Глава 23. XIX век: Православие

25 ноября 1825 г., через несколько дней после того, как Государь Александр I ушёл от міра, вышел к міру из затвора, по повелению Матери Божией, дивный старец преподобный Серафим Саровский. Вышел с тем, чтобы просвещать мір светом той благодати Святаго Духа, которую он накопил в уединённом молитвенном подвиге. Незадолго до этого, осенью того же года с ним произошёл такой случай. Старец Серафим стоял у своего источника близ монастыря. К нему подошёл молодой офицер и, сняв фуражку, попросил благословения. Всегда кроткий и тихий старец Серафим вдруг исполнился такого гнева, в каком его никто никогда не видел, громко закричал на офицера и проклял его. Несчастный, как громом поражённый, пошел прочь, пошатываясь от потрясения и забыв одеть фуражку... Невольным свидетелем происшедшего стал молодой инок, принесший старцу Серафиму еду. «Видел?»,– спросил его старец. «Видел»,– ответил инок. Старец указал ему на источник, за которым сам тщательно ухаживал: «Смотри!» Инок взглянул и увидел, что источник благодатной воды, исцелявшей многих больных, и всегда чистый и прозрачный был на сей раз совершенно мутным. «Вот так эти господа хотят всю Россию замутить»,– сказал преп. Серафим. Через недолгое время Россия узнала о заговоре и попытке восстания «декабристов» (офицер был одним из них). Так в глуши Саровского леса произошла встреча как бы двух «России» – России Православной, Святой Руси, с Россией» демократической», революционной. Символический смысл встречи ясен: у Святой Руси, у России подлинной, то есть Православной, не было, нет и быть не может никакого единения, или примирения, или разговора с «демократией», революцией и «гуманизмом», даже в интересах «национального согласия». Западнической гуманистической демократии от лица Святой Руси – решительная и вечная анафема.

Да, в это как раз время с 1825 г., начал ярко светить всей Великороссии исключительной силы светильник веры и святости – преп. Серафим Саровский. Промыслительно это случилось на рубеже царствования Александра I и его брата Николая I. К этому сроку, как мы видели, обращение Российских Самодержцев к Православию, наметившееся уже в Павле I (но ещё растворённое идеями «веротерпимости») полностью осуществилось, после поисков, колебаний, раздумий, в его сыне Александре Павловиче. Рождённый в 1796 г., следующий Император Николай Павлович был уже без всяких поисков и ошибок Православным от начала и до конца своей жизни. В России началась новая эпоха расцвета, подлинной духовности, новая жизнь!

...Когда говорят о Русском Православии, или о Русской святости, могут называть разные имена достойных подвижников Земли Русской, но обязательно назовут два имени – Сергия Радонежского и Серафима Саровского. В наши дни к ним пожалуй прибавят ещё и третье имя – Иоанна Кронштадтского. Действительно в этих трёх людях с наибольшей яркостью и силой явилось для міра то, что содержалось всегда в душе Святой Руси, всех её деятелей и подвижников. О преп. Сергии мы уже знаем. О св. Праведном отце Иоанне речь будет впереди. А ныне нужно обратить внимание на духовный путь и облик преп. Серафима, чтобы понять нечто самое важное в истории Великороссии XIX-го столетия.

Он родился 19 июля 1758 г. в г. Курске в семье Исидора Ивановича и Агафьи Фатеевны Машинных (дата рождения, отчество и правильное написание фамилии родителей уточнены нами по архивным данным, которые были впервые малым тиражом опубликованы в курской печати перед 1-й міровой войной и не успели стать достоянием жизнеописателей преподобного). В міру его звали Прохор. Он был третьим ребёнком в семье (были ещё старшая сестра Параскева и средний брат Алексей). Воспитывался Прохор бабушкой Федосьей Наумовной, матерью и сестрой, сумевшими привить Прохору настоящее народное благочестие. Во второй половине XVIII в. сравнительно небольшой г. Курск славился купцами, торговля которых простиралась от Парижа до Пекина и даже дальше. Курские купцы И.И. Голиков и Д.И. Шелихов явились основателями Российско-Американской Компании (РАК), первых постоянных поселений на американском континенте, всего того, что стало потом называться Русской Америкой. На личные средства этих курян была создана и первая специальная духовная миссия в Америку, прибывшая туда в 1794 г. Русская Америка возымела большое значение и для духовной жизни всей России, о чём мы скажем позже. Однако г. Курск был более славен другим. Своим вторым рождением в самом конце XVI в. и всей дальнейшей историей Курск теснейшим образом связан с Чудотворной Курской Коренной Знаменской иконой Богородицы. Можно сказать, что жизнь этого города протекала как бы под сенью чудес Божией Матери от этой святой иконы. На поклонение ей со всех концов России стекались во множестве люди. Это и обусловило возникновение знаменитой ярмарки в Коренной Пустыни. Сюда из Курска в 9-ю пятницу после Пасхи стали совершаться крестные ходы с Коренной иконой (и обратно – после праздника Рождества Богородицы 8 сентября – дня обретения иконы в 1295 г.). В начале XIX в. ярмарка сделалась наряду с Петербургской и Нижегородской третьим самым крупным центром торгово-хозяйственной жизни России. Крестные ходы в Курской губернии приобрели огромный размах и всероссийское значение! Иногда в них участвовало так много людей, что шествие растягивалось сплошным потоком на все 27 вёрст от Курска до Коренной Пустыни. В городе было немало храмов (среди них два Троицких). До масонской переделки Курска в 1782 г. эти храмы были подлинными средоточиями всей (и духовной, и мірской) жизни курян, являлись центрами «слобод», теснившихся своими домами к этим своим храмам. Строительство церквей в глазах горожан было, понятно, делом священным и святым и поручалось только людям, известным своим несомненным благочестием. Такими и являлись родители Прохора Машнина. Еще до его рождения отец – Исидор Иванович взял подряд на строительство Сергиево-Казанского кафедрального собора, сооружаемого на месте сгоревшего деревянного храма преп. Сергия Радонежского. А жили Машнины прямо рядом с этим храмом, рядом со строительством. 20 лет жизни будущего великого святого в Курске прошли одновременно со стройкой Сергиево-Казанского собора. Ряд за рядом укладывались кирпичи в здание храма вещественного и тут же от силы в силу возрастал нерукотворенный храм души Преподобного, каждый день созерцавшего стройку. Отец умер в 1762 г., строительство продолжила мать Агафья Фатеевна. Когда Прохору исполнилось 7 лет, он взошёл с матерью на самую верхотуру почти построенной колокольни по лесам, от них отломилась доска, он упал вниз на груду кирпичей (с высоты нынешнего 10-ти этажного дома) и остался невредим, даже без ушибов и царапин! По этому поводу местный юродивый предсказал Агафье Фатеевне великую духовную будущность её сына. Прохор старательно учился. Избегал детских забав и игр, любя молитву и чтение духовных книг, но отнюдь не был нелюдимым! В его друзьях были многие сверстники – дети почтенных купеческих семейств, и для них он являлся даже «заводилой». Но в чем? В интересах, связанных с Церковью, верой и жизнью по вере! А В 1767 г. Прохор заболел так тяжко, что врачи определили скорую смерть, не найдя средств к излечению. Во сне мальчику явилась Царица Небесная и сказала, что Сама придёт и исцелит его. Этот сон он тут же передал матери. Через пару дней в 9-ю пятницу по Пасхе пошёл знаменитый крестный ход с Коренной иконой. Шли под холмом, на котором стоял дом Машинных. Неожиданный сильный ливень обрушил на шедших такие потоки воды, что двигаться стало невозможно: нужно было выбираться вверх по холму на мощёную Московскую улицу. Так крестный ход с иконой был вынужден пройти через двор Машинных. Агафья Фатеевна вынесла больного Прохора к чудотворной иконе, пришедшей к их дому. Он приложился к святыне. Икону пронесли над ним и после этого здоровье его быстро пошло на поправку. Это был последний крестный ход перед долгим запретом. В этот именно раз между монахами Курского Знаменского Монастыря и Коренной Пустыни произошла ссора из-за доходов от Крестного хода, тут же ставшая известной Синоду, т.е. графу Мелиссино. Он быстро добился от Екатерины II запрещения крестных ходов. Только в 1794 г., по настойчивой просьбе курян, она же их вновь разрешила. Ссора – случай. Но он приоткрывает отчасти причину того, что Прохор Машнин потом пошёл не в один из курских монастырей, а в Саров. Рано созрело в Прохоре желание посвятить себя монашескому подвигу. Мать согласилась на это и благословила сына большим медным крестом, который он потом носил всю жизнь. В 1776 г. вместе с друзьями Прохор посетил Киев, где все они приняли решение стать монахами! На монашеский подвиг в Саровскую обитель благословил Прохора необычный подвижник, о котором уже говорилось, – женщина, подвизавшаяся под видом мужчины «старца Досифея». Друзья тут же ушли в монашество, а Прохор вернулся в Курск и жил здесь, без всяких занятий, два года. Чего он ждал? Окончания строительства Сергиево-Казанского собора! 22 октября 1778 г. в день празднования Казанской иконы Богородицы был освящён полностью законченный отделкой верхний Казанский храм. Помолившись в нём и тем как бы довершив всё святое дело семьи Машинных, Прохор в том же году на Праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы 21 ноября уже вошел в Саровский монастырь, чтобы остаться здесь навсегда. Сей монастырь был избран не случайно: он давно являлся как бы «своим» для Курска, где живо интересовались всем, что происходило в Обители, т.к ряд известных курян подвизались в ней. В их числе был и «строитель»(так тогда назывались настоятели) старец Пахомий (из курских купцов Леоновых), знавший лично родителей Прохора. Пахомий поручил Прохора старцу Иосифу – знатоку «умного делания» молитвы Иисусовой, которое, как мы помним, стало возрождаться в России как раз в это время. Под руководством Иосифа Прохор проходил и молитвенный подвиг, начав совершать очень обширное правило Пахомия Великого (которое сохранил до конца дней своих) и подвиг послушания на разных работах и службах. За особые способности в столярне получил даже прозвище «Прохор-столяр». Известен круг чтения подвижника: Евангелие, Послание Св. Апостолов, Псалтырь, «Шестоднев» Василия Великого, «Беседы» Макария Великого, «Добротолюбие», «Лествица» Преп. Иоанна Лествичника, Четьи Минеи Св. Димитрия Ростовского и другие подобные книги.

