Глава 14
Тот маленький мальчик, которого жадные, злые люди когда-то лишили имущества и даже имени и фамилии, давно вырос. Он узнал правду о себе. Узнал все подробности, как его ограбили. Узнал имена людей, которые это сделали. Выяснить правду было не так-то просто, но он сумел.
После долгих поисков с помощью своей подруги он все же вышел на нужных людей и сумел выяснить, кто же он такой на самом деле. Открывшаяся ему правда потрясла его самого. Оказалось, что лучшая подруга, с которой он привык делиться самым сокровенным, которая стала его названой сестрой, которая когда-то пригрела и приголубила мальчишку младше себя, защищала и помогала, которая подарила ему настоящее чувство искренней человеческой привязанности, была дочерью одного из его врагов.
Смириться с этим было трудновато. Но судьба – шутница, она любит потешаться над людьми, дергая за одной ей ведомые ниточки. Конечно, когда мать его подруги помогала грабить маленького сироту, она и думать не думала, что ее собственная малышка-принцесса окажется в точно таком же положении. И у нее тоже отнимут и деньги, и имущество, и даже имя. Ее жизнь не будет отличаться от жизни сотни маленьких сирот, живущих на скудное пособие от государства. И уж конечно, ей и в голову не могло прийти, что сделают это те самые люди, которым она доверяла больше, чем кому бы то ни было.
Мстить подруге было не за что. Ее мать – его враг – умерла. Но и относиться к ней по-прежнему он уже не мог. Не мог относиться как к сестре. Не мог и не хотел.
Он несколько раз пытался ей объяснить, что ему не по нраву затея, которой она так увлеклась. Стремясь отомстить одним, она причиняла страдания другим. Тем, кто не был ни в чем перед ней виноват. Он говорил это подруге, но она не желала слушать. Она привыкла, что он все исполняет беспрекословно. А то, что на ее корабле возможен бунт, просто не приходило ей в голову.
Елены Воронцовой на рабочем месте не оказалось. Ее кабинет был закрыт. Но Герман его узнал.
– Когда я как ненормальный носился по коридорам и требовал Меерсона, меня как раз к этому кабинету и привели.
– Почему сюда-то, к его любовнице?
– Теперь-то я понимаю, в корпус «Би» меня допустить просто не могли, да и не хотели, это было чревато большими неприятностями. Меерсон ведь строго-настрого запретил совать нос в его дела и появляться у корпуса «Би».
– Да, туда бы тебя точно не повели.
– Вот и привели меня к максимально близкому к Меерсону человеку – Елене Воронцовой. А я повелся. Увидел в кабинете фотографию Меерсона с какой-то потрясающе красивой брюнеткой и решил, что это его кабинет, а на снимке он сам с любимой женщиной.
– Так и есть. Только фотография, которую ты видел, принадлежала не Меерсону, а Елене.
По словам сослуживцев, Воронцова не слишком-то утруждала себя служебными обязанностями. Они и так были у нее минимальны, об этом позаботился Сильвестр, но Лена и этим минимумом умудрялась манкировать. Появлялась, когда хотела. Уходила, когда вздумается. Никто не смел ей и словечка сказать поперек, памятуя, что за человек муж Воронцовой.
Они пошли дальше и неожиданно наткнулись на стенд, где висели фотографии лучших специалистов.
В самом центре красовался владелец клиники – лысый гном, а рядом с ним была фотография удивительно роскошной женщины.
– Елена Воронцова, – прочитала Оксана. – Так вот ты какая!
Оксана застыла у стенда, она так долго и с таким интересом рассматривала фотографию Елены, что Герман не выдержал и спросил:
– Ты чего там так зависла?
– Мне кажется, я видела эту женщину ночью возле корпуса «Би». Конечно, шел дождь, я не очень хорошо могла разглядеть, могу ошибаться, но… но очень похожа.
– Мы должны ее найти. Надо поговорить с ней.
