Глава 7
Ноябрь 1149 – апрель 1150
Баальбек
– Аллах акбар! Аллах акбар! – Пронзительный голос муэдзина разбудил Джона.
Он скатился с соломенного тюфяка, протянул руку, открыл деревянные ставни, и его крошечную комнатку наполнил предрассветный сумрак. Как личный слуга Юсуфа Джон получил более толстое одеяло, тюфяк из соломы и отдельную комнату – маленькую и голую, но собственную. Однако он все еще должен был мыться с остальными рабами.
– Ас-саляту хайру мина-н-наум – Молитва лучше, чем сон, – продолжал муэдзин.
Джон встал и отправился в бани. Таур уже был там и с улыбкой приветствовал Джона:
– Смотрите, кто уже встал. Твоя красота хорошо выспалась, сакс?
– Получше твоей, – ответил Джон, стягивая тунику и снимая с полки глиняный кувшин. Остальные рабы уважительно расступились, давая ему возможность подойти к воде. Он наполнил кувшин и вылил его на голову. – Проклятье, какая холодная! – воскликнул он.
К счастью, в банях было достаточно тепло: небольшой огонь в соседнем помещении нагревал глиняные трубы, которые шли под выложенным плитками полом.
– Что тебе сегодня приказал твой хозяин? – спросил Таур.
– Как обычно: сначала занятия, потом фехтование на мечах. А что ждет тебя?
– Понятия не имею.
Джон вопросительно приподнял брови, но Таур больше ничего не сказал. Джон пожал плечами. В любом случае это его не касалось. Он всячески старался избегать Турана.
Джон закончил мыться и тщательно вытерся. Тем не менее он дрожал от холода, когда вышел наружу. Наступила осень, и холодный воздух спустился с гор, накрыв город. Джон вошел в хозяйский дом и по коридору направился в комнату Юсуфа. Дверь была открыта, Юсуф стоял на коленях на молитвенном коврике лицом к стене с начертанным знаком, показывающим направление на Мекку. Джон прислонился к дверному косяку и стал молча наблюдать. Юсуф положил ладони на пол перед собой и наклонился вперед так, что его лоб коснулся коврика. Через некоторое время он выпрямился и сел, опираясь на пятки. Все это время он тихо бормотал слова мусульманского молитвенного ритуала.
– Несомненно, ты самый достойный и самый великий, – заключил Юсуф уже немного громче, повернул голову направо, и, хотя он смотрел прямо на Джона, казалось, он его не замечает. – Салям аллейкам, – прошептал Юсуф. Да будет с тобой мир. Он повернулся налево и повторил: – Салям аллейкам. – После чего стал сворачивать молитвенный коврик. – Привет, Джон, – сказал Юсуф и поставил коврик в угол.
– Доброе утро, – ответил Джон и показал на молитвенный коврик. – А ты от этого не устаешь?
– От чего?
– От бесконечных поклонов.
– А разве христиане не встают на колени и не молятся?
– Да, мы встаем на колени, но мы не падаем ниц перед нашим богом.
– Он не ваш бог, Джон, – поправил его Юсуф. – Существует только один Бог. И когда я падаю ниц перед ним, то делаю это вовсе не для того, чтобы просить его о милости. Я лишь показываю, что принимаю его волю. Такова моя вера. – Юсуф задумчиво склонил голову набок. – Из того, что ты мне рассказал, следует, что вы покоряетесь воле священников, которых должны молить о прощении. Если уж человек должен кому-то поклоняться, как ты говоришь, то не лучше ли это делать перед Богом, чем перед другими людьми?
– Может быть, – проворчал Джон.
Юсуф торжествующе улыбнулся:
– Я еще сделаю из тебя истинно верующего. А теперь пойдем, у нас сегодня много дел.
* * *
– А какого рода бог, по твоему мнению, почитается здесь? – спросил Имад ад-Дин у Юсуфа.
Юсуф и Джон встретили его на ступенях храма в тот день, когда пришли фехтовать на мечах. В свои двадцать четыре года Имад ад-Дин был уже знаменитым имамом – поэт, ученый, законовед и личный секретарь отца Юсуфа, Айюба. Недавно он занял место Ибн Джумэя в качестве наставника детей Айюба. Имад был красивым мужчиной с черной бородой, высокими скулами и орлиным носом, придававшим ему сходство с ястребом. Когда он пристально смотрел на них своими внимательными карими глазами, это сходство только усиливалось.
– Бог войны? – предположил Юсуф.
Имад ад-Дин покачал головой.
– Бог любви? – попытался угадать Джон.
Имад ад-Дин улыбнулся:
– И опять нет. Пошли, я вам покажу.
Наставник повел их к задней стене с потускневшей мозаикой, едва различимой в тусклом свете солнца, которое с трудом пробивалось сквозь тучи. Юсуф обращал на нее внимание и раньше, но особого интереса она у него не вызвала. Мозаика красного и золотого цвета изображала мужчину в короткой тунике – или леопардовой шкуре, разобрать было сложно, – расположившегося в тени деревьев. Его голову украшала корона из листьев, в одной руке он держал пастушеский посох, в другой – кубок.
