8
А как же врожденный талант?

Каждый раз, стоит мне завести разговор о целенаправленной практике, я слышу один и тот же вопрос: а как же врожденный талант?

В своих статьях и выступлениях я все время твержу одно и то же: выдающиеся личности развивают у себя выдающиеся навыки благодаря долгим годам тренировок, совершенствуясь шаг за шагом. Нет никаких обходных путей и возможностей срезать путь. Эффективными могут быть разные виды тренировок и занятий, но самый эффективный – это целенаправленная практика. Эта методика использует природную адаптивность человеческого мозга и тела для развития новых способностей и умений. Большая часть этих способностей развивается при помощи подробных мысленных образов, которые позволяют более эффективно анализировать возникающие ситуации и на них реагировать.

Ну хорошо, отвечают мои собеседники, это понятно. Но почему тогда есть люди, которые не трудятся в поте лица, но все равно они лучше других в своем деле? И неужели нет на свете людей, которые рождаются без малейшей склонности к музыке, математике или спорту, и, сколько бы они ни занимались, успеха в этих областях им не достичь?

Эта убежденность в том, что прирожденный талант играет важную роль при определении способностей человека, – одно из самых устойчивых и живучих представлений о человеческой природе. Согласно ему некоторые рождаются с неким талантом, благодаря которому им проще стать прекрасными спортсменами, музыкантами, шахматистами, писателями или математиками. И хоть им и нужно работать, чтобы развивать эти навыки, но не так много, как всем остальным, да и достигнуть они могут куда больших высот.

Мои исследования предлагают другое объяснение того, почему некоторые люди преуспевают в какой-то области намного больше других. На мой взгляд, целенаправленная практика играет тут самую важную роль. Давайте попробуем отделить мифы от реальности, взглянув попристальнее на тесно переплетенные роли таланта и тренировок в развитии необычайных способностей. Очень скоро вы поймете, что врожденные характеристики играют гораздо меньшую (и совсем другую) роль, нежели думают многие.

Никколо Паганини был величайшим скрипачом своего времени, но даже в его случае история, которую я вам собираюсь рассказать, кажется совершенно невероятной. Существуют разные ее версии: кто-то утверждает, что дело было в битком набитом зале, кто-то – что все произошло на улице, где Паганини играл по просьбе друга пьесу для прекрасной дамы сердца. Как бы то ни было, суть истории от этого не меняется.

Трудная пьеса, которую исполнял Паганини, подходила к концу. Публика – будь то сотни меломанов в зале или всего одна везучая девушка – была очарована и наслаждалась прекрасными звуками, когда вдруг одна из четырех струн на скрипке лопнула. Два века назад струны делали из овечьих кишок, куда менее прочных, чем сегодняшние струны. Паганини держал яростный темп, и струна попросту не выдержала. Публика была удивлена и разочарована столь неожиданным финалом, но Паганини, к радости слушателей, продолжил играть. Пьеса была столь прекрасна, что хорошо звучала даже на трех струнах. Затем у скрипача лопнула еще одна струна, но он продолжал играть. В этот раз радость слушателей смешалась с удивлением: как же он собирается извлечь прекрасную мелодию всего из двух струн? Для этого требовалась невероятная гибкость пальцев и еще более невероятная скорость. Публика не верила своим ушам: мелодия звучала все так же прекрасно. Паганини, играющий на скрипке с двумя струнами, превосходил любого другого скрипача с полноценной скрипкой.

А затем… Лопнула третья струна. Но Паганини не смутило и это. Он доиграл произведение всего на одной струне, и его пальцы при этом порхали над скрипкой с совершенно невероятной скоростью. Публика была в восторге.

Впервые я услышал эту историю от своего отца, когда мне было лет десять. Тогда я был уверен, что Паганини, если история не врала, обязан был обладать каким-то необычайным, волшебным даром, который позволил бы ему сотворить такое. Уже будучи взрослым ученым, несколько лет изучавшим целенаправленную практику, я вспомнил эту историю и решил разузнать о ней подробнее и понять, как такое было возможно.

Первое, на что обращаешь внимание, когда читаешь про Паганини, – это то, насколько прогрессивным скрипачом он был. Он самостоятельно придумал несколько новых техник игры на скрипке, совершенно революционных для своего времени. Паганини также был первоклассным шоуменом, он обожал выступать и шокировать своими трюками публику. Так до него не вел себя ни один скрипач. Ключ к пониманию истории об одной струне я нашел в одной старой научной статье, в которой приводился рассказ самого Паганини об этом курьезе.

Примерно две сотни лет назад Паганини регулярно выступал в Лукке – итальянском городе, где император Франции Наполеон Бонапарт проводил много времени с семьей. На концерты Паганини всегда ходила одна его поклонница, которая приглянулась скрипачу. Она так понравилась маэстро, что он решил посвятить ей пьесу и исполнить ее на следующем концерте. Произведению он решил дать название «Любовная сценка», а его мелодия напоминала разговор двух влюбленных. Пока Паганини работал над пьесой, ему пришла в голову идея убрать две средние струны. Верхняя струна должна была олицетворять женский голос, а нижняя – мужской. Сам Паганини описывал этот «диалог» так: «Струны попеременно то журчат, то вздыхают, шепчут, стонут, веселятся, ликуют и торжествуют. В конце произведения новоиспеченная пара сливается в па-де-де, которое завершается прекрасной кодой».

Выступление Паганини имело бешеный успех, и после концерта ему передали очень необычную просьбу. Дама из семьи Наполеона, о которой Паганини отзывался как о «принцессе», спросила, не сможет ли он сочинить произведение, которое можно было бы сыграть на одной струне. Дама была очень чувствительна к звукам, и композиции с четырьмя струнами были невыносимы для ее хрупкой нервной системы. Паганини согласился и назвал свое новое сочинение для струны соль «Наполеон» в честь приближающегося дня рождения императора. Публика благосклонно приняла и эту композицию, и Паганини еще больше заинтересовали произведения для скрипки с одной струной.

Паганини, как мы уже говорили, был прирожденным шоуменом. Когда он ввел в свой репертуар пьесы для одной струны, он не предупреждал на концертах о том, что будет сейчас их играть. Вместо этого он намеренно немилосердно терзал струны, пока они не лопались одна за другой и не оставалась одна лишь струна соль, на которой он и завершал композицию. Он специально сочинял пьесы с прицелом на этот трюк: большая часть композиции исполнялась на четырех струнах, затем шла часть для трех струн, двух и в конце – для одной струны соль. Публика никогда не слышала ничего подобного и даже не знала, как могут звучать мелодии, исполненные на одной струне. Слушатели только понимали, что Паганини исполняет что-то необычайно прекрасное и умудряется делать это с тремя порванными струнами.

Это не значит, что Паганини было очень просто сочинять и исполнять композиции для одной струны. Он виртуозно владел скрипкой, и, кроме него, никто из скрипачей не брался за инструмент с одной лишь струной. Но его выступления не были ни чудом, ни волшебством, как считали зрители, но результатом долгого и упорного труда.

Одна из главных причин, почему люди верят во врожденные способности, – существование таких уникумов, как Паганини, которые демонстрируют умения, выходящие за пределы возможностей остальных. Но если такие уникумы и впрямь существуют, то должны существовать и люди с врожденными способностями, которые позволяли бы им делать то, чего не умеет делать более никто.

Моим хобби стало изучение историй таких удивительных людей, и я с полной уверенностью могу заявить, что ни разу не сталкивался с тем, чтобы уникальные навыки появлялись у них просто так, без долгой упорной работы. Изучая историю очередного уникального гения, я задаю два простых вопроса: что именно он умеет необычного и какие упражнения или тренировки сделали это возможным? За 30 лет я не встретил ни одного случая, чтобы необычайные способности нельзя было объяснить, ответив на эти два вопроса.