Выяснить адрес Воронцовой удалось у бухгалтерши, которая все еще пребывала в полезной для сыщиков уверенности, что помогает полиции и заодно уходит от возможного наказания.
Они ушли, оставив Татьяну Леонидовну в тягостных размышлениях. Размышляла она долго. И чем дольше думала, тем ясней понимала, складывать все яйца в одну корзину рискованно. А рисковать Татьяна Леонидовна не любила. И потому она отправилась в кабинет, на котором красовалась табличка – Сильвестр Андреевич.
Совершив одно предательство, Татьяна Леонидовна собиралась совершить второе. Так, ей казалось, будет надежней.
А Герман с Оксаной, выйдя из «Красоты не для всех», сразу отправились к Елене Воронцовой. В глубине души оба побаивались встречи с ее грозным мужем, который сейчас в силу неблагоприятных семейных обстоятельств должен был находиться в особо нервном настроении.
Квартира четы Воронцовых находилась в тщательно охраняемом жилом комплексе, попасть в который посторонним было просто невозможно. Герман еще не избавился от своей представительной «внешности», поэтому решил назваться адвокатом и попытаться проникнуть внутрь.
Но получил решительный отпор.
– Госпожа Воронцова ничего не говорила о визите адвоката, – отрезал охранник. – Она должна была оставить письменные или устные распоряжения. А у меня ничего подобного нет.
– Свяжитесь с ней, – не сдавался Герман. – Скажите, что я по делу Марка Меерсона. Она меня примет.
Но Елена то ли была занята, то ли отдыхала и на вызов охраны не ответила. И Герману пришлось уйти несолоно хлебавши.
– Без устного подтверждения госпожи Воронцовой я вас к ней пропустить не могу. Все понимаю, но ничем не могу помочь. Потерять работу я не хочу.
Герман вернулся к Оксане.
– Не прокатило.
– Елены нету?
– Скорей всего, она как раз дома. Охранник пытался с ней связаться. Но безуспешно.
– Если Елена дома, мы должны увидеться с ней. Только она может рассказать нам что-то полезное про Марка.
– Как? Мимо этого типа, что стоит там на страже, и мышь не прошмыгнет.
– Думаешь?
На лице Оксаны появилась хитренькая улыбочка. Не объясняя Герману, в чем дело, Оксана заказала пиццу.
– Две «Маргариты», одну с колбасой и еще одну с грибами.
– Ты настолько проголодалась? – удивился Герман, услышав, сколько она заказывает. – Я съем максимум пару кусков, больше в меня не влезет.
– Пицца не для меня и не для тебя, увы.
– А для кого? Для Елены?
– Почти.
Когда появился курьер, Оксана вышла из машины и о чем-то переговорила с ним. Результатом ее уговоров стало то, что парень снял с себя фирменную бейсболку и куртку, которые и отдал Оксане. Та передала ему деньги, переоделась и забрала у парня коробки с пиццей. От них так одуряюще пахло, что Герман сглотнул слюну. Оксана это заметила. «Барашки» уже давно переварились. Германа следовало подкормить.
– Возьми.
И одна из «Маргарит» оказалась на коленях у Германа.
– Ешь и мне кусок оставить не забудь. А я пошла.
Надвинув бейсболку на лоб, Оксана стала похожа на настоящего доставщика пиццы. Решительным шагом она двинулась к дому Воронцовой. И когда охранник на входе попытался ее задержать, недовольным тоном сказала:
– Доставка в тридцать вторую квартиру. В чем дело? Вас не предупреждали?
– Нет.
– Пицца остывает. Если я не уложусь в срок, мне не заплатят.
Тридцать вторая квартира находилась на том же этаже, что и квартира Воронцовых. Это Оксана заметила на поэтажном плане, который красовался над головой охранника в качестве украшения интерьера.