– Вакх, – сказал Имад ад-Дин. – Бог вина. С его культом связаны непристойные ритуалы, которые здесь проводились. Последователи Вакха воспроизводили жизнь, смерть и воскрешение бога, после чего пили вино в его честь. – Он повернулся к Джону. – Похоже на то, как христиане поклоняются Иисусу.
Джон нахмурился:
– Вакх – это бог варваров. Он не имеет ничего общего с Иисусом.
– Поначалу и римляне считали вашего Иисуса богом варваров, – задумчиво произнес Имад ад-Дин. – Но ты прав: церемонии поклонения у этих богов разные. В книгах написано, что после того, как они выпивали вино, почитатели Вакха устраивали дикие оргии с самыми разными извращениями.
– Вакханалии, – сказал Джон. – Это латинское слово, которое дошло до нас.
– Верно. – Имад ад-Дин тряхнул головой. – Вот почему не стоит удивляться тому, что Римская империя пала. – Он отвернулся от мозаики и повел их ко входу в храм. – А какой вывод ты сделаешь, глядя сюда, Юсуф?
– Нужно остерегаться опасностей, которые несут вино и женщины. Мудрость пророка в данных вопросах велика: он запрещает правоверным пить вино и стремится обуздать похотливые сердца женщин.
– Крайности невероятно опасны, – согласился Имад ад-Дин. – Но жизнь без вина и женщин не будет полной. Что ты об этом думаешь, Джон?
Они подошли к ступеням у входа, и Джон указал на храм.
– Сегодня мы не умеем возводить столь величественные сооружения. Возможно, римляне и страдали от множества пороков, но их империя была величайшей в истории мира.
– Однако они пали, – не сдавался Юсуф. – И их слава не продлилась.
– Да, так и есть, – согласился Имад ад-Дин. – Но почему? Из-за порочности или именно отсутствие чести стало причиной их величия? Не следует забывать, что их империя просуществовала четыреста с лишним лет.
– Добродетель немногого стоит среди людей, – сказал Джон. – Я видел, как честных людей казнили на виселицах, в то время как лжецы и негодяи правили королевствами. – Он поднес руку к тому месту, куда его ударил Эрнаут во время сражения у Дамаска. – Я видел, как предателям платили золотом, а храбрецы становились рабами.
– Но такое королевство не может существовать долго, – возразил Юсуф. – Короля, не гнушающегося предательством, обязательно убьют в результате заговора. А праведный правитель создаст царство, которое будет существовать много лет.
– Скажи мне, Юсуф, – обратился к своему ученику Имад ад-Дин. – Ты веришь в империю, которая будет существовать вечно?
Юсуф кивнул:
– Верю.
– И каким образом ты бы удержал ее от распада?
– Когда я стану королем…
– Когда? – Имад ад-Дин рассмеялся, но Юсуф лишь кивнул. – Ты курд, Юсуф, – напомнил наставник. – Ты должен знать свое место.
– Ладно. – Юсуф кивнул. – Если бы я стал королем, то правил бы справедливо и мудро и повсюду ввел бы законы ислама. Таким образом, удалось бы избежать пороков, которые привели к гибели римлян.
– А что, если сам правитель станет порочным? Или его наследники?
– Править должны лишь люди высочайшего благородства, и они обязаны очень тщательно выбирать наследников.
– Грек Платон верил в похожие вещи, – заметил Имад ад-Дин. – Ты действительно считаешь, что такой человек может существовать?
– Я это знаю.
Имад ад-Дин погладил бороду.
– Может быть. Но история показывает, что за одним великим человеком редко следует другой. Что произойдет с твоей империей, когда король умрет?
– Возможно, империи и не должны существовать вечно, – предположил Джон. – Быть может, величие на какое-то время – это самое большее, на что мы можем рассчитывать.
– Безусловно, – одобрительно кивнул Имад ад-Дин.
Его слова будто подтвердил внезапный удар грома. Когда Юсуф посмотрел в темное небо, ему на нос упала капля. А потом еще одна и еще. В небе сверкнула молния, и через мгновение хлынул дождь. Юсуф и Имад ад-Дин поспешили спрятаться в углу храма, а Джон остался стоять под дождем, подняв лицо к небу.
– На сегодня достаточно, – прокричал сквозь дождь Имад ад-Дин. – За мной послал эмир Дамаска, и мне предстоит долгая поездка под дождем. Я вернусь через два дня, и мы возобновим наши занятия. А до тех пор поразмышляйте над тем, о чем мы говорили сегодня.
– Аива, устад, – ответил Юсуф. – Да, учитель.
Юсуф подошел к Джону, и тот усмехнулся:
– Совсем как дома!
Юсуф удивленно покачал головой, глядя на своего странного друга.
– Пошли! – закричал он. – Нам нужно возвращаться домой. Сегодня будет пир в честь первого дождя в году.
