Глава 15
Вернувшись в город, Оксана первым делом позвонила по телефону, который ей оставили двое оперативников, занимающихся расследованием убийства Меерсона. Оперативники ей обрадовались. Они тут же назначили Оксане встречу, причем согласились приехать в любое место, которое будет удобно ей. Чувствовалось, что расследование идет туго и они будут рады любой информации.
Но Оксана звонила не столько, чтобы дать им зацепки, сколько, чтобы получить зацепки самой. И когда оперативники явились к скамеечке в парке, совсем не случайно выбранной Оксаной, девушка сразу же спросила:
– Когда вы приходили ко мне, то говорили про какого-то мальчика – Колю Горемыкина. Вы его нашли?
Вопрос был задан в лоб, и Кузнецов растерялся. А Гриша и вовсе настороженно полюбопытствовал:
– А почему вы интересуетесь этим мальчиком?
Пришлось Оксане признаться, чем она занималась все эти дни. Она не стала упоминать про Германа, но в остальном ничего не утаила. Рассказала и про клинику красоты, и про таинственный корпус «Би», в котором под руководством покойного доктора Меерсона творилось всякое непотребство, а под конец упомянула и про подслушанный якобы тоже ею разговор Почтарева с коллегой о некоем Горемыкине, у которого они служат.
– Там Горемыкин, и тут Горемыкин. Вдруг это не просто совпадение? Понимаете, если Ирина связалась с этим Почтаревым, а Почтарев работает на Горемыкина, то и Ирину следует искать где-то рядом с ним.
Оперативники переглянулись, и Гриша осторожно сказал:
– Но нас интересует не столько эта женщина, сколько ее муж.
– Герман ни в чем не виноват, я же вам уже объясняла!
Но убедить полицейских в невиновности Германа Оксане не удалось. Они продолжали упорствовать в своем заблуждении.
Пришлось перейти к следующему пункту. Рассказ про могущественного господина Воронцова, которому жена изменяла с Меерсоном, оперативники выслушали с еще большим вниманием. Стоило Оксане произнести имя Воронцовой, как вокруг них словно заплясали маленькие энергетические вихри.
Но Кузнецов с Гришей попереглядывались, а потом сказали, что знали о существовании Воронцова и его супруги и раньше.
– Так если у вас есть такой жирный подозреваемый, зачем вам Герман? – удивилась Оксана. – У Меерсона был роман с Воронцовой. Ее мужу и предъявляйте претензии.
В ответ оперативники пустились в объяснения. Из их путаных слов Оксана сделала для себя один-единственный вывод: Кузнецов и Гриша попросту боятся, что Воронцов им попросту не по зубам. А вот Герман – самое то.
– Но это же неправильно! – возмутилась она. – Ирина изменяла мужу с Почтаревым, а вовсе не с Меерсоном. Следуя вашей логике, Герман должен был прикончить Почтарева, а не врача.
– О Почтареве ревнивый муж не знал. Знал про Меерсона.
Оксана не удержалась и воскликнула:
– Все Герман знал! Вы слушайте, сколько Герману удалось узнать!
Но в этот момент за густым кустарником, который рос неподалеку, послышалась какая-то возня, а затем и повизгивание.
– Что это там? – насторожился Кузнецов.
– Надо взглянуть, – добавил Гриша.
Еще через несколько секунд раздался собачий скулеж, а потом человеческая брань.
– Пошли отсюда, бесстыжие!
Голос бранящегося Оксане был знаком. И она побледнела.
– Там кто-то есть!
Оксана, которая отлично знала, кто может прятаться за кустом, уцепилась за оперативников и закричала что было сил:
– Беги, Герман! Беги!
Увы, этим поступком Оксана выдала свою связь с Германом, что тут же заставило Гришу с Кузнецовым перевести девушку из разряда свидетельниц в разряд подозреваемых. Избавившись от объятий Оксаны, они обежали куст, но не увидели там никого, кроме двух собак, сладострастно предающихся любовным утехам и ничуть не смущающихся присутствием посторонних глаз.
Преследовать Германа оперативники не могли, он уже успел скрыться из виду. Они удовольствовались тем, что Оксана была в их руках. И они предложили ей проследовать за ними. То, что сейчас уже вечер, следователя на рабочем месте давно нет, и предстоящую ночь никто Оксаной заниматься не будет, ни на миг не смутило этих двоих и не заставило их отказаться от своих планов.