Вообще, тут было что охранять. И Оксана понимала, почему охраннику не хочется пускать внутрь чужих. В доме и зеркала, и картины, и ковры. Одни только живые финиковые пальмы в кадках наверняка стоят немалых денег.
Пусти сюда всяких с улицы, так они, чего доброго, ковры затопчут, зеркала заплюют, а картины просто свистнут. Да еще и пальмы поломают, станется с них, с нищебродов.
– Вы позвоните клиенту, – предложила Оксана охраннику. – Он подтвердит, что ждет пиццу.
Оксане повезло. Тридцать вторая квартира отозвалась ленивым мужским баритоном.
– Пицца? Ко мне? Может, и заказывал, не помню уже. Говоришь, ждет? Ну так пускай заходит.
Так Оксана оказалась на этаже, который и был ей нужен. Чисто выбритый, но какой-то опухший мужчина в широком бархатном халате принял из рук Оксаны коробку. После этого он еще немного постоял в дверях, слегка покачиваясь и распространяя вокруг себя одуряющий запах перегара. Запах был таким стойким, что его не в состоянии был забить даже французский парфюм, которым этот господин щедро себя опрыскал. Видимо, несмотря на всю его вальяжность, это был любитель крепких напитков, и сейчас он с трудом приходил в себя после долгого запоя. Ванну он принял, волосы причесал, даже побрился, но избавиться от запаха было труднее.
– А пиво? – спросил он наконец.
– Алкогольные напитки только в пиццерии, на дом не доставляем.
– А-а-а… Ну ладно. – И мужчина небрежно сунул ей в руки смятую купюру. – Сдачи не нужно.
Дверь из прекрасного полированного красного дерева вновь закрылась. И девушка шмыгнула к дверям квартиры Воронцовых. Но только она протянула руку, чтобы нажать на звонок, как в холле вновь возник давешний покупатель.
– Слышь, а ты за пивком не сгоняешь? – спросил он. – А то пицца без пива – деньги на ветер.
– Водка без пива.
– А мне так больше нравится.
Дядька был явным любителем пожить в свое удовольствие. Его огромное пузо был не в силах скрыть даже широкий халат. Будь у Оксаны такой живот, она бы так халат затянула, что никто бы и не увидел. Но этого мужика такие пустяки ничуть не смущали.
– Так что? – повторил дядька. – Сгоняешь?
– Я не могу. Занята.
Но тот не уходил.
– А ты чего к Воронцовым ломишься?
Видя, что он все равно не отвяжется, Оксана объяснила:
– Мне хозяйка нужна. Она мне деньги должна за пиццу еще с прошлого раза.
– Чтобы Ленка пиццу в долг брала? Ни за что не поверю. У ее мужа денег куры не клюют. Уж на пиццу точно хватит.
– У нее мелких не было. Она велела потом зайти.
Мужчина еще немного подумал, а потом предостерег Оксану:
– Ты к ним лучше сегодня не ходи.
– Почему?
– Сгоняешь за пивом, все тебе расскажу… по-дружески.
– Ну, я даже не знаю.
– Иди, – ухмыльнулся мужик, – предложение выгодное. Магазин через дорогу, скажешь, что для Чапаева, тебе сразу дадут что нужно.
Оксана подумала и согласилась. Если информация сама идет в руки, глупо ее упускать.
Пиво Оксане в магазине действительно выдали без вопросов, стоило ей сказать про Чапаева. Тут мужик не соврал, и это обнадежило Оксану. Если в мелочи не обманул, может, и в главном не кинет?
Обратно через проходную со строгим охранником она прошла без проблем, Чапаев уже предупредил охранника. Сам он ждал Оксану, стоя в дверях квартиры. И едва увидев ее с тремя запотевшими бутылками, выхватил одну и влил в себя сразу половину.
– Ох, хорошо! – крякнул он.
– Скажите, а почему вас Чапаем зовут?
Не отрывая губ от бутылки, мужчина протянул руку, извлек из кармана куртки паспорт, открыл и протянул Оксане. На первой странице красовалась фотография нового знакомого Оксаны, а рядом стояла фамилия.