Юноши выбежали из храма. Юсуф вскочил в седло и жестом показал Джону, чтобы он сел за его спиной. Они поскакали галопом. Лошадиные копыта разбрызгивали воду, которая текла по улицам, доходя до щиколоток редких прохожих. Расседлав лошадь, они сразу направились на кухню, где было тепло. Там уже начались приготовления к пиру. Над огнем висели котелки, окутанные аппетитным ароматом. В печи пекся хлеб. Повсюду суетились рабы: месили тесто на длинном столе, стоящем посреди комнаты, нарезали овощи, носили ведра с козьим молоком из кладовой и подбрасывали дрова в огонь. Басима стояла посреди кухни, положив руки на бедра, и отдавала приказы. Увидев Юсуфа и Джона, она нахмурилась.
– Что вы делаете на моей кухне, с вас течет вода! – строго сказала она. – Сегодня к нам приедет правитель Баальбека. Идите и приведите себя в порядок.
* * *
Джон стоял у стены столовой, за спиной Юсуфа. Низкий стол ломился от угощения: свежие лепешки, горячая похлебка из овощей, запеченные целиком куропатки, замаринованные в смеси простокваши, мяты и чеснока. Рот Джона наполнился слюной, но он знал, что поест позднее, вместе с другими слугами. А сейчас он должен был стоять за спиной своего хозяина и выполнять любое его желание.
Места в дальней части стола занимали мамлюки Айюба, которыми командовал Абаан. Юсуф и Селим сидели ближе к главе стола, напротив Хальдуна, старшего сына Мансура ад-Дина, правителя Баальбека. Джон с особым интересом разглядывал будущего мужа Зимат. В тот вечер она впервые встретилась с ним перед тем, как мужчины отправились в столовую, а женщины ушли в гарем – ту часть дома, куда мужчинам запрещено входить.
Хальдун был худым, с заостренными чертами лица и длинными черными волосами. Его отец, тучный мужчина с необычно длинной, вьющейся бородой, был слева от сына, а рядом с ним, во главе стола, сидел Айюб. Место между Айюбом и Юсуфом оставалось пустым. Туран еще не пришел.
Айюб хмурился и, наверное, уже в десятый раз посмотрел в сторону двери.
– Я еще раз приношу извинения за опоздание моего сына, – сказал он правителю. Из коридора донесся звук шагов, и лицо Айюба просветлело. – О, наверное, это он.
Однако это был вовсе не Туран. Вошел лекарь Ибн Джумэй, а за ним франк в темных одеждах священника. Священник был худым и загорелым, с удлиненным лицом и каштановыми волосами, вокруг тонзуры. Глаза Джона широко раскрылись. Это был тот самый священник, которого он встретил в первый день своего появления на Святой земле много месяцев назад.
Ибн Джумэй поклонился Айюбу:
– Приветствую Наджима ад-Дина. И вас, Мансур ад-Дин. Приношу мои извинения за опоздание. Дожди замедлили мое возвращение из Джубайля, о приглашении я узнал, когда добрался до дома, и тут же отправился сюда.
– Я рад видеть тебя за своим столом, Ибн Джумэй, – сказал Айюб, посмотрел на священника и нахмурился. – А кого ты привел с собой?
– Я Вильгельм Тирский, – на вполне приличном арабском ответил франк.
– Я встретил его в Джубайле, – объяснил Ибн Джумэй. – Он священник и гость моего дома в Баальбеке.
– Если он твой гость, значит, мы рады его приветствовать у нас, – сказал Айюб, но по его тону было очевидно, что никакой радости он не испытывает. – Прошу вас, садитесь.
Мамлюки освободили место в центре стола, Вильгельм и Ибн Джумэй сели друг напротив друга.
Айюб взял кусок лепешки.
– Мы начнем без Турана. Мы пируем сегодня, чтобы возблагодарить Аллаха за дожди, которые он нам послал. – Он разломил лепешку пополам. – Слава Аллаху! И пусть наша пшеница растет высоко, а скот жиреет под дождем. – Он окунул лепешку в соус от тушеного мяса и начал есть.
Остальные последовали его примеру.
Мансур ад-Дин вертел в руках лепешку и изучал священника-франка.
– Скажи, что привело тебя в мои земли, Вильгельм Тирский?
– Любопытство. Я давно хотел посмотреть на храм Баальбека. Когда-то в нем была христианская церковь. Я находился в доме Вильгельма Джубайльского, когда его навестил Ибн Джумэй, лечивший его сына. Ибн Джумэй предложил сопровождать меня в Баальбек, и я принял его приглашение.
– Христианину опасно путешествовать по мусульманским землям, – заметил Айюб. – Его могут принять за шпиона.
– Я человек Господа, не ношу оружия и никому не причиняю вреда.
– Если ты не носишь оружия, – заметил Мансур ад-Дин, – то можешь стать легкой добычей разбойников и воров, когда будешь возвращаться.
Вильгельм улыбнулся:
– Бог меня защитит.
– Хм-м-м. – Айюб нахмурился. – Когда ты будешь возвращаться, я пошлю двух воинов, чтобы они сопровождали тебя до христианских земель. – Он перевел взгляд на Ибн Джумэя. – А как себя чувствует твой пациент?
