Глава 19
Однако с наступлением ночи уверенность в том, что стародавний наглец нарушит свое слово и явится в «Логово», развеялась как дым. Так что зря я надела на себя длинную закрытую ночнушку, а под нее жилет и штаны до колен. Но, как говорится, нет худа без добра. Инваго не пришел, зато очнулась Гаммира. Вернее, она вначале слетела с кровати, а затем очнулась. И, прибежав на звук падения, я увидела, как бледная, осунувшаяся и растрепанная тарийка распахнула глаза, затем недоуменно прищурилась, рассматривая потолок, и брезгливо скривилась:
— Побелка по глине, как дешево и глупо.
— Потолочная мастика из лучших природных материалов, очень дорого и умно, — не согласилась с ней я, вошла в комнату и, присев на пол рядом, потянулась проверить ее пульс и температуру. — Удивительно, как быстро вы вернулись в сознание, а ведь Тороп говорил, пять дней — не раньше…
— Ты кто? — одной фразой опровергла она мое предположение и заставила напрячься. — Что делаешь в королевской опочивальне и почему на тебе моя бархатка?
С трудом удержалась от вопроса, как в королевской опочивальне мог оказаться столь простецкий потолок и откуда ей знать, какие потолки бывают в королевских спальнях.
— Я Торика ЭлЛорвил Дори. Супруга вашего крестного сына. — Произнося это, я медленно поднялась с колен и начала отступать к двери. А все потому, что грибная гурманка с кровожадным интересом уставилась на мою шею. — И это моя комната в моей харчевне, а это, — тут я указала на воротник закрытой ночнушки, — не бархатка.
— Нет!
От ее восклицания я чуть не подпрыгнула под потолок и еще тверже заверила:
— Да. Это ночнушка, и она моя.
— Врешь, стервь! — прошипела невменяемая тарийка, перекатилась на живот и начала подниматься, вначале на четвереньки, затем уже на ноги. Руки дрожат, ноги дрожат, трясется вся, но взгляд устремлен на меня. — Я узна-а-аю тебя.
— А я вас нет.
И, глядя на то, как она встает и медленно выпрямляется, с сожалением вспомнила об оставленном в спальне оружии. Но, заслышав быстрые шаги нашего вояки, передумала сбегать, а зря. Едва я отступила в коридор и поведала подошедшему о счастливом событии, эта гадина вдруг с диким ревом бросилась вперед.
От неожиданности я оторопела, а вот Тороп, наоборот, со свойственной ему решительностью в прямом смысле взял все в свои руки. Воинственный вопль все еще эхом разносился по «Логову», а вооружившаяся тонкой заколкой тарийка уже ютилась в крепких объятиях моего названого отца, непрестанно повторяя:
— Он мой, только мой!
— Твой, твой, — проговорил Тороп и ласково погладил ненормальную по голове. — Конечно, твой. Всецело твой. С ног до головы.
Этим заявлением он вверг свекрессу в неописуемый восторг, а меня в смятение, потому что Гаммира принялась его зацеловывать.
— Тора… — Отворачиваясь от страстных поцелуев, наш вояка негодовал. — Торика, ты меня слышишь? Забери у нее заколку. Ну же, не стой как истукан, — выдохнул он, когда невменяемая свекресса занялась его ухом. — У нее сейчас будет очередная вспышка гнева, а я хочу остаться с глазом.
— А… ага.
Я с трудом забрала оружие и судорожно выдохнула, проследив за тем, как Тороп скорым шагом понес Гаммиру на улицу, и почти не вздрогнула, когда в пустом коридоре вначале раздались детские голоса, а затем из воздуха объявилась и сама малышня.
— Куда это он? — зевая, спросила Зои.
— В чувство приводить, — авторитетно заявил Тимка и подтянул пижамные штаны. — Уверен, он ее сейчас в снегу выкупает с ног до головы. — И как по заказу во дворе истошно заголосили, призывая отпустить, не трогать и не сметь. Братец усмехнулся и предложил: — Пойдем посмотрим или поможем?
— Увидит нас, пошлет спать или там же в снег уложит, — отмахнулась Зои. Взяла мальца за руку и потянула к лестнице. — Лучше пойдем досыпать, интересного больше не будет. — И тут, опровергая ее слова, со двора вместо визга стали доноситься отборные тарийские проклятия, а следом не менее отборная вдовийская ругань.