Читал Прохор не просто, а неким особым молитвенным образом, стоя пред иконами, погружая все внимание ума и сердца в читаемое. В итоге оно входило в душу так, что становилось правилом веры и жизни, а не просто «информацией» для сознания. Молитва «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» сделалась подлинно дыханием его души, совершалась в самой глубине сердца. Всё почти – как у преп. Сергия Радонежского! В 1780 г. Прохор тяжко заболел чем-то вроде водянки. Все тело его ужасно распухало от накопившейся жидкости. Болезнь длилась около трёх лет, доставляла сильные мучения и, наконец, свалила Прохора на смертный одр. Надежд на выздоровление больше не было. От врачей земных Прохор решительно отказался. О нём стали усердно молиться вся братия и причастили Св. Тайн, как готовящегося отойти в мір иной. Но в ночь после Причащения его келью исполнил Божественный свет и в этом свете к постели Прохора подошла Пресвятая Дева Мария в сопровождении апостолов Петра и Иоанна Богослова. Указав на больного Она сказала им: «Этот – нашего рода». А затем положила правую Свою руку на чело Прохора, а жезлом-посохом, находившимся в Её левой руке, коснулась бока его. В боку болящего тот час образовалось некое отверстие из коего потом вышла вся болезнетворная жидкость и подвижник быстро и полностью выздоровел к большому удивлению братии. В течение дальнейшей жизни Преподобного в Саровском монастыре Богоматерь являлась ему ещё 12 раз! Одно такое видение произошло при свидетельнице – монахине Дивеевской обители Евпраксии, приглашённой заранее (за два дня) Преподобным. Это было в Праздник Благовещения 25 марта 1832 г. Пришедшей м. Евпраксии преп. Серафим сказал, что им готовится сейчас великая «милость и благодать от Божией Матери», призвал к молитве и начал читать молитвы, покрыв монахиню своей мантией. Вдруг поднялся шум как бы от сильного ветра в лесу и послышалось дивное пение. Дверь открылась сама собой и келья наполнилась светом и благоуханием. Серафим упал на колени, воскликнув: «Преблагословенная Пречистая Дева, Владычица Богородица грядет к нам!». Тут же в келью вошли два ангела с золотыми власами и ветвями райских цветов в руках. За ними в сверкающих белых одеждах вошли святые Иоанн Креститель и апостол Иоанн Богослов. Далее следовала Матерь Божия в сопровождении 12-ти дев. Келья вдруг расширилась и верх ее поднялся и наполнился огнями как бы горящих свечей, свет их был ярче и белее солнечного. На лицо Богородицы невозможно было смотреть из-за ослепительного его сияния, равно как и на пряжку пояса и застежку мантии, в которую Она была облачена. Евпраксия заметила, что власы Пречистой были длиннее и прекрасней ангельских, что на главе Её была как бы корона (венец), разнообразно украшенная крестами, дивная, так же сверкающая. Цвет мантии монахиня не помнит. Но цвет одеяния под мантией был зеленым, оно было подпоясано высоким поясом с блистающей пряжкой. По груди Девы Марии спускался как бы епитрахиль, а на руках были поручи (и то и другое с крестами). Она была ростом выше других дев. А девы шли попарно, имели разный вид, рост, разные одеяния. Войдя, они образовали круг, в середине которого стояла Богоматерь и рядом с ней Иоанн Предтеча и Иоанн Богослов. Евпраксия сильно испугалась. Но Богородица изволила коснуться её рукой и сказать: «Встань, девица, и не убойся нас. Такие же девы, как ты, пришли сюда со Мною». И предложила монахине самой подойти к девам и узнать их имена и подвиги в земной жизни. Оказалось, что то были великомученицы Варвара и Екатерина, первомученица Фекла, великомученицы царица Ирина и Марина, Пелагия и Дорофея, Преподобные Евпраксия и Макрина, мученица Иустина, великомученица Иулиания, мученица Анисия. Они рассказали о своих подвигах и жизни. В это время Матерь Божия беседовала с преп. Серафимом Саровским, «как бы с родным человеком и что-то много говорила ему». Евпраксия запомнила лишь то, что Царица Небесная поручала сестёр Дивеевской обители попечению о. Серафима, обещала Сама в этом помогать, учила, как нужно ими руководить, и сказала на прощание: «Скоро, любимче Мой, будешь с нами!» Иоанн Креститель и Иоанн Богослов благословили старца Серафима, а девы прощались с ним целованием рука в руку.» Потом всё мгновенно исчезло. Чудесное посещение длилось четыре часа.

Все участники этого посещения – девственники и девственницы, что представляется не случайным: совершенным девственником и телом и душою был преп. Серафим. Он имел попечение о втором, мельничном, Дивеевском отделении Серафимовской женской обители, в котором подвизались только монахини-девственницы. «Девство – высочайшая добродетель»,– говорил старец, но не считал его единственным путём спасения, содействуя таковому и у людей женатых. Его личный подвиг являлся подвигом величайшего целомудрия. Перед тем, как сподобиться этого 12-го и, кажется, последнего видения Богоматери, Серафим Саровский прошёл очень длительный путь...

