Эпилог
В окно спальни Крис струился слабый июньский свет. Аккуратно свернув блузку, актриса положила ее поверх других вещей стоявшего на кровати чемодана, закрыла крышку и быстро шагнула к двери.
– Ну, вот и всё, – сказала она Карлу. Тот подошел к кровати, чтобы замкнуть чемодан на замок. Крис вышла в коридор и направилась к спальне Риган.
– Эй, Рэгз, ты идешь? – крикнула она.
После смерти священников прошло полтора месяца. Теперь все это осталось в прошлом – и первоначальный шок, и закрытое расследование Киндермана. Но ответов так и не было. Лишь смутные догадки и домыслы. Крис не раз просыпалась среди ночи, вся в слезах. Смерть Меррина объяснили закупоркой коронарной артерии. Что же касается Карраса…
– Сплошные загадки, – произнес лейтенант Киндерман, свистя, как фисгармония. – Нет, девочка здесь ни при чем. Она этого не делала, так как была привязана к кровати. Получается, что Каррас сорвал ставни и выпрыгнул в окно навстречу собственной смерти. Но почему? В попытке избежать чего-то ужасного?
Киндерман тотчас же исключил такую возможность: если б священник пытался спастись бегством, он мог бы выбежать в дверь. Да и вообще, Каррас не из тех, для кого бегство – единственный выход. Тогда почему он совершил этот фатальный прыжок?
Для Киндермана ответ начал принимать очертания, когда показания дал Дайер. В частности, тот упомянул эмоциональную неуравновешенность покойного, его терзания по поводу матери, его проблемы с верой. Добавьте к этому хроническое недосыпание в течение нескольких дней, бесконечные переживания за жизнь Риган, самобичевание, демонические атаки в образе его матери и, наконец, смерть Меррина. Накопившись, все это надломило его – пришел к печальному выводу Киндерман, – и иезуит, хотя и был сам психиатром, будучи не в силах дальше нести этот груз, увидел для себя единственный выход.
Более того, в ходе расследования загадочной смерти Бёрка Деннингса, из того, что он прочел об одержимости, детектив узнал, что экзорцисты нередко сами становятся одержимы, а в обстоятельствах, весьма схожих с теми, что имели место в данном случае, сильное чувство вины и потребность в самобичевании делают самовнушение еще более мощным и действенным. Каррас дошел до кондиции, хотя Дайер и отказывался это признать. Пока Риган выздоравливала, Киндерман снова и снова приходил к ней домой и раз за разом спрашивал, помнит ли она, что случилось в спальне в тот вечер. Но всякий раз в ответ та лишь качала головой и говорила, что нет, не помнит. В конце концов, дело закрыли.
Крис сунула голову в спальню Риган. Прижимая к себе две мягкие игрушки, дочь с детской тревогой смотрела на раскрытый чемодан на кровати. Они с Крис улетали дневным рейсом в Лос-Анджелес. Шэрон, Карл и Уилли еще останутся на какое-то время, чтобы завершить приготовления к отъезду, после чего Карл на красном «Ягуаре» вернется через всю страну домой.
– Как у тебя дела? Все собрала? – спросила Крис.
Слегка наклонив голову, Риган, все еще бледненькая и худенькая, с темными кругами под глазами, посмотрела на мать.
– В чемодане слишком мало места! – решительно заявила она и надула губы.
– Дорогая моя, невозможно взять все. Давай оставим лишние вещи. Их потом привезет Уилли. Поторопись, моя ягодка, а не то мы опоздаем на самолет.
– Хорошо, мама.
– Умница.
Оставив дочь, Крис быстро спустилась по лестнице. Ее нога уже была на самой нижней ступеньке, когда раздался дверной звонок. Она пошла открыть дверь.
– Привет, Крис. – Перед ней стоял отец Дайер. – Просто зашел попрощаться, – добавил он.
– Входите, я как раз собиралась вам позвонить.
– Нет-нет, спасибо, я знаю, что вы спешите.
Она взяла его за руку и затянула через порог.
– Никаких «но». Входите. Я как раз собралась выпить кофе. Выпейте чашечку заодно со мной.
– Ну, разве только если вы настаиваете…
– Настаиваю, – сказала актриса.
Они прошли в кухню, где, сев за стол, пили кофе и обменивались любезностями, пока Шэрон и Энгстрёмы суетились, готовясь к отъезду. Крис заговорила о Меррине, какое огромное впечатление произвела на нее толпа высокопоставленных лиц, в том числе иностранных, на его похоронах. Затем какое-то время они сидели молча. Дайер печально смотрел в свою чашку. Крис прочла его мысли.
