Вторник
Краснодар, Россия
Прежде в этом крыле Лесе бывать не доводилось. Сюда увозили на каталках или волокли в смирительных рубашках вырывающихся и воющих пациентов с текущей изо рта пеной. Леся однажды стала свидетельницей подобной сцены и с тех пор предпочитала не соваться в эту часть здания. Хотя ей-то чего опасаться? Она вела себя адекватно, а отец доплачивал персоналу за особое к ней отношение.
– Сюда, пожалуйста. – «Добрая» медсестра открыла дверь в кабинет, пропуская девушку вперед.
Леся сделала шаг и замерла на пороге. Белые, сверкающие чистотой стены. Яркие лампы. Медицинский стол с ремнями для рук и ног. Стеклянный шкафчик и хромированная тележка с баночками, ампулами и шприцами.
Леся с ужасом подумала, что сейчас ее привяжут, повтыкают в тело иглы и трубки и начнут проводить опыты. Паранойя чистой воды. Она находится в лучшей клинике на юге России, а не в зазеркалье, где воплощаются кошмары. Лечащий врач сказал, ей не о чем беспокоиться. Но она беспокоилась, и еще как, черт побери!
– Проходите же! – Медсестра подтолкнула ее под локоток, и дверь за ее спиной зловеще клацнула.
Пепе – она его не сразу заметила – улыбнулся и протянул ей одноразовый халат для пациентов.
– Переоденьтесь. – Он указал на ширму. – И начнем.
К горлу подступил комок, а в ушах зашумело, забурлило штормовое море.
– Что начнем? – Леся не узнала собственного голоса. Он звучал хрипло и жалко, как у выпрашивающего копейку пропойцы.
– Мы вчера с вами все обсудили, – мягко ответил Пепе – таким тоном любящий родитель объясняет ребенку необходимость сделать прививку.
– Мы ничего не обсуждали. – Леся упрямо вскинула подбородок. – Вы поставили меня перед фактом. Я бы хотела знать, что вы собираетесь делать.
– Вряд ли названия медицинских препаратов что-то вам скажут. – Пепе надоело держать халат, и он повесил его на ширму.
– В таком случае мне сперва нужно позвонить отцу.
– Виктор Зорин приезжал вчера в клинику, я объяснил ему суть рекомендованных вам процедур, и он не высказал возражений. Так что у вас действительно нет повода для беспокойства. – Доктор шагнул ей навстречу, но она отступила назад, упершись лопатками в стену.
Виктор вчера приезжал в клинику? Почему же она не в курсе? Почему он не встретился с ней? Неужели настолько спешил, что не нашел пяти минут для собственной жены? Только сейчас Леся сообразила, что с момента их последней встречи Виктор ни разу не связался с нею, хотя раньше звонил или присылал сообщения несколько раз в день.
Внутри расползалось давящее предчувствие чего-то плохого. Это был иррациональный, неуправляемый страх, когда все твое существо восстает против, казалось бы, разумных вещей.
Да что она так завелась, в самом деле? Никто не собирается экспериментировать с ее сознанием, это же не тайный бункер, не логово маньяка. Боковым зрением она снова увидела ремни и сглотнула.
– Вы слишком разволновались. – Пепе взял с тележки шприц с прозрачной жидкостью и снял колпачок. – Все будет хорошо.
Ее ночные кошмары всегда начинались с этой фразы.
«Все будет хорошо!» – шептала тень, преграждавшая ей дорогу.
«Все будет хорошо!» – прозрачные тощие руки тянулись к ее шее.
Леся бежала из последних сил, с трудом передвигая налитые свинцом ноги, рвалась вперед в надежде спастись, отыскать безопасное место, где никакое зло не найдет ее, не схватит цепкими пальцами. Но чужое дыхание уже касалось ее затылка, распространяя вокруг тошнотворный гнилостный запах, от которого волоски на коже вставали дыбом, а грудь сводило панической судорогой. Тело слабело, ноги отказывались нести дальше, и вот уже тень накрывает ее, прилипает к коже тончайшей липкой клеенкой, все плотнее и плотнее, чтобы слиться в одно целое, темное, мертвое.
– Нет! – кричит Леся.
