Глава 18

Через два часа, три чашки чая и двадцать извинений, принесенных в том или ином виде, Хран в образе тростиночки продолжал сидеть подле все еще икающей меня.

— Тора, я уже перестелил постель в комнате Гаммиры, переодел ее и убрал все после твоих процедур. Разобрался с мертвецами, кинжалу и даже постельному белью прежний вид вернул…

— Вы… йик-кинь, — попросила я, медленно выдохнув, — а лучше сожги.

— Сделано, — щелкнул он пальцами и опять взял мои руки в свои. — Я даже узнал, что жижа Бодуна ни при чем, вычислил заказчика и уже оформил уроду ответный подарок. Ну, хватит икать, это уже не смешно.

— Мне тоже.

— Завязывай с икотой!

— Хран… Йик! Иди ты… йик, куда шел.

— Тора! — прозвучало укоризненно, а взгляд все равно виноватый.

— Не-не смотри на меня, йик, не поможет.

— Знаю — качнула головой черноглазая красотка — просто пытаюсь понять, чем в прошлый раз тебя Инваго из этого состояния вывел.

Он, может, и не понял, а вот я вспомнила и как истинная хозяйка возмутилась:

— Только попробуй принести в мою спальню поднос с едой… и все это разложить на моей кровати!

— Да?! — наигранно удивилась тростиночка. — И что ты мне сделаешь? Таллу сдашь?

Хмыкнула.

— Нет, Инваго! Потому что он из нас главнее, и его приказы не обсуждаются. Особенно если они устраивают меня, — повторила я слова демона и торжественно заявила: — Вот и на тебя управа нашлась.

— Как и на твою икоту, — ответили мне и обрадовали: — Переодевайся в платье, мы возвращаемся!

— Стой!

— Ну что еще?

— Хран, я не выдержу повторного заплыва на той лодчонке! Лавовое море увижу и умру Нет! Раньше… Я скончаюсь, едва мы вновь попадем в подземные чертоги! Честно. — Красавица досадливо поморщилась, и я использовала козырь, полученный за время моей длительной икоты. — Ладно, я не буду настаивать на прежнем объеме каникул для Зои, — поняла, что заинтересовала Горного, и подкорректировала свое заявление, — но урезать оставшееся не позволю. Считай их бонусом за прилежное поведение.

— Она усыпила Гаммиру.

— Ради ее же спокойствия, — нашлась что ответить и мысленно похвалила себя. Прекрасная формулировка! — К тому же ты сам хотел свекрессу приструнить, помнится, даже при содействии Зои.

— Усыпила без моего на то разрешения, — напомнили мне. — Так что да, в распоряжении Зои осталось лишь три дня каникул. И не смотри так, в конце-то концов Бузю я не отобрал. Оставил. А вместе с ним и все подаренное оружие. И даже закрыл глаза на то, что она подслушивала, пока ты… кхм, врачевала.

— Ребенок беспокоился, — заступилась я, чтобы хоть как-то оттянуть возвращение назад.

— Ребенок, может, и беспокоился, но подслушивал из рук вон плохо. Зои своим восклицанием выдала себя!

Услышав в голосе тростиночки знакомые ворчливые ноты, я уже обрадовалась своей уловке, мысленно представила, как обосную якобы вынужденную ночевку в «Логове», но была поймана с поличным — на довольной улыбке. Хотя какая там улыбка, всего-то чуть-чуть приподняла уголки губ.

— Торика, не надейся увильнуть. И не трать время на нелепые посулы. Мы возвращаемся. Точка. — Тростиночка поднялась, а я сижу.

— Запятая, — искренне возмутилась произволу. — Хран, ну что тебе стоит? Оставь меня дома, хоть высплюсь всласть и не на скамеечке. — Предположительно еще и без наводящих ужас сновидений, уж в моем уютном детище мне всегда хорошо спалось.

— Ты забываешь об Эванжелине, — укоризненное напоминание и взгляд, полный упрека.

— А ты обо мне! — я тоже поднялась. — Ты пять лет прекрасно прикрывал потеряшку, вот и обо мне расскажи какую-нибудь сказку?

— Уже рассказал, — развела красавица руками. — И если ты не вернешься назад, Эванжелина стопроцентно уверится, что Талл всю ночь не выпускал тебя из кровати.

Я рухнула на лавку как подкошенная. Вот так новость! Значит, этот демоняка сообщил моей свекровушке, что я сейчас весьма определенным образом занята.