– Увы, она так ничего и не вспомнила, – мягко сказала она.
Не поднимая глаз, иезуит кивнул. Крис посмотрела на свою тарелку. В спешке и нервном возбуждении она даже забыла позавтракать. Роза все еще была на своем месте. Крис взяла ее за стебель и задумчиво повертела в руках.
– Он так с ней и не познакомился, – прошептала она и, не выпуская розу из рук, покосилась на Дайера.
Священник пристально смотрел на нее.
– Что, по-вашему, произошло на самом деле? – мягко спросил он у Крис. – Я спрашиваю вас как человека неверующего. Вы действительно думаете, что она была одержима?
Крис опустила глаза и задумалась, рассеянно вертя в руках розу.
– Не знаю, отец Дайер. Просто не знаю. Вы приходите к Богу – и должны решить для себя, есть ли Он. Ему требуется миллион лет на то, чтобы выспаться, иначе Он становится слишком раздражительным. Вы понимаете, о чем я? Он никогда не говорит. Что же касается дьявола… – Она посмотрела на Дайера. – Дьявол, он совершенно иное дело. Я готова в него поверить. Более того, наверное, уже верю. Знаете почему? Потому что кто, как не он снимает рекламные ролики?
Дайер с теплотой посмотрел на нее и тихо сказал:
– Но если существующее в мире зло заставляет вас поверить в дьявола, то чем, Крис, вы объясните существующее в мире добро?
Женщина выдержала его пристальный взгляд. Вопрос иезуита поставил ее в тупик; она задумчиво нахмурилась, однако вскоре посмотрела в сторону, покачала головой и прошептала:
– Никогда об этом не думала. Интересная мысль.
Печаль и шок от смерти Карраса окутывали ее настроение, подобно меланхоличной дымке. Но теперь она попыталась сосредоточиться на этом скромном приглашении к надежде и свету. Ей вспомнились слова Дайера, сказанные им, когда после похорон Карраса они вместе шли по иезуитскому кладбищу к машине.
– Вы не могли бы зайти к нам на минутку? – спросила она у него.
– С удовольствием, но я не могу пропустить праздничный ужин, – ответил он и, поймав ее озадаченный взгляд, поспешил пояснить: – Когда иезуит покидает этот мир, мы вместо поминок устраиваем праздничный ужин. Ибо для него это начало пути.
– Вы говорили, у него были проблемы с верой?
Дайер кивнул. Крис покачала головой.
– Не поверю, – задумчиво ответила она. – Ни разу в жизни не видела ни в ком такой сильной веры.
– …Машина подана, мадам!
Крис как будто очнулась от грез.
– Спасибо, Карл! – крикнула она, вставая из-за стола. – Мы сейчас!
Дайер последовал ее примеру.
– Нет-нет, сидите, святой отец. Я лишь схожу наверх, приведу Рэгз.
– Уговорили, – Дайер рассеянно кивнул.
Он думал про странный крик Карраса «Нет!», а затем топот ног по ступенькам, прежде чем тот выпрыгнул в окно. Здесь явно что-то не так, подумал он. Но что? И Крис, и Шэрон помнили происшедшее смутно. Затем Дайер вновь подумал про загадочный, полный радости взгляд в глазах Карраса. Впрочем, было в них и что-то еще… Они как будто сверкали… чем? Он не знал, но ему казалось, это было что-то вроде победы. Триумфа. Почему-то – он сам не знал почему – эта мысль окрылила его. Ему стало легче на душе. Засунув руки в карманы, священник вышел в прихожую и выглянул в открытую дверь. Карл помогал водителю загрузить в багажник лимузина чемоданы. Дайер вытер лоб – в городе стояла влажная июньская жара. Услышав на лестнице шаги, он обернулся. Крис и Риган, рука об руку, подошли к нему. Крис поцеловала Дайера в щеку, потрогала место поцелуя рукой и с нежностью заглянула в его печальные глаза.
– Всё в порядке, Крис. У меня такое чувство, что всё в порядке.
– Отлично, – сказала она и посмотрела на Риган. – Дорогая, это отец Дайер. Поздоровайся с ним.
– Приятно познакомиться, отец Дайер.
– Мне тоже очень приятно.
Крис посмотрела на часы.
– Нам пора, святой отец.