Оба мигом утратили всякое дружелюбие и стали разговаривать с Оксаной подчеркнуто сухо:
– Пройдемте, гражданочка, в отделение.
– Но я…
– И не спорьте. Так будет лучше в первую очередь для вас же самой.
И подхватив Оксану под локотки, оперативники поволокли ее по дороге.
Герман мог наблюдать эту сцену из-за дерева, за которым спрятался. Он предвидел, чем может закончиться для Оксаны встреча с оперативниками. Конечно, он не ожидал, что дворняжки выберут местом для своих любовных утех именно те кусты, где он подслушивал разговор Оксаны с оперативниками, и что собачки подведут их с Оксаной. Но Герман не сделал ничего, что могло бы предотвратить такое развитие событий. Напротив, он был даже рад, что Оксану увели с собой оперативники.
Почему Герман так поступил? Чему радовался? Очень просто. Герман боялся. Не за себя, он боялся за Оксану. Он чувствовал, что расследование их, такое невинное на первый взгляд, теперь вплотную подобралось к власть имущим. А переходить дорогу таким людям опасно, о чем свидетельствовал хотя бы печальный конец доктора Меерсона. Герман ни минуты не сомневался, что если Оксана продолжит помогать ему в расследовании, а она обязательно захочет продолжать, такой уж у нее характер, то рано или поздно может разделить участь доктора.
О том, что такая же участь может постичь и его самого, Герман не думал. Ему казалось важным обезопасить именно Оксану. Что будет с ним, он загадывать не хотел. Но Оксана… Она не должна пострадать любой ценой. И даже если для этого ей придется провести пару дней за решеткой, это будет лучше, чем рисковать жизнью ради опрометчиво затеянного Германом самодеятельного расследования.
То, что вначале казалось семейной размолвкой между ним и Ириной, переросло в нечто настолько угрожающее, что Герман просто начал бояться за жизнь Оксаны. А она неожиданно стала для него крайне важна. Это случилось как-то в один миг. В тот момент, когда Герман забрался в микроавтобус Почтарева, он меньше всего думал о своей подруге, которую оставлял одну в темном парке.
Но вот когда микроавтобус тронулся с места, а Оксана осталась в темноте, Герману резко захотелось выскочить из машины. Ему вдруг стало так страшно, как никогда еще не бывало в жизни. Но страшно не за себя, а за Оксану. Только сидя в чужой машине между какими-то тюками, накрытый сверху пыльным ковром, Герман понял, до какой степени ему дорога Оксана и как важно для него, чтобы с ней ничего не случилось.
Это чувство буквально пронзило его, перекроив всю его вселенную. Такого с Германом еще никогда не случалось. Даже за сына, даже за жену, которая ему этого сына подарила, Герман никогда так не переживал.
Да и вообще, все то, что прежде казалось ему крайне важным – Ирина, Ванечка, их благополучие, здоровье и счастье, – за эти дни, которые Герман провел вдали от семьи, отошло на задний план. Оказалось, что Ирина совсем не такое уж неприспособленное к жизни существо, которое и ступать-то по земле не умеет. Нет, она оказалась вовсе не бабочкой, а вполне себе жирной гусеницей, уверенно переступавшей по земле всеми своими мохнатыми цепкими лапками.
«Сумела мне с Почтаревым рога наставить, сумеет и прожить без меня. Нечего с ней носиться. Мерзкая баба моя Ирка, если разобраться, истеричка и предательница, ничего больше. Оксана совсем другая. Ирка – плющ, лиана. Оксана – стойкое дерево. Березка моя!»
Герман так расчувствовался, что чуть не расплакался. И это тоже было удивительно для него. Но события последних дней заставили Германа иначе взглянуть на окружающих. Ира принесла в его жизнь лишь проблемы, а Оксана в эту трудную для Германа минуту протянула ему руку помощи, чтобы эти проблемы он смог решить.
