Склонившись в дрожащей темноте кабинета над рабочим столом, Киндерман чуть-чуть поправил луч настольной лампы. Перед ним были разложены записи, транскрипты, образцы, папки с документами, отчеты криминалистов, сделанные от руки записки. Пребывая в задумчивом настроении, он аккуратно сложил все это в коллаж в форме розы, как будто протестуя против выводов, к каким они его вели и которые он отказывался принять.

Энгстрём был невиновен. В момент смерти Деннингса он находился у дочери – привез ей денег на покупку наркотиков. Карл солгал относительно того, где был в тот вечер, чтобы защитить ее и пощадить мать, которая пребывала в уверенности, что Эльвира мертва и уже не способна пасть ниже, нежели уже пала.

Все это лейтенант узнал отнюдь не от самого Карла. В тот вечер, когда они столкнулись в коридоре Эльвиры, Энгстрём хранил упрямое молчание. Лишь после того, как Киндерман рассказал ей о том, что светит ее отцу, Эльвира решилась рассказать правду. Нашлись и свидетели, готовые это подтвердить. Энгстрём был невиновен. Невиновен, а также не слишком разговорчив относительно событий, случившихся в доме Крис Макнил.

Киндерман нахмурился, глядя на коллаж: что-то в его композиции было не так. Он слегка сдвинул лепесток – уголок протокола допроса – чуть ниже и правее. Розы. Эльвира. Полицейский мрачно предупредил ее, что если она в течение двух недель не ляжет в клинику, то пусть пеняет на себя: он соберет улики и сделает все для ее ареста. Впрочем, крайне сомнительно, что она прислушается.

В иные моменты Киндерман смотрел на закон не мигая, словно на полуденное солнце, в надежде, что оно временно ослепит его, дабы жертва, за которой он охотился, могла от него убежать. Энгстрём невиновен. Что теперь?

С легкой одышкой он переместил на стуле свой внушительный вес и закрыл глаза, представляя, что нежится в горячей ванне, полной мыльной пены. Финальная ментальная распродажа! – подумал он о себе. – Вперед, к новым выводам! Избавляемся от всего! Причем позитивно! – сурово добавил он. Подумав так, детектив открыл глаза и новым взглядом просмотрел лежавшие перед ним бумаги.

Имеем: смерть режиссера Бёрка Деннингса, похоже, как-то связана с осквернением церкви Святой Троицы. В обоих случаях не обошлось без колдовства; неизвестный осквернитель вполне мог быть также убийцей Деннингса.

Имеем: священник-иезуит, он же эксперт в области колдовства, в последнее время стал частым гостем в доме Крис Макнил.

Имеем: машинописный лист с текстом богохульственной записки, обнаруженной в церкви Святой Троицы. Проверена на предмет отпечатков пальцев. Последние найдены с обеих сторон. Часть их принадлежит Дэмиену Каррасу. Однако обнаружены и другие. Эти оставлены маленькими руками, возможно детскими.

Имеем: машинописная записка проанализирована; проведено ее сличение с незаконченным письмом, которое Шэрон Спенсер, пока он сам допрашивал Крис Макнил, вытащила из своей пишущей машинки, смяла и бросила в корзину для бумаг, но промахнулась. Он поднял смятый лист и тайком вынес его из дома. Найденная на алтаре записка и это письмо были напечатаны на одной машинке.

Правда, согласно отчету, их печатали разные люди. Рука печатавшего богохульственный текст ударяла по клавишам с гораздо большей силой, нежели рука Шэрон Спенсер. Поскольку текст записки был выполнен четко и аккуратно, напрашивался вывод: неизвестное лицо обладало недюжинной физической силой.

Имеем: Бёрк Деннингс – если только его смерть не случайна – был убит лицом, обладавшим недюжинной физической силой.

Имеем: Энгстрём вне подозрений.

Имеем: проверка покупки авиабилетов показала, что Крис Макнил возила дочь в Дейтон, штат Огайо. Киндерман знал: девочка больна и должна пройти курс лечения в клинике. Как выяснилось, клиника в Дейтоне – это психиатрическая лечебница доктора Баррингера. Киндерман навел справки: в клинике подтвердили, что дочь Крис Макнил наблюдалась у них. Хотя ему и отказались сообщить природу ее болезни, похоже, это было серьезное душевное расстройство.

Имеем: серьезные душевные расстройства порой сопряжены с недюжинной физической силой.

Киндерман вздохнул, закрыл глаза и покачал головой. Он вновь пришел к тому же самому выводу. Открыв глаза, детектив посмотрел в сердцевину бумажной розы, на старый, выцветший экземпляр новостного журнала. На обложке – лица Крис и Риган. Киндерман пристально посмотрел на дочь: милое веснушчатое личико, косички с бантиками, веселая щербатая улыбка. Он перевел взгляд в окно: уже стемнело, начинал накрапывать дождь.

Лейтенант спустился в гараж, сел в неприметный седан и покатил по мокрым от дождя улицам в Джорджтаун. Припарковав машину на восточной стороне Проспект-стрит, он несколько минут сидел молча, глядя на окно спальни Риган. Может, постучать в дверь и потребовать, чтобы ее показали ему?

Детектив опустил голову и потер лоб. «Уильям Киндерман, ты болен! – подумал он. – Да-да, болен! Поезжай домой! Прими лекарство! Выспись! Наберись сил!»

Он снова посмотрел на окно и снова покачал головой. К этому месту его привела логика. Внезапно к дому подъехало такси. Киндерман уже завел мотор и включил дворники и потому увидел, как из машины вышел высокий, сухопарый старик. Расплатившись с водителем, он повернулся и, словно меланхоличный странник, застывший во времени, постоял в туманном свете уличного фонаря, глядя на окно дома.

Между тем, такси отъехало, и, как только оно свернуло за угол Тридцать шестой улицы, Киндерман снялся с места ему вслед. Быстро свернув за угол, он посигналил фарами, приказывая машине остановиться.

В это время, в доме Крис Макнил, Каррас и Карл держали Риган за тонкие руки, пока Шэрон вводила ей либриум. Таким образом, доза, введенная ей за последние два часа, достигла четырехсот миллиграммов. Каррас знал: это убойная доза, но, проспав не один час, демон проснулся в приступе такой страшной ярости, что Дэмиен испугался: измученному тельцу девочки этого просто не выдержать.

Он и сам валился с ног от усталости. После визита в канцелярию этим утром священник пришел к Крис, чтобы доложить ей, что произошло. Убедившись, что Риган получает внутривенное питание, он вернулся к себе в комнату общежития, где рухнул лицом вниз на узкую койку и мгновенно провалился в глубокий сон. Увы, долго он не проспал. Не прошло и пары часов, как его разбудил настоятельный телефонный звонок. Звонила Шэрон. Риган по-прежнему без сознания, ее пульс постепенно становится все слабее. Каррас тотчас примчался к ним во всеоружии: с аптечкой и сумкой с медицинскими принадлежностями.

Первым делом он пощипал ахиллесово сухожилие девочки, проверяя реакцию на боль. Никакой. Он с силой нажал ей на ноготь. И вновь никакой реакции. Его охватила тревога, хотя Дэмиен и знал, что при истерии, а также в ряде состояний транса больной подчас бывает невосприимчив к боли. Нет, он опасался комы, из которой Риган могла легко соскользнуть в смерть.

Каррас проверил артериальное давление: девяносто на шестьдесят. Затем пульс: шестьдесят ударов в минуту. Он остался в комнате и в течение полутора часов каждые пятнадцать минут измерял ей давление и пульс, пока не убедился, что те стабильны, что, в свою очередь, означало, что Риган просто в глубоком ступоре. Поручив Шэрон каждый час проверять у девочки пульс, он вернулся к себе и лег спать. И вот теперь телефон вновь разбудил его. Звонили из канцелярии, чтобы сообщить: экзорцистом назначен Ланкестер Меррин. Каррас будет ему ассистировать.

Это известие его оглушило. Меррин! Философ и палеонтолог! Мощнейший, непревзойденный интеллект! Его книги будоражили Церковь, ибо интерпретировали веру самым неожиданным образом: что материя находится в постоянном развитии, чтобы в конце времен превратиться в дух и воссоединиться с Христом, который и есть «точка Омега».

Каррас моментально позвонил Крис, чтобы сообщить ей об этом. Но, как оказалось, она уже знала это непосредственно от епископа, который сообщил ей, что Меррин прибудет уже на следующий день.

– Я сказала епископу, что он может остановиться у нас, – ответила Крис. – Ведь, как я поняла, это займет день-два, не больше?

Каррас ответил не сразу, а когда все-таки ответил, ответ его был уклончивым.

– Я не знаю, – сказал он. Затем, помолчав, добавил: – На вашем месте я бы не обольщался.

– Вы хотите сказать, если это сработает, – тихо произнесла Крис.

– Я не имел в виду, что это не сработает, – поспешил заверить ее Каррас. – Я лишь хотел сказать, что это может занять какое-то время.

– И как долго?

– Бывает по-разному.

Каррас знал: изгнание беса может растянуться на недели, даже месяцы. Знал он и то, что часто все заканчивается безрезультатно. Дэмиен ожидал последнее. Ожидал, что эта тяжкая ноша, исключающая исцеление через внушение, в очередной раз падет на его плечи.

– Это может занять несколько дней или даже недель, – сказал он Крис. В свою очередь та еле слышно спросила:

– Сколько ей осталось, отец Каррас?

Положив трубку, священник, опустошенный и измученный, рухнул без сил на постель. Он подумал о Меррине. Меррин! В нем тотчас шевельнулась надежда. Впрочем, очень скоро ей на смену пришла тревога. По идее, выбор должен был пасть на него; тем не менее епископ выбрал на роль экзорциста другого. Почему? Потому что Меррин уже делал это раньше? Каррас закрыл глаза. Ему тотчас вспомнилось, что экзорцистов выбирают на основе их «благочестия» и «высоких моральных качеств», что в Евангелии от Матфея говорится, что, когда кто-то из апостолов спросил у Христа, почему они не смогли изгнать беса, тот ответил: «По неверию вашему». Начальству известна его проблема; известна она и Тому Бермингему, президенту Джорджтаунского университета. Видимо, кто-то упомянул ее в разговоре с епископом.

Задетый до глубины души, Каррас лежал, ворочаясь с боку на бок. Подумать только! Его отвергли как некомпетентного и недостойного. Как же обидно! Наверное, это глупо, но он чувствовал себя оскорбленным. Наконец его сморил сон. Он проник в его опустошенную душу, заполняя собой все ниши и трещины в его сердце.

И вновь его разбудил телефон. Звонила Крис, чтобы сообщить о внезапном приступе безумия у дочери. Каррас поспешил к ним домой. Здесь он измерил у Риган пульс. Тот оказался четким и стабильным. Он дал ей либриум, затем повторил дозу. Затем еще раз. Наконец иезуит спустился в кухню и тяжело сел за стол рядом с Крис. Она читала книгу – один из трудов Меррина, который ей доставили из книжного магазина.

– Это выше моего понимания, – тихо призналась она. Впрочем, было видно, что женщина находится под впечатлением от прочитанного. – Зато как прекрасно написано, как проникновенно… – Она быстро пролистала страницы; найдя помеченный абзац, протянула книгу Каррасу. – Вот, например. Вы когда-нибудь читали нечто подобное?

– Не знаю. Дайте взглянуть.

Дэмиен взял книгу и стал читать:

«Мы все сталкивались с упорядоченностью, постоянством, вечным обновлением материального мира, что окружает нас. Хрупкий и преходящий, как и всякая его часть, непостоянный и изменчивый, как все его элементы, он, тем не менее, существует, связанный воедино законом постоянства, благодаря которому вечно умирает и вновь возрождается к жизни. Распад дает жизнь новым формам организации материи, одна смерть порождает тысячу жизней.

Каждый час есть свидетельство того, сколь мимолетно и вместе с тем сколь надежно и крепко это единое целое. Оно подобно отражению в воде, которое остается прежним, хотя сама вода течет. Солнце садится и вновь встает. День поглощается мраком ночи, чтобы снова из него родиться ярким и свежим, как будто он никогда не умирал.

Весна переходит в лето, затем в осень и зиму лишь затем, чтобы, вернувшись вновь, восторжествовать над той могилой, к которой она упорно спешит с самого первого своего часа. Мы оплакиваем майские цветы, потому что они увянут, но мы знаем: май – это месть ноябрю, путем вращения того самого величественного круга, который никогда не останавливается, который, когда мы кружим себе голову надеждой, учит нас мыслить трезво, а когда впадаем в уныние – никогда не поддаваться отчаянию».

– Да, сказано прекрасно, – мягко произнес Каррас, наливая себе чашку кофе.

