Суббота
Краснодар, Россия
Он сидел на своем привычном месте, за столиком у двери столовой и обедал. Леся с трудом дожевала котлету, мгновенно утратив аппетит, и несколько минут пристально смотрела на него, пока он не почувствовал ее взгляд. Его глаза за толстыми линзами очков казались беззащитными. Он слабо улыбнулся и помахал ей рукой.
Леся решительно встала и подошла к поварихе, хлопотавшей за стойкой раздачи.
– Скажите, вы видите вон того парня? – Она указала пальцем прямо на него, нисколько не смущаясь.
– Люцифера, что ли? – хмыкнула женщина. – Его сложно не увидеть, он же у нас такие байки рассказывает, заслушаешься. Выпей кисель. Вкусный сегодня.
Леся поблагодарила, взяла стакан и вернулась за столик. Напрашивалось два вопроса. Первый: если «больничный» Люцифер существует, то реален ли нападавший на нее? И второй: существовала ли Марго? Пепе утверждал, что и несостоявшийся насильник, и без вести пропавшая Марго – плод ее воображения. Пожалуй, первое она могла бы попытаться проверить.
Когда Люцифер вышел из столовой, Леся догнала его в коридоре.
– Эй! Не хочешь завершить начатое?
Парень вздрогнул от неожиданности, но тут же расслабился и с энтузиазмом ответил:
– Вот и я задавал ему тот же самый вопрос! Он создал все живое, и вместо того, чтобы…
– Заткнись! – оборвала его Леся, толкая к стене. – Не смей нести свою теологическую околесицу. Я отлично знаю, что это ты был в парке.
– В парке? – Люцифер нахмурился. – Ты имеешь в виду сад? Да, я был в саду, но Ева сама приняла решение. Я просто предложил ей ответ, а выбор был ее личный. Не нужно сваливать на меня ответственность за беды человечества!
Он был так убедителен в своем помешательстве, что Леся заколебалась. Почему же она никак не уймется? Ведь понимает головой, что врачи правы, а поверить всем сердцем не может. Леся быстро протянула руку и сдернула с парня очки, пытаясь распознать в его лице признаки маскируемой самоуверенности. Люцифер подслеповато заморгал, беспомощно хватаясь за стену, – и в этом инстинктивном, естественном движении напрочь отсутствовала фальшь.
– Что… что ты делаешь? – Люцифер улыбнулся, пытаясь сохранять самообладание, но Леся отлично видела, как его выбил из колеи ее поступок.
– Извини. – Она вернула ему очки, чувствуя, как возобновляется утихнувшая было головная боль и накатывает горячей волной удушье. Леся прижала ладонь к груди, осязая биение сердца. И тут же бросилась к лестнице, вспомнив, что забыла проверить одну важную деталь.
Неделю назад кто-то просунул под дверь ее палаты записку со словом «Беги». Тогда Леся не придала этому значения, но на всякий случай сложила записку вчетверо и спрятала под матрас. Она влетела в палату, плотно притворила дверь и, подбежав к койке, сунула туда руку. Листок был на месте. Она с волнением развернула его – обычный чистый лист. Без единой надписи.
Леся села на кровать, выпустив бумагу из пальцев – та спланировала вниз и упала на пол у ее ног.
Она перестала отличать реальный мир от вымышленного и не хотела с этим смириться. На тумбочке лежали две фотографии – утром Виктор занес ей снимки, которые смог найти. На первом Леся сидела на корточках и хохотала, подзывая к себе черного нелепого пса с выпученными глазками и широкими висячими треугольниками ушей. На втором – эта же псина лежала на крыльце возле их дома.
Фотографии казались ей знакомыми, а собака – нет, хоть ты тресни. Сегодня утром доктор долго и замысловато объяснял ей феномен выборочной амнезии, но она мало что поняла – да и не очень хотела, если уж на то пошло. Чем больше она напрягалась, пытаясь разобраться с творящимся в собственном мозгу, тем сильнее страдала, раздираемая противоречиями. Она устала. Господи, как же она устала. От сомнений. От страхов. От самой себя. Она ведь напрочь позабыла о смерти родного отца! А теперь, когда память частично вернулась, Лесю куда сильнее ужасал не факт его гибели, а то, что она вела с ним воображаемые беседы!