– Чапаев, – прочитала Оксана. – Илья Викторович. Так вы и правда Чапаев! Ничего себе.
За это время мужчина допил бутылку, повеселел и сказал:
– Вот теперь и пицца кстати. Тебе ведь ее Ленка заказывала?
Оксана кивнула. Мужик ухмыльнулся:
– Я так сразу и понял. Не до пиццы Ленке сейчас. С мужем разводится.
Оксана хотя и знала об этом, но сделала большие глаза.
– Ого! А с чего вдруг?
Она ожидала, что новый знакомый начнет рассказывать про измену, но он сказал совсем другое:
– А чего не развестись? Детей у них нет. Ленка-то не хотела – то слишком рано, то карьеру делать надо, то еще чего. А теперь уже поздно наследника рожать. Тридцатник ей стукнул.
– Разве тридцать – это так уж поздно для рождения ребенка? Я знаю женщин, они и в сорок два и даже в сорок шесть первого рожали.
– Ты это Борьке объясни, – хмыкнул Чапаев. – У него другое в мозгу прописано. Если бабе тридцатник стукнул, все, у него интерес потерян. Он и первую свою жену ровно в тридцать турнул, Ленку тогда взамен нее привел. Теперь Ленкина очередь пришла пост сдавать. Борис давно жену предупреждал, что в тридцать лет она может считать себя свободной.
– Ничего себе!
– А что? Его право. У каждого мужика насчет баб свои заскоки. Одному только рыжих подавай, другим толстушек. Вот я, к примеру, если баба не модель, даже и не взгляну на нее. А Борька на молоденьких шибко падкий. Так что он себе новую молоденькую да свеженькую и нашел. И сегодня в дом как раз ее и привел. Ленка сначала скандалить пыталась, да Боря ей живо объяснил, кто в доме хозяин. Квартира на него записана. Дом за городом тоже его. Бизнес, машины, гаражи, счета… Чего ни коснись, все Борису принадлежит, у Лены и нет ни шиша.
– Но у супругов вся собственность считается совместно нажитой.
– Ты прямо как моя бывшая жена рассуждаешь! – развеселился Чапаев. – Та тоже твердила, что все у нас пополам, пока я ей брачный договор не продемонстрировал. А там черным по белому все условия прописаны. Вот и пришлось моей благоверной в однушку топать, да еще и благодарить, потому как я имел полное право ее вообще на улицу выставить.
Этот тип и раньше-то был Оксане не слишком симпатичен своими развязными и в то же время барскими замашками, а узнав, как он поступил с бывшей женой, она стала смотреть на него и вовсе с отвращением.
– Вот и Ленка пыталась чирикать про какие-то права. Но Борис ей доходчиво все объяснил. Стены у нас в доме толстые, но и то мне было слышно, как он орал.
– А чего орал-то?
– А что мужики в таких случаях орут? Что давно ему надоела. Что старая. Что на старых у него не… Что только и ждал момента, чтобы Мальвинку домой привести. Что Ленка может валить, а что к чему по хозяйству, Мальвинка и сама разберется.
– Что же Лена?
– Тоже покричала, да недолго. Вещи ее уже вниз сносят. Борис ей велел все шкафы от шмоток освободить, вот и таскают баулы с ее добром.
– Ну и дела.
Оксана даже не знала, что еще прибавить. Получалось, что мужу Елены Воронцовой была по барабану ее измена. Можно сказать, она соответствовала его планам как нельзя лучше. Опостылевшая жена уходит к другому, освобождая место для длинноногой Мальвинки. С другой стороны, мужчины такие странные существа, вроде бы им женщина и не нужна, и надоела, и сами бы хотели от нее избавиться, а нет, если узнают, что эта старая кляча успела наставить им рогов, нипочем добром не отпустят. Постараются наказать и ее, и любовника.