— Ты… — слова закончились, но желание высказаться оставалось непреодолимым, как когда-то у Торопа, нечаянно подстреленного мною в потемках.

— Прости, но других отговорок не нашлось. — Тростиночка деловито прошагала от стола до окна, взирая на то, как дети на заднем дворе играют в снежки, произнесла:

— Не думала же ты, что я ей правду расскажу о четырех пойманных мертвецах, одном выпущенном звере и Бузе, натравленном на него? Тем более о Гаммире, которая сама себя усыпила?

Мне бы возмутиться, но тут Горный дал лазейку для аргументов в другом нашем споре.

— Сама себя… — Хмыкнула я радостно. — Вот ты и проговорился! Зои остается не на трое суток, а до конца первоначально урезанных каникул.

— Чего? — Опешивший демон забыл о девичьем звонком голоске, прогремел: — Повтори.

— Ты слышал, — ответила ехидно и, подумав немного, решилась схитрить. — И кстати, я совсем не против эту ночь с Таллом провести, и последующие четыре тоже. Во-первых, легенда о страстном супруге должна быть подкреплена, а во-вторых, кто, как не я, присмотрит за Гаммирой.

— Тора!

— Ничего не слышу, — и с радостной улыбкой я закрыла за собою дверь.

А ночью мне приснился сон, невероятно живой и будоражащий. В комнате, полной лунного сияния, под треск угольков в камине и едва различимое дыхание ветра за окном от темного утла отделилась тень. Нарастая и ширясь, обрела человеческие очертания, размяла плечи и шею и со вздохом шагнула к кровати. Мужчина, поджарый и стремительный, сильный и молодой, если судить по фигуре. Он медленно наклонился надо мной, и я не сразу узнала в нем Инваго. Подсвеченный луной, он казался сказочным и в то же время реальным, то есть слишком уверенным и невероятно наглым — как в жизни. С кривой улыбкой на губах, стародавний Дори развязал тесемки на моей рубашке, распахнул ее ворот и со словами: «Что ж, если легенда должна быть подкреплена… я совсем не против» — наградил мою грудь россыпью поцелуев.

Кинжал под подушкой я не нащупала, до игл не дотянулась и даже по шее тарийцу не дала, слабая рука вместо хлесткого удара мягко прикоснулась к чуть волнистым волосам, да так на них и застыла.

— М-м-м, — раздалось от ночного визитера, старательно стягивающего с моих плеч рубашку, — а теперь пальчиками в них заройся.

Несколько долгих секунд-поцелуев я пораженно взирала на беспредел, творящийся во сне, прислушивалась к себе и к тяжелеющему дыханию лжедеверя. Мало того, что засосы на шее расставляет, так еще к груди потянулся, помять. И ощущения реальнее некуда, а ведь я вроде как сплю.

Что за?.. Вторая моя рука также результата не добилась, а вот ногой куда надо я все-таки въехала, не сильно, но достаточно, чтоб привлечь внимание.

— Проснулась, — прохрипел Инваго, потирая ушиб.

— Чтоб тебя!.. — Не будь я придавлена воином к кровати, прорычала бы, а получилось, что прошептала: — Немедленно слезь с меня!

— Не могу, я здесь по важному заданию от Талла.

— К бесам твое задание! Убери от меня свои руки…

— Ладно, — согласился он и губами скользнул по моей скуле. Не поцеловал, но щетиной оцарапал. Дернулась увернуться, а получилось, что зубами столкнулась с его лбом. И от боли застонала.

— Да не дергайся… — Стародавний Дори повернул мое лицо к себе, прищурился и досадливо протянул: — Вот так с тобой всегда. Задача выполнена, но не так, как хотел того я.

— Сочувствую, — пробурчала, ощупывая разбитую губу. Поморщилась, слизнув кровь, и не то чтобы увидела, ощутила алчный взгляд воина. Только не это! Я вывернулась, как смогла, на локтях поднялась, прорычала: — А теперь слезь с меня и моей кровати!

В ответ он коленки мои поверх одеяла рукой накрыл и придавил, не позволяя отползти подальше.

— Не хотел напоминать, но так как ты сама все время забываешь, скажу… Кровать, как и «Логово», уже давно не находятся лишь в твоем распоряжении. — «Давно» и «Лишь» интонационно выделил, доведя меня до бешенства.

— Еще один такой намек, и список имущества рода Дори пополнит пепелище, а в склепе появится затерявшийся труп.