13 августа 1786 г. он был пострижен в монашество старцами Иосифом и Исайей и наречён Серафимом, что значит «пламенный», «горящий», «согревающий». Таким он и стал в отношениях с Богом и с людьми. В том же году его рукоположили в иеродиакона. В этом сане он однажды сподобился во время литургии увидеть Христа, прошедшего по воздуху от входа в церковь к алтарю в сопровождении Ангельских сил. Над амвоном Спаситель остановился, благословил молящихся и служащих и «вошёл» в Свою икону у Царских врат, особо благословив и о. Серафима. Об этом он поведал только своим старцам и никому более. 2 сентября 1793 г. о. Серафим принял сан священника (иеромонаха) в каковом оставался всю жизнь, решительно отказавшись в 1807 г. стать игуменом монастыря. В 1794 г. о. Серафим по благословению старца Исайи удалился в «дальнюю пустыньку» на подвиг пустынножительства. Там, живя в срубе без окон, он дал свои наименования окрестным холмам и иным местам. Были у него здесь и Афонская гора и Иерусалим, и Вифлеем, и другие места, связанные с земной жизнью Спасителя. Так самая земля, как место молитвенного подвига, превращалась в Святую Землю. В 1807 г. Серафим принимает на себя подвиг молчальничества, не говоря ни с кем ни одного слова. В 1810 г. он уходит в затвор, не видясь ни с кем. По повелению Богородицы он через пять лет несколько ослабил этот подвиг, кое с кем встречаясь, но не разговаривая по-прежнему. Еще через пять лет, вновь по особому благословению Приснодевы Марии, Серафим начал разговаривать с приходящими, но затвора ещё не оставлял. Наконец, 25 ноября 1825 г. Царица Небесная повелела ему полностью оставить затвор и посвятить себя общению с людьми, старчеству и руководству душ человеческих ко спасению. За всё предшествовавшее время преп. Серафим, восходя от силы в силу пережил и особые нападки демонов и мучительство от людей. В 1804 г. его пытали и убивали три крестьянина, требуя отдать им несуществующие сокровища. Обухом топора, который он сам (здоровый и сильный!) отдал им по слову Христа: «Не противьтеся злому...», дураки проломили голову старцу, связали его, перевернули всю келью, разломали печь (!), но смогли найти только немного картофеля... Потом старец под угрозой уйти из монастыря запретил отдавать под суд этих крестьян, которых все же нашли. На всю жизнь он остался согбенным после побоев. Затем преп. Серафим 1000 дней и 1000 ночей стоял на камне с воздетыми к небу руками на молитве, сходя с камня лишь для вкушения пищи и краткого отдыха, имея пред собой на сосне в лесу икону Св. Троицы. Лет 15 он питался только отваром травы снитки один раз в день, не беря в рот более ничего, даже хлеба. К его келье в лесу сбегались лесные звери: волки, лисицы, зайцы, прилетали птицы, частенько приходил медведь. Старец давал им иногда хлебные корки, или овощи, но у него самого всего этого было так мало, что он не мог накормить зверей. Поэтому невозможно предположить, что все эти твари Божий притекали к нему только ради пищи. С другой стороны, о. Серафим был всегда далек от сентиментального заигрывания с животными, а также от желания их приручать (он никого не приручал!). Значит, перед нами феномен частичного восстановления в этой земной жизни изначальных эдемских отношений человека с міром животных, с природой. Действительно, подвиги преп. Серафима, переходя границы естественных возможностей человека, восходили в область пачеестественного, поднимая и его самого отчасти над законами пространственно-временного бытия. Его дважды видели поднимавшимся немного над землей, один раз – на молитве, другой раз – шедшим по воздуху. Он приобрел некоторую власть даже над жизнью и смертью. Так однажды он точно предсказал неминуемую кончину мужа одной женщины, но по её слезному прошению, вымолил у Бога продлить жизнь этому человеку. В другой раз он предложил образованной дворянке помещице Елене Васильевне Мантуровой «по послушанию» умереть за своего брата Михаила Мантурова, который должен был умереть от болезни, но нужен был для Дивеевского монастыря, как устроитель мельницы и иных хозяйственных дел. Елена Васильевна, преодолев страх смерти, согласилась и через несколько дней умерла, а её брат выздоровел от смертельной болезни и много потрудился для женской обители! Родственники почившей скорбели, а старец очень был расстроен их скорбью и говорил: «Ничего не понимают! Плачут!... А кабы видели, как душа-то её летела!... Она удостоилась сидеть недалеко от Святой Троицы, аки дева!». Преп. Серафим обрел и дары прозорливости. Ему не нужно было долго объяснять и рассказывать, он почти сразу видел душу человека и то, что человеку нужно. Получая письмо, старец тут же давал по нему ответ, не распечатывая конверта и не читая. В келье его частенько лампадки в нужное время зажигались сами (по словам старца, это делал Ангел Божий). Единственной иконой в его келье в монастыре была икона Матери Божией «Умиление», где Она изображена со скрещенными на груди руками, без Богомладенца. Впрочем, была у него (но в молитвенном углу) и другая особо чтимая икона «Явление Матери Божией Преподобному Сергию Радонежскому». Он заповедал похоронить себя с этой иконой, что и было исполнено. Не десятки, не сотни, а тысячи (!) чудесных исцелений и иных знамений были совершены преп. Серафимом для безчисленного множества людей! Так, исцелил он в 1830 г. параличного помещика Николая Александровича Мотовилова, спросив предварительно верует ли он во Христа как Богочеловека и в Его Матерь, как Богородицу и что Она есть Приснодева, а затем, верует ли в то, что Христос может «мгновенно и одним словом» исцелить его. Получив искренние утвердительные ответы, преп. Серафим «мгновенно» и «одним словом» исцелил Мотовилова, принесённого к нему пятью людьми, а теперь твёрдо ставшего на ноги. Мотовилов стал потом очень близким духовным сыном Старца и удостоился получить от него особенное, теперь всемірно известное, переведенное на разные языки, Поучение о цели Христианской жизни. Говоря по существу то же, что и древние отцы и подвижники, преп. Серафим повернул вопрос новой гранью и выразил суть дела в понятиях, доступных «образованному русскому обществу XIX в. По слову Старца «Цель жизни христианской в стяжании (накоплении) благодати Духа Святаго Божия», что во всём почти подобно накоплению денежного (финансового) капитала, стой существенной разницей, что стяжание благодати совершается из безкорыстной любви ко Христу, ради Христа. В этом и многих иных своих поучениях преп. Серафим подробно говорил о том, как именно это достигается. Более того, Н.А. Мотовилову преп. Серафим прямо во время поучения показал, что значит пребывать человеку в Духе Святом: лицо его просияло как солнце, всё вокруг засветилось дивным светом, исполнилось неизреченной теплотой, радостью и благоуханием, хотя была зима и на них продолжал падать снег... Здесь пред нами развитие той самой «единой на потребу» науки духовного восхождения к Богу, которое началось в России параллельно с развитием наук «точных», «естественных» и иных безбожных. Обладая даром провидения будущего, преп. Серафим незадолго до кончины написал письмо Государю Царю Николаю Александровичу, которое запечатал хлебным мякишем и велел передать Николаю II лично, когда тот приедет в Саров. Письмо он отдал жене Мотовилова Елене Николаевне, сказав, что она доживёт до этого дня. И она дожила. Во время приезда Государя Николая II в Саров 19 июля 1903 г. на торжества причисления к лику святых Старца Серафима, когда Царь изволил посетить и Дивеево, вдова Мотовилова передала ему это таинственное письмо (о чём мы скажем ещё в своё время). Преп. Серафим предсказал, что «архиереи последнего времени и иные духовные лица отступят от Бога и не будут хранить веры Православной во всей чистоте», и что Господь не помилует их, т.к. «они будут учить учениям, заповедям человеческим, сердца же их будут далеки от Бога», что и сбывается в точности в наши дни, в конце XX века!