В дверь коротко стукнули и тут же вошли. Злая медсестра, которую Леся мысленно величала Брабансон, принесла очередную порцию таблеток. Выглядела она вполне доброжелательно – ни следа от былой враждебности. Леся одернула себя: да ведь наверняка сестра и раньше относилась к ней лояльно. Леся намеренно обрядила ее в костюм злодейки.
«Некоторым людям обязательно нужен враг, чтобы выплескивать на него саморазрушающую ненависть, – однажды сказал ей Виктор. – Без врага такой человек зачахнет или сам себя уничтожит. Иногда мне кажется, что ты выбрала меня своим врагом, и испытываю по этому поводу двойственные чувства. С одной стороны, мне обидно, что я не удостоился более выгодной роли, а с другой – искренне рад, что хотя бы так помогаю тебе справиться с накопившейся агрессией».
А ведь Виктор верно говорил. С тем лишь дополнением, что одного врага Лесе не хватало. Ей требовалась целая армия.
– Спасибо! – Леся честно проглотила таблетки и смущенно улыбнулась. Женщина и правда чем-то походила на кругломордую собаку с фотографий. Как причудливо иногда выстреливает подсознание…
Зеленый дворик купался в солнце. Его лучи скользили по деревянным крышам беседок, перепрыгивали на изумрудные листья кустарников, высаженных вдоль мощеных дорожек, у края которых уютно блестели металлические скамейки.
Леся стояла у окна, с облегчением замечая, как постепенно отступает тревога. Она приняла решение и запретила себе сомневаться. Пора признаться самой себе, что в одиночку с болезнью не справиться. Когда-нибудь она выздоровеет, и мир снова обретет привычные твердые границы. Исчезнет неопределенность, все станет простым и ясным. И тот парень из кирпичного города больше не будет ее беспокоить…
Она прикрыла веки, представляя, что первым делом сделает, когда выпишется из клиники. Уедет к морю? Восстановится в институте? Или продаст огромный дом и купит маленькую квартиру, начав все заново? А может быть, ответит Виктору взаимностью?..
Умиротворяющие кадры проносились перед мысленным взором, но что-то отвлекало Лесю от спокойного созерцания. Как если бы ты стоял перед богато накрытым столом, глотал слюнки, предвкушая сытный обед, и вдруг заметил ползущего между тарелок таракана. И, может, померещилось тебе, но угощаться сразу же расхотелось.
Леся нахмурилась, пытаясь вычислить тревожащую деталь, мешавшую ей сосредоточиться. Обвела комнату придирчивым взглядом – обстановка не изменилась. Разве что запах… Именно! В палате пахло бензином.
Леся обошла комнату, открыла окно, выглянула в коридор – запах не уменьшался и не усиливался. Она добежала до лестницы, поднялась на третий этаж, потом спустилась в холл – отовсюду несло бензином. Мимо с невозмутимым видом прошаркал санитар. Двое пациентов о чем-то тихо беседовали, разместившись за шахматным столиком. В столовой драила полы уборщица. Никто не замечал ничего необычного – или делали вид, что не замечают.
Леся вернулась в коридор, раздумывая, не сообщить ли Пепе, как вдруг пол под ее ногами утратил твердость, набух, словно влажный песок, зашевелился. Она с ужасом уставилась вниз, на обволакивающую лодыжки воду, которая просачивалась сквозь стены, из щелей под плинтусами, капала с потолка. Вода прибывала отовсюду, сразу со всех сторон, с катастрофической скоростью – и вот уже поднялась до середины голени, до колена…
Крик застрял в горле. Леся сдавленно застонала, осознавая, что ее снова затягивает в галлюцинацию, и рванула к лестнице. Она преодолела один пролет, второй, третий, потом остановилась и перегнулась через перила – вода уже затопила первый этаж и упрямо поднималась вверх.