Я наконец-то нащупала кинжал и предъявила его, крепко сжимая в руке. Угрозы наглец не убоялся и с места не сдвинулся.

— И ничего-то ты не ценишь, а ведь я ради тебя старался, — взгляд его соскользнул вниз, ухмылка стала шире, — по указке Талла.

Припомнил мою угрозу о жалобе супругу. Вот же редкостная тварь!

Пырнуть я его не пырнула, а пощечину влепила. Она вышла звонкой, хлесткой и наводящей ужас исключительно на меня. Отбила руку, но боли значения не придала, съежилась под тяжелым немигающим взором воина. Мелькнула мысль: «Я забыла, с кем имею дело. Он тариец, и он меня сейчас убьет. А не убьет, так попользует. И потом убьет. А не убьет, так к чему-нибудь мерзкому принудит».

О, святая Иллирия!

Выдох — шумный, тяжелый, горячий — опалил мое лицо и заставил зажмуриться. Секунда потекла за секундой, а я, продолжая сжимать кинжал в одной руке, второй собрала на груди рубашку и приготовилась к страшному. И вот вопрос, посягательства стародавнего Дори приравниваются к угрозе или нет? Может, все же приравниваются…

— Торика, — шершавые пальцы мягко стерли слезу со щеки, — что за глупые предрассудки?

— Уходи, — прошептала сипя.

— Не смогу. — Инваго забрал и отбросил кинжал, сгреб меня в охапку, сжал, не позволяя отстраниться, и замер на долгие пять минут. А затем беззаботно спросил, как прошла моя сегодняшняя встреча со зверем. — Гайна, помнится, от страха облысела вся, а ты обошлась лишь икотой, и то не сразу.

Он провел рукой по моим волосам, раз-другой, а я молчу. Тошно от всей ситуации и собственных слез. Ведь зареклась не плакать из-за тарийцев, тем более им на радость.

— Торика? Ау…

— Ты ради этого пришел? — С голосом не совладала, повторно выдала слезливый сип.

— Нет. Я пришел, чтобы поддержать идею Храна в твоей интерпретации.

— Синяками и засосами?

— Немного увлекся. Прости…

— Сволочь. — Констатация факта, которую он принял за комплимент.

— Знаю. А потому готов искупить свою вину, — заминка и невероятное, — с честью и достоинством понести наказание в виде двадцати твоих засосов, пары царапин на скуле и укуса нижней губы.

И после всего он еще шутить изволит. Чтоб его!

— Исчезни, — бесцветным голосом попросила я, и он повиновался. С глаз исчез, но физически остался, погладил меня по спине. — О великий Адо, — прошептала, начиная свирепеть и вырываться из крепких объятий. — Да иди ты к бесам! Исчезни к демону… И руки свои от меня убери!

Отпустил, и я стремительно скатилась с кровати. Схватила халат, закуталась в него и, затянув поясок дрожащими руками, выдохнула:

— И чтобы в следующие ночи не являлся! Ни по делу, ни от балды! Понял?!

От стародавнего Дори ни звука. Сидит невидимый все там же и явно прожигает меня холодным хмурым взглядом.

— И если так нужны наглядные знаки Талловой страсти, я сама их себе нанесу.

— А справишься?

— Не вопрос, прикушу верхнюю губу, добавлю к засосам парочку укусов, ну и порядка ради на бедра и грудь ссадины нанесу железной щеткой, как от щетины. Результат будет один в один, хотя куда мне до твоих успехов. — И сильнее запахнула халат.

— Тора, я не настолько увлекся, — раздалось в комнате с раздражением.

— Ты… Ты вообще поступил, как редкостная мразь! Трудно было разбудить, растолковать по порядку, что и зачем? Помощь предложить в столь непростом деле, как нанесение доказательств?!

— А ты бы разрешила помочь? — Инваго вновь стал видим и объявился отнюдь не на кровати, а в шаге от меня. С места не сдвинулась, но вздрогнула всем телом.

— Как супруга тарийца и фактически его личная собственность, я не должна…

— Даже ради дела? — вкрадчиво вопросил он.

— Ради дела я бы нашла к кому обратиться.

— И подписала бы беднягу на открытые переломы конечностей, а возможно, и шеи, — мрачно ответили мне.

— Я бы обратилась к Храну! — едва поостывшая, вновь начала закипать. — Демон он или как?!