Среди многих тысяч людей, со всех концов России приходивших к преп. Серафиму, были уже и представители «образованного» общества из дворян и иных чинов. Это стало началом, обращения многих «русских европейцев» к своей собственной вере и Церкви! Тогда, в начале XIX в., такое обращение было ещё в значительной мере явлением новым и необычным!

Подвиг старчества преп. Серафима с особенной яркостью показывает природу и смысл старчества вообще. Оно – дар Божий и только – за особые молитвенные труды и подвиги. Старчество предполагает всецелую ответственность старца за душу человека, вверившегося ему, и способность, взяв эту душу в свою душу, действительно привести её ко спасению во Христе (а не куда-нибудь ещё...).

Заранее предуведомленный свыше о дне и часе своего отхода из этого міра, преп. Серафим Саровский тихо скончался 2 января 1833 г., оставаясь стоять на коленях со сложенными на груди руками пред иконой «Умиление», где Матерь Божия изображена в таком же молитвенном положении. Почитание его в народе, начавшись при жизни, всё более возрастало после его смерти. В 1903 г. он был причислен к лику святых. Но, пожалуй, в наши дни, в конце XX века (!) духовное влияние его на православное верующее русское общество достигает наибольшей силы!

Так в начале XIX столетия на Русскую Землю стал изливаться Божественный свет такой яркости и силы, которые можно сравнить только с временами преп. Сергия Радонежского и его учеников, т.е. с концом XIV – началом XV столетий!

Мы уже говорили выше о том, как из Саровского монастыря был взят на Валаам старец Назарий – руководитель духовной жизни многих монахов и в том числе Германа, прославившегося святостью и добрыми делами на о. Еловом близ Аляски. Он был в составе первой Русской духовной миссии в Америку. Остров Еловый Герман назвал «Новым Валаамом», а места окрест своей кельи именовал палестинскими названиями Фавора, Елеона, Вифлеема и т.д. Он скончался в 1837 г. и в час его отхода светлый столб поднялся к небу и был виден на очень отдалённых островах. Алеуты говорили: «Это о. Герман уходит к Богу». И не ошибались.

С 1823 г. начинается деятельность в Америке второй специальной церковной миссии, самым видным представителем которой оказался молодой священник о. Иоанн Попов-Вениаминов, впоследствии – митрополит Московский и Коломенский Иннокентий. Сей великий и дивный муж родился в 1797 г. в семье бедного сельского причетника близ Иркутска. Окончил Иркутскую семинарию, где проявил большой интерес как к богословским, так и к мірским наукам. Со всей семьёй, женой и детьми, он в 1823 г. приехал на о. Уналашку и начал апостольское служение среди алеутов, кадьякцев, эскимосов и индейцев западного побережья Аляски и Северной Калифорнии (г. Ново-Архангельск на о. Ситхе). Обучая местных жителей различным ремёслам и хозяйственным деланиям, он с их помощью построил церковь, завёл школы, богадельни, больницы, крестил тысячи туземцев, никогда не прибегая к насилию или иному давлению, но действуя только любовью и словом истины. Отец Иоанн овладел шестью тамошними языками, изучил и описал быт, нравы, антропологию племён, географию и климаты местностей, стал подлинным отцом «диких» народов, или, как говорил о себе св. Герман Аляскинский, «нянькой» их! Для алеутов он составил азбуку и перевёл на их язык Евангелие от Матфея и некоторые необходимые молитвы и иные книги. Его сочинения по этнографии народов Аляски, Калифорнии и прилегающих островов, а также по лингвистике, до сих по используются в науке и почитаются образцовыми. Ещё тогда, при его жизни, они были высокого оценены академиями наук России и Европы! Отец Иоанн Попов-Вениаминов продолжал лучшие традиции русских миссионеров Сибири, Алтая, Дальнего Востока. В те времена это было непросто, требовало особого мужества, подвига. Дело в том, что интересы апостольства Церкви в тех местах нередко входили в противоречие с интересами Российско-Американской Компании (РАК), занимавшейся промыслом пушного и морского зверя. «Промышленные» люди и чиновники РАК иной раз проявляли и жестокость, и иногда склонны были нещадно эксплуатировать туземцев, хотя надо сказать, что это были эксцессы, но не правило! Как правило, всё-таки даже наши «промышленные» относились к коренному населению Америки дружелюбно и по-братски. Шелихов предписывал, как очень желательное, браки русских с индейцами. Появились смешанные семьи. Дети от этих браков (креолы) часто оказывались весьма способными людьми, а некоторые дослужились в России до высоких государственных чинов. Екатерина II, Павел I предписывали под страхом наказаний только дружелюбное отношение к туземцам. Особый указ Императора Александра I повелевал РАК во всех народах Америки «прежде всего почитать человечество», ни в коем случае не прибегать к жестокости и насилию. Неоднократно Россия направляла ноты протеста США, чьи купцы продавали индейцам огнестрельное оружие. США отвечали, что у них «свобода»(!), и они не могут запретить торговлю смертью... Но в XIX в. среди наших деятелей РАК были люди совершенно далёкие от Православия, просто не понимавшие его (к примеру «летописец» РАК – Хлебников). И подчас нашим миссионерам трудно было определить, кого они должны прежде всего просвещать – алеутов, индейцев, или – своих, русских!.. В такой обстановке только всестороннее (духовное и светское) образование апостолов Америки, вроде о. Иоанна Попова, могло заставить иных чиновников РАК уважать Церковь и её миссионерство. В 1840 г. по рекомендации митрополита Филарета (Дроздова), подружившегося с о. Иоанном, Государь Николай I назначил овдовевшего к этому времени и принявшего монашество Попова-Вениаминова первым епископом новообразованной Камчатской, Курильской и Алеутской епархии. Когда Государь определил такое название епархии, ему заметили: «Но, Ваше Величество! На Курильских островах нет ни одной церкви!». «Построить!» – отрезал Император. Так появился новый Святитель Русской Церкви Иннокентий (Вениаминов). Среди многочисленных его сочинений осоое место занимала работа, написанная им для «дикарей» – алеутов «Указание пути в Царство Небесное». Её можно поставить в один ряд с вероучительными трудами древних отцов Церкви! В небольшой брошюре (!) в предельно кратком виде изложены все глубочайшие истины христианства языком простым, но исполненным «духа и силы», как говорил Ап. Павел. Синод был удивлен этой работой и приказал отпечатать её большим тиражом, как пособие для российских школ и училищ. Она потом выдержала множество изданий в XIX – начале XX в.в. и последний раз издавалась в 1993 г. Промыслом Божиим после многих трудов по просвещению народов Чукотки, Камчатки, Амурского края (где св. Иннокентий дал название г. Благовещенску, в честь своего первого прихода в Иркутске) он был поставлен на месте почившего Филарета (Дроздова) Митрополитом Московским и Коломенским (в 1868 г.). Вот когда и где пригодились ему навыки миссионерства! Вот когда Русская Америка стала «работать» на Россию! Ибо российское «образованное общество» того времени нуждалось в повторном поголовном оглашении и просвещении Православной Верой! Так и понял свою новую задачу Святитель Иннокентий и многие его единомышленники. И на этом поприще «внутреннего» миссионерства им сделано было очень многое, в частности начато издание знаменитых «Троицких листков» – подлинной здоровой духовной пищи для Русского народа. Даже в наши дни «Указание пути в Царство Небесное» используется для работы с приходящими к вере. Его подход к душе и сознанию дикарей с высшим образованием неизменно приносит самые хорошие плоды! Владыка Митрополит Иннокентий почил в Бозе в 1879 г. Недавно он причислен к лику святых, наряду с преп. Германом, священномучеником иеромонахом Иувеналием (он был убит индейцами-язычниками) и мучеником Петром Алеутом (его замучили в 1815 г. католики-испанцы, требовавшие отречься от Православной Веры).