На свете существует очень много людей, которых называют гениями от рождения, так что я даже не стал пытаться включить их в эту книгу: все-таки писалась она не для этого. Но давайте все же рассмотрим пару примеров и увидим, как быстро удивительные и невероятные на первый взгляд способности превращаются во вполне объяснимые и реальные, если взглянуть на них сквозь призму осознанного развития.

Более чем 250 лет прошло после появления на свет Моцарта, но он до сих пор остается одним из самых показательных примеров гениальности. Уже в юном возрасте он демонстрировал такие умения, которые невозможно было объяснить чем-то иным, кроме врожденного таланта.

Из исторических источников мы знаем, что Моцарт с самого раннего возраста восхищал публику по всей Европе, играя на клавесине, клавикордах и скрипке. Вольфгангу было всего 6 лет, когда отец отправился с ним и его сестрой в годовой гастрольный тур по Европе. Вольфганг, его отец Леопольд и сестра Мария Анна выступали перед сливками общества Мюнхена, Вены, Праги, Мангейма, Парижа, Лондона, Цюриха и других городов. Разумеется, наибольший интерес у зрителей вызывал малютка Вольфганг, который едва дотягивался руками до клавиш. Ничего подобного прежде в Европе не видели.

Способности Моцарта в юном возрасте не вызывают сомнений. Давайте ответим на два наших вопроса: как он занимался и объясняют ли эти занятия уровень его мастерства? Маленький Моцарт играл на скрипке и клавишных с легкостью, непривычной для европейцев XVIII века. Но сегодня его достижения не кажутся такими уж невероятными, особенно если вспомнить про шестилетних ребятишек, которых научили по методике Сузуки прекрасно играть на фортепиано и скрипке. На YouTube можно найти сотни видео, где четырехлетки виртуозно играют на этих инструментах – лучше, чем большинство взрослых. Но мы при этом не говорим, что все они – уникальные гении. Мы видели достаточно таких юных дарований, чтобы знать: своими навыками они обязаны упорным занятиям начиная с двухлетнего возраста.

У Моцарта под рукой, конечно, не было методички Сузуки, но зато был отец, твердо настроенный вырастить из сына музыкального гения. Как я уже упоминал, Леопольд Моцарт не только написал книгу о преподавании музыки детям, идеи из которой опробовал на сестре Вольфганга, но и в принципе был одним из первых учителей, продвигавших идею обучения музыке в раннем возрасте. Вольфганг начал осваивать музыкальные инструменты, еще не достигнув четырех лет. Учитывая, что нам известно о методиках преподавания сейчас, становится вполне понятно, как Моцарту удалось развить такие навыки в столь юном возрасте.

Предположим, это объясняет его «одаренность» как музыканта. Но как насчет таланта композитора? Эту часть легенды о Моцарте не объяснишь, приведя в пример множество двухлетних скрипачей нашего времени. Биографы Моцарта утверждают, что он начал сочинять музыку в 6 лет. В 8 лет он написал первую симфонию, в 11 – ораторию и несколько концертов для фортепиано, а в 12 – оперу.

В чем конкретно заключался талант Моцарта как композитора? Что именно он делал? Ответив на этот вопрос, мы сможем перейти к следующему и попытаться выяснить, как он это делал.

Во-первых, следует отметить, что сегодняшнее музыкальное образование отличается от того, которое дал Вольфгангу отец. Сегодня преподаватели музыки, использующие методику Сузуки, сосредоточивают внимание на одном аспекте – исполнительском мастерстве и конкретном инструменте. А Леопольд Моцарт не только обучил Вольфганга игре на нескольких инструментах, он еще и показывал ему, как нужно слушать, анализировать и писать музыку. С самого начала Леопольд всячески старался развивать у сына навык сочинительства.

Во-вторых, надо признать, что утверждения о написанных Моцартом в 6 и 8 лет произведениях почти наверняка не совсем корректны. Достоверно известно, что ранние композиции, которые приписывают Вольфгангу, были написаны почерком Леопольда. Тот утверждал, что лишь переписывал работы сына начисто, но мы не можем знать точно, сколько в тех произведениях было от Вольфганга, и сколько – от Леопольда. Не стоит забывать, что Леопольд и сам был музыкантом и композитором, при этом непризнанным широкой публикой. Наверняка все хоть раз встречали родителей первоклашек, которые чрезмерно серьезно относятся к заданиям вроде изготовления всяких поделок. Такое вполне могло произойти и с ранними сочинениями Вольфганга, особенно если учесть, что Леопольд махнул рукой на свою карьеру и все свои силы и ресурсы вкладывал в сына.

Эту теорию подкрепляет и то, что известно сегодня ученым о произведениях Моцарта, написанных им в 11 лет. В авторстве этих композиций много лет никто не сомневался, однако недавно музыковеды выяснили, что практически все сочинения тех лет основываются на малоизвестных сонатах других авторов. Скорее всего, рассказывая о структуре концертов для фортепиано, Леопольд велел Вольфгангу ознакомиться с этими сонатами и «собрать» из них свою собственную композицию. Более того, факты указывают на то, что и авторство этих переработок принадлежит Леопольду, а не Вольфгангу. Первые серьезные композиции, которые, без сомнения, были написаны Моцартом, он создал в 15–16 лет, то есть когда он уже более 10 лет постоянно и упорно занимался под присмотром отца.

Достоверных доказательств того, что Моцарт написал что-то значимое в детском, а не подростковом возрасте, нет. Когда же он и впрямь начал писать оригинальную и сложную музыку, у него за плечами уже было более 10 лет постоянных занятий и выступлений. Нет никаких сомнений в том, что Моцарт в любом случае стал бы выдающимся музыкантом и композитором. Но нет и доказательств того, что он был юным дарованием, чьи достижения невозможно объяснить упорным трудом и потому следует говорить о наличии некоего врожденного таланта.

То же самое можно сказать и о многих других одаренных детях. Наглядный пример из современности – Марио Лемье, канадский хоккеист, по праву считающийся одним из лучших в мире. Про него ходит много историй (большинство из них рассказала его мать): будто бы в детстве Марио даже не надо было учиться стоять на коньках, настолько легко ему это давалось, якобы еще маленьким он выделывал на льду такие трюки, какие были не под силу старшим ребятам, тренирующимся несколько лет. Все эти истории сводились к одному: Марио повезло родиться гением.

Но стоит повнимательнее углубиться в биографию Марио, и становится понятно, что во многом он похож на Вольфганга Амадея Моцарта. Как я уже говорил в предыдущей главе, Марио был младшим из троих сыновей в семье хоккейных болельщиков. Старшие братья научили его играть, как только Марио начал ходить: втроем они гоняли деревянными ложками импровизированные шайбы по подвалу, а позже отец залил им во дворе каток. Родители Марио так рьяно поддерживали увлечение сыновей хоккеем, что даже устроили в доме «ледовые дорожки», чтобы дети могли кататься на коньках, когда на улице становилось темно. Для этого родители занесли в дом с улицы снег, выложили его от входа вдоль по коридору и через столовую и гостиную и хорошенько утрамбовали. Чтобы снег не растаял, входную дверь всегда держали открытой. Дети передвигались из комнаты в комнату исключительно на коньках. Короче говоря, все указывает на то, что у Марио, как и у Моцарта, было полно возможностей развить навыки еще до того, как люди начали обращать внимание на его «врожденный» талант.

Один из наиболее интересных примеров «природного дара» – прыгун в высоту Дональд Томас. О нем в своей книге «Ген спорта» рассказал Дэвид Эпштейн, и впоследствии удивительную историю Дональда пересказывали все кому не лень.

Дональд Томас, родом с Багамских островов, учился в Университете Линденвуда в Миссури и был игроком местной сборной по баскетболу. Как-то он играл в баскетбол со своим приятелем, прыгуном в высоту из легкоатлетической команды, и показал ему несколько эффектных и точных бросков в корзину. Позже, когда друзья шутливо обсуждали что-то в столовой, приятель сказал Дональду:

– Ну да, в корзину ты попадаешь, но спорим, планку в два метра не преодолеешь?