Острая боль в животе заставила Лесю согнуться пополам, хватая ртом воздух. Кровь прилила к лицу, как от удара, и где-то внутри расправил иголки горячий, колючий комок. На долю секунды Леся словно перестала существовать, воплотившись в кого-то иного, и до нее внезапно дошло, откуда взялась навязчивая бензиновая вонь.
Ее хотят сжечь!
Нахлынул страх, а вместе с ним боль от потери – такая жгучая и мучительная, что перекрывала физическую. Леся отчетливо поняла, что если не произойдет чуда, то она умрет, прямо здесь и сейчас, – и, возможно, это будет не самым плохим исходом, учитывая все факторы. И вместе с этой мыслью ее вытолкнуло из чужого тела – или сознания. И она вновь очутилась на лестничной клетке, затапливаемой безудержным черным потоком.
Он ждал ее, этот парень из кирпичного города. Он нуждался в ней! Теперь она точно знала: никакой это не бред, не мираж. Он действительно существовал – или будет существовать. Этот человек был особенным. Она запомнила, каково это – находиться в его шкуре. Ему было хуже, гораздо хуже, чем ей. Или будет: Леся не имела понятия, разворачивалась ли его драма в унисон с ее собственной или являлась призраком еще или уже несуществующего времени.
Вода плескалась в пролете второго этажа, пенясь и бурля угольными гребнями. Вода преследовала ее, будто наделенный сознанием хищник, и Леся побежала вверх по ступеням, поскальзываясь и едва не падая. Достигнув площадки третьего этажа, она остановилась напротив высокой железной лестницы, ведущей на чердак. На двери висел замок, и Леся невольно поблагодарила себя за предусмотрительность. Ей нравилось иметь свободу передвижения даже в максимально ограниченном пространстве, именно поэтому в первую неделю своего пребывания в клинике она подружилась с подсобным рабочим, алкоголиком, и выменяла у него за пару тысяч рублей дубликат ключа от чердачной двери. После того она лишь единожды поднималась на крышу – и то ненадолго, чтобы никто не застукал. А сейчас обладание ключом могло спасти ей жизнь.
Для умалишенной она чертовски предусмотрительна.
Леся пошарила рукой за батареей, куда спрятала дубликат, и вскарабкалась по лестнице вверх. Открыла тяжелую скрипучую дверцу, выбралась на чердак, вымазав ладони о пыльный настил, и захлопнула за собой крышку. Деревянное покрытие гулко отзывалось под ногами. Она кинулась к боковой двери, повернула щеколду и вывалилась наружу, на раскаленную солнцем крышу.
Здесь тоже пахло бензином. Леся знала, что счет шел на секунды, и ей надо что-то предпринять, чтобы спастись. Она слышала, как чиркнуло колесико зажигалки, и крошечный оранжевый огонек задрожал в чьих-то окровавленных пальцах. Она не хотела умирать. Не так. Не теперь. Не в таком состоянии.
Она подбежала к краю крыши и замерла, глянув вниз, где справа должен был зеленеть внутренний дворик, а чуть в стороне серебриться асфальтированная площадка перед главным входом. Сейчас ничего этого не было. Все пространство, куда хватало взгляда, заливало бескрайнее черное озеро.
И снова Лесе почудилось, что окружающий мир искривляется, складывается в ленту Мебиуса, перенося ее в иную плоскость и позволяя находиться одновременно в двух разных местах. Где-то вдалеке, под внезапно потемневшим небом, переливался небоскребами горизонт и выплывал из тумана величественный арочный мост со старинными башенками.
«Где же я?» – с отчаянием подумала Леся. И сама же ответила на свой вопрос: в одном шаге от смерти.
Огонь почти касался ее лица, окатывая волнами жара, и оставались мгновения до того момента, когда взлетит на воздух весь этот расколотый мир, превратив ее в горстку пепла, опадающего на смолянистую поверхность озера.
И догадка – пугающая до дрожи, тошнотворная, – чтобы спастись, нужно прыгнуть в воду.
Подчиняясь безотчетному порыву, Леся ступила на парапет – мыски обуви нависли над пустотой. Ей никогда с этим не справиться. Оставалось только поддаться – бороться не было сил. Может быть, эта черная бездна принесет ей облегчение.