— Как демон, он в силах нанеси иллюзию лишь на труп, но весьма реалистично, — воин наклонился ко мне, вынуждая отступить к двери. Улыбнулся, не то моей реакции, не то своим мыслям. — К слову, с одним таким лорд Урос сейчас вовсю развлекается.

— Ч-что?

— Видишь ли, Даруш Темный не имел права заявляться к тебе в прошлую ночь, — жестко произнес Инваго.

— Мне это не приснилось…

— Нет. Поэтому Хран придал свежачку подходящий вид, а я переправил его адресату.

Сердце забилось испуганно, ладони похолодели, а мир при упоминании муженька вновь сузился до точки. И чтобы не потерять связи с реальностью, я уцепилась за трезвую мысль, вернее, за отрезвляющую и ужасающую вместе с тем идею.

— То есть вы поиздевались над трупом Тимкиного дяди?

— Всего лишь придали ему товарный вид, а вот издевается над ним уже сам лорд.

— Вы… Д-да как вы могли… это же!.. Ужас. Никакой человечности, никакого уважения к умершим, памяти их родственников, к его телу, к… — Разгневанная, я шагнула к нему и презрительно ткнула в грудь.

— Торика, — мою руку перехватили и к губам поднесли, подули на пульсирующую болью ладошку. — Я не уважаю тех, кто идет против моего рода и круга близких людей.

— Ты убил выпивоху! — я шарахнулась от Инваго в сторону, стукнулась о дверь и исступленно начала искать ручку. А она все не находилась. — Чтоб тебя! Чтоб тебя! Чтоб…

— Спешишь с выводами, — покачал головой воин, — я всего лишь наказал его, и то посмертно. Убийца — Урос. Темный, как тебе известно, терпеть не может живых осведомителей.

Нет! Только не это, не вспоминать… Заполошное сердце остановилось, и слезы навернулись на глаза. Я онемела, отрешенно взирая на тарийца сквозь кровавые картины прошлого.

— Н-да, не с того начали, не тем закончили. Прости.

— А… — вырвался сдавленный писк.

— А ты сочувствуешь, я помню. — Он оторвал меня от двери, усадил на кровать и заверил: — Обещаю, без спроса больше не приду. Но буду от Талла приветы передавать.

Очень «радостная» новость.

— Держи свой привет.

Еще более радостная… Где мой кинжал?

Эванжелина была счастлива, куталась в переданную ей шаль и тайком поглядывала на меня. А я, прикусив губу, что к утру неожиданно зажила, пыталась прикрыть шарфом единственный засос на шее. Удивительно, что после поползновений легко увлекающегося Инваго на моей коже осталось только это темно-синее пятно. Правда, его расположение — над воротником рубашки, прямо намекало на то, что под одеждой есть еще десяток его собратьев.

— А вы… ты…

— Что?

За последние полчаса свекровушка несколько раз порывалась что-то спросить, но все время себя обрывала. А вот теперь наконец-то решилась.

— Ты рассказала ему о том, куда мы направляемся и зачем? Намекнула, что возможен обряд? Что мы неоднократно отправляли поисковик, но терпели поражение?

Я покосилась на молчаливую тростиночку и покачала головой. Если Инваго никаких инструкций Храну не давал, то и мне ничего говорить не стоит.

— Мы не разговаривали… — Сказала и только после этого поняла, какое могла произвести впечатление.

— Только не смущайся, прошу тебя! — тихо рассмеявшись, мадам Дори всплеснула руками. — Я еще не забыла, каково это — встретиться после разлуки. Все понимаю. Однако поражена…

— Чему? — я отбросила шарф и потянулась за белилами. Было синее, станет сереньким, и пусть хоть кто-то попытается заявить, что я серой плесенью больна.

Свекровушка долго подбирала слова для объяснений, ходила из угла в угол моей комнаты в «Петушином хвосте» и теребила шаль. Я же подумала о том, чему сама недавно поражалась, а именно невероятной нежности поцелуя, что более всего походил на извинение — щемящее глубиной признательности и затаенной чувственностью, что едва не заставило меня потянуться вслед за отстранившимся Дори и заглушить его довольный шепот: «Вот теперь все как надо. Спокойной ночи». Он исчез, и я осталась одна, растревоженная, разозленная и вместе с тем смущенная своей реакцией.