И подозрения с новой силой охватили Оксану. Она принялась осторожно расспрашивать, что за человек этот Борис. И очень скоро услышала множество подтверждений своим подозрениям. По словам соседа, муж Елены отличался взрывным характером, не терпел ни малейших проколов и много раз гонял жену по дому всего лишь за поданный кофе не той температуры.
– Конечно, Ленке с ним несладко жилось. Но за бабки и не такое стерпишь. Они с Борисом уже лет пятнадцать вместе, притерпелась за столько-то лет.
– А мне Лена рассказывала, что у нее любимый мужчина есть.
Мужик, который в этот момент присосался уже ко второй бутылке, аж поперхнулся. Пиво потекло у него по подбородку, но он и не подумал его вытирать, а уставился на Оксану.
– Да ну? У Ленки любовник? Да она, похоже, из породы камикадзе!
– Думаете, муж мог возмутиться?
– Возмутиться! За измену он и убить мог. Он Ленку из-за платья, которое ему слишком открытым показалось, так однажды отчихвостил, что она долгое время только длинные рукава и носила. А ты говоришь, любовник.
– Значит, Лена мужу про любовника не рассказывала?
– Да скажи она Борису такое, весь дом бы слышал. Точно тебе говорю, прознай Бориска про любовника, и убить бы мог. И ее, и его, и всех, кто об этом знает.
– Что вы!
– Запросто. За таким не заржавеет. Знаешь, чем он в девяностые занимался?
Дальше последовал рассказ о подвигах Воронцова. Они были чудовищно разнообразны. И закопанные живьем враги, подвешенные за ребра на осинах предатели или те, кого Борис Воронцов по прозвищу Ворон счел таковыми, исчислялись десятками. И это были только те, про которых знал Чапаев.
– Теперь-то Боря сам такими делами не занимается, теперь он в чистеньких ходит. Только людям все равно рты не заткнешь. Помнят люди-то про его подвиги. Да и сам он, как выпьет, ими хвалится.
– И не боится?
– А чего ему бояться? За давностью лет все ему списано, а не списано, так дружками его все базы вычищены, дела из архивов изъяты, доказать ничего невозможно. Вот и хвалится.
– А вы давно его знаете?
– Давненько. Лет десять, как дом сдан. С тех пор и наблюдаю этого субъекта во всей красе. Выпиваем иногда вместе, Борька как выпьет, все про свои прошлые дела и выкладывает.
Сказанное заставило Оксану всерьез задуматься о Воронцове как о потенциальном убийце Меерсона. К этой версии отлично подходила ревность, которую должен был испытывать Борис к сопернику. Если орудовал муженек Елены или кто-то из его сообщников, то они, люди опытные, знали, как отвести от себя подозрения. И на роль козла отпущения был назначен Герман.
Почему именно он? Видимо, у Воронцова в «Красоте не для всех» были свои люди, которые и сообщили ему о выходке Германа и его угрозах в адрес Меерсона. Вот муж Елены и решил, раз подвернулся потенциальный подозреваемый, пора заканчивать с Меерсоном.
Заманили Германа к Меерсону, а когда Герман туда приехал, убили доктора и скрылись. Все! Ловушка захлопнулась. Чудо, что Герману удалось из нее выбраться.
Но Герман утверждал, что видел в доме Ирину, а если и не Ирину, то просто какую-то женщину. И удирала она, похоже, после нападения на Меерсона. Как это объяснить? Неужели у Воронцова мало крепких ребят, что ему пришлось прибегать к услугам какой-то бабы?
Поблагодарив болтливого дядьку, который приканчивал уже последнюю бутылку, Оксана поспешила к Герману. Ей еще нужно было отдать форму заждавшемуся доставщику пиццы, что она и сделала, всучив ему в качестве награды всю сдачу, которая осталась у нее после покупки пива для пузана. Сдачи было много. И парень остался доволен сделкой. Даже предложил Оксане звонить ему, если снова понадобится.