Между тем неистовства демона наверху сделались громче и яростнее:

– Ублюдок, мерзавец, благочестивый лицемер!

– Когда-то она клала мне на тарелку розу… по утрам, перед моим уходом на работу, – задумчиво произнесла Крис.

Каррас вопросительно посмотрел на нее.

– Риган, – ответила Крис на его немой вопрос и поспешила отвести взгляд. – Верно, как же я забыла…

– Что вы забыли?

– То, что вы никогда не встречались с ней. – Она высморкалась и вытерла слезы. – Не хотите бренди себе в кофе?

– Нет, спасибо.

– Кофе какой-то безвкусный, – прошептала Крис дрожащим голосом. – Я, пожалуй, добавлю бренди. Извините. – Она встала и вышла из кухни.

Каррас остался сидеть в одиночестве, потягивая свой кофе. В свитере под сутаной ему было жарко – и неловко от того, что у него не нашлось слов утешения для Крис. Внезапно в памяти забрезжила картинка: воспоминание о его любимой дворняжке Регги. Бедный пес исхудал, превратившись почти в скелет. Регги лежал в коробке в убогой квартирке; его била дрожь, его рвало. Каррас как мог пытался согреть его, накрывал полотенцами, пытался поить теплым молоком, пока, наконец, к ним не заглянул сосед. Посмотрев на пса, тот покачал головой и сказал:

– У твоего пса чумка. Ему нужны уколы. Срочно.

Затем однажды, когда в школе закончились уроки, их класс парами вывели на улицу… они повернули за угол… там его ждала мать… неожиданно… с печальным видом… она положила ему в ладонь монетку в пятьдесят центов… радость… такие большие деньги!.. затем ее голос, мягкий и нежный: «Регги умер».

Каррас посмотрел на горячую, горькую черноту в своей чашке, от которой поднимался парок, и понял: его руки не способны ни утешить, ни исцелить.

– …Благочестивый ублюдок! – продолжал бесноваться демон. – Твоему псу были нужны уколы. Срочно.

Каррас тотчас поднялся и вернулся в комнату Риган. Там он держал ее, пока Шэрон вводила ей либриум. Таким образом, суточная доза возросла до пятисот миллиграммов.

Пока Шэрон обрабатывала место инъекции, чтобы заклеить его сверху пластырем, Каррас озадаченно рассматривал девочку. Безумные непристойности, что срывались с ее уст, казалось, были направлены не на него, а на кого-то невидимого… либо того, кого вообще не было в комнате.

Каррас решил, что не стоит обращать внимания. Его больше волновала Крис.

– Я вернусь, – сказал он Шэрон и спустился в кухню, где вновь застал Крис сидящей в одиночестве за столом. Она наливала себе в чашку с кофе бренди.

– Вы уверены, отец, что не хотите? – спросила она у него.

Покачав головой, Каррас подошел к столу, сел и устало закрыл лицо ладонями. Ему было слышно позвякивание ложечки в фарфоровой чашке – это Крис размешивала кофе.

– Вы говорили с ее отцом? – спросил он.

– Да, он позвонил, – ответила актриса. – Хотел поговорить с Рэгз.

– И что вы ему сказали?

– Что она в гостях у подружки.

Тишина. Позвякивание ложечки прекратилось. Каррас поднял глаза. Взгляд Крис был устремлен в потолок. А затем до него дошло: крики и поток непристойностей тоже прекратились.

– Похоже, подействовал либриум, – с облегчением произнес Каррас.

В следующее мгновение пропел дверной звонок. Дэмиен обернулся на его звук, затем на Крис. Та встретила его взгляд, вопросительно выгнув бровь. Киндерман?

Несколько секунд они сидели, прислушиваясь. На звонок никто не откликнулся. Уилли отдыхала у себя в комнате, Шэрон и Карл были наверху. Крис резко встала и направилась в гостиную. Там, встав на диван на колени, она слегка отдернула штору и украдкой посмотрела в окно на нежданного гостя. Нет, не Киндерман. Слава богу! На крыльце – высокий старик в таком же старом, поношенном черном плаще и черной фетровой шляпе. Он терпеливо стоял под дождем, опустив голову и прижимая к себе черный саквояж. На какой-то миг, когда старик пошевелился, в свете уличного фонаря сверкнула серебристая пряжка. Господи, что же это такое?

Звонок звякнул вновь.

Озадаченная, Крис слезла с дивана и направилась в прихожую. Слегка приоткрыв дверь, она прищурилась, глядя в темноту. Дождевая пыль застилала глаза. Широкополая шляпа закрывала лицо гостя.

– Слушаю вас?

– Миссис Макнил? – раздался из темноты голос, мягкий и воспитанный, и вместе с тем сильный.

Незнакомец поднял руку, чтобы снять шляпу. Крис кивнула. Ее поразили его глаза: их взгляд светился умом, добротой, пониманием. Безмятежность струилась из них, проникая в Крис, словно воды теплой, исцеляющей реки, чей исток находился в нем самом и одновременно где-то вне его. Поток этот был неспешен и вместе с тем непрерывен и бесконечен.

– Я отец Ланкестер Меррин, – представился он.

Крис растерянно уставилась на худое, аскетичное лицо с высокими, как будто отполированными мыльным камнем скулами, затем широко распахнула дверь.

– О господи! Входите! Прошу вас! Боже! Я… Честное слово! Я не знаю, где мои…

Гость вошел, и она закрыла дверь.

– Я это к тому, что мы ожидали вас только завтра, – закончила свою мысль Крис.

– Я знаю, – прозвучало в ответ.

Крис обернулась: слегка наклонив голову, Меррин застыл на месте, глядя на потолок и как будто прислушиваясь. Нет, подумала она, скорее, словно пытаясь почувствовать присутствие чего-то незримого, некоей далекой вибрации, знакомой только ему. Заинтригованная, Крис пристально посмотрела на гостя. Кожа Меррина была выжжена солнцем далеких стран, далеких от нее самой и в пространстве, и во времени. Интересно, чем он занимается?

– Могу я взять вашу сумку, святой отец?

– Спасибо, я сам, – мягко ответил он, все так же вслушиваясь, все так же зондируя почву. – Она – продолжение моей руки, такая же старая и видавшая виды. – Меррин посмотрел на сумку с теплой, хотя и усталой улыбкой. – Я привык к ее весу. Скажите, отец Каррас здесь?

– Да, он в кухне. Вы ужинали, отец Меррин?

Священник ответил не сразу. Услышав, что вверху открылась дверь, он быстро посмотрел на потолок.

– Да-да, я перекусил в поезде.

– Вы уверены, что больше ничего не хотите?

Ответа не последовало. Дверь наверху закрылась. Лишь тогда Меррин вновь посмотрел на Крис.

– Нет-нет, спасибо за вашу заботу, – с искренней теплотой произнес он.

– Это все дождь, – пролепетала женщина; она все еще не пришла в себя. – Знай я, что вы приедете, я бы встретила вас на вокзале.

– Ничего страшного.

– Вы долго ждали такси?

– Несколько минут.

– Давайте я ее у вас заберу, отец!

Это был Карл. Быстро спустившись по лестнице, он взял сумку из рук священника и зашагал с ней по коридору.

– Мы постелили для вас постель в кабинете, святой отец, – нервно пояснила Крис. – Поверьте, там вам будет удобно. Мы подумали, что вам захочется уединения. Сейчас я проведу вас туда. – Она сделала шаг, затем остановилась. – Или вы сначала хотели бы поздороваться с отцом Каррасом?

– Прежде всего я хотел бы взглянуть на вашу дочь.

– Прямо сейчас, отец? – недоверчиво уточнила Крис.

Меррин снова посмотрел на потолок, как будто к чему-то прислушиваясь.

– Думаю, да, прямо сейчас, – произнес он.

– Я уверена, что сейчас она спит.

– А я – нет.

– Ну что ж, если вы…

Внезапно сверху донеслись крики демона. Крис съежилась. Гулкий, хотя и приглушенный голос, хриплый, словно преждевременные похороны, выкрикнул: «Меррииииин!» За криком последовал мощный удар о стену спальни, как будто кто-то стукнул по ней чугунной кувалдой.

– Боже милостивый! – вырвалось у Крис. От испуга она прижала бледную руку к груди и растерянно посмотрела на Меррина. Тот даже не шелохнулся. Он стоял, глядя вверх, напряженный и вместе с тем спокойный. Что самое поразительное, в глазах его не было даже намека на удивление. Зато, подумала Крис, нечто похожее на узнавание.

Стены сотряслись от очередного удара.

– Меррииииин!

Священник медленно сделал шаг вперед, не обращая внимания ни на Крис, которая застыла, растерянно открыв рот, ни на Карла, который выскользнул из кабинета, ни на Карраса, который с растерянным видом появился из кухни. Между тем сверху продолжали доноситься удары и хриплые выкрики.

Меррин спокойно поднялся по лестнице. Тонкая, алебастровая рука заскользила вверх по перилам. Каррас подошел к Крис и встал с ней рядом. Вместе они пронаблюдали, как гость вошел в комнату Риган и закрыл за собой дверь. На несколько мгновений воцарилась тишина. Затем демон омерзительно расхохотался. Отец Меррин быстро вышел из комнаты, закрыл дверь и поспешил по коридору. Впрочем, в следующий миг дверь спальни распахнулась снова, и оттуда высунула голову Шэрон, со странным выражением глядя ему вслед.

Меррин быстро спустился по лестнице и протянул руку поджидавшему его Каррасу.

– Отец Каррас!

– Здравствуйте, святой отец!

Меррин взял руку Дэмиена в свои и, крепко пожав, пристально посмотрел ему в лицо. В его взгляде читалась неподдельная озабоченность. Тем временем сверху в его адрес полетел очередной залп издевок.

– У вас измученный вид, – сказал Каррасу Меррин. – Вы устали?

– Нет.

– Хорошо. У вас есть с собой плащ?

– Боюсь, что нет.

– В таком случае возьмите мой, – сказал старый иезуит, расстегивая влажный от дождя плащ. – Я хочу, Дэмиен, чтобы вы сходили в общежитие и принесли для меня рясу, два стихаря, пурпурную столу, немного святой воды и два экземпляра «Римского ритуала». – Он протянул озадаченному Каррасу плащ. – Думаю, пора начинать.

Тот нахмурился.

– Вы хотите сказать, прямо сейчас?

– Думаю, да.

– Разве вы не хотели бы сначала ознакомиться со случаем?

– Зачем?

Ответа на этот вопрос у Карраса не нашлось. Чувствуя на себе пытливый взгляд Меррина, Дэмиен предпочел отвернуться.

– Хорошо, святой отец, – ответил он, быстро надел плащ и, шагнув к двери, добавил: – Сейчас все принесу.

Карл бросился через всю прихожую, опередил Карраса и открыл ему дверь. Они обменялись быстрыми взглядами, и священник шагнул в дождливую ночь. Меррин посмотрел на Крис.

– Наверное, я должен был спросить у вас… Вы не против, если мы начнем прямо сейчас?

Все это время она не спускала с него глаз. Если честно, как только он вошел в дом, у нее отлегло от сердца: его решительность, его отказ тратить попусту время ворвались в эти стены, подобно яркому солнечному дню.

– Буду только рада, – с благодарностью произнесла она. – Но ведь вы, должно быть, устали с дороги, отец Меррин…

Старый священник заметил, как Крис украдкой посмотрела наверх – туда, где бесновался демон.

– Может, сначала выпьете кофе? – предложила она едва ли не умоляющим голосом. – Он горячий, свежесваренный. Не желаете чашку?

От Меррина не скрылось, как нервно сжимаются и разжимаются ее пальцы, а также черные круги вокруг запавших глаз.

– Уговорили, – тепло отозвался он. – Большое спасибо. – Что-то тяжелое было осторожно сдвинуто в сторону и получило команду подождать. – Если вас не затруднит…

Крис повела его за собой в кухню. Вскоре он уже стоял, прислонившись спиной к плите, с кружкой черного кофе в руках. Крис достала бутылку бренди.

– Не желаете добавить в кофе, святой отец? – спросила она.

Меррин опустил голову и посмотрел в свою кружку.

– Врачи говорят, что лучше не стоит, – сказал он, – но, слава богу, моя воля слаба.

Крис растерянно заморгала: это он к чему? Впрочем, в следующий миг Меррин поднял глаза. Увидев в них улыбку, Крис облегченно вздохнула. Священник протянул ей кружку.

– Спасибо, не откажусь.

Крис с довольной улыбкой добавила ему в кофе бренди.

– У вас такое красивое имя, – сказал Меррин. – Крис Макнил. Это псевдоним?

Наливая бренди себе, актриса покачала головой.