Выбравшись из парка, Герман направился к оставленной машине. Благодаря тому, что Герман был за рулем, ключи от машины оставались у него. Он мог воспользоваться «реношкой», но не был уверен, что стоит это делать. Теперь в полиции знают, что они с Оксаной заодно. Безопасно ли ездить на ее машине? Наверняка номер уже внесен в базу машин, подлежащих немедленному задержанию. Нет, так рисковать не стоит.
И уставившись на регистрационный номер, Герман пробормотал:
– С этим надо что-то делать.
В бардачке у Оксаны было много разного хлама. И порывшись там, Герман нашел бутылочку корректора для печати. Это было то, что нужно.
– Ну-с, посмотрим, что тут можно сделать…
Герман увлеченно работал кисточкой. Не прошло и нескольких минут, как оба регистрационных номера изменились до неузнаваемости. Вместо цифры восемь, теперь виднелась цифра шесть. А буква «О» превратилась в букву «С».
Герман оглядел дело своих рук и с удовлетворением кивнул:
– Отлично получилось!
За себя Герман не волновался. Волшебный грим – борода, очки и усы – делали его неузнаваемым. И он, и машина здорово замаскировались. И могли продолжать свое дело.
Сев за руль, Герман снова растрогался.
Как вовремя Оксана ему помогла! Какое благородство! Она не стала вспоминать о прежних обидах, копошиться в былом, просто стала помогать, и все. И никакой благодарности за свою помощь не требовала. Но если Оксана умела быть благородной, то и Герман не хотел уступать ей. Больше он ни о чем не попросит Оксану, дальше он будет действовать сам. Слишком дорого может обойтись Оксане ее помощь. Об этом Герман и должен думать.
Герман ничего не сказал Оксане о внезапно вернувшихся чувствах, потому что считал это, во-первых, несвоевременным, а во-вторых, даже непорядочным. Как ни крути, он до сих пор женат на другой женщине. Хотя Герман знал, с Ириной у них все кончено. С того момента, как он узнал об ее измене, уже все было кончено. Никакие оправдания не помогли бы Ирине вернуть расположение Германа.
Вся их семейная жизнь строилась на иллюзии, что Ирина беспомощное и очаровательное существо, которое просто не в состоянии существовать самостоятельно без опеки и надежной руки Германа. А оказалось, что очень даже может. Герман даже чувствовал к Ирине нечто вроде благодарности за ее предательство. Одним махом взяла и разрубила тот узел, который они вместе завязали.
И вот теперь Герману предстояло завершить расследование так же, как он его и начал, – в одиночку. Поэтому он и настоял на встрече Оксаны с оперативниками. Чувствовал, чем это может закончиться. Если бы они не задержали Оксану, Герман нашел бы другой способ, чтобы отстранить девушку от участия в расследовании.
– Да и зачем ей это продолжать? Я уже все знаю сам. Под подозрением у нас господин Воронцов, значит, надо пообщаться с его женой. И под подозрением Почтарев. Его я тоже рано или поздно найду. А когда найду Почтарева, выйду через него и на этого Горемыкина.
Зачем ему нужен последний, Герман и сам не очень-то хорошо себе представлял. Конечно, если его жена зачем-то возилась с мальчиком Горемыкина, то через последнего можно выйти на саму Ирину. Но нужно ли это самому Герману?
То, что Оксана сказала, что вместо Ванечки Ирина привезла домой другого мальчика, самым странным образом выпало у Германа из памяти. Так бывает, что сознание нарочно прячет самую травмирующую информацию.
Да и само расследование крутилось таким образом, что им с Оксаной все было как-то не до Горемыкина. Допустим, сам Почтарев знает, где обитает этот Горемыкин. А вот Герман с Оксаной и понятия об этом не имели.
«Поэтому сперва я займусь Воронцовой, – решил Герман. – Сегодня же попытаюсь к ней подобраться. И плевать на ее всемогущего мужа. Теперь Оксанка в безопасности, это главное. А за себя я не боюсь!»
Помимо адреса Елены Воронцовой в отделе кадров сыщики получили также и номер ее мобильного телефона. И сейчас Герман воспользовался им.
– Алло, алло, – тоненьким голоском пропищал он, подделываясь под женский голос. – Ленусик, привет!
– Это кто? – спросила Воронцова. – Не узнаю.
– Это Катя, – брякнул Герман. – Другой номер у меня теперь, запиши его, солнце мое!