(Надо сказать, что два метра – порядочная высота для спортсменов не самого сильного университета страны. В командах получше студенты, как правило, преодолевают высоту 2 метра 15 сантиметров.)

Томас поймал друга на слове.

Вдвоем они отправились на поле университета, где его друг выставил планку на два метра. Томас, все еще в баскетбольной форме, с легкостью ее перемахнул. Тогда его друг поднял ее на пять сантиметров. Томас одолел и эту высоту. После этого планку задрали аж до 2 метров 15 сантиметров. Когда Томас без проблем осилил и это препятствие, его приятель взял его под руку и отвел к своему тренеру, который принял его в команду и разрешил участвовать в соревнованиях, назначенных через два дня.

На этих соревнованиях Томас, все еще в баскетбольных кроссовках вместо специальной обуви, занял первое место, преодолев высоту 2 метра 22 сантиметра – рекорд для Университета Восточного Иллинойса, где проводились соревнования. Два месяца спустя Томас выступил за Багамские острова на Играх Содружества, где, взяв высоту 2 метра 23 сантиметра, занял четвертое место. Позже Томас перевелся в Университет Оберна, где стал выступать в их легкоатлетической команде и всего через год после того, как в нем «открылся» дар к прыжкам, выиграл чемпионат мира по легкой атлетике в Осаке, одолев высоту 2 метра 35 сантиметров.

В своей книге Эпстейн подчеркивал достижения Томаса, сравнивая его со Стефаном Хольмом – спортсменом из Швеции, который усиленно тренировался с самого детства, чтобы стать прыгуном в высоту. За плечами Стефана было более 20 000 часов занятий, но на чемпионате мира его все равно победил Томас с его парой сотен часов тренировок.

Эта история неизменно вызывает живой интерес: еще бы, практически ниоткуда появился чемпион мира! В наши дни много кто слышал про «правило 10 000 часов», и пример Томаса часто приводят в качестве опровержения. Дональд Томас – живое доказательство того, что можно стать лучшим в мире без тренировок, просто благодаря «правильным» генам.

Я все это прекрасно понимаю. Людям хочется верить в сказку – в то, что чудеса случаются просто так, что необязательно все время придерживаться нудных правил реального мира. А что может быть чудеснее, чем родиться с невероятными способностями, для развития которых не нужны ни дисциплина, ни многие часы тренировок? Фактически на этой идее выстроена целая индустрия комиксов – стандартная завязка предполагает какое-то невероятное событие, после которого главный герой внезапно обретает уникальные способности. Вы и не знали, но на самом деле вы родились на Криптоне и умеете летать! Или вас укусил радиоактивный паук и теперь вы умеете карабкаться по стенам. Или вы попали под космическое излучение и стали невидимкой.

К сожалению, мой многолетний опыт изучения способностей человека говорит о том, что волшебства в нашем мире не существует. Рассмотрев любого человека с невероятными на первый взгляд способностями сквозь призму двух упомянутых мною раньше вопросов, мы можем сорвать покров тайны и выяснить, как обстоит дело в реальности.

Давайте вернемся к Томасу. Нам практически ничего не известно о его прошлом – только то, что сам Томас рассказывал о себе. Но кое-что мы все-таки знаем. Во-первых, Томас сам как-то признался в интервью, что однажды участвовал в городских школьных соревнованиях по прыжкам в высоту и преодолел планку «1 метр и 90 или 95 сантиметров – сущие пустяки». То есть нам уже известно, что Томас участвовал в подобных соревнованиях ранее, более того, если он выступал за школьную команду, то почти наверняка и тренировался. Кроме того, Томас, конечно, скромничает: 1 метр 95 сантиметров – высота для школьного прыгуна не отличная, но весьма неплохая.

Второй интересный факт: Томас отлично прыгал в высоту, когда забрасывал мяч сверху в корзину. На записях некоторых игр видно, как он заколачивает мяч в кольцо, одним прыжком преодолев расстояние в четыре с половиной метра. Опять-таки мы не знаем, сколько времени на тренировках Томас посвящал именно подаче сверху, но можем быть уверены, что он немало трудился, чтобы научиться так хорошо прыгать. Томас гордился каждым «заколоченным» мячом, так что было бы странно, если бы он не оттачивал этот навык. В общем, судя по косвенным признакам, Томас достаточно много времени на тренировках проводил, прыгая и пытаясь достать до корзины. Исследование 2011 года показало, что умение прыгать, отталкиваясь одной ногой, повлияло на его технику прыжков в высоту.

В-третьих, надо отметить, что у Томаса очень удачный рост для прыгуна в высоту – 1 метр 89 сантиметров. Как я уже говорил ранее, существует только два генетических фактора, влияющих на результаты спортивных выступлений, – это рост и строение тела. У Стефана Хольма, шведского прыгуна, которого Томас победил на чемпионате мира, рост едва дотягивал до 1 метра 80 сантиметров: это для прыгуна в высоту маловато. Чтобы компенсировать дефицит роста, Хольм вынужден был выкладываться на тренировках намного больше остальных. Ну а Томасу и впрямь повезло: природа наградила его идеальным ростом и комплекцией для прыжков в высоту.

В общем, если сложить все это вместе, феномен Томаса перестает казаться столь уж невероятным. Томас почти наверняка раньше тренировался прыгать в высоту – достаточно, чтобы класть баскетбольный мяч сверху в корзину, – и развил во время баскетбольных тренировок умение прыгать с одной ноги. Такая техника в прыжках в высоту не очень принята, но у Томаса этот нестандартный подход прекрасно сработал.

И наконец, еще одно доказательство. К 2015 году Томас занимался прыжками в высоту уже девять лет. Он тренировался у лучших наставников, которые умеют выжать из спортсмена максимум. Если в 2006 году он и впрямь был неограненным алмазом, то за время интенсивных тренировок должен был превратиться в самый настоящий бриллиант. В первый год поклонники легкой атлетики были уверены, что спортсмена с таким врожденным даром ждет блестящее будущее и вскоре он наверняка побьет мировой рекорд в 2 метра 45 сантиметров. Но чуда не произошло. Лучшим прыжком в карьере Томаса стал тот самый прыжок на чемпионате мира в 2007 году, когда он одолел планку на высоте 2 метра 35 сантиметров. Позднее он несколько раз подбирался к этой высоте, но так ее больше и не осилил. На Играх Содружества 2014 года он показал результат 2 метра 21 сантиметр – меньше, чем 8 годами ранее на тех же самых соревнованиях. Какой из этого можно сделать вывод? В 2006 году, когда Томас принял участие в своих первых соревнованиях, благодаря баскетболу и школьному опыту прыжков в высоту он уже был достаточно подготовленным и тренированным спортсменом, так что последующие занятия не оказали особенного эффекта. Если бы он и впрямь никогда раньше не занимался прыжками в высоту, его прогресс был бы намного более впечатляющим.

Помимо таких личностей, как Моцарт или Дональд Томас, есть еще одна категория людей, обладающих способностями, которые взялись у них будто бы ниоткуда. Это люди с синдромом саванта. Их способности обычно ограничиваются какой-то одной областью. Некоторые занимаются музыкой, держат в голове тысячи разных произведений и могут сыграть новую композицию, услышав ее лишь один раз. Другие – художники или скульпторы, работы которых отличаются невероятным количеством деталей. Третьи вычисляют в уме даты и могут сразу сказать, на какой день недели придется 12 октября 2577 года (на воскресенье). Что делает таких людей особенными, так это то, что у большей части савантов наблюдаются те или иные отклонения в развитии, например крайне низкие показатели IQ или тяжелый аутизм, сводящий на нет любое общение с другими людьми. Появление необычных способностей у людей, которые с трудом справляются с повседневными заданиями, интригует. На первый взгляд сложно предположить, что свои навыки они получили в результате многочасовых занятий и тренировок.