– Нет, слава богу, я не Сэйди Глатц.

– Это точно, слава богу, – прошептал Меррин, опустив глаза.

Крис с теплой улыбкой села за стол.

– А Ланкестер, отец? Согласитесь, звучит довольно необычно. Вас назвали в честь кого-то?

– Думаю, да, в честь торгового судна, – пробормотал Меррин, глядя куда-то в пространство. Он задумчиво поднес кружку к губам, сделал глоток и добавил: – Или моста. Да, наверное, все-таки в честь моста. – Повернулся к Крис; в глазах его светилась лукавинка. – Или взять, к примеру, «Дэмиен». Как бы я хотел носить это имя! Оно такое звучное…

– А откуда оно, святой отец? Это имя?

– Так звали священника, который посвятил всю свою жизнь заботе о прокаженных на острове Молокаи. В конце концов, он заразился сам. – Меррин отвел глаза. – Красивое имя. Думаю, будь мое имя Дэмиен, я, пожалуй, даже согласился бы на фамилию Глатц.

Крис усмехнулась. Напряжение спало. Ей стало легче дышать. Какое-то время они с Меррином разговаривали о самых простых вещах. В конце концов, в кухню вошла Шэрон. Только тогда священник поднялся с места. Он как будто ждал того момента, когда она появится, ибо тотчас отнес кружку в мойку, ополоснул и аккуратно поставил на полку.

– Прекрасный кофе, именно такой, какого мне хотелось, – сказал он.

Крис тоже поднялась из-за стола.

– Я провожу вас в вашу комнату.

Поблагодарив ее, Меррин последовал за ней. Дойдя до двери кабинета, она обернулась и сказала:

– Если вам что-то понадобится, не стесняйтесь, сразу сообщите мне.

Меррин положил ей на плечо руку и легонько пожал, как будто успокаивал. От его руки исходили тепло и сила, ощущение спокойствия и чего-то еще… «Чего именно? – задумалась Крис. – Безопасности? Да, что-то в этом роде».

– Вы так добры, – сказала она.

Меррин улыбнулся одними глазами.

– Спасибо.

Он убрал руку. Крис зашагала прочь. Священник проводил ее взглядом. Внезапно лицо его сморщилось от боли.

Меррин вошел в кабинет. Закрыв за собой дверь, извлек из кармана брюк маленькую трубочку с этикеткой «Аспирин», открыл, вынул из нее таблетку нитроглицерина и осторожно положил под язык.

Входя в кухню, Крис задержалась в дверях и посмотрела на Шэрон. Та стояла возле плиты, приложив ладонь к перколатору, который она поставила на горелку. Вид у нее был измученный, усталый взгляд устремлен в пространство.

Крис подошла к ней и тихо сказала:

– Послушай, дорогая, почему бы тебе немного не отдохнуть?

Ответа не последовало. Шэрон обернулась и рассеянно посмотрела на нее:

– Извините, вы что-то сказали?

Крис вгляделась в ее лицо. Отсутствующий взгляд настораживал.

– Что там произошло, Шэрон? – спросила она.

– Произошло где именно?

– Когда отец Меррин вошел в спальню Риган.

– Ах да… – Слегка нахмурившись, Шэрон скользнула взглядом из бесконечности в точку между сомнением и припоминанием. – Да, это было забавно.

– Забавно?

– Странно. Они лишь… – Секретарь не договорила. – Они лишь посмотрели друг на друга, а затем Риган – вернее, это существо – произнесло…

– Что?

– Оно сказало: «На этот раз ты проиграешь».

Крис ждала, что она скажет дальше.

– А потом? – не выдержала она.

– Это все, – ответила Шэрон. – Он повернулся и вышел из комнаты.

– Как он при этом выглядел? – поинтересовалась Крис.

– Забавно.

– Боже мой, Шэрон, придумай другое слово! – огрызнулась Крис и уже было приготовилась добавить что-то еще, однако заметила, что Шэрон сосредоточенно наклонила голову, как будто к чему-то прислушивалась. Крис посмотрела туда, куда был направлен ее взгляд. И поняла: в доме царила тишина. Демон внезапно прекратил бесноваться. Но было и что-то еще, нечто такое, что росло с каждым мгновением.

Женщины искоса посмотрели друг на друга.

– Вы тоже чувствуете? – спросила Шэрон.

Крис кивнула. Она ощущала чье-то присутствие в доме. Напряжение. То, как пульсировал и постепенно сгущался воздух. Как будто нарастали две враждебные друг другу энергии.

Мелодичное пение дверного звонка донеслось как будто из другого измерения. Шэрон обернулась.

– Пойду открою.

Она вышла в прихожую и открыла дверь. Пришел Каррас. В руках у него была картонная коробка для белья.

– Отец Меррин в кабинете, – сказала ему Шэрон.

– Спасибо.

Дэмиен быстро прошел к кабинету, легонько постучал в дверь, затем вошел вместе с коробкой.

– Извините, святой отец, – произнес он. – У меня возникли кое-какие…

Он не договорил. Меррин, в брюках и футболке, преклонил колени рядом с кроватью, низко опустив голову. Руки священника были крепко сжаты в молитвенном жесте. На миг Каррас застыл как вкопанный, словно, завернув за угол, внезапно встретил себя самого в юности. Увы, перекинув через руку рясу алтарного мальчика, этот юный двойник прошел мимо, так его и не узнав.

Дэмиен покосился на открытую картонную коробку: на крахмальной ткани поблескивали капли дождя. Подойдя к софе, он беззвучно выложил содержимое коробки. Закончив, снял плащ и аккуратно повесил его на спинку стула и оглянулся на Меррина. Заметив, что тот благословляет себя, поспешил отвернуться.

Наклонившись, он взял белый стихарь, тот, что был попросторней, и уже начал надевать его на сутану, когда услышал, как Меррин поднялся с колен и шагнул к нему. Поправив стихарь, Каррас обернулся: старый священник остановился перед софой, с нежностью глядя на содержимое картонной коробки.

Дэмиен потянулся за свитером.

– Я подумал, что вам есть смысл надеть его под сутану, святой отец, – сказал он, протягивая свитер Меррину. – В ее комнате порой бывает лютый холод.

– Спасибо за заботу, Дэмиен. Честное слово, я тронут, – ответил тот, трогая свитер кончиками пальцев.

Каррас взял с софы сутану Меррина. Тем временем старик натянул через голову свитер. Глядя на это столь домашнее, прозаическое действие, причем совершенно для себя неожиданно, Каррас обратил внимание на его мощную ауру, едва ли не кожей ощутив и этот момент, и сгустившуюся тишину в доме, которая мешала дышать и грозила раздавить его своей тяжестью, и его мир, такой осязаемый и реальный. В этот мир его вернуло другое ощущение: кто-то тянул у него из рук рясу. Меррин. Старый священник облачался в рясу.

– Вы знакомы с правилами, касающимися экзорцизма, Дэмиен?

– Да.

Меррин принялся застегивать пуговицы.

– Там особо подчеркивается, что следует избегать любых разговоров с демоном.

«С демоном!» – подумал Каррас. Меррин произнес это как нечто само собой разумеющееся. Дэмиен внутренне поежился.

– Можно спрашивать лишь то, что по-настоящему важно, – продолжал старый священник. – Все, что сверх того, – опасно. Крайне опасно. – Приняв из рук Карраса стихарь, чтобы надеть его поверх рясы, Меррин добавил: – Постарайтесь не слушать, что он говорит. Демон – жуткий лжец. Он будет лгать, чтобы сбить нас с толку. Но он будет мешать ложь с правдой, чтобы атаковать нас. Атака психологическая, Дэмиен, и очень мощная. Но вы не слушайте! Запомнили? Не слушайте его!

Каррас протянул Меррину столу.

– У вас есть ко мне вопросы, Дэмиен? – спросил старый иезуит.

Каррас покачал головой:

– Нет. Но, я думаю, было бы полезно, если б я рассказал вам о разных личностях, чье присутствие я заметил в Риган. Пока что таковых трое.

– Он там один, – возразил Меррин, поправляя на плечах одеяниие. Потянувшись за экземплярами «Римского ритуала», он вручил один Каррасу. – Мы пропустим Литанию Святых. У вас есть святая вода, Дэмиен?

Каррас достал из кармана пузырек с пробкой. Взяв флакон у него из рук, Меррин кивком указал на дверь. На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Идите первым, Дэмиен, хорошо?

Наверху, одетые в теплые свитера и куртки, Шэрон и Крис застыли в напряженном ожидании у дверей спальни Риган. Услышав, что внизу открылась дверь, они обернулись и посмотрели в коридор: первым из кабинета вышел Меррин, следом за ним – Каррас. Не проронив ни звука, оба начали подниматься по лестнице. «Как же красиво они смотрятся, – подумала Крис. – Меррин такой высокий, а Каррас… как прекрасно это суровое, смуглое лицо на фоне белоснежно-белого стихаря алтарного служки».

Не отрывая глаз, она смотрела на них, пока те поднимались по лестнице. И хотя разум говорил ей, что эти двое отнюдь не наделены никакой сверхъестественной силой, все равно это зрелище странным образом тронуло ее до глубины души, как будто кто-то шепнул ей на ухо, что, возможно, такая сила в них есть. Ее сердце забилось сильнее.

Рядом с дверью старый священник остановился. Увидев на Крис свитер и куртку, Каррас нахмурился:

– Вы тоже с нами?

– Вы думаете, мне не стоит?

– Лучше не надо, – ответил Дэмиен. – Думаю, это было бы ошибкой.

Крис вопросительно посмотрела на Меррина.

– Отцу Каррасу виднее, – тихо ответил старый иезуит.

Крис снова посмотрела на Дэмиена и поникла головой.

– Ну ладно, – уныло согласилась она и прислонилась к стене. – Я подожду здесь.

– Какое среднее имя вашей дочери? – поинтересовался Меррин.

– Тереза.

– Какое красивое имя! – с теплотой отозвался священник и на миг заглянул Крис в глаза, как будто успокаивая. Затем резко отвернулся и посмотрел на дверь спальни. Крис в очередной раз ощутила странное напряжение, сгущающуюся тьму, скрутившуюся змеиными кольцами. В спальне. По ту сторону двери.

Меррин кивнул.

– Все хорошо, – тихо произнес он.

Каррас открыл дверь и тотчас отшатнулся: в лицо ему ударили вонь и жуткий холод. В углу, закутавшись в старую охотничью куртку из зеленой овчины, на стуле ссутулился Карл. Увидев Карраса, он с надеждой посмотрел на него. Дэмиен бросил быстрый взгляд на лежащего в кровати демона. Впрочем, горящие глаза беса смотрели мимо него, в коридор, пожирая взглядом Меррина.

Каррас шагнул к изножью кровати. Старик же, расправив плечи, медленно подошел к ее краю. Здесь он остановился и посмотрел вниз, в полные ненависти глаза демона. В комнате воцарилась гробовая тишина. Затем «Риган» облизала почерневшим языком распухшие, запекшиеся губы. Казалось, это чья-то рука разглаживает смятый, хрустящий пергамент.

– Гордый мерзавец! – прохрипел демон. – Наконец-то! Наконец ты пришел!

Старый священник поднял руку и начертал над кроватью крестное знамение, затем проделал то же самое с комнатой. Повернувшись к кровати, он вытащил пробку из флакона со святой водой.

– Ах да! Святая моча, – прохрипел демон. – Сперма святых!

Меррин поднял флакон. Демон побледнел, лицо его перекосил ужас, скрипучий голос прохрипел:

– Давай-давай, ублюдок. Посмотрим, хватит ли тебе духа.

Священник принялся кропить комнату святой водой. Демон приподнял голову. Его губы и мускулы шеи дрожали от ярости.

– Да-да, давай кропи, Меррин. Чтобы мы промокли насквозь! Утопи нас в своем поту! Ведь твой пот освящен, святой Меррин. Наклонись и выпусти из задницы облако благовоний! Согнись и покажи нам свою святую задницу, чтобы мы могли молиться и поклоняться ей! Целовать ее! Давай, Меррин!

– Закрой рот!

Слова прогремели, словно раскат грома. Каррас съежился и удивленно обернулся на Меррина. Тот стоял у кровати, с грозным видом глядя на Риган. И демон умолк, лишь смотрел в глаза священнику. Правда, взгляд его собственных глаз стал другим. Растерянным. Настороженным.

Меррин вернул пробку на место и протянул флакон со святой водой Каррасу. Тот сунул его в карман. Старый иезуит тем временем опустился рядом с кроватью на колени, закрыл глаза и шепотом принялся читать молитву.

– Отче наш, – начал он.

Риган плюнула и попала Меррину в лицо желтоватым сгустком слизи. Та медленно потекла по щеке экзорциста. Меррин даже не остановился.

