15 августа 1769 года на Корсике в семье Бонапартов родился мальчик, которому при крещении дали имя Наполеон. Семья была многодетной, что впоследствии сыграло весьма существенную, а может быть, роковую роль в судьбе Франции.

Годом раньше Корсика была присоединена к Франции, так что мальчик родился французом, впрочем, вплоть до 20 лет он подписывался на итальянский манер «Буонапарте». Отец его умер рано, так что главой семьи стал его старший брат Жозеф.

Когда юный Наполеон немного подрос, его отдали в военную школу, затем он стал офицером. Как и все молодые офицеры, он придерживается прогрессивных взглядов. Немного балуется литературой: Сен-Жюст (который был почти ровесником Бонапарта) писал поэмы в духе Вольтера, Бонапарт пишет сказки, «Диалог о любви», «Рассуждение о счастье» (трактат для конкурса лионской академии), «Письмо Буттафьочо»; хотя все эти произведения откровенно слабые, о последнем придется еще сказать два слова.

Пока что отношение к Франции у молодого офицера скорее негативное, как корсиканец, он примыкает к сторонникам корсиканского лидера Паоли, и похоже, что он станет одним из лидеров борьбы корсиканцев за независимость, может быть – преемником Паоли. Но «судьба играет человеком»: между кланом Бонапартов и Паоли происходит полный разрыв, партия Паоли побеждает, и молодому офицеру волей-неволей приходится окончательно покинуть Корсику и попытаться все-таки сделать карьеру во французской армии. Тем более, что революция уже началась, и для честолюбия открывается широкое поприще.

Последовавшая в 1792 году война открывает дополнительные перспективы для талантливого офицера. А летом того же года он, находясь в Париже, видит, как 20 июня толпа врывается во дворец и король принимает их, пьет за их здоровье.

«Какое ничтожество! – говорит он о короле. – Так унизиться перед этими канальями! Будь у меня две батареи, я бы перебил несколько сот, а прочие разбежались бы!»

Впрочем, в июне король оказался, как будто, прав: его флегматичное спокойствие усмирило мятеж… на два месяца. Но 10 августа народ вновь идет на Тюильри и берет его штурмом – король низвергнут, защищавшая его швейцарская гвардия перерезана. Бонапарт и на этот раз наблюдал за событиями с площади Карусели.

«Ни одно поле битвы, – напишет он много лет спустя, – не являло мне впоследствии такой горы трупов, какой предстали передо мной тела швейцарцев: потому ли, что на фоне ограниченного пространства они казались особенно многочисленными, потому ли, что это зрелище было первым моим впечатлением подобного рода…»

Эти слова чем-то напоминают слова Сен-Жюста о взятии Бастилии. Бонапарт, как и Сен-Жюст, позже успешно преодолел свое отвращение к крови. Но Сен-Жюст стал фанатиком Революции, Бонапарт начал на 3–4 года позже, когда идеалы Революции успели изрядно потускнеть, и стал холодным прагматиком.