Чтобы понять природу способностей савантов, нужно точно определить характер их «дара» и выявить действия, которые могли бы способствовать его появлению. Исследование, использующее такой подход, показало, что саванты работают, развивая свои навыки, так же тяжело, как и все остальные.

Ученые Франческа Хаппе и Педро Витал из Кингс-колледжа в Лондоне сравнили аутичных детей-савантов с обычными аутичными детьми без особенных способностей. Они выяснили, что аутистов-савантов гораздо больше привлекают вещи и явления с огромным количеством деталей. Также они более склонны к повторяющимся цикличным действиям. Если что-то привлекало их внимание, они полностью забывали об окружающем их мире. Аутисты-саванты могли часами играть одно и то же произведение на музыкальном инструменте или запоминать номера из телефонного справочника – и таким образом развивать у себя определенные навыки.

Один из самых интересных примеров – это Донни, савант, который быстрее и точнее всех в мире вычисляет любые даты. Назовите любую дату – и Донни в течение секунды назовет, на какой день недели она придется. Способности Донни на протяжении многих лет исследовал Марк Тьё из Гронингенского университета в Голландии, и благодаря ему сегодня мы знаем о савантах гораздо больше, чем раньше.

Как говорит Тьё, Донни зациклен на датах. Как только он встречает нового человека, первым делом спрашивает, когда у того день рождения. Он постоянно думает о датах и повторяет их про себя. Он запомнил 14 вариантов годовых календарей – 7, в которых 1 января приходится на воскресенье, понедельник, вторник, среду, четверг, пятницу или субботу, и 7 для високосных лет. Донни придумал способ, благодаря которому он может быстро вычислить, какой из этих 14 календарей будет действовать в тот или иной год. Когда его спрашивают, на какой день недели придется какая-нибудь дата, сперва Донни вычисляет, какой из 14 календарей будет действовать в тот год, а потом высчитывает день недели. Этот навык Донни развил в результате многих лет почти постоянных тренировок, а не благодаря врожденному дару.

В конце 60-х годов психолог Барнетт Аддис решил проверить, получится ли у человека вне аутистического спектра развить такие же способности. В свой эксперимент он включил двух близнецов, которые также вычисляли даты. У обоих уровень интеллекта по шкале IQ равнялся 60–70 баллам, и они могли назвать дни недели для дат вплоть до 132470 года н. э. в течение 6 секунд. Аддис обнаружил, что близнецы используют один и тот же метод: сперва находят эквивалентный запрошенному год в период между 1600 и 2000 годами, затем – соответствующие даты. Аддис решил использовать этот метод для обучения своего студента, чтобы посмотреть, сможет ли и тот добиться подобных результатов. Студент научился вычислять дни недели по любой дате с той же скоростью, что и близнецы, всего за 16 занятий. Интересно, что для вычисления будних дней ему каждый раз требовалось разное время, зависящее от количества вычислений, которые нужно проделать. В целом время ответа у студента совпадало с показателями более быстрого из близнецов, что заставило Аддиса предположить, что они в поисках ответов прибегают примерно к тем же когнитивным процессам.

Какой из этого можно сделать вывод? В способностях Донни и любого другого саванта вычислять дни недели по датам нет ничего необъяснимого. Донни развил этот навык, годами думая о датах, пока не выучил назубок 14 календарей. Он придумал собственный метод вычисления (пока не очень понятный ученым), какой календарь будет актуален в том или ином году. И этого же сумел добиться мотивированный студент факультета психологии в эксперименте Аддиса.

Пока что ученым еще неясно, что делают другие саванты и как они развивают свои навыки. Из-за аутизма саванты не склонны к общению и не любят отвечать на вопросы. Но, как я писал в своей статье в 1988 году, исследования способностей савантов показывают, что они относятся к приобретенным, а не врожденным навыкам. Отсюда можно сделать вывод, что для развития этих навыков саванты делают то же самое, что и обычные люди, то есть тренируются и повышают адаптивность мозга. Недавние исследования, предметом которых было изучение строения мозга савантов, подтверждают это предположение.

Разбирать способности савантов и юных дарований можно бесконечно, но ничего принципиально нового я вам уже не скажу. Все равно в каждом случае оказывается, что необычайные способности являются результатом тренировок и занятий. Юные дарования и саванты никак не доказывают существование людей с врожденными талантами.

А что же насчет другой стороны медали – людей, у которых на первый взгляд нет никаких способностей? Это крайне щекотливая тема, затрагивать которую с конкретным человеком непросто. Как выяснить, почему он так ничего и не добился в жизни? Недостаточно старался, плохо учился или же «не уродился»? Найти ответ на этот вопрос получается не всегда.

Примерно одна шестая всего населения Америки считает, что не умеет петь. Им на ухо наступил медведь, и они совершенно не в состоянии попасть в ноты. И это мало кого радует. Поговорив с преподавателями музыки или учеными, наблюдающими за такими «непевцами», можно узнать, что тех такое положение дел не устраивает. Люди не хотят, чтобы от их исполнения песенки «С днем рождения тебя» рыдали дети и разбегались в ужасе взрослые. Возможно, они даже мечтают выступить в караоке и поразить всех своим исполнением песен Фрэнка Синатры или Бритни Спирс.

Но когда-то кто-то убедил их, что они не умеют петь. Как выяснили ученые, обычно этим кем-то становится важная для человека личность – родитель, старший брат или сестра, учитель музыки или близкий друг. Как правило, момент, когда человеку сказали, что он не умеет петь, оказывается настолько болезненным, что он помнит об этом и спустя много лет. Таким людям часто говорили, что у них нет слуха, и, поверив в это, они оставляли всякие попытки петь.

Отсутствие слуха – вполне научный термин, который предполагает неумение отличить одну ноту от другой. Например, если человеку с отсутствием слуха сыграть на пианино ноту до, а за ней – ноту ре, он не заметит между ними разницы. В таком случае спеть мелодию, то есть последовательность разных нот, и впрямь невозможно. Все равно что пытаться нарисовать закат, если не отличаешь красный цвет от желтого и синего.

Некоторые люди и впрямь рождаются с полным отсутствием слуха. Это состояние в медицине называется врожденной амузией и, как ни странно, встречается все реже и реже. Настолько редко, что, обнаружив одну женщину с амузией, ученые тут же получили достаточно материала для публикации в крупнейшем научном журнале. У женщины не было никаких повреждений мозга или дефектов, она не была глухой, отличалась нормальным уровнем интеллекта, но не могла отличить уже прослушанную мелодию от новой. Кроме того, она путала ритмические рисунки и не могла отличить один от другого. И вот ей петь просто не суждено, как бы она ни старалась.

Но в случае большинства людей это вовсе не так. Самое главное препятствие, мешающее людям петь, – их вера в то, что они не могут петь. Этому феномену было посвящено множество исследований, и ученые не нашли никаких доказательств тому, что большая часть популяции рождается без врожденного умения петь. При этом существуют народности, например такие, как племя ананг-ибибио в Нигерии, у которых абсолютно все поют: считается само собой разумеющимся, что каждый человек умеет петь. Всех детей племени учат петь, и все они поют. Основная причина, по которой жители Запада не умеют петь, заключается в том, что они никогда даже не пробовали заниматься пением и развивать у себя этот навык.

А что насчет математики? Пожалуй, нет области, про которую чаще бы говорили «ну уж нет, тут я полный ноль». Большинство школьников, особенно американских, заканчивает школу, искренне считая, что они уродились недостаточно умными, чтобы разбираться в математике. Они думают, что их потолок – это операции сложения, умножения и вычитания. Но многочисленные успешные эксперименты доказали, что при помощи правильной методики математике можно обучить любого ребенка.