По части «образованных» невежд российское общество в XIX в. не уступало Европе! И на поприще его просвещения Святой Православной Верой трудился тогда, конечно, не один Святитель Иннокентий. ХІХ-й век дал Русской Церкви и міру целое созвездие замечательных, просто великолепных святителей и учителей. Среди них самыми выдающимися оказались три Филарета: Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский, Филарет (Амфитеатров) митрополит Киевский и Галицкий, Филарет (Гумилевский), архиепископ Черниговский; затем – Игнатий (Брянчанинов), епископ Кавказский и Черноморский, Феофан (Говоров) Затворник, епископ Владимирский, Макарий (Булгаков), Митрополит Московский и очень многие другие! Так что развитию тёмных, демонических, революционных сил в России в XIX в. Промыслом Божиим было противопоставлено невиданное доселе развитие самых светлых, духовных, православных сил на Русской Земле – такое, какого ещё не бывало в Великороссийской истории!

Филарет Московский (26 декабря 1783 – 19 ноября 1867 г.) из духовенства, получивший высокое образование в Троицкой Семинарии, бывший затем там же преподавателем древних языков и поэзии, принял монашество с 1806 г. и был назначен инспектором и профессором философии С.-Петербургской столичной Духовной Академии. Одно время его даже пытались поставить священником дворцовой церкви для Императорских Особ и иных самых высоких лиц. Но за проповедь «о миролюбии» (т.е. о любви к «міру сему», его удовольствиям и благам), в которой усмотрели намёк на дворцовые обычаи и нравы и попытку учить Царей, как жить по заповедям Божиим, Филарет был деликатно, через почётное повышение удалён от Двора. Однако его духовный и учёный авторитет не только не уменьшился после этого случая, но даже вырос! Мы уже видели составление и хранение секретнейшего манифеста о наследовании Престола Николаем Павловичем. В 1812 г. своими патриотическими проповедями Филарет приобрел очень широкую известность. Его «Слово на смерть Кутузова» стало затем одним из самых высоких образцов проповеднического искусства. В 1817 г. он становится епископом Ревельским, потом после нескольких перемещений, в 1821 г. – митрополитом Московским, каковым и остаётся до смерти. Филарет поразительно сочетал в своей личности и жизни высоту аскетического молитвенного подвига с глубиной учёности, притом не только богословско-академической, но и светской, а также возвышенность интересов и занятий с огромным талантом администратора (что вообще крайне редко). Во всём (даже во внешнем облике) Филарета отличала некая удивлявшая всех утончённость. Благодаря таким сочетаниям, его авторитет как в Церкви, так и в «образованном» обществе был огромен. Но даже такой великий муж не избежал некоторых искушений и отдельных отклонений от Православия, им же достойно прёодолённых, как раз в силу тех особенностей мірской и школьно-богословской учёности, о которых мы уже говорили. С 1816 г. Филарет принял деятельное участие в Российском Библейском обществе. «Общество» было насквозь масонским и создано английскими масонами, как всемірная организация. Под благовидным предлогом распространения Священного Писания (Библии) во всех народах, общество на деле имело целью разрушение христианства. Так, в отношении России один из английских масонов-устроителей Библейского общества предельно откровенно определил такую задачу: «Чтобы отучить Русский народ от его суеверия (т.е. Православия) нужно дать ему текст Священного писания на его современном языке». Мы уже отмечали, что церковнославянский язык, несмотря на некоторые видоизменения в течение столетий, всё же восходил к боговдохновенному языку святых просветителей славян, равноапостольных Кирилла и Мефодия. Этот язык никогда не был разговорным, обиходным, хотя в древности недалеко отходил от славянских разговорных языков и был понятен славянам от Адриатики до Белого моря. Разговорные славянские языки, в том числе русский, подвергались затем очень большим изменениям соответственно изменениям и колебаниям духовной жизни народа. В связи с общим обмірщением жизни, русский обиходный и светско-литературный язык XIX в. уже не был в состоянии выразить в словесных образах те глубочайшие духовные и духовно-символические смыслы, которые легко выражались языком церковнославянским, как созданным по внушению Духа Святаго и проникнутым Его Божественной благодатью и силой. Поэтому текст Священного Писания на современном русском языке, сохраняя лишь некое поверхностное содержание, не давал возможности проникнуть в сокровенные его значение и смысл. На это и был расчёт у масонов «Библейского общества». В русском православном сознании язык Священного Писания сам тоже должен быть священным, то есть не таким, какой употребляется на улицах и торжищах, в обыденной уже слишком значительно обезбоженной жизни (подобно тому как нарочито изъяты из обиходного употребления все священные сосуды, предметы, облачения богослужебной жизни Церкви, как изъят из обыденного языка язык Православных молитв, которыми человек общается с Богом, – не так, как общаются падшие люди между собой в обыденной реальности). Кроме того, если малообразованному или совсем необразованному в церковном отношении человеку дать текст Св. Писания, без святоотеческих, церковных пояснений и толкований, – человек непременно и обязательно запутается, просто не поймёт Св. Писания (даже на самом что ни на есть обиходном своем языке!). Это подтверждалось тогда и подтверждается теперь практикой, жизнью на каждом шагу! К примеру, в наши дни, совсем недавно, две благочестивые старушки, раньше слышавшие Ветхозаветные и Евангельские чтения только в храме, купили в складчину Библию на русском языке издания Московской Патриархии и стали читать сами, с начала. И когда прочли книги Моисеевы, ужаснулись! Сам Бог (!) заповедал мужчинам обрезываться, священникам приносить в жертву животных, возлагать грехи на козла, отпускаемого в пустыню, не есть свинины и т.д. и т.д. А ничего этого не делают теперь ни в Православной Церкви, ни у сектантов. Значит, – решили старушки, все отступили от Бога и не нужно, даже нельзя ходить ни в Церковь, ни в синагогу (там хоть и обрезываются и свинины не едят, но нет жертвенных тельцов и козлов отпущения!). Старушки родились в советское время. Закона Божия в детстве не проходили, но всю жизнь посещали Церковь и поэтому считали себя глубоко верующими и к тому же грамотными, а значит способными понимать, что написано в Библии! Переубедить их стоило невероятных трудов, но, кажется, они до конца так и не поняли Божия определения о переходе от Ветхого Завета к Новому. А сколько ещё заблуждений и идиотизмов возникает на почве самостоятельного чтения Библии! Православные в отличие от католиков никогда не запрещали мірянам чтение Библии. Но всегда учили их прежде знакомиться с иными вероучительными книгами, с катехизическим изъяснением Символа веры, а при чтении Библии руководиться толкованиями святых отцов и разъяснениями служителей Церкви. Повреждённый грехом ум человеческий принципиально не способен, к индивидуальному постижению Библии так, чтобы при этом не заблуждаться. Он непременно и обязательно будет заблуждаться и не понимать очень многое! Пояснения ему должны поступать от соборного разума Церкви, как «Тела Христова», глава коему Он Сам, а верующие – суть члена этого тела, по ап. Павлу, т.е. – через духовное просвещение и назидание епископов и священников Церкви, основанной на апостольском и святоотеческом учении и просвещаемой Самим Господом Духом Святым. Так благоугодно было Богу, Господу Христу устроить свою Церковь, делая людей соучастниками Себе и помощниками друг другу в деле спасения, чтобы спасение совершалось исключительно и только в Церкви и никогда никак иначе (не в секте, и не в индивидуальном «изучении», не в произвольных мудрствованиях, домыслах и фантазиях относительно смыслов Св. Писания)!