— А если не увидит? — предположил Тим, следуя за ней.
— То потом догонит и снегом намылит, — ответила малышка и чисто храновским движением потерла шею.
— Так ты вчера не по своей воле снегом умывалась? То есть это он тебя!
Зои замерла всего на миг, и Тим, довольный догадкой, расхохотался, за что получил под дых маленьким кулачком. Хорошо получил, отработанным ударом. Смеяться перестал, но в ответ дернул девчушку за косичку, туго заплетенную на ночь. Она возмущенно всплеснула ручками и наступила ему на ногу, он сделал аналогичный ответный ход, она толкнула его, он ее… не сильно, но глазенки младшей Горной подозрительно загорелись. Стало ясно: еще минута, и они будут драться не на шутку, и если Зои не сдержится, то… Представлять не стала. Вышла из ступора, подлетела к сцепившейся малышне и оторвала их друг от друга. Одной дала по попе, второму по шее и строго-настрого запретила совместно играть в ближайшие два дня.
Сопящие и раскрасневшиеся, они вначале прожигали сердитыми глазами друг друга, но, услышав о наказании, с возмущением посмотрели на меня и почти в один голос воскликнули:
— Как так?
— Почему так много?!
— Не обсуждается. А теперь живо спать.
— Но ведь у меня завтра каникулы заканчиваются, — возмутилась Зои и сникла.
— Кто сказал? — в некотором замешательстве я посмотрела на ребенка. Хран, видимо, решил юлить и заблаговременно племянницу не радовать. Что ж, тогда скажу все я. — Зои, шестнадцать ранее оговоренных дней все еще твои.
— Правда?! — Я кивнула. В следующее мгновение позабывшая о стычке малышка схватила Тимку за руку и потянула к лестнице. — Завтра охотимся на снегирей!
Они скрылись из виду, вновь растворившись в воздухе, и почти сразу же в конце коридора появился наш вояка с безмолвной ношей на плече. Тороп спокойно и легко прошествовал в комнату Гаммиры, свалил отрешенную свекрессу на кровать и запретил мне ее трогать. Затем включил натопитель от камина и принялся наполнять ванную водой. К тому моменту, когда он принес шесть ведер и пошел за седьмым и восьмым, медам открыла глаза и осмотрела комнату на наличие людей. Увидела меня, опять приняла за другую, разозлилась и с царственным пренебрежением напомнила, что ОН принадлежит ей и только ей.
О ком идет речь, я сообразила сразу и клятвенно заверила, что ни в коем случае не претендую.
— Это хорошо. А теперь помоги.
— С чем? — Приближаться, впрочем, как и говорить с Гаммирой, я уже опасалась. Стремительный бросок в ее исполнении, как и крик, были еще свежи в памяти.
— Встать, чтобы… — тут она запнулась и даже будучи под действием грибочков, смущенно сообщила: — Отправиться в закрытую маленькую комнатку.
— О, не беспокойтесь, сейчас я подставлю под вас такую… — поймав взгляд свекрессы, я осеклась на полуслове и побоялась выудить из-под кровати обозначенный сосуд.
— Ты. Сейчас. Поможешь мне. Встать. И сопроводишь в дамскую комнату! — Интонацию тарийка выбрала со знанием, такую, которой тяжело воспротивиться, если стойкости нет.
— Вообще-то… — всего на мгновение задумалась, чего бы ей вредного ответить, и тут же получила окрик.
— Плохо расслышала?! Или невнимательно слушала? Я сказала… — Гаммира повторила приказ, но я не сдвинулась с места, продолжая внимать ее руладам. Голос тарийки хоть и не повышал тональности, но бил словами не хуже рук. Вот теперь мне было понятно, почему Тороп отправил девчат по домам. Медам била по личности, через мелкие поддевки, не оскорбляя напрямую, но хорошенько задевая за живое. Правда, не добившись от меня ничего, она все же позволила себе выйти из образа светской дамы: — Да кто ж набрал таких дур в штат прислуги? Или ты в своей деревне единственная этой хворью была одарена?
— Да, — выдала я с улыбкой и обратила внимание на названого отца, он уже наполнил ванну и обернулся к нам с немым вопросом. — Ей нужно в дамскую комнату, закрытую и маленькую, — охотно пояснила я, используя определения самой Гаммиры.