Пожалуй, самый показательный пример – курс обучения «Прыжок», разработанный канадским математиком Джоном Майтоном. Курс использует базовые принципы осознанного развития: разбивает серию подробно описанных умений, вводит в правильном порядке упражнения на каждое из этих умений и требует постоянного контроля прогресса. По словам учителей, использующих этот метод, он позволяет привить математические навыки абсолютно любому. Курс «Прыжок» стал предметом изучения рандомизированного контролируемого исследования в Онтарио, которое включало 29 учителей и 300 пятиклассников. Спустя пять месяцев школьники, обучавшиеся по программе «Прыжок», показывали в два раза больший прогресс, чем их соученики. Согласно стандартизированным тестам они также продемонстрировали большее понимание математических концепций.

К сожалению, результаты испытаний не были опубликованы в рецензируемых журналах, так что объективно их оценить сложно. Прежде чем мы сможем полностью поверить в эффективность программы, следует провести такие же испытания в других округах и школах. Тем не менее заявленные результаты не противоречат моим наблюдениям в разных областях человеческой деятельности – не только в пении или математике, но и рисовании, игре в теннис или гольф, садоводстве и разных играх вроде «Скрэббла» или кроссвордов. Люди перестают развиваться и узнавать новое не потому, что достигли своего потолка. Они останавливаются в развитии, потому что перестают заниматься. Не существует никаких доказательств того, что нормальные во всех остальных отношениях люди рождаются без врожденного умения петь, заниматься математикой или рисовать.

Давайте вспомним, как в детстве мы только начинали учиться играть на пианино, рисовать или бросать мяч. Или лучше вспомните тот момент, когда вы наконец сделали шаг вперед: после полугода занятий футболом до вас стало доходить, что вы должны делать на поле; или после года в шахматном клубе вы поняли логику игры; или разобрались со сложением, вычитанием и умножением и тут учитель начал рассказывать о делении в столбик. Во всех этих случаях, если мысленно оглянуться вокруг, рядом с вами будут ребята, у которых считать, играть или рисовать получается лучше других, и те, у кого это выходит хуже. Разные люди по-разному осваивают новые навыки. Одним легче дается музыка, другим – спорт, а кто-то щелкает математические задачки, как орешки…

Такие различия у начинающих что-то изучать людей заставляют окружающих предполагать, что и в дальнейшем все пойдет так же: те, кому легко давалась математика, продолжит ею заниматься и не встретит на своем пути никаких особых трудностей. У этих везунчиков – врожденные способности к математике, думаем мы, и они здорово упрощают им жизнь. Наблюдая за кем-то в начале пути, мы предполагаем, что середина и конец будут такими же. Это объяснимо.

И в корне неверно. Если смотреть на путь развития человека – от новичка до эксперта, – станет понятно, что на самом деле процесс совершенствования проходит совсем не так, как кажется на первый взгляд.

Самый наглядный пример – шахматы. В представлении большинства людей шахматы требуют высокого уровня интеллекта и прекрасно развитой логики. Если писатель или сценарист хочет показать читателю, какой главный герой умный и талантливый, он сажает его за шахматную доску, где тот и разделывается со своим противником с особым цинизмом. Или, что еще эффектнее, главный герой будет проходить мимо чьей-то еще шахматной доски и, мельком взглянув на доску, объявит, как ходить дальше, чтобы объявить противнику шах и мат. Зачастую любовью к шахматам наделяют странноватых, но гениальных детективов или странноватых и почти столь же гениальных злодеев, – а еще лучше сразу обоих, чтобы в конце свести их в эпической битве за доской. А иногда бывает, как в финальной сцене фильма «Игра теней», где Шерлок Холмс и профессор Мориарти сошлись лицом к лицу и, игнорируя шахматную доску, принялись вслух бросать друг другу в лицо ходы. Но вне зависимости от обстоятельств посыл всегда один: мастерское владение шахматами говорит о высочайшем интеллекте, и родиться такими повезло единицам. Соответственно, игра в шахматы требует незаурядного ума.

Если оценить возможности юных шахматистов, только начинающих играть, выяснится, что дети с более высоким уровнем IQ и впрямь быстрее становятся более профессиональными шахматистами. Но это лишь начало истории.

На протяжении многих лет ученые исследовали связь между уровнем интеллекта и умением играть в шахматы. Самые ранние работы по этой теме принадлежат Альфреду Бине, составителю первого теста на уровень умственного развития, который исследовал шахматистов, пытаясь понять, какой тип памяти они задействуют при игре в шахматы вслепую. Свой тест на уровень интеллекта Бине разрабатывал для выявления неуспевающих школьников и весьма в этом преуспел: такие тесты и впрямь показывают сильную зависимость успеваемости от уровня интеллекта. Однако многие ученые с Бине не соглашаются, утверждая, что тесты на уровень IQ не коррелируют с владением такими навыками, как умение играть на музыкальном инструменте или в шахматы. Эти исследователи считают, что тесты IQ измеряют лишь очень общий уровень врожденного интеллекта. Другие ученые и вовсе придерживаются мнения, что тесты на уровень интеллекта показывают только умение человека решать строго определенные задачи, включенные в эти тесты – например, на знание редких слов или конкретных математических задач. Я не буду глубоко вдаваться в подробности этого спора. Скажу лишь, что лично мне кажется: не стоит оценивать по результатам теста IQ общий уровень интеллекта человека. Уровень интеллекта, оцениваемый по таким тестам, – скорее когнитивный фактор, который позволяет предсказывать определенные вещи, такие как успеваемость в школе.

С 70-х годов число ученых, которые, как и Бине, пытались понять особенности мыслительного процесса у шахматистов, только росло. Одно из самых интересных исследований в этой области в 2006 году провели трое британских ученых – Мерим Билалик и Питер Маклеод из Оксфордского университета и Фернанд Гобе из Университета Брунеля. В силу ряда причин, которые мы осветим чуть позже, они решили сосредоточить свое внимание не на гроссмейстерах, а на школьниках. Для своего исследования ученые набрали группу из 57 детей, посещающих шахматные клубы, учеников начальных и средних классов. Возраст детей составлял от 9 до 13 лет и в среднем они занимались шахматами около 4 лет. Некоторые из них играли очень хорошо – легко могли обыграть среднего взрослого игрока, выступающего в турнирах, – а некоторые не очень. В эксперименте участвовали 44 мальчика и 13 девочек.

Целью исследования было выяснить, влияет ли уровень интеллекта на умение играть в шахматы. Этот вопрос уже поднимался и в прошлом, но, как отметили британские ученые в своей статье, однозначного ответа на него так и не было получено. Например, некоторые исследователи обнаруживали связь между уровнем IQ, зрительно-пространственными способностями и мастерством шахматиста. И в этом нет ничего удивительного, учитывая господствующее мнение о том, что шахматы требуют высокого уровня интеллекта. Зрительно-пространственные способности тоже важны для шахмат: игрокам нужно представлять себе возможные позиции и передвижение фигур на доске. Но все эти исследования проводились на юных шахматистах. Они показали, что у всех них результаты тестов IQ выше среднего, однако никак не доказали прямой связи между уровнем IQ и качеством игры.

Для сравнения, исследования взрослых шахматистов, как правило, показывают, что у них зрительно-пространственные способности развиты ничуть не больше, чем у обычных людей. Кроме того, выяснилось, что шахматисты высокого уровня (даже гроссмейстеры) в среднем не отличаются более высоким IQ, чем взрослые люди с таким же уровнем образования. Не было выявлено и связи между уровнем IQ у взрослых игроков и их шахматным рейтингом. Все мы росли, восхищаясь гением великих шахматистов, а потому это кажется нам странным, и тем не менее исследования доказывают, что высокий уровень интеллекта у взрослых никак не связан с умением играть в шахматы.