Поистине демоническое лукавство «Библейского общества», в том числе и Российского, состояло как раз в том, чтобы по возможности каждому дать в руки Библию для индивидуального пользования (читай и понимай, как хочешь!). Великороссийскому «образованному» обществу это очень импонировало (как же – мы ведь «культурные»!). Но кроме того, во всём этом деле пряталось и другое – обыкновенное кощунство над Библией! Продаваемая по ничтожной цене, или даром даваемая каждому, кому попало, Библия, распространяемая по России энтузиастами – «книгоношами», заходившими в самые глухие углы и веси, стала во множестве обнаруживаться брошенной в самых непотребных местах – в кабаках, шинках, борделях, на мусорных свалках. Такого на Руси никогда не бывало! Брошенный «пред свиньями» «жемчуг» Слова Божия – это стало знамением времени.

Ученики прежних русских масонов Лопухина, Новикова, Кошелева и других кн. Голицын, А.Ф. Лабзин (издатель «Сионского вестника», впоследствии запрещённого), В.М. Попов стали ведущими деятелями «Библейского общества», посещая одновременно изуверские радения секты Татариновой. Немудрено, что в этом «обществе» открыто велись разговоры о том, что оно «сорвёт» с Православной Церкви «обветшавшие пелены», «разоблачит» её заблуждения, оживотворит «истинную веру» и т.п. Такие разговоры не были известны Государю, не велись в присутствии Филарета. Последний принял деятельное участие в «Библейском обществе» только в связи с увлекавшим его вопросом о переводе Библии на современный русский язык. Филарет искренне полагал, что такой перевод нужен, но не для церковного, богослужебного употребления, где вечно должен сохраняться только церковно-славянский язык, а для домашнего чтения. Всё же это была уступка обмірщённому сознанию, т.к. любой грамотный человек не только тогда, но даже и теперь, может без особого труда в течение очень небольшого времени (двух-трех месяцев, а то и недель) овладеть церковно-славянским в такой мере, какая вполне достаточна для понимания. Филарет здесь, конечно, поддался настроениям в некоторых кругах «образованной общественности», некоему «духу времени». Но будучи всё же глубоко православным и церковным человеком, Филарет приложил все усилия к тому, чтобы русский перевод Библии был сделан не так, как хотели английские и русские масоны. Последние настаивали на переводе Ветхого Завета с поздних (после Распятия и Воскресения Христова сделанных) еврейских талмудических текстов, где важнейшие пророчества о Мессии, о Христе были умышленно искажены талмудистами. Филарет настоял, чтобы к делу перевода был привлечён текст Септуагинты, – древнего (до Рождества Христова) перевода с древнееврейского на греческий, сделанного «70-ю толковниками» (переводчиками) ещё при Птолемее Египетском, с которого всегда делались переводы и на церковно-славянский язык, а также некоторые иные тексты (латинская Вульгата и другие). В итоге впервые в 1858 г. вышел перевод всего Священного Писания на русском языке, сделанный, в отличие от переводов на иные европейские современные языки, довольно удачно. Он стал основой «Синодального издания» Библии на русском языке, которое воспроизводится и поныне как православными, так и протестантами и сектантами (баптистами, например). Но это дело, как и вся деятельность «Библейского общества» вызвало большие споры и справедливые возмущения. Тогда ещё российская «общественность» не была так единодушна в отступничестве, как позднее. Уже при Александре I, как мы помним, было покончено с легальным масонством и «мистицизмом». Подвергся определённой опале и Митрополит Филарет. С 1824 г. его положение сильно пошатнулось. Его не без оснований критиковали не только за участие в «Библейском обществе», но и за написанные им Катехизисы (Пространный и Краткий), где содержались некоторые неточности и не вполне православные суждения, а цитаты из Библии были даны в русском переводе. Митрополит Филарет со смирением смог преодолеть и свои ошибки, и нападки противников. В 1839 г. были напечатаны его Катехизисы, исправленные автором, с цитатами на церковно-славянском. До сих пор они являются классическими, основополагающими пособиями для начального ознакомления с истинами Православной Веры, хотя содержат некоторые черты западной схоластики, нуждающиеся в коррекции. После его решительного выступления против «декабристов» и быстрых мер по успокоению народа, т.е. после 1825 г., влияние владыки Филарета восстанавливается. Он один явился целой эпохой Великороссийской жизни! Он много писал. Самые известные его сочинения: «Начертание Церковно-Библейской истории», «Записки на книгу Бытия», «Разговоры между испытующим и уверенным о православии восточной греко-российской Церкви» возымели очень большое положительное воздействие на умы. Его сборник «Слова и речи» был тогда же переведён на иностранные языки. Сборник резолюций митрополита Филарета – по сей день прекрасное пособие канонического руководства церковной жизнью. Известна своеобразная добрая поэтическая «дуэль» Филарета и А.С. Пушкина. Пушкин написал грустное стихотворение «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана?..» Филарет опубликовал своё ответное стихотворение «Не напрасно, не случайно жизнь от Бога мне дана...», которое произвело на Пушкина огромное впечатление. С восторгом он писал графине Хитрово, что в ответ на свои «скептические куплеты» получил столь замечательные стихи такого великого человека, и ответил ему стихами «Во дни забав иль праздной скуки...», где признался, что своей «струны лукавой» невольно звон он прерывал, когда слышал «голос величавый» святителя Филарета, и что ныне он, Пушкин, «внемлет арфе Серафима (Филарета) «в священном ужасе». Так свободно, ненавязчиво совершалось труднодостижимое – сближение Православной Церкви и Веры с запутавшимся вконец российским «интеллигентным обществом». Велико значение Митрополита Филарета в государственной жизни. Ныне мало кто помнит (не учили в школе!), что знаменитый манифест 1861 г. об освобождении крестьян от крепостного права был по поручению Александра II написан никем иным, как владыкой Филаретом! Когда он скончался, И.С. Аксаков в особой речи воскликнул: «Обвалилась громада славы, которою красовалась Церковь и утешался народ!» И это было истинно так!

Филарет сделал очень много для развития и устроения российского монашества, улучшения церковной жизни и положения духовенства. При Николае I начинается вновь возрождение многих древних монастырей и создание новых, причём обителям и мірским приходам вновь даются земли в пользование, хотя и без крестьян. В этих делах был единодушен почти весь российский епископат. Святитель Филарет (Амфитеатров, 1779–1857 г.г.), будучи сам смиренным и глубоким молитвенником безсребренником, очень способствовал устройству монашеской жизни, особенно в Малороссии, в Киево-Печерской Лавре и множестве иных старых и вновь возникавших монастырей, оставил после себя ценные духовные сочинения, пользовался всеобщим уважением. Филарет (Гумилевский, 1805-1866 г.г.) прославился тем же, но особенно своими фундаментальными сочинениями. Его «История Русской Церкви», «Православное догматическое богословие», «Историческое учение об отцах Церкви», «Русские святые» – до сих пор классические произведения, без которых немыслимо образование. В этих трудах «умовое» академически-школьное «научное» богословие сочетается с исконным православным мышлением, подкреплённым как бы изнутри «духом и силой» личного молитвенного подвига этого замечательного писателя. Немного иначе выглядит творчество иного святителя – митрополита Московского (с 1879 г.) Макария (Булгакова, 1816-1832 г.г.). Он не столько подвижник и молитвенник, сколько учёный-богослов и историк, хотя и личная его христианская жизнь на достаточной высоте! Им создано множество ценнейших произведений, из которых важнейшие – это «Догматическое богословие» (объёмное, фундаментальное сочинение, служащее и ныне как бы базой, или отправной точкой развития православной догматики) и «История Русской Церкви» в 13-ти томах (!). Это поистине огромное сочинение. Автора можно упрекнуть в ряде ошибок, в оценках некоторых событий и лиц, в некоторой компилятивности и эклектичности, но богатство тщательно собранного им исторического материала так велико, что без этого сочинения, уже не может обойтись не один историк России!