Что-то кольнуло в плечо. Она дернулась, ударившись об стену, но кто-то подхватил ее, вдруг утратившую ориентацию в пространстве, и уложил на стол. Озадаченное лицо доктора склонилось над нею, потом снова исчезло. Яркий свет резал глаза, вызывая слезы. Леся сомкнула веки и уплывающим сознанием предположила, что с нею, наверное, происходит кинематографичная история, когда нормального человека намеренно пытаются свести с ума, заставив поверить в собственное безумие. В кино у плохих докторов всегда есть корыстная цель…
Сначала Леся почувствовала сквозняк из приоткрытого окна и некоторое время с отрешенным наслаждением осязала, как гуляет по коже прохладный ветерок. Затем появилась боль в висках, сместилась на лоб и опоясала всю голову давящим обручем.
Она с трудом приоткрыла глаза – веки казались неподъемными ржавыми пластинами – и попыталась сфокусировать взгляд. Серо-фиолетовое марево задрожало и медленно отступило, открывая глазам знакомую, родную палату с постерами голливудских фильмов на стенах, с пышной фиалкой в крошечном горшке на подоконнике, с тумбочкой, где хранились ее личные вещи – то немногое, что позволили взять с собой.
Из окна струилось сиреневое предзакатное солнце, высвечивая кружащиеся в воздухе пылинки. Леся уперлась руками в края матраса и села. Резко замутило, перед глазами заплясали темные пятна, вынуждая ее зажмуриться и какое-то время не шевелиться, чтобы привыкнуть к новой позе. Когда дурнота отступила, Леся осторожно выдохнула.
Рядом с койкой стояла капельница, воткнутую в сгиб локтя иглу зафиксировали лейкопластырем. Голова все еще кружилась, но сознание постепенно прояснялось, хотя называть его ясным стоило с большой натяжкой. Все вокруг было узнаваемым, привычным и вместе с тем как будто другим. Словно старые декорации перенесли в новую реальность, в параллельное измерение, законы которого Леся еще не выучила.
«Меня чем-то накачали!» – вспомнила она. Брезгливо вынула иглу из вены и откинула от себя трубку капельницы, – так отбрасывают выползшую на пешеходную тропинку гадюку. Капля крови скатилась по руке и запачкала белую простыню.
Что это было? Ее повели в левое крыло и что-то с ней сделали, а ведь она прекрасно себя чувствовала! Леся схватила с тумбочки телефон и набрала номер отца. Ее переключили на голосовую почту.
«Оставьте сообщение после сигнала».
– Пап! Перезвони мне, как только освободишься! – испуганно затараторила она. – Я не знаю, что происходит, скорее всего, ничего страшного, ты знаешь, какая я паникерша. Меня перевели на другие таблетки, и я просто хочу услышать лично от тебя, что ты в курсе! И еще я хотела сказать тебе, что мы с Виктором поженились, хотя я уже умудрилась посеять обручальное кольцо! Еще вчера оно красовалось на пальце, а сегодня его нет. Но это не важно, это мелочи. Прости, что так сумбурно изъясняюсь, позвони мне, пожалуйста, побыстрее. Люблю тебя!
Накативший было страх отступил. Она связалась с отцом, и он во всем разберется, – теперь ей бояться нечего. У него всегда получалось успокоить ее парой фраз. Одно звучание его уверенного, низкого голоса дарило ощущение безопасности. Он скоро перезвонит и скажет ей, что переговорил с врачами и советует не сомневаться в их компетентности. Он всегда разговаривал с ней как с маленькой девочкой – возможно, это было неправильно, но Лесе нравилось. Виктор тоже держался с ней покровительственно, но расслабленно она себя при этом не чувствовала, а где-то даже тяготилась его опекой.
Кстати, насчет Виктора! С каких это пор он принимает решения относительно ее лечения вместо отца? Леся нажала на вызов и приложила телефон к уху. Длинные гудки. Черт возьми, да что они все, сговорились?
– Кто разрешал вам вытаскивать капельницу? – прогрохотало совсем рядом.
Леся испуганно вскинула голову, узнав медсестру-брабансона. Та стояла в двух метрах, уперев руки в толстые бока.
– Я хочу знать, чем меня лечат. – Леся постаралась, чтобы ее голос не дрожал. – Я имею на это право.
– Я вам сейчас покажу ваше право! – выплюнула брабансон и шагнула вперед с явным намерением применить силу и воткнуть обратно выдранную иглу.
– Не приближайтесь! – взвизгнула Леся, подскочив на кровати.
– Оставьте нас! – обратился к медсестре возникший в проеме двери Пепе. – Все хорошо, вы можете идти, я сам разберусь.
Брабансон зыркнула на Лесю злыми круглыми глазами, обещавшими скорую расплату, и нехотя удалилась.