Еще более непонятна ситуация с го – игрой, которую часто называют восточными шахматами. В го два игрока выставляют по очереди белые и черные камни на пересекающиеся точки поля размером 19 × 19 клеток. Цель – окружить и «захватить» камни противника. Победителем считается игрок, к концу игры контролирующий большую часть доски. Хотя в го нет разных фигур и камни «ходят» одинаково, эта игра считается сложнее шахмат. В го существует куда больше вариантов розыгрыша партии – в частности, из-за этого программистам гораздо сложнее написать программу, которая бы хорошо играла в го. В отличие от шахмат, в которые компьютер уже давно регулярно обыгрывает лучших гроссмейстеров, с го дела обстоят не так просто: на момент написания этой книги ни одной программе так и не удалось обыграть игроков в го высшей лиги.

Распространено убеждение, что в го, как и в шахматах, преуспевают игроки с высоким уровнем IQ или ярко выраженными визуально-пространственными способностями. Однако это не так. Недавно проведенные исследования игроков в го показали, что их уровень интеллекта ниже среднего в популяции. Два раздельных исследования игроков в го в Корее выявили их средний уровень IQ, который оказался равен 93 баллам. При этом показатель контрольных групп не играющих в го корейцев равнялся 100 баллам. Выборка в этих двух исследованиях была не слишком велика, и особенно низкие показатели IQ можно объяснить статистическими флуктуациями, однако можно с уверенностью утверждать, что в целом у игроков в го явно не наблюдается более высокий, чем у остальных людей, уровень интеллекта.

Приняв во внимание все эти сведения, британские исследователи решили наконец однозначно ответить на вопрос, помогает ли более высокий интеллект (вернее, более высокие показатели тестов IQ) лучше играть в шахматы? Ученые собирались учесть не только интеллектуальные способности, но и время, которое участники отводят игре в шахматы. Ранее оба этих фактора в исследованиях никогда не учитывались.

Билалик с коллегами решили собрать как можно больше сведений о каждом из 57 участников исследования. Они замерили разные показатели их интеллекта – не только уровень IQ и пространственное мышление, но и память, вербальные способности и скорость обработки данных. Ученые узнали, когда дети начали играть в шахматы и сколько часов проводят за доской. Также они попросили их вести на протяжении полугода дневник и отмечать каждый день время, потраченное на шахматы. Единственный недостаток этого исследования заключается в том, что дети записывали в дневник не столько время, проведенное за одиночными тренировками и изучением партий, сколько часы, потраченные на игры с другими членами шахматного клуба. Тем не менее даже такие данные позволяют оценить, сколько усилий каждый ребенок вкладывал в развитие своего навыка игры. В конце эксперимента ученые оценивали степень умения игры в шахматы – просили детей решить определенные шахматные «задачки», а также воспроизвести позицию в середине партии, ненадолго показав им шахматную доску с фигурами. Некоторые из испытуемых уже участвовали в соревнованиях и для определения их прогресса ученые также использовали показатели их рейтинга.

Результаты проанализированных данных не противоречили выводам других работавших над этой же темой ученых. Время, потраченное на занятия, было самым важным фактором, определявшим успешность шахматиста. Чем больше тренировался ребенок, тем выше по разным параметрам оценивалось его умение играть. Общий уровень развития интеллекта играл меньшую, но также важную роль. К удивлению ученых, пространственное зрение никак не влияло на качество игры шахматистов – в отличие от памяти и общей скорости обработки данных. В результате исследования ученые пришли к выводу, что для развития навыка игры в шахматы у детей в возрасте от девяти до тринадцати лет ключевым фактором являются практические занятия. Уровень IQ также влияет на умение играть в шахматы, однако не столь существенно.

При этом картина полностью менялась, стоило ученым перейти к исследованию лучших игроков в группе. «Элиту» составляли 23 мальчика, которые регулярно выступали на соревнованиях местного, национального и иногда международного уровней. Их шахматный рейтинг в среднем составлял 1603 очка; самый высокий показатель равнялся 1835 очкам, а самый низкий – 1390. В общем, эти дети играли в шахматы на очень высоком уровне. Средний рейтинг всех шахматистов, выступающих на взрослых и детских соревнованиях, составляет 1500 баллов. Это значит, что большинство мальчиков из топовой группы уже играли лучше среднего шахматиста, а самые слабые из них могли легко поставить шах и мат даже опытному игроку.

Среди этой элитной группы время, потраченное на тренировки, все так же было самым важным фактором, больше всего влияющим на качество игры, – в отличие от уровня интеллекта, роль которого свелась к минимуму. Уровень интеллекта этих 23 мальчиков в среднем превышал уровень IQ всей исследуемой группы из 57 человек, однако при этом игроки элитной группы с более низким IQ играли в среднем лучше, чем шахматисты с более высоким IQ из той же группы.

Только представьте: в этой группе профессионально играющих в шахматы детей преимущество было на стороне игроков с более низким уровнем интеллекта. Как выяснили ученые, объяснялось это просто: дети с более низкими показателями IQ проводили за тренировками больше времени, что позволило им в итоге стать сильнее своих товарищей по команде.

Это исследование в значительной мере помогло понять причины расхождений в предыдущих экспериментах, которые находили связь между высоким уровнем IQ и развитыми навыками игры в шахматы у юных игроков, но не у взрослых и опытных мастеров. Для нас это особенно важно, так как относится в равной степени не только к шахматам, но и к любым другим навыкам.

Когда дети только начинают играть в шахматы, уровень их интеллекта, выявляемый по тестам IQ, влияет на то, с какой скоростью они выучивают правила и понимают общую механику игры. Детям с высоким уровнем IQ проще запоминать правила и придерживаться той или иной тактики – и это обеспечивает им преимущество на ранних стадиях развития навыка игры в шахматы. Процесс обучения на этом этапе схож с получением информации на школьных уроках, ради которых Бине когда-то и придумал тесты IQ.

По мере того как дети (или взрослые) осваивают шахматы, они создают набор мысленных образов, которые помогают им запоминать разные позиции фигур на доске и сосредоточиваться на выборе оптимальных ходов. Видимо, эти развитые мысленные представления положительно влияют на скорость и динамику партий. Увидев расположение фигур на доске, игрок уже не будет высчитывать, какая из фигур может атаковать или атакует соседнюю; вместо этого он сразу распознает схему, по которой расставлены фигуры, и практически не задумываясь выберет наиболее перспективный план атаки. Теперь для понимания последствий своих ходов ему не придется задействовать кратковременную память и аналитические навыки: вместо того чтобы вспоминать расположение каждой фигуры на доске, шахматист окинет мысленным взором всю доску сразу и использует логику для работы с ментальными образами, а не отдельными фигурами.

После множества одиночных занятий мысленные представления становились настолько эффективными, что уровень интеллекта, зрительно-пространственные функции или память начинали влиять на качество игры не так сильно, как качество и количество мысленных образов. Они используются исключительно для анализа позиций на доске и выбора наиболее перспективной стратегии и развиваются в результате многих тысяч часов изучения партий, сыгранных гроссмейстерами. Именно поэтому использовать мысленные представления для развития навыка игры куда полезнее, чем, прибегнув к памяти и логике, пытаться анализировать позицию каждой фигуры на доске в каждый момент времени. Так что, когда человек дорастает до уровня гроссмейстера или хотя бы просто хорошего турнирного игрока, способности, определяемые общим уровнем интеллекта, перестают играть такую большую роль. Поэтому у состоявшихся игроков и не нашли никакой связи между уровнем IQ и умением играть в шахматы.