Ибн Джумэй вздохнул:
– Боюсь, не слишком хорошо. Он мертв.
– Ты не смог его вылечить? Я не слышал, чтобы у тебя случались неудачи.
– О, я мог бы вылечить его от болезни, но не в силах спасти от собственного народа. – Айюб вопросительно приподнял брови, и Ибн Джумэй продолжал: – Мой пациент был рыцарем, племянником повелителя Джубайля. Он получил ранение в бедро на одном из турниров, и началось заражение. К тому времени, когда я приехал, опухоль стала такой большой, что он уже не мог ходить. Я сделал ему припарку, опухоль вскрылась, и рана стала заживать.
– Тогда почему он умер? – спросил Айюб.
Ибн Джумэй нахмурился:
– Появился лекарь-франк. Он назвал меня шарлатаном и потребовал, чтобы меня выставили из спальни больного, но я все слышал из-за двери. Этот безумец спросил у рыцаря, хочет ли он жить с одной ногой или умереть с двумя. Когда рыцарь ответил, что он предпочитает жить с одной ногой, лекарь приказал принести острый топор. Ему пришлось нанести два удара, чтобы отсечь ногу. Кровь была повсюду. Франк не сумел остановить кровотечение. Я наблюдал, как рыцарь умирает, а его оруженосец не давал мне подойти к нему.
– Проклятые варвары, – пробормотал Мансур ад-Дин.
– Не все наши лекари мясники, – заметил Вильгельм. – Но, увы, среди нас есть и такие. Нам предстоит многому у вас научиться.
– Франки не хотят учиться, – ответил Айюб. – Они желают только брать. Вспомните, что случилось в Дамаске. Правитель отнесся к вам по-дружески, однако вы послали крестоносцев против его города.
– Многие среди нас выступали против нападения на Дамаск, – сказал Вильгельм. – Королева Мелисенда считает, что между нашими народами должен быть мир. Ее сын, Амальрик, думает так же.
– Но Амальрик не король, как и Мелисенда. В Иерусалиме правит Балдуин.
– Он правит вместе с матерью. Она все еще имеет власть, особенно после неудачной осады Дамаска.
– Женщина командует мужчинами! – презрительно бросил Мансур ад-Дин.
– Мудрая женщина, – возразил Вильгельм.
– Это не имеет значения. – Мансур ад-Дин пожал плечами. – Она всего лишь женщина.
В этот момент в зал вошли Туран и Таур. Оба шагали с трудом, и Джон догадался, что они много времени провели в седле.
– Где ты был? – резко спросил Айюб.
– В городе. Меня задержал дождь. Приношу свои извинения.
– Извиняйся перед гостями, которых ты оскорбил.
Туран поклонился:
– Мои извинения, достопочтенный правитель. Хальдун.
Мансур ад-Дин, рот которого был набит мясом куропатки, небрежно махнул рукой.
– Ничего страшного.
Туран сел, а Таур занял место рядом с Джоном. Айюб внимательно посмотрел на сына:
– Расскажи нам, Туран, что ты делал в городе?
Туран оглядел зал, он явно колебался, словно искал ответ.
– Я… был с друзьями, мы фехтовали.
Мансур ад-Дин оживился. В молодости правитель считался превосходным фехтовальщиком.
– Мой сын говорил мне, что ты прекрасно владеешь мечом, Туран.
Туран расправил плечи.
– Никто из моих сверстников не может меня победить.
– А как ты, молодой Юсуф? – спросил Мансур ад-Дин. – Ты так же опасен с мечом в руках?
– Юсуф предпочитает книги мечам, – насмешливо сказал Туран.
Юсуф даже не повернул головы в его сторону.
– Я стараюсь развивать свой разум и тело. Я считаю, что они могут быть одинаково опасным оружием.
– Хорошо сказано, – пробормотал Хальдун.
– Верно, – согласился Мансур ад-Дин.
Он повернулся к Айюбу, и они негромко заговорили между собой, подавая знак, что и остальные могут беседовать, как им захочется. Вскоре шум разговоров заполнил зал.
Джон воспользовался моментом и шепотом спросил у Таура:
– А где вы были на самом деле?
Таур хитро улыбнулся, но ничего не ответил.
– Я не верю, что вы весь день провели в городе, – не унимался Джон. – Вы были напряжены, как член священника, когда пришли сюда.
– Я не могу рассказать, – прошептал в ответ Таур. – Хозяин меня убьет.
– Ему не обязательно об этом знать, – продолжал Джон, но Таур покачал головой, отказываясь отвечать.
* * *
На следующее утро Юсуфа растолкал мамлюк Абаан, и Юсуф посмотрел на закрытое ставнями окно. Сквозь щели еще не начал пробиваться свет.
– Твой отец просит, чтобы ты спустился во внутренний двор, – сказал Абаан. Он собрался уйти, но остался стоять на пороге, когда увидел, что Юсуф не шевелится. – Прямо сейчас!
