючки, а рядом уши, как жёлуди под дёрном, готовые прорасти. Прорасти.
— Ты бы мне сказал, если бы мог.
— Что сказал? — Он потянулся к кубку дрожащей рукой. — Чего нет, того не удержишь, всегда говорю. И в буре не удержишь, смотри, желудь покатился, как лот вниз пошёл.
— Руки твои, похоже, зажили неплохо.
— Да, неплохо. — Капитан отвёл взгляд, будто разговор его окончательно вымотал.
Убийца поколебался, затем всё же сказал:
— Я слыхал про один Путь…
— Кролики, — пробормотал капитан. — Крысы.
— Ладно, — вздохнул Калам, поднимаясь. — Найдём тебе настоящего целителя с Дэнулом, когда попадём в Фалар.
— Быстро туда идём.
— Ну, да.
— На пассатах.
— Да.
— Только нету никаких пассатов так близко от Фалара.
Калам поднялся на палубу, на миг подставил лицо солнцу, а затем поднялся на бак.
— Как у него дела? — поинтересовался Салк Элан.
— Плохо.
— Такое бывает, когда голова пострадала. Стукнут по темечку, а потом будешь руку и сердце собственной собачке предлагать.
— Посмотрим в Фаларе.
— Нам сильно повезёт, если найдём хорошего целителя на Бантре.
— Бантре? Худов дух, зачем нам Бантра? Крупные острова всего в нескольких лигах дальше!
Элан пожал плечами.
— Родной порт «Затычки», как я понял. Если ты не заметил, наш теперешний первый помощник живёт в плену суеверий. Он — легион моряков-невротиков в едином теле, Калам. Тут его никак не переубедить — Худ свидетель, я пытался.
Разговор прервал крик вперёдсмотрящего.
— Паруса! Два нагеля влево от кормы! Шесть… семь… десять — благослови нас Беру, флотилия!
Калам и Элан подошли к левому борту на баке. Пока что они ничего не видели, кроме волн.
Первый помощник закричал с верхней палубы:
— Какой у них курс, Грызун?
— На север идут! И к западу. Пройдут точно у нас за кормой!
— Примерно через двенадцать часов, — пробормотал Элан, — на всех парусах.
— Флотилия, — пробормотал Калам.
— Имперская. Это адъюнкт Тавор, друг мой. — Он повернулся и натянуто улыбнулся убийце. — Если ты думал, что крови у тебя на родине пролилось уже довольно… что ж, слава богам, мы плывём в другую сторону.
Теперь уже на горизонте показались первые паруса. Флот Тавор. Транспорты с конями и пехотой обычно оставляют за собой след длиной в лигу — мусор, нечистоты, трупы людей и животных, акулы и дхэнраби в волнах. Каждый длительный морской переход привозит на место армию злую и рвущуюся в бой. Наверняка до них уже дошло довольно вестей о жестокостях, чтобы выжечь всякую жалость в душах.
— Голова змея, — тихо проговорил Элан, — на длинной, гибкой шее Империи. Скажи, Калам, неужели в глубине души — как старому солдату — тебе не хочется стоять сейчас там, на палубе, и смотреть с ленцой и любопытством на одинокий торговый корабль, идущий в Фалар, и чувствовать, как внутри тебя вызревает тихая, смертоносная решимость? Плыть, чтобы привести в исполнение наказание, которое Ласиин всегда назначает, как и подобает Императрице, — десятикратно. Не разрывает ли тебя сейчас на две части, Калам?
— Не тебе копаться в моих мыслях, Элан, что бы там ни подсказывало буйное воображение. Ты меня не знаешь и никогда не узнаешь.
Тот вздохнул.
— Мы дрались бок о бок, Калам. Показали себя смертоносной командой. Наш общий друг в Эрлитане подозревал о твоих замыслах — подумай, насколько выше станут твои шансы, если рядом буду я…
Калам медленно обернулся к Элану.
— Шансы на что? — проговорил он едва слышным голосом.
Салк Элан пожал плечами — легко, беззаботно.
— На что угодно. Ты просто не умеешь работать в команде, да? Прежде был Быстрый Бен, а до него — Порсал К’настра, в доимперские времена, в Карашимеше. Худ свидетель, всякий, кто занялся бы твоей историей, Калам, мог бы решить, что ты очень выигрываешь от работы в команде. Ну, что скажешь?
Убийца ответил, медленно прикрывая веки:
— А почему ты решил, что я сейчас один, а, Салк Элан?
На краткий, но чрезвычайно приятный миг Калам увидел, как неуверенность исказила черты Элана, но затем оно снова стало непроницаемым.
— И где же прячется твой товарищ? В «вороньем гнезде» с этим сомнительно названным вперёдсмотрящим?
Калам отвернулся.
— Где же ещё?
Уходя, убийца чувствовал спиной пристальный взгляд Салка Элана. Гордыня у тебя такая же, как и у всех магов, дружок. Уж прости, обожаю её обламывать по краям.