– Было приятно провести с вами время. Ой, минутку, едва не забыл, – священник сунул руку в карман и что-то извлек. – Это его, – добавил он.
Крис посмотрела вниз: на ладони Дайера лежали медальон и цепочка.
– Святой Кристофер, – пояснил он. – Я подумал, что вы захотите оставить это себе.
Несколько долгих мгновений Крис молча смотрела на медальон, задумчиво нахмурив брови, как будто спорила сама с собой. Затем медленно протянула руку, взяла и положила медальон в карман жакета.
– Спасибо, святой отец, – сказала она Дайеру. – Конечно же, я оставлю ее себе. Пойдем, дорогая, – добавила она, обращаясь к Риган, и наклонилась, чтобы взять дочь за руку.
Но Риган застыла как вкопанная. Взгляд ее был устремлен на круглый воротничок священника. Она смотрела на Дайера, нахмурив брови, как будто что-то вспомнила. Внезапно девочка протянула к нему руки. Молодой иезуит растерянно наклонился. Риган же положила ему на плечи руки и поцеловала в щеку, а когда опустила, то вновь посмотрела на Дайера, насупив брови, как будто пыталась понять, зачем она это сделала.
К глазам Крис подступили слезы; она поспешила отвернуться. Затем взяла Риган за руку и мягко поторопила дочь:
– Дорогая, нам пора. Пойдем. Скажи отцу Дайеру до свидания.
– До свидания, святой отец.
Тот улыбнулся и пошевелил пальцами в прощальном жесте.
– До свидания. Счастливого пути домой.
– Отец Дайер, я позвоню вам из Лос-Анджелеса, – сказала Крис через плечо. Лишь позднее она задумается о том, что он имел в виду под словом «домой». – Всего вам доброго.
– И вам тоже.
Дайер проводил их глазами. Водитель распахнул дверь лимузина. Крис повернулась, помахала рукой и послала воздушный поцелуй. Дайер помахал в ответ. Риган села в машину первой, Крис – за ней следом. Лимузин отъехал от тротуара. Риган обернулась и в заднее окно продолжала смотреть на Дайера до тех пор, пока автомобиль не свернул за угол, а священник не пропал из вида.
Внезапно рядом раздался визг тормозов. Дайер обернулся и посмотрел налево: из полицейской машины выходил Киндерман. Быстро обойдя машину спереди, он помахал рукой и торопливо направился к священнику.
– Я приехал попрощаться! – крикнул он.
– Опоздали. Они уже уехали.
Детектив с несчастным видом замер на месте как вкопанный.
– Неужели? Уже?
Дайер кивнул. Киндерман обернулся через плечо и с сожалением посмотрел на Проспект-стрит. Затем повернулся и понуро покачал головой.
– Ой, вей, – пробормотал он и снова посмотрел на Дайера. – Как девочка? – спросил лейтенант, подходя ближе.
– Думаю, с ней всё в порядке. Да-да, на самом деле всё в порядке.
– Это хорошо. Я бы сказал, это самое главное. – Детектив приподнял руку и посмотрел на часы. – Пора за работу, – вздохнул он. – Пора. До свидания, святой отец.
Киндерман повернулся, шагнул к полицейской машине, однако остановился, повернул голову и задумчиво посмотрел на священника.
– Вам нравится кино, отец Дайер? Вы в него ходите?
– Хожу, конечно.
Киндерман повернул назад и шагнул ближе к Дайеру.
– У меня есть контрамарки, – с нажимом произнес он. – Более того, контрамарки в «Байограф», на завтрашний вечер. Не желаете составить компанию?
– А что там идет?
– «Грозовой перевал»!
– И кто там играет?
– Кто играет? – Детектив угрюмо насупил брови и неприветливо ответил: – Хитклифф – Сонни Боно, а в роли Кэтрин Эрншо – Шер. Так вы идете или нет?
– Я его уже видел.
Детектив с грустью посмотрел на иезуита, затем отвернулся и обиженно пробормотал:
– Еще один! – Затем вновь, уже с улыбкой, повернулся к Дайеру, шагнул на тротуар, взял священника под руку и медленно повел его вдоль улицы. – Мне тут вспомнилась строчка из фильма «Касабланка», – с теплотой в голосе добавил он. – В самом конце Хамфри Богарт говорит герою Клода Рейнса: «Луи, по-моему, это начало прекрасной дружбы».
– А вы знаете, что смахиваете на Хамфри Богарта?
– Вы уже заметили?
Забывая, они пытались помнить.