Вот и сейчас, прикрыв глаза, я почти ощущаю, как его губы касаются моих, как замирает дыхание, кровь холодеет якобы от ужаса, но при этом вызывает почти забытые щекотные мурашки. Они ползут по спине, растекаются по рукам и замирают на пальцах. Затем второй волной проступают на шее и груди, скользят к ногам и рождают внутри меня отнюдь не испуганную оторопь, а тревожное предвкушение. И в смятение ввергает то, что я готова поддаться обаянию стародавнего Дори, готова рискнуть и пойти за ним. В сотый раз вспомнила тот поцелуй, прочувствовала во всех оттенках и ужаснулась. Неужели я настолько истосковалась?..

— Что ты сказала? — вопросила остановившаяся посредине комнаты Эванжелина, она уже забыла, к какому вопросу подбирала слова, и теперь с интересом смотрела на меня.

— Я сказала, что нам пора, — напомнила я о скором перемещении и подхватила свою сумку, остальные взяла тростиночка, которая беззаботно поинтересовалась:

— Сегодня на санях? — Намек на мою непереносимость повышенных скоростей после двойного погружения в лавовое море был скорее тонким издевательством.

— Нет. Кажется, я привыкла. — Мое заявление несколько удивило мадам Дори и в то же время порадовало ее.

— Прекрасно! У нас появится возможность погулять по магазинам в Дрезе. Купим тебе модную шубку, перчатки, сапожки, несколько шляпок, отделанных мехом, и накидку.

— Накидку Талл ей уже подарил, — заметила черноглазая красавица и, перехватив мой удивленный взгляд, пояснила: — белая такая, с цветами… синими!

Невольно улыбнулась. Да, наблюдательный охотник легко мог определить фальшивость черноглазой красавицы. Даже я неосознанно заметила, что назвать светло-бирюзовые морозные узоры просто синими цветами мог только мужчина.

— Торика, это правда? — свекровушка подступила ближе, заглянула в глаза. — Ты подарок приняла.

— Да. Было дело. — И тут главное — не заострять внимания на том, кто, когда и при каких обстоятельствах меня одарил.

— Одной покупкой меньше. Но все остальное, — Эванжелина неодобрительно посмотрела на мой охотничий костюм и тоном, не терпящим возражений, заявила: — возьмем. И на этот раз за все платит Талл.

Свекровушка вышла из комнаты, я осталась стоять с открытым ртом. Хотелось напомнить, что некоторым образом все мои деньги — это деньги потеряшки.

— А где один подарок, там и сотня. И ты, главное, не спорь, иначе начнешь в кружевах ходить точь-в-точь как я, — обрадовал меня демон и указал на выход. — Идем, она уже ждет.

К счастью, стараниями свекровушки я в кружевах ходить не начала, но скоро поняла, что взятых с собой денег мне бы попросту не хватило. Платья, рубашки, юбки, костюмы для верховой езды, еще несколько комплектов белья, ночнушек, сорочек, чулок, и все это исключительно на одну меня. Невольно задашься вопросом:

— Я к вам надолго?

— Что ты сказала? — Эванжелина, занятая поиском вечернего платья для какого-то важного торжества, не сразу отвлеклась от вешалок с атласом, шелком, батистом, бархатом и цветной полупрозрачной органзой, которую у нас часто величали дорогостоящей газой.

— Просто удивляюсь обилию покупок.

— Ах, вот ты о чем… — она обернулась ко мне и просияла, — так это всего лишь на первое время.

— Ч-что? — Не то вопрос, не то выдох, но мадам Дори меня услышала.

— Как супруга главы рода, приближенного ко двору, ты просто обязана одеваться достойно, но при этом не забывать о своих корнях. — Теперь понятен ее порыв закупаться во вдовийских городах, однако настораживает причина.

— Род Дори приближен?.. — и я запнулась на полуслове, понимая, что к подобному известию совсем не готова.

— А ты не знала? Мы третья по значимости ветвь высшей знати Тарии.

— Дальние кузены, с коими правители привыкли родниться, — припомнила я слова, некогда произнесенные уродом Уросом, и похолодела.

— Можно и так сказать, — кивнула она и с материнской гордостью поделилась: — На прошлом балу ненаследный принц очень пристально смотрел на мою старшую. Но отсутствие Талла…

Усложняет всем жизнь.

— Он вернется, — в который раз заверила я и подумала о том, как недальновидно поступила с Инваго. Уж он-то потеряшку видит каждый день или, в отличие от Храна, может с ним связаться.

Хотя чего печалиться, быть может, этой ночью мы снова встретимся.