– …Да приидет царствие Твое… – Низко опустив голову, он продолжал читать молитву; лишь достал из кармана носовой платок и не торопясь вытер со щеки слюну. – И не введи нас во искушение, – мягко продолжил он.

– Но избавь нас от лукавого, – закончил молитву Каррас и быстро поднял глаза.

Глаза Риган закатились, были видны одни лишь белки. Дэмиену стало не по себе. Что-то в этой комнате было не так. Меррин вернулся к тексту молитвы:

– Боже и Отче нашего Господа Иисуса Христа. Я взываю к Твоему священному имени, на коленях молю Тебя, дабы Ты в Твоей доброте через Господа нашего Иисуса Христа даровал мне помощь против нечистого духа, терзающего дщерь Твою.

– Аминь, – откликнулся Каррас.

Меррин поднялся с колен и продолжил молиться стоя.

– Боже, творец и защитник рода человеческого, посмотри с жалостью на рабу Твою, Риган Терезу Макнил, терпящую муки в кольцах самого древнего, заклятого врага рода человеческого, который…

Риган зашипела. Подняв взгляд, Каррас увидел, что она, закатив глаза, села в кровати и, слово кобра, быстро высовывала язык. И вновь он ощутил приступ тревоги.

Он посмотрел вниз, на текст молитвы.

– Спаси свою рабу, – молился Меррин, зачитывая текст из «Ритуала».

– Которая верит в Тебя, мой Боже, – отозвался Каррас.

– Да найдет она в Тебе, Господь, укрепленную башню.

– Перед лицом врага.

Меррин уже читал следующую строчку – «Да не будет у врага власти над ней», – когда Каррас услышал, как стоявшая позади него Шэрон ахнула. Он быстро обернулся. Шэрон в немом замешательстве смотрела на кровать. Что такое? Каррас тоже повернулся к кровати. И в ужасе застыл. Передняя ее часть поднималась над полом.

Каррас смотрел, не в силах оторвать взгляд. Четыре дюйма. Полфута. Фут. Затем от пола оторвались задние ножки.

– Gott in Himmel! – в ужасе прошептал Карл. Но Каррас не слышал его. Не заметил он и то, как швейцарец перекрестился. Задние ножки кровати поднялись до одного уровня с передними. «Это мне мерещится», – подумал Каррас.

Но нет. Кровать плавно взмыла еще на один фут и зависла в воздухе, слегка покачиваясь, словно лодка на стоячей воде пруда.

– Отец Каррас?

Риган покачивалась и шипела.

– Отец Каррас?

Он обернулся. Это его из задумчивости вывел Меррин. Ясным взором посмотрев на него, старый священник кивком указал на экземпляр «Римского ритуала» в его руках.

– Ваша строчка, Дэмиен.

Каррас растерянно оглянулся по сторонам. Он даже не заметил, как Шэрон выбежала из комнаты.

– Да не будет у врага власти над ней!

Каррас быстро перевел глаза на текст и, чувствуя удары сердца в груди, выдохнул ответ:

– И да будет отродье греха бессильно причинить ей зло.

– Господи, услышь мою молитву, – продолжал Меррин.

– И да достигнет Тебя мой глас.

– Да пребудет с тобой Господь.

– И с духом твоим…

Меррин начал очередную молитву. Каррас вновь повернулся к кровати, к своим упованиям на Господа и сверхъестественные силы, что низко повисли в пустом воздухе. Все его существо было исполнено воодушевления. «Вот оно! Прямо передо мной».

Внезапно за его спиной скрипнула дверь. Он обернулся. В комнату вместе с Шэрон вбежала Крис и застыла как вкопанная, не веря собственным глазам.

– Господи Иисусе! – прошептала она.

– Всемогущий Отче, вечный Господь…

Меррин вскинул руку и, продолжая читать строки из «Ритуала», привычным жестом не спеша трижды начертал на лбу Риган крест:

– …который послал в этот мир Своего единственного Сына, дабы Он сокрушил рычащего льва…

Шипение прекратилось; измученные уста Риган исторгли леденящее душу мычание.

– Спаси от разрушения, вырви из тисков полуденного дьявола сие человеческое существо, созданное по Твоему образу и подобию, и…

Мычание сделалось громче, проникая под кожу, терзая плоть и кроша кость.

– Боже и Господь всего сущего, – не прерывая молитвы, Меррин потянулся и прижал конец столы к шее Риган, – чьей мощью Сатана был низвергнут с небес словно молния, всели ужас в зверя, что опустошает сейчас Твой виноградник…

Мычание прекратилось, и впервые установилась звенящая тишина. А в следующий момент изо рта Риган медленными струями начала извергаться густая, зловонная зеленоватая рвота, стекая тонкими волнами с нижней губы на руку Меррину. Но священник не убрал руки.

– Пусть Твоя мощная длань изгонит жестокого демона из Риган Терезы Макнил…

Каррас краем уха услышал, как открылась дверь, – это Крис бросилась вон из комнаты.

– Изгони этого мучителя невинных…

Кровать начала лениво покачиваться, затем все сильней и сильней, пока наконец внезапно не заходила ходуном вверх и вниз. Изо рта Риган по-прежнему извергалась рвота. Меррин же лишь слегка поменял положение, продолжая прижимать столу к ее шее.

– …наполни своих слуг мужеством, пусть они твердо и смело противостоят подлому дракону, дабы не проникся он презрением к тем, кто верит в Тебя и…

Внезапно движения стихли. Каррас как завороженный наблюдал за кроватью – та, словно перышко, медленно опустилась на пол. Ножки с глухим стуком встали на ковер, и кровать замерла.

– Господи, сделай так, чтобы эта…

Оторвав глаза от кровати, Каррас посмотрел на руку Меррина. И не увидел. Она была погребена под горой исходящей паром рвоты.

– Дэмиен?

Каррас поднял взгляд.

– Господи, услышь мою молитву, – тихо произнес экзорцист.

Каррас повернулся.

– И да достигнет Тебя мой глас.

Меррин убрал столу, слегка отступил назад и громоподобным голосом скомандовал:

– Я изгоняю тебя, нечистый дух, вместе с каждой вражеской силой, с каждым призраком из преисподней, с каждым твоим свирепым спутником!

С его руки на ковер капала рвота.

– Сам Христос приказывает тебе – Он сам, кто когда-то утихомирил ветер, и море, и бурю, кто…

Рвота прекратилась. Риган сидела молча и неподвижно. Белки ее глаз злобно поблескивали, глядя на Меррина. Стоя в изножье кровати, Каррас не сводил с нее глаз. Первоначальный шок и волнение начали ослабевать. Зато поднял голову разум. Не спросив разрешения, принялся настырно совать пальцы в самые сокровенные уголки логического сомнения: полтергейст, психокинетическое действие, подростковые страхи, телекинез. Затем Дэмиен вспомнил одну вещь и нахмурился.

Подойдя к краю кровати, он наклонился и взял запястье Риган. И обнаружил то, чего так опасался. Как и в случае с сибирским шаманом, пульс у девочки зашкаливал.

Солнце тотчас как будто померкло. Посмотрев на часы, Каррас принялся считать удары, словно доводы против его жизни.

– Это Он приказывает тебе. Он, что низверг тебя с небес в преисподнюю!

Трубный глас Меррина звучал где-то на периферии его сознания. Между тем пульс девочки сделался быстрее. Еще быстрее. Каррас посмотрел на Риган. Застыв недвижимо, та по-прежнему молчала. От рвоты в ледяной воздух, словно некое зловонное подношение, поднимались струйки пара. И вдруг волосы на руках Дэмиена зашевелились. Медленно, мучительно медленно, всего на пару миллиметров в секунду, голова Риган начала поворачиваться со скрипом проржавевшего механизма, словно голова манекена, – пока белки ее глаз не встретились с его взглядом.

– …И потому трепещи в страхе, Сатана…

Затем так же медленно голова повернулась назад к Меррину.

– …ты, осквернитель справедливости! Ты, родитель смерти! Ты, предатель народов! Ты, вор, похищающий жизнь! Ты…

Каррас обвел усталым взглядом комнату. Свет в ней начал подрагивать и тускнеть, пока не превратился в жутковатый пульсирующий янтарный огонь. Дэмиен поежился. В комнате сделалось еще холоднее.

– …ты, князь убийц! Изобретатель всех бед и неприятностей! Враг рода человеческого! Ты…

Комнату сотряс глухой удар. Затем еще один. Затем ритмично, сотрясая стены, пол и потолок, пульсируя с невероятной силой и скоростью, словно биение огромного и больного сердца.

– Изыди, чудовище! Твое место в одиночестве! Твое обиталище – гнездо гадюк! Опустись наземь и ползай вместе с ними! Сам Господь приказывает тебе! Кровь…

Биение сделалось громче, убыстряясь с каждым мгновением.

– Я призываю тебя, древний змей…

Еще быстрее…

– …судией всех живых и всех мертвых, твоим Творцом, Творцом всей Вселенной…

Шэрон вскрикнула и зажала кулаками уши, не в силах больше терпеть эти жуткие, оглушительные удары, которые раздавались теперь с безумной скоростью.

Пульс Риган потрясал. Его скорость было невозможно изменить. По ту сторону кровати Меррин невозмутимо протянул руку и большим пальцем прочертил на испачканной рвотой груди крест. Слова его молитвы утонули в ударах ее пульса.

Затем тот резко замедлился. Меррин как ни в чем не бывало продолжал читать молитву. Когда же он начертал крест на лбу Риган, чудовищное биение внезапно прекратилось.

– Боже неба и земли, ангелов и архангелов, – донеслись до Карраса слова молитвы. Пульс Риган продолжал замедляться.

– Заносчивый ублюдок, Меррин! Мразь! Ты проиграешь! Она умрет! Свинка умрет!

Дрожащая полумгла постепенно сделалась ярче. Демон вновь забесновался, поливая Меррина оскорблениями:

– Кичливый павлин! Старый еретик, который осмеливается думать, будто Вселенная однажды станет Христом! Я приказываю тебе – повернись и посмотри на меня! Да-да, посмотри на меня, мерзкая тварь! – Демон рванулся вперед и, плюнув Меррину прямо в лицо, прохрипел: – Так твой господин исцеляет слепых!

– Бог и Господь всего творения… – Не прерывая молитвы, Меррин потянулся за платком и невозмутимо вытер слюну.

– А теперь следуй его учению, Меррин! Давай, сделай это. Сунь свой священный член свинке в рот и очисти его, вытри своей сморщенной плотью, и она исцелится, святой Меррин. Да, о чудо!..

– …избавь эту рабу Свою…

– Лицемер! Тебе нет дела до этой свиньи! Тебе вообще ни до чего нет дела! Она нужна тебе лишь для соперничества со мной!

– …я униженно…

– Лжец! Лицемерный ублюдок! Скажи нам, Меррин, где твое самоуничижение? В пустыне? Среди руин? В могилах, куда ты бежал от своих собратьев? От тех, кто ниже тебя, от тех, кто убог разумом? Ты нисходишь до разговоров с простыми людьми, ты, благочестивая рвота.

– …избавь…

– Твое обиталище – павлинье гнездо, Меррин. Твое место внутри тебя самого. Возвращайся на вершину горы и говори с тем единственным, кто равен тебе!

Проигнорировав поток оскорблений в свой адрес, Меррин продолжил молиться.

– Вижу, ты изголодался, святой Меррин? Вот, я даю тебе нектар и амброзию. Я даю тебе хлеб твой насущный от твоего бога! – с издевкой прохрипел демон. Риган выпустила струю поноса. – Ибо это тело мое! Освяти его, святой Меррин!

Внутренне передернувшись от омерзения, Каррас сосредоточился на тексте. Меррин читал отрывок Евангелия от Луки.

– «…Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, – потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло». И…

– Уилли, я принес тебе благую весть! – прохрипел демон. Каррас поднял глаза и увидел Уилли. Она стояла рядом с дверью с ворохом чистых полотенец и простыней в руках. – Я принес тебе известия про искупление, – злорадствовал бес. – Эльвира жива. Она жива, Уилли! Она…

Женщина в ужасе посмотрела на него.

– Не верь ему, Уилли, это неправда! – крикнул жене Карл.

– …она наркоманка, Уилли, безнадежная наркоманка…

– Не слушай его! – выкрикнул Карл.

– Сказать тебе, где она живет?

– Не слушай его! Не слушай! – Карл поспешил увести жену из комнаты.

– Иди, проведай ее в День матери, Уилли. Пусть это будет сюрприз! Иди и…

Демон внезапно умолк и уставился на Карраса. Тот вновь измерил пульс Риган. Пульс оказался довольно сильным, чтобы ввести ей очередную дозу либриума. Каррас придвинулся ближе к Шэрон, чтобы попросить ее приготовить очередную инъекцию.