Юсуф скатился с кровати, натянул штаны из хлопка, тунику и коричневый халат, потом надел сандалии, перепоясал халат и по длинному холодному коридору направился во двор. Там, в тусклом предутреннем свете, он увидел отца со скрещенными на груди руками – на лице Айюба застыла холодная маска. Рядом с ним стоял Туран, который насмешливо посмотрел на Юсуфа, и тот бросил на него мрачный взгляд. Рядом с Айюбом и Тураном находился еще один мужчина – бедуин, один из кочевников, скитающихся по пустыням и перегоняющих стада с одного места на другое. На бедуине был халат из грубого хлопка и белый тюрбан, перевязанный черной лентой. Небольшой рост, густая черная борода, нос, больше похожий на клюв, и пронзительные серые глаза. Юсуф обратил внимание на тонкие губы. Когда Юсуф подошел, отец повернулся к пастуху:
– Это он?
Бедуин наморщил лоб, внимательно разглядывая Юсуфа.
– Я не уверен. Но это был один из ваших сыновей, тут у меня нет сомнений.
Айюб нахмурился и повернулся к сыновьям:
– Вагар, шейх своего племени.
– Ахлан ва-сахлан, Вагар, – вместе сказали Юсуф и Туран, приветствуя шейха.
Тот ничего не ответил.
– Вагар пришел, чтобы предъявить серьезное обвинение одному из вас, – сказал Айюб.
Пастух кивнул:
– Вчера я поднялся до рассвета и поехал торговать в Баальбек вместе со своими сыновьями. Когда я вернулся поздно вечером, я обнаружил, что на мой лагерь кто-то напал. Их было по меньшей мере двое. Они убили одну из коз и изнасиловали мою юную дочь. Весной она должна была выйти замуж, а теперь никому не нужна. Мой брат прогнал нападавших, и они так спешили сбежать, что оставили лошадь с клеймом Наджима ад-Дина. – Пастух указал сначала на Турана, потом на Юсуфа. – Это сделал один из вас. Я требую справедливости!
– Простите мою дерзость, йа сиди, – сказал Юсуф, уважительно обращаясь к пастуху. – Но, возможно, это ужасное преступление совершил кто-то из людей моего отца. Сама по себе лошадь еще ничего не доказывает.
– Нет, это был не взрослый мужчина, – резко возразил Вакар. – Моя дочь клянется, что человек, осквернивший ее тело, не старше, чем она.
– Юсуф! – выпалил Туран. – Юсуф и его раб-франк. Должно быть, это они.
– Он лжет! – запротестовал Юсуф.
– Молчать! – рявкнул Айюб. – Вы позорите меня своим ребяческим поведением. – Он повернулся к Турану. – Я хочу выслушать твои объяснения. Почему ты считаешь, что это сделал Юсуф?
– Потому что я не мог, отец. Вчера я весь день провел в городе. Мои друзья, Идиг и Ракин, готовы подтвердить мои слова.
– Вчера днем я был с Имад ад-Дином. Я не мог напасть на лагерь этого человека, – заверил Юсуф.
Айюб перевел холодный взгляд с одного сына на другого.
– Один из вас лжет. Пусть виновный признается, и я буду милосерден. – Туран и Юсуф молчали. – Ладно, – продолжал Айюб. – Тогда вы будете жестоко наказаны – я продам раба того из вас, кто совершил злодеяние; он не предотвратил преступление, значит, виновен не меньше, чем вы. Кроме того, тот, кто изнасиловал дочь шейха, женится на ней и заплатит выкуп невесты из своего наследства.
Он повернулся к улыбающемуся Вагару. Тому несказанно повезло: породниться с Наджимом ад-Дином – об этом он не мог и мечтать.
– Местный имам, Имад ад-Дин, мудрый человек. Завтра он вернется из Дамаска, и я попрошу его быть судьей. Сегодня ты мой гость. А завтра свершится правосудие.
* * *
Юсуф сидел, скрестив ноги, на полу столовой и слушал петуха, чье кукареканье нарушало утреннюю тишину. Несмотря на ранний час, в зале собралось много народа, чтобы послушать его дело. Длинный низкий стол вынесли, освободив место для импровизированного суда. В конце зала, на подушках, с суровым лицом сидел Имад ад-Дин. Слева от него – Айюб, справа – бедуин Вакар, на лице которого застыло мрачное выражение.
Юсуф сидел перед ними, справа от него – Туран, за спиной которого собрались его свидетели: друзья Идиг и Ракин, раб Таур и бородатый человек, которого Юсуф не знал. С Юсуфом сидел только Джон. В задней части зала стояли люди Айюба во главе с Абааном.
Имад ад-Дин откашлялся, и Юсуф посмотрел на имама.
– Дело, которое нам предстоит рассмотреть, остается неясным, – начал имам. – Оба обвиняемых утверждают, что находились в Баальбеке в то время, когда совершено преступление. Сегодня мы узнаем правду. Туран. – Имад ад-Дин пригласил Турана выйти вперед. – Расскажи, как все было.
– Вчера я весь день провел в городе в компании Идига и Ракина, – сказал Туран, указав на своих друзей. – Мой раб и я уехали вскоре после утренней молитвы. Мы взяли две лошади из конюшен. К началу пира мы вернули их назад. Отец видел меня там. Я не мог совершить это постыдное деяние.