Она зажмурилась и шагнула вперед. И в ту же секунду – едва перестала ощущать опору под подошвами – поняла, что натворила.
«Пациентка психиатрической клиники, дочь ранее погибшего в аварии известного предпринимателя, покончила с собой, спрыгнув с крыши здания», – будут пестреть заголовками местные газеты.
«Я попаду в ад, – мелькнула последняя мысль. – По крайней мере, Люцифер примет меня с распростертыми объятиями. Мы ведь как-никак знакомы»…
А потом все мысли исчезли.
Из дневника В.
Я бы не назвала ее красивой. Фигурой ее природа не обделила, тут лукавить не буду. И лицо – вполне себе симпатичное. Но отсутствовала в ней какая-то изюминка, нечто неуловимое, за что цепляется взгляд. Я не понимала – хоть убейте, – отчего она так привлекала Майка. Обычная стриптизерша – доступная и вульгарная. Боже, кого я пытаюсь обмануть. Не было в ней никакой вульгарности. Я просто бешусь оттого, что Майки таскался за ней, как теленок за выменем. И даже тот факт, что теперь ее останки не распознает криминалистическая экспертиза, слабо утешает меня. Я ревную его к прошлому. К тому, каким он был рядом с ней.
Она понимала, что скоро умрет. Удар по голове оглушил ее, лишил ориентации. Я с трудом дотащила ее до машины и запихала в багажник. Хорошо, что весила она не больше пятидесяти килограммов. Я-то малость покрупнее.
Как же мне хотелось поговорить! Задать ей тысячу вопросов, залезть в душу и вывернуть наизнанку. Но она смотрела своими испуганными глазищами, мычала в залепивший губы скотч, не переставая дергаться в попытке порвать веревки. В какой-то момент я испытала приступ неконтролируемого страха: а вдруг я не смогу ее убить, что тогда? Одно дело, когда ты защищаешь себя, и выбор предельно простой, звериный – или ты, или тебя. И совсем другое – хладнокровно лишить жизни невинного человека.
А еще меня чертовски пугало то, как мы с нею похожи. Не внешне – хотя наши типажи не сильно отличались. Нас объединяло что-то на тонком, нематериальном уровне. В нас бурлила одинаковая энергия – я это почувствовала сразу же, впервые увидев ее, еще толком ничего о ней не зная. С Майком произошло точно так же… Нас словно создали из одного вещества, а затем расщепили на атомы, развеяли по ветру. Но рано или поздно части единого целого находят друг друга, притягиваясь через время и расстояние. В идеальном мире, воссоединившись, мы могли бы превратиться в нечто великое, жить долго и счастливо. Но здесь, на этой планете, счастье ограниченно, приземленно, почти банально. Одну из частиц может попросту не устраивать возвышенный сценарий, и она предпочтет вытолкнуть лишнего участника.
Я не буду врать, что не колебалась. Если бы я умела внушать людям свою волю, то просто заставила бы ее забыть о случившемся и навсегда покинуть Майка, уехать из страны, начать новую жизнь. Но я не умела, а зашла слишком далеко. После определенной точки возврата нет. Она бы сдала меня копам, в клубе узнали бы о моей незаконной инициативе, и я закончила бы свои дни в морозильнике морга как неопознанный труп.
Я заставила себя представить, что я в игре. В самом деле, почему бы не превратить в игру всю свою жизнь, а себя самого – в ее персонажа? Тогда начнешь ко многому относиться проще.
Я вообразила, как она прогибалась под ним, в порыве страсти впивалась ногтями в спину, рассекая кожу до крови, а потом плотоядно проводила языком по вспухшим рубцам. И размозжила ей череп. А потом сожгла тело.
Когда я подняла острый булыжник и уже занесла руку, она вдруг перестала трястись и как-то странно посмотрела. Меня до сих пор пробивает ледяной пот при воспоминании о ее взгляде. В нем читался страх – что естественно. Но был он каким-то смазанным, поверхностным. Из глубины ее расширенных зрачков пробивалась другая эмоция. Невероятная, невозможная в данной ситуации, но настолько отчетливая, что не вызывала никаких сомнений.
Восторг.
Эта девка была чокнутой.