– Вы снова разволновались. – Пепе пододвинул стул и сел, давая понять, что настроен дружелюбно и ждет того же от пациентки.
Леся замерла по ту сторону кровати, готовая обороняться, если кто-то посягнет на ее неприкосновенность.
– Расскажите, как вы себя чувствуете?
Он смотрел на нее с деликатной симпатией, теперь уже не казавшейся Лесе искренней. Она всегда шла на поводу у врачей и единственное, чего просила взамен – информации. Ей нужно знать, что и почему с ней собираются делать, только и всего.
– Паршиво! – Леся не стала притворяться. – Вы применили насилие, и это унижает меня.
– Насилие? – Его удивление не выглядело поддельным. – У вас начался панический приступ, и мы ввели вам успокоительное. Ранее в наших беседах вы утверждали, что отдаете отчет тому, что не совсем здоровы. Вы по-прежнему так считаете?
Леся отлично знала: сумасшедшие всегда уверены в своей нормальности. Она точно не являлась сумасшедшей, поскольку понимала, что имеет некоторые отклонения – пусть и не столь страшные, какими их рисуют врачи.
Она несмело кивнула.
– В таком случае отчего же вы восприняли в штыки наше желание помочь вам?
Она помолчала, обдумывая его слова.
– Извините. Наверное, я просто испугалась.
– Вы ведь понимаете, что вам нечего бояться? – Пепе встал и кивнул на капельницу. – Вы позволите?
Леся помедлила, но затем села на кровать и послушно вытянула руку, позволяя доктору произвести необходимые манипуляции.
– Завтра утром мы продолжим, – пообещал Пепе с лучезарной улыбкой.
Когда за ним захлопнулась дверь, Леся со всхлипом повалилась на спину. Последние двое суток выдались сумбурными, вызвав слишком мощный эмоциональный выплеск. А много ли ее нестабильной психике надо? Следует взять себя в руки, перестать дрожать и видеть в стечении обстоятельств тайные замыслы. Самые загадочные явления имеют простое объяснение. Она сидит в четырех стенах, заняться ей особо нечем, кроме как фантазировать, кормить внутренних демонов. А вне стен больницы люди, между прочим, ходят на работу, вкалывают, решают настоящие проблемы. Как только отец сможет – позвонит. И Виктор тоже.
Стараясь держаться за эту мысль, Леся заснула.
Среди ночи ее разбудил чей-то крик. Он доносился издалека, затерянный в коридорах здания, но был полон животного ужаса. Леся невольно оцепенела – никогда в жизни она не слышала такого крика.
Внезапно воцарилась тишина, и даже торопливых шагов в коридоре – что было бы закономерно в данной ситуации – на этот раз не раздавалось. Как будто никто из персонала не услышал или специально не обратил внимания на душераздирающий вопль. И снова Лесе померещилось, что она попала в другой мир, где все очень похожее, но совсем чужое. И этот новый мир воспринимал ее враждебно и отторгал, выталкивал чужеродное тело.
Нужно сообщить дежурной сестре, пусть разберется. Кричала женщина, она нуждалась в помощи. Нельзя бездействовать.
Леся спрыгнула с кровати, босиком добежала до двери и повернула ручку. Дверь не поддалась. Леся подергала ручку сильнее, толкнула – безрезультатно.
Ее заперли! Леся с трудом подавила желание молотить руками и ногами по двери, пока ее не откроют. Импульсивность – очаровательная черта характера, но в дурдоме ее стоит придерживать, чтобы не очутиться в белой комнате с мягкими стенами.
Рассудок требовал вернуться в постель, но воспоминания о крике никак не выходили из головы. Часы показывали 3.15. Поколебавшись, Леся написала Виктору сообщение: «Я знаю, что уже поздно. Если вдруг ты не спишь, позвони, пожалуйста», – и отправила.
Несколько минут она напряженно ждала, но Виктор так и не позвонил.
«А на что ты рассчитывала? – укорила себя Леся. – Нормальные люди в такое время спят».
Тревожное чувство, поселившееся где-то в районе солнечного сплетения, не давало полноценно вдохнуть. Воздух казался плотным, густым, почти осязаемым – хочешь рисуй на нем пальцами, хочешь – вглядывайся в упругую поверхность, как гадалка в кофейную гущу, ищи символы. Нечто подобное уже случалось с ней раньше, и порой – когда Лесе удавалось подавить страх и немного расслабиться – воздух начинал колебаться, складывать хрустальные частицы в призрачное, едва различимое изображение. Леся видела места, в которых никогда не бывала, незнакомых людей, чьи чувства вдруг становились понятными, – словно бы она на мгновение проникала к ним под кожу, проживала их жизнь, смотрела на мир их глазами, завороженная и напуганная до чертиков.