Умения, которые измеряют тесты IQ, важны только в начале пути: детям с высоким интеллектом проще освоить игру. Зато, как выяснили Билалик с коллегами, среди юных шахматистов, выступающих на соревнованиях, больше всего посвящали времени игре и тренировкам именно дети с более низкими показателями IQ. Причины этого точно неясны, однако вывод в целом таков: все профессионально играющие дети в группе Билалика проводили много времени за шахматами и обладателям высокого уровня интеллекта было проще освоить игру. Чтобы угнаться за своими более сообразительными товарищами, другие дети дольше тренировались и в конечном итоге становились более успешными игроками. То есть все сводится к тому, что в долгосрочной перспективе выигрывает тот, кто больше занимается, а не тот, кто обладает неким врожденным преимуществом.

Результаты исследования Билалика позволили ученым всего мира больше узнать о том, какую роль в развитии навыков играют так называемый талант и прилагаемые человеком усилия. Некоторые врожденные качества, такие как уровень интеллекта, могут давать первоначальное преимущество на начальных этапах освоения навыка. Однако в дальнейшем это преимущество сходит на нет, и в конце концов степень развития навыка определяется качеством и количеством занятий.

Как выяснили ученые, это справедливо для самых разных областей человеческой деятельности. В музыке, как и в шахматах, уровень интеллекта облегчает освоение инструмента на ранних этапах. Ученые сравнили успехи в музыке у 91 пятиклассника после полугода занятий, и выяснили, что у детей с более высоким уровнем интеллекта в среднем обучение музыке проходило проще. Тем не менее с годами зависимость успеха от уровня IQ ослабевает, а у взрослых музыкантов ее не наблюдается вовсе.

В исследовании, посвященном изучению навыков, необходимых для проведения челюстно-лицевых операций, выяснилось, что студенты-стоматологи с более развитыми зрительно-пространственными функциями (это определялось тестами) лучше проводят пробные операции на моделях челюстей. Когда такое же исследование провели с участием работающих стоматологов-хирургов, никакой связи между этими функциями и количеством успешных операций выявлено не было. То есть со временем и развитием навыков «талант» – в случае стоматологов это зрительно-пространственные функции – перестал играть какую бы то ни было роль.

Помните исследование лондонских таксистов, которое мы обсуждали во второй главе? В их случае уровень интеллекта у тех, кому удалось сдать экзамены, совершенно не отличался от таксистов, не получивших лицензию. Чтобы мастерски ориентироваться в Лондоне, не нужен высокий уровень интеллекта.

Показатели IQ у ученых выше, чем в среднем по популяции, но при этом никому так и не удалось обнаружить корреляцию между уровнем интеллекта и продуктивностью ученого. Многие из нобелевских лауреатов даже не смогли бы стать членами общества Mensa, участники которого обязаны показать как минимум 132 балла по тесту IQ (такой уровень интеллекта наблюдается в среднем всего у 2 % людей). Например, Ричард Фейнман, один из самых блестящих физиков XX века, набрал всего 126 баллов, а Джеймс Уотсон, вместе с коллегами открывший структуру молекулы ДНК, – 124. Уильям Шокли, обладатель Нобелевской премии по физике за участие в изобретении транзистора, в тесте IQ показал 125 баллов. Несмотря на то что способности, определяемые интеллектом, делают обучение проще, а студенты с более высоким IQ в целом демонстрируют более высокую успеваемость, у состоявшихся ученых это уже не играет никакой роли.

Некоторые ученые предполагают, что для успешного освоения навыков в некоторых областях существует минимальный необходимый уровень интеллекта. Например, для ученых в определенных сферах науки этот показатель составляет 110–120 баллов по тестам IQ – при этом более высокие баллы уже не дают никаких преимуществ. Впрочем, неясно, для чего конкретно необходимы эти 110 баллов – только для того, чтобы ученого наняли на определенную должность, или же для реального выполнения определенных обязанностей. Во многих областях науки для получения грантов и проведения исследований требуется ученая степень – то есть 4–6 лет активной академической работы после окончания университета, для которой нужны развитые навыки написания текстов и большой словарный запас. Эти навыки, в частности, оцениваются и тестами на уровень интеллекта. Более того, ученые степени во многих областях науки невозможно получить без развитого математического мышления и логического аппарата – навыков, которые так же оцениваются тестами IQ. На Западе для поступления в магистратуру требуется сдать тест GRE, который оценивает все эти навыки, – при этом только студенты с высшими баллами могут рассчитывать на поступление в магистратуру по научным специальностям. Так что в том, что для работы ученым требуется IQ в 110–120 баллов, нет ничего удивительного: без такого уровня интеллекта они вряд ли вообще смогли получить навыки, необходимые для того, чтобы стать учеными.

Существует мнение и о необходимости минимального уровня некоего «таланта» для таких областей, как спорт или рисование: якобы люди, совсем не обладающие врожденными способностями, никогда не смогут добиться успеха. Но никаких подтверждений тому, что такие ограничения есть, ученые так и не нашли – если не считать чисто физических ограничений вроде роста или телосложения для занятий спортом.

Зато достоверно известно, что у тех, кто достаточно занимался и достиг определенного уровня развития навыков, нет никаких признаков влияния генетических факторов на успешность. Когда вы добираетесь до самого верха, талант – в распространенном смысле этого слова – уже не играет никакой роли.

Мне кажется, именно поэтому очень сложно предсказать, кто добьется успеха в какой-то области, а кто – нет. Если бы это определялось врожденными качествами, будущих чемпионов было бы куда проще «отловить» еще на старте их карьеры. К примеру, если в футбол лучше всех играют люди с врожденной к этому склонностью, тогда к первым курсам университета их дар уже должен был бы проявить себя в полной мере – ведь к тому моменту большинство игроков имеют за плечами по 5–6 лет опыта. Но на самом деле никто не знает, как можно понять, кто из университетской команды станет профессиональным успешным игроком, а кто – нет. В 2007 году при наборе команд в Университете Луизианы квотербека Джамаркуса Рассела выбрали первым – а он оказался никудышным игроком и спустя три года вовсе ушел из спорта. Есть и противоположный пример: в 2000 году Тома Брэди выбрали лишь в шестой жеребьевке, после 198 других игроков – а сегодня он считается одним из лучших квотербеков в истории.

В 2012 году было проведено исследование теннисных игроков, в рамках которого ученые сравнили уровень игры и рейтинги юниоров с их же показателями после выхода в профессиональную лигу. И не обнаружили никакой зависимости. Если бы врожденный талант и впрямь влиял на качество игры, тогда из лучших юниоров логично получились бы лучшие профессиональные теннисисты. Но это вовсе не так.

Никому по-прежнему не известно, как можно выявить человека с «врожденным талантом». Никто так и не смог найти ген, который отвечал бы за предрасположенность к тому или иному виду спорта или творчества. Никто так и не придумал тест для детей, по которому можно было бы понять, вырастет ли из ребенка профессиональный спортсмен, блестящий математик, отличный врач или музыкант.

И тому есть простое объяснение. Если генетические различия и впрямь влияют на уровень владения навыком (за пределами начальных этапов), то вряд ли это происходит напрямую. Мне кажется, вероятность существования отдельных специализированных генов музыкальности или склонности к математике крайне мала. Скорее уж эти различия, если они и существуют, проявляют себя в том, как мы учимся и развиваем навыки. Возможно, кто-то рождается с набором генов, благодаря которому получает больше удовольствия от рисования или сочинения музыки: такой человек куда вероятнее займется рисованием или музыкой. Если он пойдет на курсы или к репетитору, то, скорее всего, будет проводить больше времени за домашними заданиями – просто потому, что ему это доставляет больше удовольствия. Такие люди не расстаются с блокнотом или гитарой и со временем становятся хорошими художниками и музыкантами – не потому, что у них был врожденный талант, а потому что их что-то (возможно, некий набор генов) подталкивало заниматься больше остальных.