– Каррас, ты ее хочешь? – осклабился демон. – Она твоя! Да-да, эта похотливая кобыла твоя. Можешь скакать на ней, как тебе вздумается. Кстати, знал бы ты, какие фантазии у нее на твой счет… Да, насчет тебя и твоего длинного, толстого благочестивого члена!

Шэрон покраснела и отвела глаза. Каррас заверил ее, что очередная доза либриума не причинит Риган вреда.

– И суппозиторий с компазином, на тот случай, если у нее снова откроется рвота, – добавил он.

Шэрон кивнула, глядя в пол, и сделала шаг прочь от кровати.

– Шлюха, – бросил демон, когда она, не поднимая головы, проходила мимо. В следующий миг Риган дернулась вверх и обдала ей лицо струей рвоты. Шэрон окаменела. Тем временем вместо демона заговорил «Деннингс». – Похотливая кобыла! – крикнул он. – Потаскуха!

Шэрон в ужасе выскочила из комнаты.

Сморщив от омерзения лицо, «Деннингс» обвел взглядом комнату и спросил:

– Не соизволит ли кто-нибудь приоткрыть окно? Здесь такая жуткая вонь! Это просто… нет, нет, нет, не надо! – передумал он. – Ради всего святого, не надо! Не то, гляди, кто-нибудь умрет! – Он усмехнулся гнусным смешком, подмигнул Каррасу и исчез.

– Это Он, кто изгоняет тебя…

– Неужели, Меррин? Неужели?

Это вернулся демон. Не обращая внимания на его гадкие речи, иезуит продолжил читать молитвы, прикладывать столу и осенять Риган крестным знамением.

Слишком долго, с тревогой подумал Каррас. Приступ затянулся слишком надолго.

– А вот и свинья! Мать нашей свинки! – злорадно выкрикнул демон.

Каррас обернулся и увидел Крис. Низко опустив голову, она шла к нему с ватой и одноразовым шприцем. Дэмиен шагнул ей навстречу.

– Шэрон переодевается, – пояснила актриса. – А Карл…

Каррас не дал ей договорить.

– Ничего страшного. – Они вместе подошли к кровати.

– А, свиноматка пришла посмотреть результат своих трудов! Давай!

Крис пыталась не слушать и не смотреть. Каррас тем временем прижал к кровати безвольные руки Риган.

– Остерегайся рвоты! Остерегайся этой гадкой твари! – бесновался демон. – Ты довольна? Ведь это все твоя работа! Да-да, ты и твоя карьера прежде всего! Прежде мужа, прежде ее, прежде…

Каррас оглянулся по сторонам. Крис застыла как вкопанная.

– Давайте, – твердо сказал он ей. – Не слушайте его. Делайте свое дело.

– …прежде твоего развода. Обратишься к святым отцам? Они тебе не помогут! Свинка безумна. Или тебе это еще непонятно? Ты довела ее до безумия, до убийства и…

– Я не могу! – с гримасой ужаса на лице Крис посмотрела на дрожащий в ее руке шприц и покачала головой. – Я не могу.

Каррас вырвал шприц из ее пальцев.

– Ну, хорошо, протрите ватой место укола! Вот здесь!

– …и до гроба, ты, мерзкая сучка…

– Не слушайте! – вновь предостерег ее Дэмиен.

Услышав его слова, демон резко обернулся. Глаза его сверкали злобой.

– И ты, Каррас! О, да! Что касается тебя…

Крис протерла ваткой руку Риган.

– А теперь уходите! – приказал Каррас, вводя иглу в истощенную плоть. Крис пулей вылетела из комнаты.

– Да, нам известна твоя доброта по отношению к матерям, мой дорогой Каррас, – прохрипел демон. Дэмиен побледнел и на миг застыл как вкопанный. Затем медленно вытащил иглу и заглянул в белки глаз Риган. Между тем из ее уст донесся нежный, чистый голос юного церковного хориста: «Tantum ergo sacramentum veneremur cernui…» Гимн, исполняемый во время католического благословения. Каррас словно окаменел. Пение продолжалось. Жуткое, леденящее душу, оно, как вакуум, с неумолимой ясностью затягивало в себя весь ужас этого вечера. Дэмиен выпрямился и увидел Меррина с полотенцем в руках. Усталыми, но полными нежности движениями старый иезуит вытирал с лица и шеи Риган рвоту.

«…et antiquum documentum…»

Снова это пение. «Чей же это голос?» – задался мысленным вопросом Каррас. А затем фрагменты: Деннингс… окно… Усталый и опустошенный, он увидел, что в комнату вошла Шэрон, и взял у Меррина из рук полотенце.

– Я сама, святой отец, – сказала она. – Со мной уже всё в порядке. Хочу ее переодеть и помыть, прежде чем давать ей компазин. Могли бы вы оба подождать за дверью?

Оба священника вышли из комнаты в теплый, тускло освещенный коридор. Понурив головы и сложив на груди руки, оба устало прислонились к стене, прислушиваясь к приглушенному пению, что доносилось изнутри. Первым молчание нарушил Каррас.

– Вы… вы сказали чуть ранее, отец, что мы имеем дело лишь с одной сущностью.

– Да. – Приглушенные голоса, опущенные головы, словно на исповеди. – Все остальные – это лишь формы атаки, – продолжал Меррин. – На самом же деле он там один. Демон.

Он снова умолк и, немного помолчав, добавил:

– Знаю, вы в этом сомневаетесь. Но я уже встречал этого демона раньше. Он крайне силен, Дэмиен. Вы даже не представляете насколько.

Молчание. Затем Каррас заговорил снова:

– Мы говорим, что демон не может трогать волю жертвы.

– Да, это так. Здесь нет греха.

– В таком случае, какова цель одержимости? В чем ее смысл?

– Кто знает? – ответил Меррин. – И кто может надеяться, что узнает… И все же мне кажется, что истинная цель демона – не одержимое лицо, а мы… сторонние наблюдатели, каждый человек в этом доме. И я думаю… я думаю, что истинная цель, Дэмиен, – вселить в наши души отчаяние, вынудить нас отринуть нашу человечность, превратить нас в животных, злобных и насквозь прогнивших, лишенных благородства, уродливых и недостойных. Пожалуй, именно в этом и заключается смысл одержимости – в унижении человека, лишении его достоинства. Мне думается, что вера в Бога не имеет никакого отношения к разуму. В конечном итоге это вопрос любви, согласие с тем, что Бог, возможно, тоже любит нас.

Помолчав, Меррин заговорил снова, медленно и задумчиво, как будто глядя в собственную душу:

– Опять-таки, кто поручится, что это так? Но одно ясно – по крайней мере мне: демон знает, где нанести удар. Да-да, он знает. Давным-давно я отчаялся возлюбить ближнего. Некоторые люди… были мне неприятны. Как же я мог их возлюбить? Я думал над этим. Этот вопрос мучил меня, Дэмиен. В результате я отчаялся в самом себе, а после этого, очень скоро, и в самом Боге. От моей веры ничего не осталось.

Каррас не ожидал таких слов. Он обернулся и с любопытством посмотрел на Меррина.

– И что произошло?

– В общем… в конце концов я понял: Бог никогда не потребовал бы от меня того, что психологически невозможно. Что любовь, о которой он просит, заключена в моей воле и не должна ощущаться как эмоция. Никогда. Он требовал, чтобы я действовал с любовью. И то, что я должен поступать так даже по отношению к тем, кто мне неприятен, – по-моему, это и есть самое сильное проявление любви, чем что-либо еще.

Меррин опустил голову и заговорил еще тише.

– Понимаю, Дэмиен, вам все это кажется очевидным. Но в то время я этого не понимал. Странная слепота. Как много мужей и жен, – печально добавил Меррин, – думали, что они разлюбили, лишь потому, что их сердца больше не бились учащенно при виде друг друга. Ах, дорогой мой Бог! – Он покачал головой, а затем кивнул. – Именно в этом, сдается мне, и заключается одержимость, Дэмиен. Не в войнах, как думают некоторые – по крайней мере, не в такой степени; и крайне редко в таких экстраординарных случаях, как этот… как эта девочка, бедное дитя. Нет. Теперь я склонен видеть одержимость в гораздо более ничтожных вещах, в мелких ссорах и обидах, в жестоком, ранящем слове, что непрошеным слетает с уст друга. Или возлюбленного. Мужа или жены. Довольно всего этого, и для наших войн нам не нужен никакой Сатана. Мы их ведем сами… и для самих себя.

Из спальни по-прежнему доносилось мелодичное пение. Меррин отрешенным взглядом посмотрел на дверь.

– И все же из этого… из зла… в конечном итоге неким образом выходит добро. Как это происходит, нам никогда не увидеть и не понять. – Меррин на миг умолк. – Возможно, зло – это тигель добра, – задумчиво добавил он. – Возможно, даже Сатана – вопреки самому себе – неким образом помогает воплощать волю Господа.

Больше он ничего не сказал. Какое-то время оба стояли молча. Каррас размышлял над словами старого иезуита; вскоре ему в голову пришло еще одно возражение.

– Как только демон будет изгнан, – спросил он, – что помешает ему вселиться снова?

– Не знаю, – честно признался Меррин. – Но обычно этого не происходит. Вернее, никогда, – он поднес руку к лицу, пощипал уголки глаз и прошептал: – Дэмиен… Какое прекрасное имя.

Каррас услышал в его голосе усталость. Тревогу. И что-то вроде подавленной боли.

Внезапно Меррин оттолкнулся от стены и, все еще закрывая лицо рукой, извинился и поспешил по коридору в туалет. «Что-то не так?» – подумал Каррас. Внезапно он проникся одновременно и восхищением, и завистью к сильной и простой вере экзорциста. Затем повернулся к двери.

Пение. Оно прекратилось. Может, уже кончилась ночь?

Спустя несколько минут Шэрон появилась из спальни со зловонным ворохом одежды и постельного белья.

– Она спит, – сказала она, затем отвернулась и поспешила прочь.

Каррас сделал глубокий вдох и шагнул в спальню. Ему в лицо тотчас дохнул холод. И зловоние. Он быстро прошел к кровати.

Риган. Спит. Наконец-то! «Наконец, – подумал Каррас, – можно отдохнуть и мне». Он протянул руку и взял худенькое запястье. Затем поднял другую руку и посмотрел на секундную стрелку часов.

– Почему ты так поступаешь со мной, Димми?

Каррас окаменел.

– Зачем ты это делаешь?

Каррас не пошелохнулся, не вздохнул, не осмелился даже посмотреть туда, откуда исходил этот голос, чтобы не видеть, чьи глаза смотрят на него. Глаза, полные упрека и тоски. Глаза его матери. Его матери!

– Ты оставил меня, а сам стал священником, ты отправил меня в приют…

Не смотри!

– А теперь ты прогоняешь меня?

Это не она!

– Зачем ты это делаешь?

Голова раскалывалась от боли. Сердце было готово выскочить из груди. Каррас зажмурился. Голос сделался еще жалобней, еще испуганней и слезливей.

– Ты всегда был хорошим мальчиком, Димми! Прошу тебя. Мне страшно! Прошу тебя, не прогоняй меня, Димми! Очень прошу!

Ты не моя мать!

– Снаружи ничего нет. Лишь тьма, Димми! Одиночество!

– Ты не моя мать! – яростно прошептал Каррас.

– Димми, прошу тебя!

– Ты не моя мать! – исступленно выкрикнул он.

– О, ради бога, Каррас! – это снова заговорил «Деннингс». – Послушай, это просто нечестно с твоей стороны прогонять нас отсюда. Подумай сам. Если говорить только от своего имени, скажу честно: я посчитаю справедливым, если останусь здесь. Эта сучка уничтожила мое тело, и я имею полное право поселиться в ее теле. Разве я не прав? Нет, ты посмотри на меня, Каррас! Давай, не бойся! Мне не часто удается вставить словечко. Обернись на меня. Честное слово, я не стану кусаться, не стану плевать в тебя или изрыгать блевотину. Или делать другие некрасивые вещи. Теперь это я.

Каррас открыл глаза и увидел перед собой «Деннингса».