– Понятно. – Имад ад-Дин помолчал, его карие глаза внимательно смотрели на Турана, который опустил взгляд. – Я осмотрел лошадей в конюшнях твоего отца. И обнаружил лошадь, на которой нет клейма. Ты знаешь, откуда она могла появиться, Туран?
– Я не знаю, спросите у Юсуфа.
Имад ад-Дин не обратил внимания на слова Турана.
– Ты говоришь, что вчера весь день провел в городе? Расскажи, чем ты занимался?
Туран колебался. Его взгляд метнулся к отцу, а потом уперся в пол.
– Я был в таверне.
Айюб нахмурился.
– В таверне? – спросил Имад ад-Дин. – В какой именно?
– У Ахтара.
– Это место имеет дурную репутацию, там играют и там полно шлюх, – повысил голос Айюб. – Такое поведение не делает тебе чести, сын.
– Тем не менее, – продолжал Имад ад-Дин, – если Туран находился у Ахтара, он не мог совершить набег на лагерь Вагара. Туран, ты можешь сесть. – Туран торжествующе ухмыльнулся, возвращаясь на свое место. – Идиг и Ракин, – пригласил Имад ад-Дин. – Выйдите вперед.
Двое молодых людей приблизились к имаму. Они часто сопровождали Турана, когда он курил гашиш, это были местные парни с редкими бородками и прыщавыми лицами. Ракин стоял с опущенной головой, руки он убрал за спину. Идиг высоко поднял голову и посмотрел Имад ад-Дину в глаза.
– Идиг, ты готов поклясться, что провел с Тураном весь вчерашний день? – спросил Имад ад-Дин.
– Да, – уверенно ответил Идиг.
– А ты, Ракин?
– Я провел с ним весь день, – подтвердил Ракин высоким голосом подростка.
– И вы все время находились у Ахтара? – Оба парня кивнули. – Вы что-то выиграли за столом?
Ракин наморщил лоб и посмотрел на Турана. Идиг выглядел столь же неуверенно.
– Мы… да, выиграли, – наконец сказал Идиг.
– Сколько?
Парни переглянулись.
– Три драхмы, – сказал Ракин. – Идигу везет, когда он играет в кости.
– Понятно, – задумчиво сказал Имад ад-Дин. – Я вижу, у тебя с собой кошелек, Идиг. Могу я в него заглянуть?
– Я… я… – начал заикаться Идиг.
– Подойди и отдай его мне, юноша, – потребовал Имад ад-Дин. Идиг протянул ему кошелек. Имад ад-Дин взял его и высыпал монеты на ладонь. – Четыре фельса, – сказал он, показывая мелкие медные монетки. – И куда же делся твой выигрыш?
– Женщины, – вмешался Туран. – Мы потратили деньги на женщин.
– Молчать! – оборвал его Имад ад-Дин. – Тебя не спрашивали, Туран. Он повернулся к Идигу: – Вы потратили деньги на женщин? – Юноша кивнул. Имам обратил пристальный взгляд на Ракина. – Расскажи мне о женщине, которую вы купили, Ракин.
– Она… была красивой, – пробормотал Ракин.
Имад ад-Дин кивнул:
– Не сомневаюсь. И в чем же выражалась ее красота?
Ракин посмотрел в потолок, словно там был нарисован портрет женщины.
– Карие глаза, темные волосы и коричневая кожа. И еще очень большие груди.
– Тоже смуглые? – Ракин покраснел еще сильнее, но кивнул. – Очень хорошо, – сказал имам, нахмурившись. – Вы оба можете сесть. – Имад ад-Дин обмакнул перо в чернила и что-то записал, затем повернулся к Турану: – Тебе есть что добавить?
– Ахтар, владелец таверны, здесь, – сказал Туран, указывая в сторону мужчины с тонкими чертами лица, сидевшего за ним, скрестив ноги. У мужчины были редеющие черные волосы, светлая кожа и темные круги под глазами. Тонкие черты портила заячья губа. – Он готов подтвердить мои слова.
– Выйди вперед, Ахтар, – сказал Имад ад-Дин.
Владелец таверны медленно поднялся на ноги.
– Ваше шиятельштво, – прошепелявил он и поклонился Айюбу, который кивнул в ответ.
Затем Ахтар повернулся к Имад ад-Дину.
– Был ли Туран с друзьями вчера в твоей таверне?
– Да.
– И что они делали?
– Они играли в кости, курили гашиш и имели женщин. Как обычно.
– Туран является регулярным клиентом? – Ахтар кивнул. – А что ты можешь сказать про девушку с коричневой кожей? Она шлюха?
– Батайна, – ответил Ахтар. – Она из Африки, и у нее действительно очень большие груди. Если хотите, можете зайти в мою таверну и осмотреть ее.
Лицо Имад ад-Дина искривилось.