Исследования, посвященные развитию словарного запаса у маленьких детей, показали, что на его объем влияют такие факторы, как темперамент ребенка и его умение сосредоточиваться на том, что говорят ему родители. Словарный запас в основном растет благодаря общению с родителями. Ученые также выяснили, что более общительные по характеру дети вырастают менее косноязычными и умеют лучше выражать свои мысли. Кроме того, девятимесячные малыши, которые более живо реагировали, когда им читали книжки и показывали в них картинки, в пять лет обладали более широким словарным запасом.

Можно привести много примеров различий, обусловленных генетическими факторами. Например, есть люди, которые дольше других могут концентрироваться на какой-то проблеме. Успех осознанного развития во многом зависит от умения концентрировать внимание, так что занятия таких людей оказываются особенно эффективными. Возможно, существуют даже различия в том, как мозг реагирует на разные задания, что приводит к более быстрому росту новых нейронных структур и умственных способностей.

Впрочем, все это на сегодняшний день – лишь догадки. Пока что мы точно знаем одно: наиболее важный фактор, определяющий успех человека в той или иной области, – это количество времени, которое выделяется на занятия и тренировки. Логичным было бы предположить, что гены – если они вообще играют в этом какую-то роль – скорее влияют на процесс тренировок и на их эффективность. Такой подход полностью может поменять наши взгляды на генетические различия между людьми.

В этой главе мы обсудили роль занятий и врожденных способностей в развитии навыков. Я считаю, что, хоть врожденные качества и влияют на освоение навыка на начальных этапах, однако количество и качество тренировок гораздо важнее. Почему? Потому что умение мозга и тела адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам перевешивает любые генетические предрасположенности. Мне кажется, что гораздо важнее понимать, как и почему некоторые виды занятий способствуют развитию навыков, чем тратить время на выискивание генетических различий между людьми.

Но есть и еще более серьезная причина подчеркивать приоритет практики над природой: риск самовнушенного предсказания.

Если человек считает, что определяющую роль в возможности успеха играет врожденный талант, он склонен принимать основанные на этой предпосылке решения. Когда мы предполагаем, что не обладающие врожденным талантом люди не могут добиться успеха по определению, это приводит к тому, что детям, мгновенно не проявившим себя в каком-то деле, велят заняться чем-нибудь еще. Неуклюжих детей не берут в спортивные команды, тем, кто сходу не может спеть песню, велят держаться подальше от музыки, а ребятам, которым сразу не даются вычисления, – от математики. И разумеется, так оно и выходит: девушка, которой в детстве велели забыть о спорте, не умеет играть в теннис или футбол; юноша, которому якобы медведь на ухо наступил, не знает ноты и не умеет петь; а дети, которым твердили, что математика – не для них, так и вырастают, искренне в это веря. Пророчество сбывается само собой.

По другую сторону – дети, которым учителя и тренеры уделяют больше внимания, которых родители хвалят и поощряют развивать навыки. В итоге они вырастают с умениями, недоступными тем ребятам, кому вечно твердили: «Даже не берись, это не твое».

В своей книге «Гении и аутсайдеры» Малкольм Гладуэлл рассказывает об известном феномене, который заключается в том, что у большинства профессиональных хоккеистов из Канады дни рождения приходятся на месяцы от января до марта. Неужели месяц рождения влияет на склонность ребенка к хоккею? Конечно нет. Просто в Канаде существуют ограничения на минимальный возраст игроков: чтобы попасть в команду, ребенку к 31 декабря предыдущего года должно сравняться столько-то лет. Дети, рожденные в первые три месяца года – самые старшие в своих командах. А в возрасте 4–5 лет, когда все они начинают тренировки, разница в несколько месяцев играет огромную роль. Некоторые дети в группе старше своих товарищей почти на год – а значит, они куда выше и массивнее, обладают лучшей координацией и отличаются более устоявшимся характером. Правда, со временем различия в возрасте сглаживаются и у взрослых игроков уже не видны. Истоки преимуществ, которые обеспечивает разница в возрасте, лежат в детстве, когда физические различия еще имеют какое-то значение.

Феномен канадских хоккеистов объясняется просто: тренеры подыскивают себе самых способных игроков среди совсем маленьких детей. Никто не отбирает детей по возрасту: тренеров интересует только, кто лучше играет и, соответственно, более талантлив. Многие тренеры склонны уделять больше внимания так называемым «талантливым» игрокам, больше с ними заниматься и чаще выпускать на лед. Как правило, этих игроков считают талантливыми не только тренеры, но и их коллеги по команде. Более того, они склонны больше тренироваться, потому что им все твердят, что у них есть все задатки, чтобы прорваться в высшую лигу. Разумеется, удивительный результат не заставляет себя ждать, и это справедливо не только для хоккея. К примеру, исследование тринадцатилетних футболистов показало, что более 90 % лучших игроков родились в первой половине года.

Позднее это преимущество перестает играть такую заметную роль. Возможно, потому, что к моменту отбора в основные лиги младшие игроки понимают, что им нужно тренироваться больше старших товарищей по команде и это входит у них в привычку. В конечном итоге многие из них затмевают бывших школьных «звезд». Но все-таки нет сомнений в том, что у мальчишек из Канады, родившихся с января по март, есть преимущество перед остальными будущими хоккеистами.

Представим, что было бы, если бы такая же схема существовала и в шахматах. Предположим, некая группа специалистов отбирала бы начинающих игроков для обучающей программы при наличии у них некоего «врожденного дара». Они бы учили детей играть а затем, спустя три-четыре месяца, смотрели, кто из них добился наибольших успехов. Мы уже знаем, что в среднем дети с более высоким уровнем интеллекта быстрее осваивают шахматы, так что место в программе предложили бы именно им. Остальных бы попросили на выход. В результате мы бы получили кучу шахматистов с высокими показателями IQ. Но мы-то знаем, что на самом деле многие гроссмейстеры не обладают высоким «тестовым» интеллектом, а значит, в итоге шахматы как вид спорта и искусства остались бы без вклада всех этих потенциально великих шахматистов.

А теперь давайте представим, будто речь идет не о шахматах и спорте, а о математике, которую преподают в школах. Таких же исследований, как в случае с шахматами, в этой области не проводилось, но давайте предположим, будто детям с хорошо развитыми зрительно-пространственными функциями на начальных этапах математика дается проще, чем остальным. Недавние исследования показали, что дети, которые до начала школы играли в настольные игры, где требуется считать количество ходов, быстрее усваивают основы математики в классе. Наверняка существует еще множество разных видов занятий для дошкольников, которые облегчат им освоение математики в школе. Впрочем, многие учителя этого не понимают – они считают, что дети, которым легче дается математика, попросту более талантливы и обладают некими врожденными способностями. Учителя склонны поощрять таких «талантливых» детей и больше с ними работать. Так что нет ничего удивительного, что спустя год эти дети разбираются в математике намного лучше одноклассников. И это неравенство сохраняется на протяжении всей школы. Для некоторых профессиональных областей, например физики или инженерных наук, требуется хорошее знание математики. Эти области оказываются недоступными для школьников, которых сочли неспособными к математике. Но если здесь действует такая же схема, как и в шахматах, то это значит, что человечество лишилось огромного количества выдающихся инженеров и физиков просто потому, что когда-то тем сказали, что у них «нематематический склад ума».

Именно поэтому верить во врожденные способности вредно. Это заставляет людей считать, будто у некоторых людей есть талант, который можно заметить еще в детстве. Это в свою очередь приводит к поощрению «талантливых» детей и игнорированию всех остальных. Человеку свойственно стремиться к поиску наиболее оптимальных решений: нам хочется вкладывать время, деньги и другие ресурсы в области, которые наверняка принесут наибольшую пользу. Кроме того, мы не хотим, чтобы дети разочаровывались в себе, если у них что-то не получается. Как видите, помыслы самые благородные, а вот результат – ужасает. Самый лучший способ избежать этого – признать, что потенциал есть у каждого человека, и искать пути к его реализации.