– Так-то лучше, – продолжал тот. – Послушай, это она убила меня, а не наш домоправитель, Каррас. Она! Да-да, представь себе. – «Деннингс» даже кивнул в подтверждение своих слов. – Она! Я был занят своим делом в баре, когда мне показалось, будто сверху, из ее спальни, доносятся какие-то стоны. В конце концов я не выдержал и пошел взглянуть, что с ней не так. Ты представляешь? Она тотчас схватила меня за горло, эта сучка! – В голосе «Деннингса» послышались слезливые нотки. – Господи, ни разу в жизни я не видел такой силы! Начала орать, будто я трахаю ее мать или что-то в этом роде, – типа, это из-за меня та развелась с ее отцом. Я толком не разобрал. Но одно скажу точно: она вытолкнула меня из чертова окна! – Голос «Деннингса» сорвался едва ли не на визг. – Она убила меня, черт возьми! Как тебе это? Или ты считаешь, что теперь меня следует выкинуть из ее тела? Я серьезно тебя спрашиваю, Каррас? Ты так считаешь?

Сглотнув комок в горле, Дэмиен хрипло произнес:

– Если ты и в самом деле Бёрк Деннингс…

– Я устал твердить, что это я. Ты что, на фиг, глухой?

– Если ты Деннингс, ты можешь мне объяснить, как так получилось, что твоя голова была повернута задом наперед?

– Чертов иезуит! – тихо выругался «Деннингс».

– Что это было?

«Деннингс» уклончиво покосился по сторонам.

– А, ты про голову! Да, жуткая история. Еще какая жуткая!

– Как это произошло?

«Деннингс» отвернулся.

– Честно говоря, какая разница? Задом наперед или передом назад – это все игра в бирюльки, скажу я тебе.

Каррас посмотрел вниз, снова взял запястье Риган и, глядя на циферблат наручных часов, замерил пульс.

– Димми, прошу тебя. Только не бросай меня одну!

Снова мать.

– Не иди в священники, иди во врачи. Я жила бы в красивом доме, Димми, а не одна в этой убогой квартирке с тараканами!

Не сводя глаз с циферблата, Каррас попытался не слушать ее речи. Вскоре до него снова донесся ее плач.

– Димми, прошу тебя!

– Ты не моя мать!

– Ну почему ты отказываешься посмотреть правде в глаза? – Это был демон. Он задыхался от злости. – Ты веришь в то, что говорит тебе Меррин, болван? Ты считаешь его праведником? Тоже мне праведник! Он горд и ничтожен. Я докажу тебе это, Каррас. Я докажу это, убив свинку! Она умрет, и ни ты, ни бог твоего Меррина не спасут ее! Ее убьет его гордость и некомпетентность! Коновал! Ты зря ей ввел либриум!

Ошарашенный, Дэмиен заглянул в глаза, что светились злорадным торжеством, затем снова посмотрел на часы.

– Как тебе ее пульс, Каррас? Замечаешь?

Священник тревожно нахмурился. Биение пульса было быстрым и…

– Слабым? – хрипло подсказал демон. – Ах да. Покамест совсем немножко. Самую малость.

Каррас отпустил руку Риган, поднялся, взял медицинскую сумку, быстро поднес ее к кровати, выхватил стетоскоп и прижал к груди ребенка.

– Слушай, Каррас, слушай! Слушай как следует! – бесновался демон.

Каррас прислушался. И ему стало еще тревожнее. Тоны сердца звучали глухо, как будто издалека.

– Я не дам ей спать!

Каррас в ужасе быстро посмотрел на демона.

– Да, Каррас! – прохрипел тот. – Я не дам ей спать. Слышишь? Я не дам свинке спать!

Демон запрокинул голову в мерзком смехе. Дэмиен молча смотрел на него. Он не слышал, как в комнату вернулся Меррин, – и заметил это лишь тогда, когда экзорцист встал рядом с ним и с тревогой посмотрел в лицо Риган.

– Что это? – спросил он.

– Демон. Говорит, что не даст ей спать, – уныло ответил Каррас и погасшим взглядом посмотрел на Меррина. – Ее сердце не справляется. Если она срочно не отдохнет, то просто умрет от сердечной недостаточности.

Меррин нахмурился. Лицо его сделалось серьезным.

– Вы не можете дать ей лекарство? – спросил он. – Какое-нибудь снотворное?

– Нет. Это опасно. Она может впасть в кому. – Каррас посмотрел на Риган; та кудахтала, словно курица в курятнике. – Стоит понизиться артериальному давлению, и…

Он не договорил.

– Что можно сделать? – спросил Меррин.

– Ничего, – ответил Каррас. – Ничего. – Он посмотрел на старого священника. – Я не знаю. Не могу быть уверен. Возможно, за последнее время произошли какие-то новации, изменения… Думаю, нам нужно срочно вызвать кардиолога.

Меррин кивнул.

– Давайте, – сказал он, провожая Карраса взглядом. Тот закрыл за собой дверь спальни. – Я же пока буду молиться, – тихо добавил экзорцист.

Спустившись в кухню, Каррас застал там Крис. Из примыкающей к кухне кладовой доносились рыдания Уилли и голос Карла, утешающего жену. Не вдаваясь в подробности, чтобы не пугать Крис, Дэмиен вкратце объяснил, что ему нужна консультация специалиста.

Актриса согласилась. Каррас позвонил своему знакомому, известному специалисту, преподавателю медицинского факультета Джорджтаунского университета, и в двух словах описал ситуацию. Правда, он был вынужден его разбудить.

– Буду немедленно, – сказал специалист.

Менее чем через полчаса он уже был в доме. Поднявшись в комнату Риган, вздрогнул, с ужасом и состраданием отметив холод, запах и общее состояние девочки. Когда он вошел, та тихо хрипела что-то невнятное. Пока же он ее осматривал, она либо пела, либо издавала животные звуки. И вдруг объявился «Деннингс».

– О, это ужасно! – заскулил он при виде специалиста. – Просто какой-то кошмар! Надеюсь, вы сможете что-то сделать! Ведь что-то наверняка можно сделать? В противном случае нам просто будет некуда податься, а все потому, что… Черт бы побрал этого упрямого дьявола!

Специалист растерянно вытаращил глаза. Пока он измерял у Риган давление, «Деннингс» повернулся к Каррасу и принялся жаловаться:

– Какого дьявола вы делаете! Или вы не видите, что этой сучке срочно нужно в больницу? Ее место в сумасшедшем доме, Каррас! Вам теперь это известно! Ради всего святого, почему бы нам не прекратить всю эту молитвенную тягомотину? Если она умрет, виноваты будете вы. Да, да, вы, и никто иной. Лишь потому, что этот второй самопомазанный сын божий упрям как осел, это не значит, что и вы должны вести себя как кусок дерьма. Вы же врач! Вам все карты в руки, Каррас. Так что давайте, мой дорогой, проявите сострадание. В наши дни такая вопиющая нехватка жилплощади!

Затем вновь подал голос демон, взвыв волком. Специалист с каменным лицом снял с руки Риган манжету и все так же, с глазами полными недоумения, кивнул Карасу – мол, я закончил. Они вместе вышли в коридор. Здесь специалист оглянулся на дверь спальни, затем повернулся к Каррасу и спросил:

– Какого дьявола здесь происходит, отец?

Каррас отвел взгляд в сторону.

– Не знаю, не могу сказать, – тихо ответил он.

– Не можете или не хотите?

Дэмиен вновь повернулся к нему.

– Наверное, и то, и другое, – ответил он. – Так как там у нее с сердцем?

Специалист был сама серьезность.

– Она должна прекратить это дело. Пусть спит… спит, чтобы давление не упало.

– Я могу что-то сделать, Майк?

– Молитесь.

Сказав это, специалист ушел. Свое дело он сделал. Каррас посмотрел ему вслед. Каждая его артерия, каждый нерв взывали об отдыхе, взывали о надежде, о чуде, хотя сам он точно знал: никакого чуда не будет. Дэмиен закрыл глаза и тотчас поморщился, вспомнив слова: «Вам не следовало давать ей либриум».

Горло конвульсивно сжалось, издав всхлип сожаления и болезненной укоризны. Каррас поспешил заглушить его, сунув в рот кулак. Сделав несколько глубоких вдохов, он открыл глаза, шагнул вперед и рукой, более легкой, чем его душа, распахнул дверь в спальню.

Меррин стоял рядом с кроватью, наблюдая за Риган. Та издавала лошадиное ржание. Услышав, что в спальню вошел Каррас, иезуит обернулся и вопросительно посмотрел на него. Дэмиен покачал головой. Меррин кивнул. Лицо его было печально. Затем печаль сменила отрешенность, а когда он вновь повернулся к Риган – мрачная решимость.

Экзорцист опустился на колени рядом с кроватью.

– Отче наш… – начал он, однако Риган обдала его темной вонючей желчью и прохрипела:

– Ты проиграешь! Она умрет! Она умрет!

Каррас взял свой экземпляр «Римского ритуала», открыл, на миг оторвал от него глаза и посмотрел на Риган.

– Спаси рабу Твою, – молился Меррин, – перед лицом супостата.

«Спи, Риган, спи!» – взывала к ней воля Карраса.

Но Риган не уснула. Даже к рассвету.

Даже к полудню.

Даже к вечеру.

Даже к воскресенью, когда пульс ее выдавал сто сорок еле слышных ударов в минуту, а припадки следовали один за другим. И пока они с Меррином, не сомкнув глаз, повторяли ритуал, Каррас мысленно перебирал возможные средства: надеть на нее смирительную рубашку, чтобы ограничить ее физическую активность до минимума, временно удалить всех из комнаты, чтобы не провоцировать демона и тем самым снизить вероятность повторения припадков… Увы, ни один из методов не принес пользы. Крики Риган отнимали у нее сил не меньше, чем движения.

Правда, артериальное давление оставалось стабильным. «Да, но как долго?» – изводил себя вопросом Каррас. Боже, не дай ей умереть! Он, словно литанию, раз за разом повторял эту немую молитву.

Примерно в семь часов вечера в воскресенье Каррас молча сидел рядом с Меррином в спальне – оба уставшие, измотанные постоянными нападками демона. Тот поставил в вину Каррасу все: и недостаток веры, и его некомпетентность как врача, и бегство от матери ради высокого статуса. И Риган! Риган! Здесь тоже была его вина.

– Тебе не следовало давать ей либриум!

Они с Меррином только что завершили круг ритуала и отдыхали, слушая, как Риган все тем же чистым голосом юного хориста распевает «Panis Angelicus». Они почти не выходили из ее спальни. Каррас отлучился лишь раз – переодеться и принять душ. Но в холодной комнате было легче оставаться бодрствующими, даже несмотря на зловоние. Кстати, утром его характер изменился: в комнате теперь стоял удушающий, тошнотворный запах разлагающейся плоти.

Лихорадочно глядя на Риган красными от бессонницы глазами, Каррас подумал, что уловил какой-то звук. Как будто что-то скрипнуло. Он моргнул. Звук повторился. И тогда он понял: это скрипят его собственные запекшиеся веки. Он повернулся к Меррину.

В течение всех этих часов старый экзорцист почти ничего не говорил. Лишь время от времени вспоминал свое детство. Разные мелочи. Например, историю про утку, которую он назвал Клэнси.

Каррас сильно тревожился за него. Возраст. Недосыпание. Яростные словесные нападки демона. Вскоре Меррин закрыл глаза и заклевал носом. Каррас оглянулся на Риган, затем устало поднялся и, шаркая ногами, подошел к кровати. Здесь он проверил ее пульс, после чего взялся измерять кровяное давление. Надевая ей на руку черную манжету, усиленно заморгал: что-то затуманило ему зрение.

– Сегодня День матери, Димми.

Он замер на миг, не в силах шелохнуться, как будто из его груди вырвали сердце. Затем медленно-медленно заглянул в глаза, которые больше не принадлежали Риган, глаза, полные боли и упрека. Глаза его матери.

– Я не хороша для тебя? Почему ты оставил меня умирать одну, Димми? Почему? Почему ты…

– Дэмиен!

Ему на плечо крепко легла рука Меррина.

– Прошу тебя, ступай отдохни немного, Дэмиен!

– Димми, прошу тебя!

– Не слушай, Дэмиен! Выйди из комнаты! Немедленно!

Чувствуя, как его душит застрявший в горле комок, Каррас резко повернулся и вышел из спальни. Какое-то время он на ватных ногах постоял в коридоре, не зная, что ему делать. Кофе? Да! Ему страшно хочется кофе. Но первым делом – принять душ. Когда же он, уйдя из дома Крис Макнил, вернулся в свою комнату в общежитии, ему хватило лишь одного взгляда на койку, чтобы переменить решение. Душ подождет! Сон – вот что ему нужно. Хотя бы полчасика.

Он уже потянулся к телефону – хотел попросить дежурного, чтобы его разбудили, – но тот зазвонил сам.

– Слушаю, – прохрипел он в трубку.

– Здесь к вам посетитель, отец Каррас. Некий мистер Киндерман.

Дэмиен на миг задержал дыхание, затем шумно выдохнул.