Врачи утверждали, что это галлюцинации. Леся не спорила, но сама считала иначе. Она не могла понять это состояние, как ни пыталась. Как объяснить измененное сознание, при котором ты не перестаешь быть собой и одновременно вмещаешь в себя кого-то еще, становясь сложнее, грандиознее? Не могло это быть банальной игрой воображения, учитывая, что воображение у нее, прямо скажем, небогатое.
Колени подогнулись, и Леся осела на пол, ощутив вместо теплого ламината холод брусчатки. Ей стало зябко, и она машинально обняла себя за плечи, пытаясь сохранить тепло. Ночная тишина наполнилась шуршанием шин, звуками тысяч шагов и шелестом листьев, а перед глазами возник серый тоннель, который увлекал ее внутрь, втягивал подобно воронке. Леся позволила его потоку подхватить себя, и он бережно понес ее вперед, переваливая на волнах, приближая к бордовой завесе, за которой – она чувствовала – кто-то ждал ее. Пенный гребень поднял ее вверх, и Леся разглядела, что бордовая завеса – это на самом деле кирпичная стена, и на ее зернистой поверхности, словно отраженный проектором, плясал темный силуэт. Леся протянула руку, желая коснуться его, но неведомая сила отбросила ее обратно, возвращая в больничную палату.
Леся со стоном повалилась на пол, все еще наполовину пребывая в том странном месте, где остался кто-то очень для нее важный. Кто этот человек? И человек ли? Ей казалось, что он хотел ей что-то сказать, поделиться своей болью. Она, наверное, могла бы ему помочь. Больше всего в видениях (или галлюцинациях, по мнению врачей) Лесю угнетала невозможность контролировать процесс…
Она провела ладонью по затылку и шее, по ноющим напряженным плечам и внезапно остановила руку. Ей снова померещилось или?.. Леся подскочила на ноги, включила настольную лампу и достала маленькое зеркальце. Повернув голову вбок, она приподняла волосы и всмотрелась в отражение. Сзади, у основания шеи, краснели несколько коротких порезов.
Леся опустила зеркальце, снова подняла и снова опустила. Бессмыслица какая-то. Откуда могли взяться порезы? Вчера она мыла голову и готова поклясться, что ничего такого не заметила. Значит, они появились сегодня?
Леся быстро стянула с себя пижаму и принялась дотошно обследовать свое тело. Несколько неглубоких, затянувшихся порезов обнаружились на правом бедре и предплечье. Сама себе она их сделать не могла – нечем, да и незачем. Склонности к саморазрушению у нее нет. Но откуда-то они же появились.
Леся вспомнила утренний инцидент в процедурной. Испуг, укол, потерю сознания.
«Мы попробуем новое лечение», – сказал доктор.
Господи… Что они с ней сделали?
Из-за темнеющего в окне дерева выплыла полная грязно-желтая луна.
Из дневника В.
Сейчас меня окружают люди, с которыми мы находимся на одной волне, разделяем похожие ценности. Это чувство единства, избранности, если хотите – упоительно. Я просыпаюсь с улыбкой каждое утро, потому что моя жизнь отличается от жизней остальных семи миллиардов; я могу осуществить любую фантазию – свою или чужую. Да нет же, я не страдаю манией величия. Мне просто повезло. И я этому бесконечно рада. Хотя, положа руку на сердце, стоит признать, что и сама постаралась. Повезти может любому, но не каждый сможет мудро распорядиться своей удачей.
Я отдаю себе отчет, что попала в узкий, закрытый круг, в который редко приходят со стороны. Я не принадлежу к высшему обществу, у меня нет миллионов на банковском счете, меня не воспитывали с мыслью о собственной исключительности, о праве брать свое. Я не владею уникальными навыками или знаниями, которые могли бы помогать работе организации. Но я стала своим парнем. Я привнесла то, чего некоторым из них так не хватало, – бешеный энтузиазм, бьющую через край энергию, извращенную, граничащую с патологией фантазию. Им со мной весело. Они меня ценят. И это взаимно. Наверное, я выгляжу одержимой. Но поверьте, вы бы тоже выглядели одержимыми, если бы нашли свое место под солнцем.