На его счастье, Воронцова ничуть не насторожилась.
– Катрин, ты, что ли? – лениво произнесла она.
– Я!
– Привет, не узнала тебя сразу, дорогая. Богатой будешь.
Герман хихикнул:
– Куда уж больше-то.
– Денег много не бывает.
Голос Воронцовой звучал ровно. Никак не подумаешь, что женщина на грани отчаяния от потери и любовника, и мужа, и положения в обществе.
– Как сын? Как его здоровье? – поинтересовалась она у «Кати».
Герман откликнулся с жаром.
– Великолепно!
– Гастрит больше не мучает?
– Полный порядок с желудком.
– А-а-а… С бизнесом как? У него ведь, кажется, сеть заправок?
– Все путем.
Воронцова замолчала, явно не зная, что еще спросить.
Но Герман продолжал пищать и кривляться:
– Представляешь, встретила сегодня твоего мужа, так он мне такого наговорил!
– Чего сказал-то?
– Записи показывал, где ты и какой-то мужчина. Сказал, ты от него голой уйдешь. Без копейки тебя оставит.
– Никак не пойму, что у тебя с голосом, Катерина, – произнесла Воронцова с заметным раздражением. – Это вообще ты?
– Я! Конечно, я! – пропищал Герман. – Простыла слегка.
– Ну, выздоравливай, – равнодушно проронила Воронцова. – А Борису передай, что мне от него ничего не нужно, но и свое я ему не отдам.
– Может, увидимся сегодня? Посплетничаем. Ты же теперь, как я понимаю, свободная женщина.
– Сегодня не могу, с братом обещала встретиться. А вы, девушка, или кто вы там на самом деле, на будущее учтите, что у Катьки не сын, а дочь. И учится она в инязе, так что никакого отношения к заправкам не имеет.
И повесила трубку. Герман смутился, но не сильно. Пусть его и рассекретили, но главное он узнал. Сегодня Воронцова собирается встречаться с братом. Ну и правильно, к кому еще женщина может обратиться за помощью? Но если он приедет к Воронцовой, значит, и Герману надо поспешить туда.
Но когда Герман вернулся к поселку Елены Воронцовой, ее ярко-красная машина неожиданно выехала ему навстречу. Герман едва успел посторониться, чтобы ее пропустить. Воронцова сама сидела за рулем.
Выждав некоторое время, он развернул машину и поехал следом. Долго ехать не пришлось. Очень скоро Воронцова свернула на боковую дорогу и почти сразу затормозила. Герману пришлось проехать дальше по главной дороге, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Метров через сто он припарковался и поспешил назад уже пешком.
К этому времени красной машинки на той улочке видно уже не было. Но повертев головой, Герман без труда понял, что вариантов тут лишь два. Либо машина заехала в частный дом из тех, что тянулись по правую руку, либо в зеленые ворота слева.
Но земля перед частным домом была покрыта нетронутым слоем пыли, да и трава разрослась тут изрядно. Видимо, хозяева не посещали свои владения уже не одну неделю. А вот перед зелеными воротами напротив, травы почти вовсе не было. Она была буквально «выбита» колесами машин, снующих взад и вперед. Даже сейчас, хотя был вечер, Герман насчитал целых четыре машины, которые выехали из-за ворот и отправились по шоссе в сторону города. Три машины были легковые и один грузовичок.
– Оживленный тут трафик, – пробормотал он. – Интересно, что это за место такое?
Никакой таблички ни на воротах, ни на заборе, который начинался дальше, не наблюдалось.
– Странно.
Герман пошатался вокруг, не спуская глаз с проходной. В тот момент, когда ворота открывались, пропуская очередную машину, он успел разглядеть за забором аккуратные ровные дорожки, ухоженные газоны и маленькие симпатичные домики.
Дом отдыха? Пансионат? Но почему тогда без вывески?
И еще Герману совсем не понравился парень у проходной. Как-то его молодость, мордастость и широкие плечи не вязались с обычным для такого рода работы образом старичка-отставничка. Герману даже показалось, что с левой стороны форменная куртка у парня подозрительно оттопыривается, словно там кобура с оружием.
Вооруженная охрана? Тут? Но зачем?