– Хорошо, передайте ему, что я сейчас спущусь к нему, – устало отозвался он и положил трубку.

Его взгляд упал на пачку «Кэмела» без фильтра, лежащую на письменном столе. К пачке была приклеена записка от Дайера.

В часовне на скамеечке напротив подсвечника был найден ключ от «Клуба плейбоев». Это твой? Если твой, спроси у швейцара. Джо.

С теплотой во взгляде Каррас положил на стол записку, быстро переоделся в чистое и спустился вниз, к стойке швейцара. Там, рядом с телефонным коммутатором, стоял Киндерман и аккуратно переставлял цветы в вазе. Когда он обернулся и увидел Дэмиена, в руках у него был стебель розовой камелии.

– А, отец Каррас! – приветливо поздоровался он. Увы, ему тотчас бросилась в глаза печать усталости на лице священника, и на его собственном возникла неподдельная озабоченность. Вернув камелию в вазу, он шагнул навстречу иезуиту, воскликнув:

– У вас ужасный вид! Что случилось? Вот что бывает, если себя не щадить! Оставьте это дело, святой отец. Вы все равно умрете. Послушайте лучше меня! – Схватив Карраса за локоть, он повел его на улицу. – У вас найдется минутка? – спросил лейтенант, когда они выходили в дверь.

– Разве что всего одна, – буркнул Дэмиен. – В чем дело?

– Небольшой разговор. Мне нужен совет. Только совет, и ничего больше.

– По поводу чего?

– Одну минутку. Для начала мы с вами просто пройдемся. Подышим свежим воздухом, полюбуемся видами. – Взяв Карраса под руку, полицейский по диагонали повел его на другую сторону улицы. – Вы только взгляните, какая красотища! – Он указал на Потомак, в воды которого садилось солнце.

Внезапно вечернюю тишину прорезал смех и возбужденный гомон голосов. Это перед питейным заведением на углу Тридцать шестой улицы собралась кучка студентов Джорджтаунского университета. Один крепко стукнул второго по руке, и вскоре эти двое устроили дружескую потасовку.

– Ах, колледж!.. – выдохнул Киндерман, глядя на веселую компанию молодых людей. – В свое время я не пошел учиться… а теперь жалею. – Он снова повернулся к Каррасу и нахмурился. – Нет, я серьезно. У вас нездоровый вид. В чем дело? Вы больны?

«Когда же он, наконец, заговорит о деле?» – подумал Дэмиен.

– Нет, просто был занят, – ответил он вслух.

– Полегче, голубчик, полегче, – сипя одышкой, произнес Киндерман. – Кстати, вы не ходили на балет Большого театра? Они выступают в отеле «Уотергейт».

– Нет.

– Вот и я тоже нет. Но очень хотелось бы. Они такие грациозные, такие… красивые!

Они дошли до низкой стены трамвайного парка, откуда открывался потрясающий вид на закат, и остановились. Опершись рукой о стену, Каррас отвернулся от природных красот и посмотрел на Киндермана.

– Так что же привело вас ко мне?

– Как бы вам сказать, отец, – вздохнул тот, на миг повернулся к Каррасу, а затем, сцепив на стене руки, нахохлился и задумчиво посмотрел на другой берег реки. – Боюсь, что у меня возникла проблема.

– Профессиональная?

– Лишь отчасти.

– И что это?

– Главным образом, она… – детектив заколебался, но затем продолжил, – я бы сказал, главным образом она этическая, отец Каррас. Вопрос… – Он не договорил, повернулся и, прислонившись к стене спиной, хмуро посмотрел вниз, себе под ноги. – Просто мне не с кем поговорить о ней, тем более с моим начальником. Я не мог. Не мог, и все тут. И тогда я подумал, – в глазах детектива внезапно вспыхнул огонь. – У меня была тетушка. Вы должны выслушать. Это забавно. Долгие годы она была в ужасе – да-да, в ужасе! – от моего дяди. Бедная женщина, она ни разу не осмелилась сказать ему даже слово, не говоря уже о том, чтобы поднять на него голос. Всякий раз, разозлясь на него, она пряталась в шкафу в спальне, и там в темноте – вы не поверите! – одна, в темноте, среди одежды и моли, она минут двадцать поносила моего дядю последними словами, высказывая все, что о нем думает. Да-да, именно так! Она орала! Затем, сбросив с себя этот груз, выходила из шкафа и целовала его в щеку. Как, по-вашему, что это такое, отец Каррас? Хорошая терапия или нет?

– Очень хорошая, – ответил Дэмиен с кислой улыбкой. – Я теперь ваш шкаф? Вы это хотите сказать?

– В некотором роде, – серьезно ответил детектив. – Только гораздо серьезнее. И шкаф должен заговорить.

– У вас найдется закурить?

Киндерман уставился на Карраса, не веря собственным ушам.

– По-вашему, я должен курить, это при моем-то здоровье?

– Нет, конечно, – пробормотал Каррас. Повернувшись к реке, он положил на стену крепко сцепленные руки – главным образом чтобы унять дрожь.

– Тоже мне врач! Не дай бог заболеть где-нибудь в джунглях и вместо Альберта Швейцера встретить вас… Скажите, Каррас, вы по-прежнему лечите бородавки лягушками?

– Жабами, – полушепотом поправил его священник.

Киндерман нахмурился.

– Что-то вы сегодня какой-то невеселый, отец Каррас. Что-то не так? В чем дело? Признавайтесь!

Но Дэмиен лишь молча опустил голову.

– Ну ладно, – тихо произнес он спустя какое-то время. – Спрашивайте у шкафа все, что считаете нужным.

Киндерман со вздохом повернулся к реке.

– Как я уже говорил… – начал он и, почесав большим пальцем лоб, продолжил: – Как я уже говорил… скажем так. Я расследую одно дело, отец Каррас. Дело об убийстве.

– Деннингса?

– Откуда вам это знать, отец? Нет, я говорю это чисто гипотетически.

– Понятно.

– Это похоже на ритуальное колдовское убийство, – задумчиво продолжал детектив, осторожно подбирая слова. – Скажем так, что в этом доме – гипотетическом доме – живут пятеро, и один из них убийца. – Последнее слово Киндерман подкрепил, стукнув по стене ребром ладони. – Теперь мне это точно известно. Я знаю, что это факт. – Он снова умолк и медленно выдохнул. – Но есть одна загвоздка – все улики указывают на ребенка, отец Каррас, девочку лет десяти-двенадцати… совсем еще дитя. Она мне самому годится в дочери. Да, я знаю, это звучит фантастично, это не укладывается в голове, но это так. Затем, отец Каррас, в этот дом приходит один знаменитый католический священник. Повторяю, этот случай чисто гипотетический. В свою очередь, я от своего гипотетического гения узнаю, что этот священник однажды вылечил одну весьма специфическую болезнь. А именно, психическое расстройство. Кстати, я говорю это лишь к слову, ради вашего интереса.

Каррас печально опустил голову и кивнул.

– Продолжайте, – вяло отозвался он. – Что еще?

– Что еще? О, много всего! Такое впечатление, что… эта болезнь как-то связана с сатанизмом. Плюс с физической силой… о, да! С редкой физической силой. И эта, скажем так, гипотетическая девочка может запросто перекрутить взрослому человек голову задом наперед. – Детектив опустил голову и кивнул. – Да-да, смогла. Так что вопрос… – Не договорив, Киндерман задумчиво поморщился, затем продолжил: – Видите ли, святой отец, девочка не отвечает за свои действия. Она психически больна. Абсолютно не в своем уме, не говоря уже о том, что это ребенок. Ребенок, отец Каррас! И тем не менее эта ее болезнь… она опасна. Девочка может убить кого-то еще. Кто поручится? – И вновь детектив отвернулся и, прищурившись, посмотрел на реку. – Вот это и есть проблема, – тихо и мрачно добавил он. – Что делать? То есть гипотетически. Забыть? Забыть и надеться, что она… – Киндерман на миг умолк, подыскивая нужное слово, – выздоровеет? – Он потянулся за носовым платком и высморкался. – В общем, я не знаю. Я не знаю. Это ужасное решение, – сказал лейтенант, вертя платок в поисках чистой части. – Да, просто кошмарное. Кошмарное. Ужасающее. И, как назло, принимать его мне.

Он снова высморкался, промокнул ноздрю, сунул грязный платок в карман и спросил, вновь поворачиваясь к Каррасу:

– Святой отец, скажите, как правильно поступить в таком случае? Я имею в виду, гипотетически. Что, по-вашему, следует делать в таком случае?

На какой-то миг внутри Дэмиена все восстало: тупая, усталая злость по поводу всего, что накопилось за день. Священник выждал, пока она уляжется, после чего повернулся и посмотрел детективу в глаза.

– Я бы вручил это в руки высшей власти, – тихо ответил он.

– Думаю, сейчас она там.

– Да, и я бы оставил ее там, лейтенант.

На несколько мгновений их взгляды встретились. Киндерман кивнул.

– Да, святой отец. Да. Я так и думал, что вы это скажете, – полицейский снова повернулся к закату. – Какая красота, – добавил он. – Что заставляет нас думать, что это прекрасно, в то время как Пизанская башня – нет? Я умолчу про ящериц и броненосцев. Еще одна загадка. – Он отдернул вверх рукав и посмотрел на часы. – Ну что ж, мне пора. Иначе миссис К. отчихвостит меня за то, что ужин остыл. – Киндерман снова повернулся в Каррасу: – Спасибо, святой отец. Мне гораздо лучше… гораздо лучше. Кстати, могу я попросить вас об одном одолжении? Не передадите мои слова? Если вдруг встретите человека по фамилии Энгстрём, скажите ему… просто скажите ему: «Эльвира в клинике. С ней всё в порядке». Он поймет. Могу я вас об этом просить? Если, конечно, вы по какой-то безумной случайности с ним встретитесь.

– Хорошо, я передам, – ответил слегка озадаченный Каррас.

– Послушайте, святой отец, может, как-нибудь сходим в кино?

Дэмиен опустил глаза и кивнул.

– В самое ближайшее время, – прошептал он.

– Вы как тот раввин; когда речь заходит о Мессии, он всегда говорит: «В самое ближайшее время»… Послушайте, а как насчет еще одной услуги?

Каррас поднял глаза. Взгляд Киндермана был абсолютно серьезен.

– Не нужно себя загонять. Пощадите себя, святой отец. Сбавьте обороты, договорились? Хотя бы ради меня. Я вас очень прошу.

– Хорошо, – ответил Дэмиен со слабой улыбкой.

Сунув руки в карман пальто, детектив отрешенно посмотрел на тротуар и кивнул.

– Я знаю. Как обычно, в самое ближайшее время.

Он сделал было шаг прочь, затем остановился, положил руку Каррасу на плечо и сжал его.

– Элиа Казан, ваш режиссер, передает вам свой привет, – сказал он и зашагал по улице.

Каррас проводил его взглядом – взглядом, полным симпатии и изумления по поводу неисповедимых лабиринтов сердца и невероятных прощений.

Он посмотрел на розовые облака над рекой, затем перевел взгляд на запад, где они подплывали к самому краю мира, слабо светясь, подобно хранимому сердцем обещанию. Когда-то в подобных зрелищах ему часто виделся Господь, он ощущал его дыхание в переливах облаков. Вот и сейчас ему вспомнились строчки стихотворения, которое он когда-то любил.

Каррас прижал к губам кулак и посмотрел вниз, чувствуя, как от горла к уголкам глаз поднимаются печаль и боль утраты. Ему вспомнилась строчка из псалма; когда-то она переполняла его радостью: «Господи, – с болью вспомнил он, – возлюбил я обитель дома Твоего».

Дэмиен ждал, не осмеливаясь поднять глаза на закат. Вместо этого он посмотрел на окно Риган.

В дом его впустила Шэрон. В руках у нее был узел дурно пахнущего постельного белья. Сообщив, что изменений нет, она извинилась, сказав, что ее ждут дела.

– Нужно загрузить все это в стиральную машину.

Каррас проводил ее взглядом. Подумал о кофе. Услышал, как наверху демон хрипло поносит Меррина. Он шагнул было к лестнице, однако остановился, вспомнив, что должен передать Карлу слова Киндермана. Кстати, где он? Каррас повернулся, чтобы спросить у Шэрон, но она уже исчезла на лестнице, ведущей в подвал. Дэмиен отправился в поисках Карла на кухню.

Его там не оказалось, Только Крис. Опершись локтями о стол и сжав ладонями виски, она сидела за столом, глядя на… Что же это такое? Каррас тихонько подкрался ближе. И замер. Фотоальбом. Клочки бумаги. Наклеенные фотографии. Крис его не заметила.

– Извините меня, – мягко обратился к ней Каррас. – Карл у себя?