— Сейчас. — Тороп стянул с плеч мокрую и местами порванную рубашку, отбросил ее в камин, шагнул к свекрессе и приказал: — Хватайся за меня.
— Н-но, мой господин, — и столько смущенного отчаяния в голосе и злого презрения во взгляде на меня. — Пусть лучше она…
— Приказ, — отрубил наш вояка, подхватил оторопевшую медам на руки и скрылся за маленькой дверью. Оттуда вначале раздался тихий писк, затем более громкий лепет, а после и требование — выйти. Тороп ей не ответил, просто вмазал кулаком по двери, и тихое журчание раздалось почти сразу же.
— Зеленая, не вязкая, — произнес он и вышел, бросив через плечо: — Дальше сама.
— Зачем ты так? Она все же чопорная дама, зажатая и надменная.
— То, что она пыталась вытворить во дворе, опровергает не только твое, но и мое мнение о тарийской грымзе. — Хотелось сказать, что это не повод, но он мне не дал, обрадовал: — Да и все произошедшее она не вспомнит.
— И все же можно нежнее с несчастной. Так что давай я ей с купанием помогу, а ты просто в сторонке посидишь.
— Тора, — Тороп так и не отступил далеко от двери, продолжая поучать меня и краем уха прислушиваться к копошениям свекрессы. — Я знаю, с чем имею дело, а ты нет. Я успею среагировать, а тебя она…
— За милую душу удушит? — вспомнила ее слова о бархатке.
— Загрызет. Поганки действуют только так. Иди спать.
Ушла, но дверь не закрыла ни к ним, ни к себе. Перестраховалась, так сказать.
В оставшиеся до рассвета часы я несколько раз просыпалась, прислушивалась к спокойному голосу бывшего вояки. Я знала истории Торопа наизусть, успела выучить, пока лежала в его подвале беспомощной и слабой, приходила в себя после побега и скорбела по родным… маме, отцу, брату, дяде, его приемной дочери Ирис и по единственному любимому. Я плакала, а Тороп гладил по плечу и утешал, отвлекал рассказами о странах, которые успел посетить, о народах, природе и погоде, древних сказаниях и легендах, а еще о национальной еде и сложности ее приготовления. Тут я чаще всего вновь вспоминала маму, а вояка о знаниях, полученных среди лесных. Доставал из схрона оружие и брался за мое обучение. Инструкцию давал в двух вариантах: как убить быстро и как заставить мучиться. Понял, умник, чем я спасала свое сознание, будучи в замужестве, и беззастенчиво этим пользовался.
Тогда казалось, ему все дается легко: и разговоры до рассвета, и тренировка моей слезливой персоны, но только с появлением Тимки в нашей «семье» он с облегчением выдохнул и сказал: «Вот теперь ты на себя руки не наложишь. Останешься жить». Поэтому сейчас, лежа в любимой спальне моего «Логова» и слушая его приглушенный голос, я отстраненно думала, могла ли Гаммира умышленно поесть грибов.
Мое предположение подтвердилось следующим утром, когда невыспавшийся вояка устало тер чуток припухшее лицо, натягивал на багряные засосы ворот свитера и непрестанно зевал.
— Тора… — он прикрыл рот кулаком и помотал головой, прогоняя сонливость, — сдается мне, это завихрение у Гаммиры неспроста. Уж слишком оно многоплановое и детальное. Расспроси свою свекровушку, что там за история была с королем.
Я искренне удивилась тому, что Тороп вредную тарийку больше грымзой не зовет, но еще больше тому, что бред отравившейся принял за отголоски прошлого.
— Думаешь, она и вправду с ним была знакома?
— Конечно. Род Дори — это же третья по значимости ветвь.
— Откуда ты знаешь?
— От нашего мэра, — расплылся вояка в кривой улыбке и зажмурился, подавляя новый зевок.
Вот так новость! То есть он все знал, а я…
— А мне почему не сказал?
— Потому как у нас на дальней заставе выражение «меньше знаешь, лучше спишь» не просто поговорка, а пилюля от душевного расстройства. — Покосился в сторону кухонного окна и проговорил: — Вот и Хран. И не надоело ему девицей семенить?