– В этом нет необходимости. Ты можешь сесть. – Он повернулся к Юсуфу и жестом предложил ему выйти вперед. Юсуф встал и посмотрел в глаза своему наставнику. – Туран представил серьезные доказательства в свою пользу, – проговорил Имад ад-Дин. – Что ты можешь сказать в свою защиту, Юсуф?
– Я был с вами весь день, устад. А до этого находился в Баальбеке вместе со своим слугой, Джоном, мы упражнялись в фехтовании. Я не мог совершить это преступление.
– Джон, он говорит правду? – спросил Имад ад-Дин, посмотрев на раба.
Джон встал.
– Да, устад. Все было так, как сказал мой хозяин.
– Он лжет! – выкрикнул Туран. – Слово раба ничего не значит.
– Достаточно, Туран, – остановил его Имад ад-Дин и повернулся к Юсуфу. – Однако он прав. Слова раба ничего не стоят в суде. Кто-нибудь еще видел, как вы фехтовали?
– Нет, – признался Юсуф. – Мы упражнялись в римском храме. Нас никто не видел.
– Как удобно, – фыркнул Туран.
Имад ад-Дин проигнорировал его слова.
– Как ты вернулся из храма после нашего урока?
– Я ехал верхом.
– А твой слуга?
Юсуф открыл рот, но в последний момент замер. Правда состояла в том, что Джон ехал с ним на одной лошади из-за дождя, но, если он скажет правду, это приговорит его. Не следовало забывать, что Вагар захватил одну из лошадей Айюба. Теперь получалось, что Юсуф и Джон напали на лагерь Вагара, а потом им пришлось возвращаться обратно вместе.
– Я… я… – запнулся Юсуф.
– Я видел, как ты и Джон возвращались на одной лошади, Юсуф, – сказал Имад ад-Дин.
– Тогда дело закрыто! – выкрикнул Вагар и указал коротким толстым пальцем на Юсуфа. – Должно быть, виновен этот мальчишка!
– Нет! – запротестовал Юсуф. – Я не виновен. – Он сделал глубокий вдох, стараясь сохранять спокойствие. Все указывало на то, что преступление совершил он: показания Ахтара, отсутствие свидетелей, его возвращение вместе с Джоном на одной лошади. – Да, вот! Я могу доказать свою невиновность!
– Это смешно! – выпалил Туран.
Имад ад-Дин поднял руку, заставляя его замолчать.
– Объясни, Юсуф.
– Устад, вы встретились со мной в храме после утренней молитвы, – сказал Юсуф.
– И что? – вмешался Туран. – Это ничего не доказывает. Ты утром мог съездить в лагерь бедуинов.
– Напротив, – парировал Юсуф. – Вагар сказал, что его лагерь находится в горах, в нескольких лигах вверх по реке Оронт. Даже если бы я скакал всю дорогу, с самого рассвета, мне удалось бы добраться до шатров Вагара лишь к полудню. И тогда я мог бы успеть к началу урока только в том случае, если бы сразу поскакал обратно.
– Я не понимаю, – сказал Айюб. – Ты сам признал, что мог совершить это преступление.
– Нет. Имад ад-Дин сказал, что я и мой раб вернулись на одной лошади. Он говорит правду. Так что мы не могли прискакать из лагеря Вагара на одной лошади, не говоря уже о том, чтобы изнасиловать его дочь или поджарить и съесть козу. – Юсуф указал в сторону Турана, чье лицо начало краснеть. – Туран сам признал, что уехал из дома рано и отсутствовал весь день. У него было более чем достаточно времени, чтобы совершить это преступление.
Имад ад-Дин погладил бороду.
– Очень умно, Юсуф. – Юсуф облегченно вздохнул, но Имад ад-Дин продолжал: – Но ничего не доказывает. Я видел, как ты уезжал из храма со своим слугой на одной лошади, но из этого не следует, что ты не мог прискакать из лагеря бедуинов на двух. Кроме того, твои рассуждения – какими бы умными они ни были – противоречат словам трех человек. Тебе есть что добавить перед тем, как я вынесу решение? – Разум Юсуфа отчаянно работал, но он так и не придумал, что добавить в свое оправдание. – Очень хорошо, – вздохнул Имад ад-Дин. – Туран, выйди вперед. Я готов сообщить свое решение.
Туран встал рядом с Юсуфом.
– Ну и кто из нас умный, младший брат? – прошептал он.
Имад ад-Дин откашлялся.
– Юсуф, я обнаружил, что…
– Подождите! – прервал его Юсуф. – Я хочу кое-что сказать. – Он посмотрел на Турана. – Мой брат сказал правду относительно одной вещи: он не мог совершить это преступление.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Имад ад-Дин, широко раскрыв глаза.
Юсуф посмотрел в пол.
– Я… я не могу сказать.
– Говори! – взорвался Айюб. – Я тебе приказываю.
– Очень хорошо. – Юсуф посмотрел на Вагара. – Красота твоей дочери хорошо известна. Но Туран не стал бы ехать так далеко, чтобы ее изнасиловать.
– Почему? – спросил Имад ад-Дин.
Юсуф сделал глубокий вдох.