– Смотри внимательно, – велела Оксана, когда доставщик пиццы отвалил, оставив ее наедине с Германом. – Скоро из дома должна показаться Воронцова. Ее сегодня муж с вещами на выход из дома отправил.
– Поссорились из-за Меерсона?
– Молодую Мальвину себе привел. А старая Елена может быть свободна. Но вещи он ей велел забрать, так что ждем брюнетку с большими чемоданами.
Она вышла из подъезда минут через пятнадцать. Шла налегке, сумки за ней тащил здоровенный детина с лицом простым, словно лист бумаги.
– Елена!
– Она!
По виду Воронцовой нельзя было сказать, чтобы она была как-то особенно потрясена или расстроена разрывом с мужем. Выглядела роскошно и дорого. По дороге она отдавала какие-то указания сопровождавшему ее детине, и тот отвечал почтительно и даже подобострастно.
– Мне теперь не кажется, я ее точно знаю, – произнесла вдруг Оксана. – Да. Эту бабу я видела прошлой ночью возле корпуса «Би».
Уверенность Оксаны только возросла, когда она увидела ярко-красную спортивную машину, в которую Елена Воронцова пыталась запихнуть последние две сумки, которые притащил здоровенный амбал. Они действовали вдвоем, и в конце концов им это удалось. После этого Воронцова царственным жестом отпустила телохранителя, а сама села за руль и выехала со двора.
– Едем за ней.
Герман молча надавил на газ.
– Ты ее тоже узнал?
– Да. Это она была на фото с Меерсоном.
На вид Елене Воронцовой было лет двадцать. Но так как она пробыла замужем уже пятнадцать лет, она должна была быть гораздо старше. Сосед утверждал, что Лене стукнуло тридцать. Но следила за собой женщина хорошо, неспроста в клинике пластической хирургии трудилась. Небось все процедуры, какие только можно, на себе испробовала. Пыталась удержать мужа, но тому было плевать, как выглядит жена, ему был важен возраст.
– Хороша чертовка!
Оксана покосилась на Германа с укором. Не очень-то приятно слышать комплименты другой женщине. С другой стороны, Герман прав. Воронцова и впрямь настоящая красавица.
Ее длинные черные волосы были стянуты в небрежный тяжелый узел на затылке. Точеные черты лица, огромные глаза… Да и как иначе, только такая женщина могла столько лет удерживать при себе бандитского авторитета.
– Мне кажется, пришла пора для визита в полицию.
Герман, который сидел за рулем, даже вздрогнул. И машина вильнула влево.
– Ты что? Угробить нас хочешь? – возмутился он. – Ты что говоришь? Какая полиция? Меня там только и ждут, чтобы упрятать в каталажку на долгие годы.
– Придется обратиться к ним за помощью. Самим нам с Воронцовым не справиться.
– Думаешь, его рук дело?
– Убийство мог совершить Воронцов. И по складу характера, и по описанию этот человек вполне способен убить соперника.
– Что же выходит, Меерсона этот Воронцов приказал своим людям замочить, а жену пожалел и просто выгнал?
– Да. И мы с тобой должны сообщить об этой версии в полицию.
– Мы с тобой… А одна ты никак не можешь? Тебе-то они ничего не сделают, а меня арестуют за милую душу.
И так как Оксана молчала, Герман принялся ее упрашивать:
– Сообщить надо, это ты правильно говоришь. Но тут тебе и карты в руки. Ты-то уже с ними знакома, сама рассказывала, что к тебе двое оперов приходили.
– Приходили. И звонить просили, если что вспомню или узнаю.
– Вот и позвони! – обрадовался Герман.
Но Оксана хотела сперва проследить за Воронцовой. А на это понадобилось время. Воронцова все крутила и крутила по городу, словно не зная, куда ей направиться, или выжидая определенное время. Наконец она выехала за город и покатила по шоссе в сторону Карельского перешейка. Тут располагались элитные загородные особняки и целые коттеджные поселки. К одному из таких поселков машина Воронцовой и подъехала.