Эти и многие иные духовные писатели пробудили во всех сословиях России XIX в. живой интерес и к Православному Вероучению и к истории своей Церкви, дали нужную уму и сердцу русских людей «пищу».

Одновременно, тогда же происходил бурный расцвет мірских «общественных наук», в том числе и политической истории. Но они шли как бы параллельно, своим особым путём, почти не пересекаясь с богословскими и церковно-историческими науками, под влиянием западного мышления. Сперва, в начале XIX в. в России сильно увлекались немецкой классической философией (Шеллинг, Гегель). Гегельянскими мыслями проникнуто оказалось самое фундаментальное сочинение С.М. Соловьёва «История Росси с древнейших времён». Приводя богатейший, часто уникальный исторический материал, Соловьёв толкует его по-своему, нередко в вопиющем противоречии с содержанием приводимых им документов! Он силится доказать, что саморазвитие абсолютной идеи, достигающее наивысшего уровня в политическом устройстве современного государства, в России приводит к «закономерному» переходу от низших (невежественных, грубых) форм жизни Московской Руси к передовым (просвещённым) формам государственности петровского и послепетровского времени. Надуманность или натянутость (под Гегеля) этой общей исторической концепции Соловьёва лишает его «Историю» очень многого. Однако приводимый им громадный материал и указания на источники его позволяют любому исследователю хорошо познакомиться с тканью политической истории России и сделать совсем иные, свои выводы и суждения.

Это лишь один из самых ярких примеров расхождения, несовпадения светской и церковной общественной и исторической мысли в России в прошлом веке. И если уже в области знаний внешних такое расхождение имелось, то что говорить о знаниях чисто духовных! Но на помощь любому ищущему Бога приходило в то время творчество церковных писателей совсем иного рода – посвященное той самой «единой на потребу» науке духовного восхождения к Богу, значение которой мы уже не раз подчеркивали. Своих великих служителей и выразителей эта наука нашла в лице епископов Игнатия и Феофана. Игнатий (Брянчанинов, 1807-1867 г.г.) из дворян, получил высшее военное образование в Главном инженерном училище (в Михайловском замке!) под руководством будущего Императора Николая I. Служил недолго. Затем принял монашество. Узнав об этом, Государь Николай I вызвал бывшего офицера и сказал, что Игнатий – должник его за то светское образование, которое он получил от Николая Павловича... «Вернуть долг» он обязывался теперь трудами по благоустройству С.-Петербургской Сергиевой Пустыни, которой Царь придавал важное значение. «Долг» был сполна отдан. Монастырь был возрождён и устроен Игнатием в самом лучшем виде. Случай, когда благородного происхождения и хорошего образования молодой офицер по зову сердца оставляет мір, карьеру и посвящает себя Богу, в те времена не был ещё частым и поэтому вызывал в «обществе» особенно пристальное внимание. А Игнатий, уйдя от міра, спустя определённое время, подарил этому міру безценные сокровища своего аскетического молитвенного опыта, созерцаний, живого личного общения с Богом!

Его сочинения для монашества и о монашестве по духу и смыслу совершенно совпадают с тем, что содержится в опыте и учении древних (в «Добротолюбии») и почти современных ему подвижников (Паисия Величковского, Серафима Саровского). Сочинения еп. Игнатия стали тогда широко известны в России и по сей день являются непременно в числе «настольных книг» любого подвизающегося «подвигом добрым». Такого рода труды становились и особо авторитетными для всех как раз потому, что исходили не от «простеца», а от человека высокого происхождения и современного светского, на западный лад, образования! Подобное можно сказать и о епископе Феофане (Говорове, 1815–1894 г.г.). Сын сельского священника он достиг высших степеней богословской и светской учености, имел общение с множеством людей дворянского происхождения. Однако, подобно епископу Игнатию, его привлекала более всего уединённая молитвенная монашеская жизнь. После окончания Киевской Академии Феофан быстро «пошёл в гору». Он становится ректором духовных школ (одно время даже С.-Петербургской Академии), членом Духовной Миссии в Иерусалиме, настоятелем посольской церкви в Константинополе, епископом Тамбовским (с 1895 г.), затем – Владимирским (с 1863 г.) и удаляется «на покой» в Успенскую Вышенскую Пустынь Тамбовской епархии, где с 1872 г. и до кончины, т.е. 22 года пребывает в затворе, не выходя, не видясь с людьми. Но именно в период затвора Владыка Феофан пишет свои самые значительные аскетические произведения и ведёт неимоверно большую переписку с великим множеством людей, искавших его духовных наставлений! Всё это – неоценимый вклад в жизнь и историю Великороссии. С особой скорбью и особой силой оба святых епископа, – Игнатий и Феофан отмечают оскудение веры в обществе, народе и даже в монашестве! Источник этих явлений указывается точно – Запад с его лжеучениями, вернее то, что русские сами соблазняются ими. «Западом и наказал и накажет нас Господь, – писал Феофан Затворник, – а нам в толк не берётся. Завязли в грязи западной по уши, и всё хорошо. Есть очи, но не видим, есть уши, но не слышим, и сердцем не разумеем...». «Другая злая вещь в нас, наша литература, западным духом наполненная, и ту очищает Господь тоже ударами с Запада. Но всё неймётся.» Здесь мы наталкиваемся на самое интересное в истории XIX в. – на резкое обострение духовно-идейной борьбы. Но рассмотрим это попозже, после общего описания проявлений высшей, благой воли Великорусского народа.