— Вроде как по уговору он не должен выходить из образа, — прошептала я, будто бы демон мог меня расслышать, и прильнула к окну. — И кого это тростиночка на плече несет? — Прищурилась и не поверила собственным глазам. — Инваго?!
— Нет. Похож, но не он.
— Талл… — догадка поразила и вместе с тем напугала.
Куртку, в спешке схваченную, надела лишь наполовину, да так и застыла у двери в прихожей. А все потому, что я одновременно и хотела, и не хотела видеть потеряшку. Не сейчас, когда все столь непонятно, зыбко. Слишком рано и слишком…
Просто слишком.
— Вряд ли это Таллик Дори, — заметил Тороп, выводя меня из ступора. — Будь на его плече наследник рода, Хран нес бы его куда бережнее.
В это самое мгновение дверь открылась с пинка и, чуть не пришибив меня, пропустила в харчевню черноглазую красавицу.
— Тора, доброе утро. Тороп, и тебе. Есть минутка? Нужно тут кое-кому кое-что вправить. Я не могу, иначе шею идиоту сверну. — Вопрос был адресован нашему вояке, а пояснения уже для меня. — Кстати, Тора, это один из многочисленных твоих родственничков… — тут с губ тростиночки слетело тихое, но емкое ругательство, которое он завершил именем. — Аррит. И эта падаль, — тут дверь с хлопком закрылась, заглушая еще один сочный эпитет об умственных способностях парня, — не пожелал дожидаться нас у «Орла» в городе Баштуй…
Я вспомнила, что «Орел» это гостиница, в которой мы намеревались остановиться, как только прибудем в первый тарийский город на нашем пути, первый из трех оставшихся, а четвертым уже будет столица.
Красавица прошла в столовую, плавным движением руки убрала с ближайшего стола скатерть, взглядом сдвинула в сторону стулья, сняла с плеч груз и расположила его на столе.
— Упал с лошади? — предположила я, разглядывая молодого и, как все тарийцы, светловолосого парня лет двадцати с парой-тройкой ссадин на лице. Щуплый, смазливый на вид, напрочь лишенный некой благородности, что есть у известных мне членов рода Дори.
— Нет, хотел сэкономить на услугах. Сбежал от надоевшей любовницы через окно, совсем забыв о том, что на дворе не март и опочивальня девицы расположена на третьем этаже дома терпимости.
— Вот этот? — Я с недоумением посмотрела на мальчишку.
— Этот-этот! — скривилась тростиночка, и глаза ее полыхнули гневом. — Выбил передний зуб, вывихнул плечо, сломал пару ребер и получил сотрясение отсутствующего мозга. — И злорадным голосом: — А еще татуировку на чле… кхм… в общем, по бабам он больше ни-ни…
— В смысле, совсем? — удивился Тороп.
— Год, пока чернила не сотрутся.
— Так это же решаемо, — хмыкнул вояка с высоты явно немалого житейского опыта. — Без света или с завязанными глазами…
— Я сымитировал гадкую болячку, так что год, — похвастал демон уже своим, а не девичьим голосом, совсем позабыв о конспирации.
— Неплохо. Ну а от меня ты чего хочешь?
— Чтоб ему период восстановления запомнился, как Гаммире.
— А она будет помнить?.. — Вояка наш не то чтобы побелел, но напрягся и настороженно спросил: — Все-все?
Ох, кажется, свекресса не обрадуется воспоминаниям об отравлении.
— Частично, — «обрадовали» его и поторопили: — Начнем!
Процесса лечения, как и переговоров о том, что они вознамерились сделать с недальновидным скупердяем, я не услышала, так как была сиюминутно отправлена к Эванжелине. И она меня уже ждала, попеременно поглядывая то в окно, то на дверь. А стоило появиться рядом, свекровушка всплеснула руками, подлетела ко мне, расцеловала в обе щеки.
— Наконец-то, наконец-то! Торика, вы поговорили? Талл знает о возможном обряде, да?
— Нет, — я покосилась на хранителя рода, а черноглазой красавицы и след простыл. Что ж, самой придется выпутываться. — Нет, не сказала. Потому что он не пришел.
— Что-то случилось? — моментально встревожилась мадам Дори.
— Нет-нет. Он жив, здоров, просто не сумел ко мне вырваться. Я прождала всю ночь на месте встречи, а наутро отправилась к вам. — Чистая правда, если не брать в расчет, что ждала я Инваго.