– Я знаю своего брата. Женщины его не интересуют.
– Что! – закричал Туран.
– Он мог бы проявить интерес к вашей козе, йа сиди, но не к дочери.
Туран поднял кулак и шагнул к Юсуфу:
– Ты лжешь!
– Я говорю правду! – крикнул Юсуф. – Туран к ней даже не прикоснулся бы.
– Ах ты лживый ублюдок! – Туран толкнул Юсуфа и сбил его с ног, а потом встал над ним, сжав кулаки. – Я имел эту девушку! И не один раз! А коз трахаешь ты!
В зале наступила гробовая тишина. Все смотрели на Турана, который отчаянно покраснел – он понял, что произошло.
– Ублюдок, – заорал он. – Ты меня обманул! – Он бросился на Юсуфа, но Абаан успел схватить его сзади.
Когда Юсуф поднялся на ноги, он посмотрел мимо Турана на отца, который с отвращением качал головой.
– Имад ад-Дин, что ты скажешь?
– Туран признал свою вину. Правосудие свершилось.
– Но, отец… – начал Туран.
– Молчать! – приказал Айюб, встал, и все в зале последовали его примеру. Айюб повернулся к Вагару: – Теперь мы братья. Мой старший сын женится на твоей дочери. – Он положил руки на плечи пастуха и трижды поцеловал его в губы.
Вагар молчал, не в силах произнести ни слова. Из его глаз текли слезы радости.
Айюб отвернулся от Вагара и подошел к Турану:
– Ты разочаровал меня, сын. Быть может, женитьба охладит твою кровь. – И он вышел из зала, оставив Турана стоять с пылающими щеками.
Юсуф наклонился к нему.
– Поздравляю с женитьбой, брат, – прошептал он и вышел из зала вслед за отцом.
* * *
Юсуф стоял во дворе виллы и, чтобы унять дрожь, поплотнее запахнул свой церемониальный халат из белого шелка. Зима выдалась долгой и суровой, и даже сейчас, в апреле, погода была не по сезону холодной. Дюжины гостей – мужчины собрались на одной стороне двора, а женщины на другой – выглядели несчастными, они притоптывали ногами и пытались согреть своим дыханием руки, дожидаясь начала свадебной церемонии.
Впрочем, самым несчастным выглядел жених. Туран стоял рядом с Юсуфом, он был в снежно-белом халате, подпоясанном ярко-желтым шелковым шарфом, и в тюрбане, также украшенном желтой шелковой лентой. Накануне вечером во время особой церемонии на мизинец его правой руки хной был нанесен сложный орнамент, а редкую бородку покрасили сурьмой. Он выглядел как идеальный жених, если не считать гримасы, застывшей на лице.
Толпа радостно закричала, и Туран еще сильнее помрачнел, когда невеста, Саида, въехала в ворота виллы на спине верблюда, которого вел ее улыбающийся отец, Вагар. Саида была также одета во все белое, оставались открытыми только руки, ступни и глаза. Глаза Саиды были подведены сурьмой, руки и ноги раскрашены хной.
Юсуф догадался, что она воспользовалась пудрой, чтобы сделать лицо светлее, потому что кожа вокруг глаз казалась слишком бледной. Или она была напугана тем, что ей предстояло – в широко раскрытых глазах читался ужас, когда она смотрела на Турана.
Верблюд остановился, Вагар помог дочери спуститься, потом взял ее за руку и подвел к Турану. Она остановилась перед ним, и Туран вручил ей ожерелье из чеканного золота – подарок жениха. Остальная часть выкупа за невесту – пятьдесят шкур, десять овец, две верховые лошади и десять динаров – уже была уплачена. Туран надел ожерелье на шею Саиды, и Юсуф заметил, как она вздрогнула, когда к ней прикоснулись его руки. Затем Туран и Саида повернулись к Айюбу.
– Я призываю всех вас стать свидетелями бракосочетания, – обратился Айюб к собравшимся и повернулся к сыну: – Туран, берешь ли ты в жены эту женщину, Саиду дочь Вагара?
Туран кивнул:
– Да.
Айюб обратился к Вагару:
– Вагар, согласна ли твоя дочь стать женой моего сына, Турана?
В глазах Саиды появился ужас, у нее дрожали руки, вглядываясь в гостей, она словно искала помощи.
– Да! – вскричал Вагар. – Она с радостью принимает это предложение. – На губах Вагара бродила улыбка.
– А теперь начнем пир! – провозгласил Айюб.
Толпа радостно зашумела, и слуги устремились к мужчинам с угощением. Женщины отошли за виллу, где у них начался собственный праздник.
Юсуф шагнул вперед и взял дрожащие руки плакавшей девушки.
– Добро пожаловать в нашу семью, – сказал он и понизил голос: – Если тебе будет нужен друг, обращайся ко мне.
Она благодарно кивнула, и Юсуф повернулся к Турану. Взяв брата за плечи, он трижды поцеловал его в губы.
– Поздравляю.
Туран не стал его благодарить.
– Ты за это заплатишь, брат, – сказал он, наклонившись к уху Юсуфа.