Шлагбаум у входа поднялся, пропуская внутрь мадам, а потом так же плавно опустился, отрезая весь остальной мир.
– «Восторг», – прочитал Герман надпись на высоком кирпичном заборе. – Частная территория. Посторонним вход воспрещен.
Оксана была удовлетворена. Она смотрела на ограду «Восторга», но думала совсем не о том, чем и как тут восторгаются. Это было и так понятно, стоило взглянуть на черепичные крыши с коньками, резными флюгерами, башенками и прочими атрибутами шикарной жизни. Оксана думала о том, что, если судить по тому, как по-хозяйски вела себя Воронцова, разговаривая со здешней охраной, женщину тут хорошо знают. Она либо приехала в собственный загородный дом, либо в гости к хорошим знакомым.
Ясно, дамочке необходимо время, чтобы зализать раны, которые ей нанес разлад с мужем. Любила Воронцова своего Меерсона или просто развлекалась с ним, любовник – это не муж. Потеря любовника – это еще не потеря всего твоего мира. Если из твоей жизни уходит даже самая сильная любовь, все равно остается дом, устаканенный быт, друзья и комфортные отношения с людьми, которые выстраивались не один год. Когда происходит разрыв с любовником, все это сохраняется. Когда случается развод с мужем, вместе с ним ты теряешь и все остальное.
– До утра она вряд ли двинется с места, – сказала Оксана.
– Да?
– Лично я бы никуда не поехала. Заперлась бы в четырех стенах, жалела себя, плакала. Может, даже напилась или приняла снотворное, чтобы забыться.
На всякий случай они подождали еще с полчасика, а когда Воронцова так и не появилась, отправились обратно в город. Дел у них было великое множество. И как ни соблазнительна была мысль подобраться к любовнице покойного Меерсона поближе, пока приходилось от нее отказаться.
Но если бы друзья задержались у ворот «Восторга» хотя бы еще на четверть часа, они бы об этом не пожалели. Потому что очень скоро к воротам подъехала еще одна машина. Это был внушительных размеров внедорожник, от которого за версту пахло и деньгами, и властью, и чем-то таким, отчего хотелось держаться подальше и в то же время тянуло подобраться поближе.
Однако не сама машина привлекла бы внимание наблюдателя, а водитель. Это был высокий красивый брюнет, физиономию которого Герман последние дни видел так часто, что она даже стала ему сниться. Это был Почтарев собственной персоной.
Но еще более любопытны были его пассажиры. Это были два маленьких мальчика примерно одного возраста и удивительно похожие друг на друга. Они сидели в обществе молодой женщины, выполнявшей при них функцию то ли няни, то ли матери. Скорей первое, поскольку женщина вела себя с мальчиками как-то уж слишком ласково. Несмотря на их выходки, крики и даже драку, которую устроили между собой мальчишки, она ни на секунду не вышла из себя, не позволила себе прикрикнуть на расшалившихся хулиганов и лишь вежливо пыталась призвать обоих к порядку.
Делала она это не потому, что была такая мягкая и нежная, а потому, что за рулем сидел водитель, который следил не только за дорогой, но и за ней. А рядом с ним сидел еще и телохранитель, которому и вовсе полагалось глаз не спускать с новой няньки, чтобы составить заключение, а затем доложить хозяину, годится ли новая нянька на эту роль или ее стоит заменить другой.
Вид у женщины был довольно растерянный. Дети вели себя ужасно, контролировать их поведение она не могла. А самое главное, все происходящее с ней самой и ее ребенком очень мало напоминало то, что ей было обещано.
Если бы Герман увидел эту женщину, он был бы немало изумлен. Потому что это была его сбежавшая супруга – Ирина. А один из мальчиков соответственно был его сыном – Ванечкой.