— И все? — ее недоумение поняла не сразу. Затем сообразила. — Он передал извинения через Хран.
— Где же сама Хран?
— Разбирается с кем-то из родственников, — объяснила я поспешно и попыталась перевести тему: — Вы завтракали?
— Еще нет. Ждала…
— Так давайте спустимся в столовую, закажем сдобу, чай и что у них там сегодня! Заодно поговорим. — И, не давая ей возможности отвергнуть предложение, подхватила под локоток, повела в коридор. — Эх, будь я в «Логове», обязательно чего-нибудь вкусненького приготовила бы. Медовик или сметанник.
— Подожди немного, и в нашем доме ты сможешь делать все, что душе угодно. — Эванжелина улыбнулась и загадочно заметила: — Все без исключений, пока Гамми дома нет.
То есть она не только в гостях такая стервь, но и дома не подарок Однако редкой гадости характерец. И, поймав момент, я аккуратно поинтересовалась относительно свекрессы:
— Она всегда была такой?
В ответ уклончивое «Нет» и тишина. Свекровушка задумалась, а я впервые столкнулась с тем, что, в сущности, ничего стоящего не знаю о семействе супруга, а о роде и того меньше. При этом мне доподлинно известно, что все они в той или иной мере жалобщики, интриганы, просители, завистники, скупердяи, а еще расчетливые скоты и моральные уроды; одна большая заноза для хранителя и большая угроза для женщины, лишившейся мужа и сыновей. От них наследник сбежал и не вернулся даже, чтобы у матери прощения попросить. И ведь времени было — пять лет силы демонической — выше крыши, а все равно не сподобился явиться. Тут я подумала, что к потеряшке не справедлива. Все же это Асд, Гилт и Сато Суо были раскрыты мною через пять лет после «возвращения», а Таллик Дори мог выдать свою нечеловечность раньше. Ведь он натурой в отца, а значит, такой же порывистый, пробивной, нетерпеливый…
— Нам, пожалуйста, завтрак и чай со сдобой, — сделала заказ Эванжелина и вывела меня из размышлений тихой фразой: — Я не люблю рассказывать о Гамми, так как причастна к ее беде.
— Хорошо. — Принимая ее слова, взялась рассматривать внутреннее убранство столовой.
Чем дальше мы были от Вдовии, тем больше проявлялся в городах воинственный тарийский дух. Конусные крыши, прямоугольные сдвоенные окна в человеческий рост, ковка на дверях, камень на полу и национальные гранитные барельефы, состоящие исключительно из треугольников. Ими украшались не только очаги и кухонные плиты, как у нас, но еще и дверные и оконные проемы, ниши, нередко стенные шкафы и колонны. В простых домах строгие геометрические барельефы ничем не отделывались, в богатых и родовитых гранит обязательно дополняли полудрагоценные камни.
Владельцы этой гостиницы не были чистокровными тарийцами, но барельеф все же облагородили бирюзой. И я который раз отстраненно заметила, что Хран выбирает отнюдь не дешевые места для ночевок, но еще ни в одном из них не было белого постельного белья. Более того, в некоторых харчевнях туалет на этаже был общий, а ванная постояльцам не предлагалась, так как в подвале находился бассейн — а именно неглубокая лужа, дно и берега которой выложены речным камнем. Обустройство этой гостиницы было на порядок лучше прочих, но не еда.
Взглянув на принесенный нам заказ, я тяжело вздохнула, и свекровушка мне вторила, правда, по другой причине.
— Конечно, она никогда меня не обвинит, но…
— Кто и в чем?
— Гаммира никогда не обвинит меня в своем нынешнем положении. — Свекровушка медленно помешала чай и опять заговорила словно бы сама с собой: — В те времена она была слишком импульсивна, а я слишком наивна и… поверила, что у них все всерьез. Искра, способная зажечь неугасающее пламя в семейном очаге. — Еще один тяжелый вздох и тихое: — Я не предупредила жениха, он не запретил ей появляться на увеселительных дворцовых мероприятиях, а король… Король не преминул воспользоваться глупостью хоть и строптивой, но очень молодой… Семнадцать невинных против сорока шести, две трети из которых чистый опыт.
— У нее не было шанса… — подвела я итог.