Мы уже упоминали о подвижниках Рославльских лесов, о. Валааме, Сарове, Дивееве. Скажем теперь о знаменитой Оптиной Введенской Пустыни и её старцах, недавно причисленных к лику святых. Это очень знаменательное, закономерное, хотя и уникальное явление, повторить которое, или как-то его человеческими силами воссоздать невозможно. Введенская Богородицкая Оптина Пустынь возникла ещё в XVI в. и была одним из малозаметных монастырей. В XVIII в. жила очень скудно, однажды даже была закрыта на два года. Возрождение её связано с митрополитом Платоном (Левшиным), которому очень понравилось место в тихом уединённом лесу на берегу р. Жиздры близ Козельска Калужской епархии. Владыка поставил в настоятели смиренного монаха Авраамия, руководившегося наставлениями преп. Паисия Величковского. Ко времени своей кончины в 1817 г. Авраамий сумел возродить Оптину, построить два храма. В 1820 г. владыка Филарет (Амфитеатров), бывший тогда епископом Калужским (у него было прозвище «Монахолюбец»), упросил часть старцев из Рославльских лесов поселиться в Оптиной Пустыни «для безмолвного и отшельнического жития, по примеру святых отцов пустынножителей». Во главе новых насельников оказался старец (впоследствии – архимандрит) Моисей (Путилов). Его, как мы помним, наставляла монахиня Досифея (княжна Тараканова) и основой жизни его и братии стало «умное делание» молитвы Иисусовой по правилам «Добротолюбия» и учению преп. Паисия (Величковского). Моисей читал и переписывал святоотеческие книги, устроил знаменитый Скит Пустыни. Слава о монастыре и его подвижниках стала широко распространяться, обитель пришла в цветущее состояние. В 1832 г. о. Моисей почил в Бозе. К тому времени в Оптиной уже подвизались старцы Леонид (в міру и потом в схиме – Лев Наголкин, из мещан г. Карачева), ученик учеников Паисия (Величковского), и старец Макарий (Иванов, из орловских дворян). Настоятелем вместо Моисея стал архимандрит Исаакий (Антимонов, из богатых курских купцов), руководивший обителью до 1894 г. Отец Леонид определил особенность подвижничества в Оптиной Пустыни – старчество, то есть водительство душами людей, приносящих к старцу не только грехи, но и все свои помыслы. Как и Исаакий, о. Леонид был воплощением простоты, естественности и молитвенной собранности. Но Леонид отличался большой живостью в общении и тем, что прикрывал свои дарования некоторым юродством. Церковное начальство его не любило, притесняло, относилось с крайним подозрением. Однако его хорошо понимали и защищали оба митрополита Филарета. Схимонах Лев почил в Бозе в 1841 г., сумев учредить старчество и в двух женских обителях. После него старческий подвиг продолжил его друг о. Макарий. Внешне он очень отличался от о. Леонида – Льва. Учёность, изысканные вкусы, любовь к цветам и музыке выдавали в нём благородное происхождение. Важнейшим делом его жизни в Оптиной стало издание трудов Паисия Величковского. Оно было начато по инициативе и с помощью четы Ивана Васильевича и Наталии Петровны Киреевских, начавших бывать в Оптиной. В 1847 г. вышла книга «Житие и писания Молдавского старца Паисия Величковского», в работе над которой приняли участие также профессора Московского университета и Духовной академии. По кончине И.В. Киреевского в 1856 г. помощь Оптиной в издательском деле продолжала его вдова, а также целая плеяда помощников о. Макария. Среди них – о. Амвросий (Гренков) впоследствии тоже старец Пустыни, о. Леонид (Кавелин) – замечательный церковный историк, о. Климент (Зедергольм), обратившийся от лютеранства, магистр филологии МГУ, о. Ювеналий (Половцев) – впоследствии епископ Курский, а затем Литовский. Все – люди с высшим светским и богословским образованием. Эта славная дружина начала издание переводов преп. Паисия с древних аскетических книг, иных переводов, а после кончины о. Макария в 1860 г. издала и замечательные его письма к монахам и к мірским лицам. Учёная работа в Оптиной и особенности старческого подвига её отцов начали приводить сюда людей как бы другого міра, из «образованного общества», интеллигенции. Здесь стал бывать Н.В. Гоголь, бывали Ф.М. Достоевский, К. Леонтьев, В. Соловьёв, Великий Князь и поэт К. Романов и даже граф Л.Н. Толстой. При его последнем посещении Оптиной в 1890 г. старец Амвросий сказал о нём: «Горд очень». Особое место в жизни обители занимал Скит. Прославились подвигами его начальники: ученик Макария иеромонах Иларион, затем иеромонах о. Анатолий (Зерцалов), почивший в январе 1894 г. Он принимал большое участие в духовном устроении женской Казанской Шамординской обители, известны его «Письма» к монахиням, пронизанные «пасхальным одушевлением». В этом он был подобен Серафиму Саровскому, встречавшему людей в любое время года возгласом: «Радость моя, Христос Воскресе!..» Отец Анатолий 20 лет молил Бога дать ему простоту, и наконец, вымолил. Он – опытнейший делатель молитвы Иисусовой. Одним из самых известных Оптинских старцев стал о. Амвросий (Гренков), из духовного сословия. Он родился в 1812г., окончил семинарию, был преподавателем Липецкого Духовного Училища. По совету другого великого русского подвижника – старца Илариона Троекуровского о. Амвросий в 1840 г. поступил в Оптину и скоро стал любящим и преданным учеником отцов Леонида и Макария. После них и сам сделался руководителем душ человеческих. Со всех концов России к нему за советами стекались люди. Он обладал дарами прозорливости и исцеления. Только себя не мог вылечить. Впрочем, и не хотел! Страдая тяжкой болезнью, которая иногда надолго приковывала к постели, о. Амвросий на предложение прибегнуть к столичным светилам медицины со свойственной ему весёлостью отвечал: «Монах не должен вылечиваться, а только подлечиваться...» Крайне внимательный и доброжелательный к людям о. Амвросий не нуждался в их объяснениях, он видел, что в душе человека, и точно, часто легкими намёками, указывал людям на их грехи и ошибки, тут же давал точные советы, что и как им нужно делать. Он, как иные старцы, сотворил много чудес, с ним связаны многие знамения Божией силы и благодати. Старец Амвросий основал знаменитую женскую обитель в поместье Шамордино, принадлежавшем его духовной дочери – орловской помещице Ключарёвой (в монашестве – Амвросии), возжелавшей иметь здесь обитель. Она была посвящена Казанской иконе Богородицы и с 1901 г. называлась Казанской Амвросиевой Пустынью. Он содействовал устроению ещё нескольких женских монастырей, но особенно опекал сестёр Шамордино, вдохновив на подвиг женского старчества родовитую дворянку Софью Михайловну Астафьеву (урождённую Болотову). Схимонахиня София оказалась достойной ученицей о. Амвросия, прославилась большой праведностью. В попечении о шамординских инокинях у о. Амвросия много общего с подобным же попечением преп. Серафима Саровского о сестрах Дивеевской обители. В Шамордине и отошёл ко Господу старец Амвросий 10 октября 1891 г., но погребён был в Оптиной. Традиции духовных дочерей о. Амвросия стараются в наши дни продолжать сестры небольшого женского Казанского монастыря «Новое Шамордино», находящегося уже не в России, а ... в Австралии, в местечке Кентлин, и состоящего из русских монахинь и послушниц. После кончины о. Амвросия в Оптиной Пустыни славились несколько выдающихся подвижников. Среди них скитоначальник о. Анатолий «Младший», истинный старец и святой, во многом похожий на Серафима Саровского, скончавшийся в России, как думают, в 1922 г., отцы Иосиф, Венедикт, Нектарий, почивший в 1926 г.

Множество иных славных обителей было на Русской Земле в XIX в. Их развитие поощрялось Царями, им благотворили многие знатные и богатые особы. Много было и подвижников. Притом – не только в монастырях. Были святые міряне, юродивые, подвижники милосердия, нищетолюбия, народного просвещения. Были и славные высоким благочестием и пастырскими способностями «белые», т.е. женатые священники. Из них выделялся протоиерей Матфей Константинович, настоятель собора в г. Ржаве, который сумел убедить Гоголя оставить литературное творчество, губительное и для автора, и для читателей. После одного из важных разговоров с о. Матфеем Гоголь сжёг рукопись 2-го тома «Мёртвых душ» и написал затем замечательные сочинения о литургии, разных вопросах духовной жизни, опубликованных в книге «Выбранные места из переписки с друзьями». Здесь является как бы «новый Гоголь», ставший под влиянием Оптиной и о. Матфея сам чуть ли не старцем – духовным наставником для многих.

На 1 июля 1896 г. в России существовало 789 монастырей, из них 241 были основаны в XIX в.: это больше, чем в любом из предыдущих столетий Великороссийской истории! То же можно отнести к числу церквей, училищ, школ, семинарий, количеству духовенства и учёных богословов самых разных дисциплин, из коих многие признаны как светила міровой значимости. Из русских подвижников, чья жизнь протекала в основном в рамках XIX столетия, уже около 20-ти причислены к лику святых. Среди них преподобные Серафим Саровский, Герман Аляскинский, Оптинские старцы, Митрополит Иннокентий (Вениаминов), архиепископ Николай (Касаткин) – апостол Японии.

Это был необыкновенный, неожиданный, великий подъём духовной жизни Великороссии, Святой Руси! И уже поднялась над Россией в конце века звезда чрезвычайной духовной величины и яркости – св. Праведный отец Иоанн Сергиев Кронштадтский!