Герман решил прогуляться вдоль высокого забора, который был также выкрашен в зеленый цвет. Забор был длинным, он все тянулся и тянулся. По другую стояли частные дома и домики, утопающие в зелени садов. Сама улочка была маленькая, узкая и сонная. Жизнь кипела лишь у зеленых ворот. Герман прошел до самого ее конца, потом повернул назад, и, на его счастье, в этот момент из какого-то домика вышла пожилая женщина, державшая за руку маленькую девочку.
Ребенок капризничал.
– Не хочу! – возмущалась девочка. – Не хочу идти за молоком!
– А кашу из чего утром варить?
– Не хочу кашу!
– Это полезно.
– Скука!
– А тебе только бы в планшете сидеть, – не выдержала пожилая женщина.
– Там интересно! Тут скучно!
– Нельзя, чтобы все время только интересно было. Иногда и делом заняться нужно.
– Ты старая! Ты ничего не понимаешь.
– Цыц! – прикрикнула женщина на внучку. – Ишь, егоза выросла! Яйца курицу не учат.
– Не хочу в магазин! Не хочу кашу! Не хочу с тобой жить!
Бабушка и внучка шли как раз перед Германом. И в этот момент проходили мимо зеленых ворот.
– А в детский дом хочешь? – неожиданно строго спросила пожилая женщина, делая шаг к этим воротам. – Вот я тебя туда и отдам. Посмотришь, как детки без родителей живут. Может, ума наберешься. Начнешь ценить, что имеешь.
– Ой, нет, нет! – испугалась девочка, вцепляясь в руку бабушки. – Не хочу! Пошли в магазин!
– Ну вот и славно.
Но рано бабушка обрадовалась. Малышка пошла на второй этап домогательств.
– А чупа-чупс мне купишь?
– Снова здорово, – вздохнула женщина. – И что тебя на всякую гадость-то тянет? Разве нету нормальных конфет? Чем тебе мои петушки на палочке плохи?
– Гадость!
– А чупа-чупс твой вкуснятина?
– Да!
– Будешь есть нормальные конфеты, а эту химию я покупать не стану.
Девочка приготовилась снова препираться, даже воздуха в легкие набрала, чтобы погромче получилось, но в этот момент Герман догнал пожилую женщину с внучкой.
– Простите, – сказал он, – я тут случайно услышал ваш разговор насчет детского дома.
– И что?
Женщина смотрела на него исподлобья. Внучка тоже притихла, изучающе разглядывая Германа.
– Я ничего такого не говорила.
– Значит, за этим забором детский дом?
– Ну, допустим. И что?
– Просто странно. Ни указания, ни вывески.
– Частная собственность, – сухо отозвалась женщина. – Хотят, вешают вывеску, хотят нет. Нынче все можно.
– Но откуда же вы тогда знаете, что это детский дом?
– Так слышно, – пожала плечами женщина. – Детские голоса ни с какими другими не спутаешь.
– Но с чего вы взяли, что там живут именно сироты?
– А как же их еще-то назвать? Родители к некоторым только в гости приезжают, да и то не ко всем. Приедут, уедут, ребенку то ли радость, то ли стресс. Уж и не разберешь.
– Скажите, раз вы так все хорошо тут знаете, не видели ли вы здесь такую высокую красивую женщину, брюнетку, она ездит на маленькой красной спортивной машинке.
Герман не рассчитывал на положительный ответ. Но женщина кивнула головой.
– Елена. Она там начальница.
– Начальница?
– Ну, хозяйка. Ее это заведение. Она детей обеспеченных родителей к себе принимает, заботится о них. Не бесплатно, конечно, и не сама детьми занимается. Сотрудников у нее полным-полно. Я, к примеру, тоже там одно время работала.
Вот это удача! У Германа даже дух захватило.
– А почему ушли?
– Надоело. Да и своих забот полно. Вон внучку мне дочка подбросила.
– Не ври! – возмутилась девчонка. – Я тебе никакая не внучка! И моя мама тебе тоже деньги платит, чтобы ты со мной сидела. Моя бабушка в Барселоне живет. Я к ней тоже поеду.
– Поедешь ты, как же… с крыши на чердак.