— Именно так. И когда их связь раскрылась, Гамми уже несколько месяцев душой и телом принадлежала Оргесу. Любила безумно, была готова ноги целовать и верила, что он возьмет ее… если не в жены, то в верные спутницы. Как-никак вдовец, наследники давно выросли, а она пусть и не чиста, но верной будет.
— И что же он? — спросила, понизив голос до шепота. Страшно слышать подобные истории, особенно если знаешь, к чему они героиню привели.
Свекровушка вздохнула и покачала головой.
— Он сказал, что жениться опасно теперь… он может Гамми потерять. А что до спутницы, чистокровная Дори недостойна такого положения.
Чтоб тебя! Прав был Тороп, не просто так у свекрессы проявился долгоиграющий бред о королевских покоях и венценосном господине.
— То есть после всего Оргес IV отказался от нее?
— Отказался. — Медленный кивок, и чайная ложечка печально звякнула о блюдце. — Вот только Гаммира это не сразу поняла. Вначале просила об аудиенциях, затем молила о встрече, а в один из вечеров обвинила в предательстве.
— Надеюсь, тет-а-тет.
— На балу в честь помолвки короля с принцессой Найрической, — качнула Эванжелина головой. — Это был скандал, это был позор и приговор. На следующий день ее отец получил требование от глав семей отослать нечестивую девицу в монастырь. Якобы в достойный род ее уже не возьмут ни в каком виде, так зачем держать грязь за пазухой.
— Чтоб их всех! — вырвалось у меня. — Вот же твари!
— Не так громко, — свекровушка накрыла мою руку ладошкой. — Оданас Дори отказался прислушиваться к их требованиям. Освободил место главы рода, но дочь оставил в семье.
— Фух, уже легче.
— Кому как, — качнула головой Эванжелина. — Два предательства подряд не уничтожили Гамми, но здоровье подкосили. Она долго болела, нередко металась в бреду, а когда пришла в себя, очень изменилась. Стала замкнутой, придирчивой, холодной и вместе с тем надменно-отстраненной. Через год она вновь присутствовала на увеселительных мероприятиях во дворце, блюла честь рода Дори не хуже нынешней Хран, с почтением отзывалась о королеве, новорожденной принцессе и намеренно не замечала ни намеков придворных, ни сплетен, ни улыбок короля.
— Он что, опять за ее счет решил развеять скуку?! — А в ответ кивок. — Вот же козлина!
— Тише, он король, — попыталась утихомирить меня свекровушка.
— Коронованная козлина! — не согласилась я. — Да и род весь… — долго подбирала слова и все-таки выдала оскорбительное: — Морально убогие сволочи! Так девчонке жизнь растоптать! В монастырь не отдали, но и нормальной жизни она так и не увидела. И вот скажите мне… Неужели сложно было выдать за простолюдина?
— По нашим законам простолюдин ей не чета. А впрочем, даже если шанс был, она наверняка бы отказалась.
— Честь блюла, — поняла я с полуслова.
— До сих пор блюдет, — уже более добродушно отозвалась Эванжелина и потянулась за сдобой. — Мои девочки при ней по струнке ходят и все равно десяток замечаний собирают.
Через полчаса и три истории из жизни мадам Дори к нам нагрянула тростиночка, подмигнула мне и попросила немедленно выдвигаться в путь.
— Чудесный город Баштуй! — пропела свекровушка. — Наконец-то родные просторы.
— Соскучились?
— Жду не дождусь, когда смогу увидеть дочерей, вручить им подарки и услышать, как они провели эти несколько дней. — А еще, — тут она взяла меня под руку, — очень хочу показать им тебя, Торика.
— Почему? Я простая вдовийка, не молодая и не красавица, к тому же хозяйка средней руки. И да, конечно, я цену себе знаю, поэтому и говорю так открыто.
Тростиночка и Эванжелина переглянулись, а затем весело уставились на меня.
— Что? Что не так? Правду же сказала.
— И это говорит гроза лорда Уроса? — всплеснула руками первая.
— Волчица, чье «Логово» прославилось далеко за пределами Вдовии, — поддакнула ей вторая, а затем обе в один голос заявили:
— Красотка, вернувшая к жизни некогда самого знойного холостяка?
— А…
— Вот-вот, — мадам Дори похлопала меня по руке и потянула за собой. — Скорее, Тария ждет нас.