Вяло посмотрев на него, Крис покачала головой.

– Ушел по делам, – тихо ответила она. Дэмиен услышал, как она шмыгнула носом. – Кстати, есть кофе, святой отец. Вот-вот должен закипеть.

Каррас посмотрел на огонек кофеварки. За его спиной Крис поднялась из-за стола. Когда же он обернулся, она, избегая смотреть ему в глаза, быстро прошла мимо. Торопливое «извините» – это все, что он услышал от нее, а в следующий момент актриса уже вышла из кухни.

Он посмотрел на стол, на фотоальбом. Забавные любительские фото. Девочка. Настоящая куколка. Каррас с болью в сердце понял, что смотрит на Риган. Вот она в свой день рождения задувает свечи на торте, а вот она на берегу озера, в шортах и футболке, весело машет в объектив. На футболке надпись: «Лагерь…». Название лагеря он не разобрал. Противоположная страница – разлинованный лист, исписанный детским почерком.

Под стишком следовала строчка: «Я люблю тебя! И поздравляю с Днем матери!» И подпись карандашом: «Рэгз».

Каррас закрыл глаза. Видеть, читать это было выше его сил. Он устало отвернулся и подождал, когда будет готов кофе. Опустив голову, крепко схватился за столешницу и снова закрыл глаза.

«Не думай об этом!» – приказал себе Дэмиен. Увы, он не смог. Он стоял, прислушиваясь к гудению и фырканью кофеварки, чувствуя, как дрожат руки, как сострадание в нем перерастает в злость, злость на болезнь, на боль, на страдания невинного ребенка, на хрупкость человеческого тела и жуткую, ужасную работу смерти.

«Если бы вместо просто глины…»

Ярость откатилась, уступая место скорби и беспомощности.

«…все самое красивое…»

Нет, он не станет ждать кофе. Он должен идти. Нужно сделать хотя бы что-то. Помочь. Хотя бы попытаться.

Он вышел из кухни. Подойдя к гостиной, заглянул в открытую дверь. Крис сидела на диване. Ее сотрясали рыдания. Шэрон пыталась ее утешить. Каррас отвернулся и зашагал вверх по лестнице. Ему было слышно, как демон озверело рычит на Меррина.

– …проиграл бы! Ты проиграл бы, и ты это знал! Ты подонок, Меррин! Ублюдок! Вернись! Вернись и…

Каррас мысленно заткнул уши.

«…или пение птиц…».

Войдя в спальню Риган, он тотчас понял, что забыл надеть свитер.

Дрожа от холода, посмотрел на девочку. Ее голова была повернута чуть вбок и прочь от него. Демон между тем продолжал неистовствовать.

Каррас медленно подошел к креслу, взял одеяло и только тогда понял, что Меррина в спальне нет. От усталости он сразу не заметил этого.

Затем, вспомнив, что должен измерить Риган давление, Дэмиен кое-как заставил себя подняться и, еле передвигая ноги, уже шагнул к кровати, когда внезапно застыл на месте. Меррин неподвижно лежал на полу лицом вниз рядом с кроватью. Каррас опустился на колени, перевернул тело и, увидев посиневшее лицо, попытался нащупать пульс. Пульса не было. Каррас с ужасом понял: Меррин мертв. Осознание этого пронзило его, словно кинжал.

– Святая флатуленция! Это надо же, умер! Умер? Каррас, исцели его! – бесновался демон. – Верни его, нам нужно закончить наше дельце…

Отказало сердце. Коронарная артерия.

– О боже! – шепотом простонал Каррас. – Нет!

Он закрыл глаза и в отчаянии покачал головой, отказываясь верить. Затем внезапно, подстегиваемый горем, со всей силы вогнал большой палец в бледное запястье, как будто выжимая из сухожилий утерянное биение жизни.

– …благочестивый…

Каррас откинулся назад и вздохнул. И в этот момент увидел на полу крошечные таблетки. Они раскатились по всей комнате. Подняв одну, священник с болью в сердце понял то, что с самого начала знал Меррин. Нитроглицерин. Он знал.

«…подите отдохните немного, Дэмиен».

– Даже черви, и те откажутся тебя глодать!

Услышав слова демона, Каррас поднял глаза. Его била дрожь. От ярости он был готов на все.

– …гомосек…

На лбу у Карраса вздулась, сердито пульсируя, вена. Он приподнял руки Меррина и начал нежно складывать их крестообразно на груди, когда демон злорадно прохрипел:

– А теперь вложи в них его член! – После этих слов в глаз мертвому священнику полетел сгусток зловонной слюны. – Последние ритуалы! – Глумясь, демон откинул голову назад и расхохотался.

Каррас тупо смотрел на сгусток слюны. Он даже не пошелохнулся. В ушах шумела кровь, и он ничего не слышал. Затем медленно, дрожащими рывками, поднял лицо, до неузнаваемости искаженное звериным оскалом ненависти и злобы.

– Сукин сын! – процедил сквозь зубы Каррас, и, хотя он даже не пошевелился, внутренне он как будто приготовился к прыжку. Сухожилия на шее натянулись, словно канаты.

Мерзкий бесовской хохот оборвался. Демон злобно воззрился на Карраса.

– Ты проигрывал! – поддел его иезуит.

– Проигрываешь ты! Причем всегда! – Риган обдала его струей рвоты. Каррас сделал вид, будто не заметил.

– Да, у тебя есть подход к детям! – произнес он сквозь стиснутые зубы. – Особенно к маленьким девочкам! Давай, попробуй что-нибудь побольше. Ну, давай же! – Он, словно толстые крюки, вытянул вперед руки, как бы приглашая беса в свои объятия. – Давай, попробуй меня. Оставь ребенка и возьми меня. Войди в мое тело!

В следующий миг верхняя часть его туловища резко выгнулась грудью вперед. Голова запрокинулась назад, лицом к потолку. Затем снова вперед и вниз. Черты лица задергались, пока не превратились в гримасу неописуемой ненависти и злобы. Мощные, мускулистые руки священника конвульсивными рывками, как будто преодолевая некое невидимое сопротивление, потянулись к горлу истошно вопящей Риган Макнил.

Крис и Шэрон были в кабинете, когда сверху донесся шум. Крис сидела возле стойки, Шэрон готовила им обеим выпить. Услышав в спальне Риган какую-то возню, обе, как по команде, посмотрели на потолок. Риган в ужасе кричала. Затем голос Карраса яростно вскрикнул «Нет!». Затем упало что-то тяжелое. Глухие удары о мебель. О стену. Затем снова оглушающий грохот и звон бьющегося стекла. Крис вздрогнула и опрокинула свой стакан. В следующий миг они с Шэрон уже бежали вверх по лестнице к двери в спальню Риган. Вбежав внутрь, застыли как вкопанные: сорванные с петель ставни валялись на полу! Окно! Окно было разнесено вдребезги!

Они в испуге бросились к нему, и в этот момент Крис увидела на полу возле кровати мертвого Меррина. Она ахнула и на миг застыла на месте, затем подбежала и опустилась рядом на колени. Лицо ее было белым как мел.

– О господи! – причитала она. – Шэрон! Подойди сюда! Быстрее!..

Истошный вопль Шэрон не дал ей договорить. Крис подняла глаза. Зажав ладонями щеки, Шэрон стояла у окна, в ужасе глядя на каменные ступени.

– Что такое, Шэр?

– Каррас! Отец Каррас! – истерично выкрикнула Шэрон и пулей вылетела из комнаты.

С посеревшим лицом Крис встала, быстро шагнула к окну и посмотрела вниз. Сердце словно провалилось из ее тела в бездну. На самой нижней ступеньке на М-стрит в луже крови лежал Каррас. Вокруг него уже начала собираться толпа зевак.

Прижав к щеке ладонь, Крис в ужасе смотрела вниз. Она попробовала пошевелить губами. Попыталась заговорить. Но не смогла.

– Мама? – окликнул ее тоненький, усталый голос. Боже, что это? Крис слегка повернула голову, не осмеливаясь поверить тому, что только что услышала. Голос раздался снова. Голос Риган.

– Мама! Что происходит? Иди ко мне. Мне страшно, мама! Ну, пожалуйста, подойти ко мне. Я очень прошу тебя!

Крис повернулась. Увидев на глазах дочери слезы, она с криком «Рэгз! Доченька!» бросилась к кровати.

– О, Рэгз, это ты! – рыдала женщина. – Это на самом деле ты!

Внизу Шэрон выскочила из дома и со всех ног помчалась в общежитие иезуитов, где слезно попросила вызвать Дайера. Тот быстро вышел к ней в холл. Она сообщила ему о том, что случилось. Священник потрясенно посмотрел на нее и спросил:

– «Скорую» вызвали?

– О боже! Нет! Я не подумала!

Быстро отдав указания телефонисту, Дайер вместе с Шэрон выбежал на улицу. Перебежал на другую сторону. Сбежал вниз по ступеням.

– Пропустите меня! Прошу вас, дайте дорогу!

Он бесцеремонно расталкивал зевак, а за спиной у него раздавалась литания равнодушия: «Что случилось?», «Какой-то тип упал со ступенек», «Не иначе как пьяный. Видели рвоту?», «Пойдемте, мои дорогие, не то мы опоздаем».

Наконец Дайер прорвался сквозь толпу и на короткий миг, в половинку сердцебиения, окаменел в не имеющем времени пространстве горя, где было даже больно дышать. Каррас, словно тряпичная кукла, лежал на спине, под затылком натекла приличная лужа крови. Рот раскрыт, в глазах странный блеск, взгляд устремлен вверх, как будто он терпеливо ждал, когда на некоем загадочном, манящем горизонте появятся звезды. Впрочем, в следующий миг Дэмиен заметил Дайера. Странно, но в его глазах светилось что-то вроде торжества. Завершенности. Даже триумфа. Затем, внезапно, – мольба. Нечто срочное.

– Всем отступить! Кому говорят, отступите назад! – рявкнул голос полицейского.

Дайер опустился на колени и легонько, с нескрываемой нежностью, потрогал разбитое в кровь лицо. Сколько ссадин! Изо рта вытекал ручеек крови.

– Дэмиен… – Дайер умолк – помешал комок в горле. А еще ему показалось, будто в глазах Карраса промелькнуло что-то похожее на просьбу. – Ты можешь говорить? – спросил он, склонившись над ним.

Каррас медленно потянулся к его запястью и пожал ему руку. Изо всех сил сдерживая слезы, Дайер наклонился еще ниже и, почти касаясь губами его уха, мягко спросил:

– Ты хочешь исповедоваться, Дэмиен?

Пальцы Карраса сжали его запястье.

– Ты раскаиваешься во всех грехах своей жизни, а также в том, что оскорблял Всемогущего Бога?

Пальцы медленно разжались, затем сжались снова. Слегка отстранившись, Дайер начертил на груди Дэмиена крест и проникновенно произнес слова отпущения грехов:

– Ego te absolve…

Из уголка глаза Карраса скатилась огромная слеза. Холодеющие пальцы сжимали запястье Дайера еще сильнее и ни разу не ослабили хватки, пока тот не закончил отпускать ему грехи.

– …in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

Дайер снова наклонился к самому уху Карраса. Подождал. Сглотнул застрявший в горле комок. И наконец прошептал:

– Ты?..

Он не договорил. Пальцы Карраса резко разжались. Дайер приподнял его голову и увидел глаза, исполненные покоя и чего-то еще – просветления и радости от того, что сердцу уже ничего не нужно. Глаза эти были как будто зрячими, но только взгляд их был устремлен в мир иной.

Осторожно и нежно Дайер опустил ему веки. Вдалеке раздался вой сирены «Скорой помощи».

– Прощай, – произнес он, но не смог больше добавить ни слова. Лишь опустил голову и заплакал.

Прибыла «Скорая». Карраса положили на носилки. Их уже вкатывали в машину, когда Дайер забрался следом и, сев рядом с интерном, потянулся и взял Карраса за руку.

– Боюсь, отец, ему уже ничем не помочь, – мягко проговорил интерн. – Не мучайте себя. Не надо ехать с нами.

Не сводя глаз с изуродованного лица, Дайер медленно покачал головой и тихо сказал:

– Нет, я поеду.

Интерн посмотрел на заднюю дверь «Скорой». Водитель терпеливо ждал, вопросительно приподняв брови. Интерн молча кивнул. Дверь закрылась. Щелкнул замок. Застыв каменной статуей на тротуаре, Шэрон проводила глазами «Скорую». Ей были слышны перешептывания зевак.

– Что случилось?

– Дьявол его знает.

Над рекой пронзительно взвыла сирена «Скорой», однако уже в следующий миг смолкла. Водитель вспомнил, что время уже ничего не значит.