– Молчи! – завизжала девочка. – Моя бабушка лучшая! С ней всегда весело. А у тебя скучно! С папой и то веселей!
– Так что же твой папа с тобой не возится? И мама? А бабушка твоя замечательная, чего тебя к себе в Барселону не зовет?
Девчонка надулась и замолчала. А женщина повернула к Герману свое усталое лицо и произнесла:
– Извините за этот спектакль. Не для ваших ушей он.
– Ничего страшного. Вы говорили про детский дом.
И Герман мотнул головой в сторону высокого забора, заглянуть за который ему так и не удалось. Высота тут была метра три, ну не прыгать же, честное слово.
– А чего рассказывать? Дети там самые разные живут, – сказала женщина. – И совсем маленькие есть, и те, которые уже в школу ходят. Но, конечно, маленьких больше. Своей-то школы Елена Валентиновна еще не завела, так что школьников может принимать лишь на время школьных каникул. Но малышей всех берет. Ну, то есть опять же не всех, а тех, чьи родители могут за их пребывание в круглосуточном детском саду заплатить.
– Значит, это все-таки детский сад?
– Сад, но по сути – тот же детский дом. Многие там месяцами и даже годами живут. Не все, но есть и такие, кто там почти с самого рождения, а родители ни разу к ним и не приезжали.
– Что за странные родители? Зачем заводить ребенка, если не заботиться о нем?
– А они и заботятся. То есть они так считают, что заботятся. А если с другой стороны взглянуть, тут у ребят и свежий воздух, и залив, и сосны. Опять же хорошее четырехразовое питание, режим, сон по расписанию. Дома такие условия не всякий создаст.
– Но не очень-то весело без родителей жить.
– Невесело, – согласилась женщина. – А что делать? Их же никто не спрашивает. Привезли, вот и живут. Другой жизни многие из них и не ведают.
– Вы так хорошо все особенности этого места знаете. Просто удивительно.
– Ничего удивительного тут нет. Говорю же, работала я у них.
– Ну так почему ушли-то?
Пожилая женщина смутилась, но потом все же призналась:
– Требований у Елены очень уж много, а платит не так чтобы очень. Я частным образом подрабатываю. Вот это моя очередная воспитанница. Родители у нее заняты очень, самим ребенком заниматься недосуг, бабушки-дедушки по миланам-барселонам, им тоже не до малышки, вот родители мне ее и поручили.
Но Герману показалось, что женщина чего-то недоговаривает. Вряд ли за одну малышку будут платить столько, сколько за работу со многими детьми. Однако девочка снова начала канючить, что ей надоело стоять, что пора идти, пусть даже и за такой гадостью, как молоко, все лучше, чем посреди дороги торчать, и женщина заторопилась в магазин.
А Герман остался. Его сжигало любопытство. И он решил, что ни за что не уедет, пока не выяснит, что происходит за высоким забором. Упоминание про частный детский сад вызвало у него чувство какой-то щемящей тоски.
«Уж не тут ли они моего Ваньку прячут?»
Герман совершил еще один марш-бросок по окрестностям, нашел точку на возвышенности, с которой можно было рассмотреть кусочек территории частного детского садика, и убедился, что старушка не соврала. На территории было великое множество детских площадок и деревянных раскрашенных фигурок. Там было даже маленькое спортивное поле, это Герману тоже удалось разглядеть. Вот только самих воспитанников он не увидел. Впрочем, был уже вечер, время для прогулок неподходящее. Дети сидели по своим домикам, готовились ко сну.
Возвращаясь назад, Герман отметил дом, из которого выходила бабушка с капризной девочкой. В доме горел свет, видимо, хозяйка уже вернулась из магазина. Герман услышал, как девочка снова что-то доказывает старухе на повышенных тонах, не стесняясь в выражениях.
– Ты глупая! – донесся до Германа ее громкий голос. – Все старики глупые, а ты особенно!
«Вот несносный ребенок, – усмехнулся Герман. – Неужели все дети сейчас такие дерзкие?»
Пока Герман бродил по окрестностям, он составил план дальнейших действий. Нужно найти кого-то из сотрудников детского сада и расположить к себе. И, кажется, Герман догадывался, где ему найти такого человека и кто может ему быть в этом деле особенно полезен.
