В теплой, безветренной зеленой лощине, в которой расположен кампус Джорджтаунского университета, Дэмиен Каррас – в шортах цвета хаки и пропитанной по́том футболке – бежал трусцой по овальной беговой дорожке. Впереди на холме, пульсируя в такт его бегу, маячил белый купол астрономической обсерватории, в то время как за его спиной постепенно удалялся корпус медицинского факультета. После того как его отстранили от исполнения его обязанностей, он приходил сюда ежедневно, накручивая мили и отгоняя сон.

Ему почти удалось это сделать – он почти прогнал горе, что проникло в его сердце, подобно въевшейся в кожу татуировке. Когда Каррас бежал, когда загонял себя едва ли не до потери сил, хватка, с которой оно сжимало ему сердце, ослабевала, а временами исчезала вообще. Временно.

Двадцать кругов. Да, уже лучше. Гораздо лучше. Еще парочку.

Напитанные кровью мощные ножные мышцы пели и перекатывались с плавной, львиной грацией. Каррас вписался в поворот, когда заметил, что на скамейке, где он оставил полотенце и спортивный костюм, сидит дородный немолодой мужчина в просторном пальто и мятой фетровой шляпе. Сидит и, похоже, наблюдает за ним, провожая Карраса взглядом всякий раз, когда тот пробегал мимо.

Остался финальный круг. Дэмиен ускорил бег, после чего, миновав скамейку и даже не посмотрев в ее сторону, перешел на ходьбу. В боках покалывало. Каррас легонько прижал к ним кулаки. Дыхание было прерывистым. Грудь и плечи ходили ходуном, натягивая футболку и искажая начертанную впереди надпись «Философы», некогда черно-белую, а теперь поблекшую от многочисленных стирок.

Человек в длиннополом пальто поднялся и зашагал к нему.

– Отец Каррас? – окликнул он его хрипловатым голосом.

Тот повернулся и, прищурившись на ярком солнце, кивнул, ожидая, когда толстяк подойдет ближе. Дождавшись, мотнул головой, приглашая следовать за собой, и снова перешел на ходьбу.

– Вы не против? Иначе у меня будет судорога, – сказал он, тяжело дыша.

– Отнюдь, – ответил детектив и, сунув руки в карманы пальто, кисло кивнул с видимым отсутствием энтузиазма. Он уже порядком устал, пока шагал сюда с автостоянки.

– Мы раньше встречались? – спросил иезуит.

– Нет, святой отец. Не встречались. Но мне сказали, что вы похожи на боксера. Какой-то священник в общежитии, забыл, как его звали. – Он вытащил бумажник. – У меня вечно проблема с именами.

– А как ваше имя?

– Лейтенант Уильям Ф. Киндерман. – Детектив помахал служебным удостоверением. – Из отдела расследования убийств.

– Вот как? – Каррас посмотрел на значок и удостоверение горящими глазами подростка. На потном, разгоряченном от бега лице возникло выражение невинного любопытства. – В чем, собственно, дело? – спросил он, повернувшись к детективу.

– Кстати, вам это известно, святой отец? – ответил Киндерман с таким видом, будто, разглядывая суровые черты иезуита, он только что сделал для себя некое открытие. – Так оно и есть. Вы действительно похожи на боксера! Не обессудьте за вопрос, но что это за шрам над глазом? – Он едва ли не ткнул в него пальцем. – Прямо как у Марлона Брандо в фильме «В порту». Да-да, совсем как у Марлона Брандо! Ему сделали шрам, – для пущей наглядности Киндерман потянул уголок глаза, – отчего казалось, будто глаз у него слегка полузакрыт, отчасти мечтательно, отчасти печально. Да, это точно вы, – сделал он вывод. – Марлон Брандо. Вам кто-нибудь это говорил?

– А вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на Пола Ньюмана?

– Постоянно. И, поверьте мне, сидя внутри этого тела, мистер Ньюман пытается выбраться из него. Слишком уж там тесно. Потому что там также сидит Кларк Гейбл.

Каррас криво улыбнулся, покачал головой и отвел взгляд.

– Вы когда-нибудь занимались боксом? – спросил детектив.

– Какое-то время.

– Где? В колледже? Здесь, в Вашингтоне?

– Нет, в Нью-Йорке.

– А, я так и думал! «Золотые перчатки»? Я прав?

– Вас нужно сделать капитаном, – отозвался Каррас, искоса ему улыбнувшись. – А теперь, чем могу быть вам полезен, капитан?

– Прежде всего, идите чуть медленнее. – Детектив указал на горло. – Эмфизема.

– Извините. Конечно же.

– Вы курите?

– Да.

– Зря.

– Послушайте, к чему все это? Не могли бы вы сразу сказать, что вам от меня нужно, лейтенант?

– Разумеется. Простите, отвлекся. Кстати, вы не заняты? Я вас, случайно, не прервал?

Каррас повернулся и снова искоса улыбнулся Киндерману. В его глазах светилась лукавинка.

– Что именно прервали?

– Например, безмолвную молитву.

– Нет, вы точно скоро станете капитаном. Вы это знаете?

– Простите меня. Я что-то упустил?

Каррас покачал головой:

– Сомневаюсь, что вы способны что-то упустить.

– Это вы к чему, святой отец?

Киндерман остановился и, как мог, изобразил растерянность и недоумение, однако, увидев улыбку в глазах иезуита, опустил голову и невесело усмехнулся.

– Ну да, конечно, психиатр! Кого я пытаюсь обмануть? Ладно, это просто у меня такая привычка, отец. Шмальц – коронный метод Уильяма Киндермана. В общем, не будем ходить вокруг да около. Я сейчас вам все расскажу.

– Осквернения, – сказал Каррас.

– Выходит, я зря потратил свой шмальц, – вздохнул детектив.

– Извините, я не хотел.

– Не переживайте, святой отец. Я это заслужил. Да, то, что произошло в церкви, – подтвердил он. – Совершенно верно. Хотя, может быть, кое-что сверх того.

– Вы хотите сказать, убийство?

– Можете снова пнуть меня, отец Каррас. Мне это нравится.

– Отдел расследования убийств. Что же еще это может быть? – пожал плечами Каррас.

– А вы догадливый, Марлон Брандо. Люди говорят вам, что для священника вы чересчур умны?

– Виноват. Mea culpa, – пробормотал Каррас. Хотя он и улыбался, он пожалел о том, что, возможно, задел самооценку детектива, пусть даже ненароком. И теперь был даже рад возможности изобразить недоумение. – А какая связь? – спросил он, задумчиво нахмурив брови. – Я ее не вижу.

Киндерман шагнул к нему ближе.

– Послушайте, отец, я могу надеяться, что этот разговор останется строго между нами? Как то бывает на исповеди, если можно так выразиться.

– Разумеется, – ответил Каррас. – Так в чем дело?

– Святой отец, вы знаете того режиссера, что снимал здесь фильм? Я спрашиваю про Бёрка Деннингса.

– Да, видел его несколько раз.

– Вы его видели, – повторил детектив, кивая. – И вам также известно, как он умер?

– Газеты… – пожал плечами Каррас.

– Это только часть того, что случилось.

– Вот как?

– Да, всего лишь часть. Послушайте, вы разбираетесь в колдовстве?

– Что? – На сей раз недоумение на лице Карраса было искренним.

– Наберитесь терпения. Я сейчас вам кое-что скажу.

– Надеюсь.

– Итак, колдовство. Надеюсь, эта тема вам знакома. Я имею в виду самих ведьм, но не охоту на них.

Каррас улыбнулся.

– Да, я как-то раз написал статью на эту тему. С точки зрения психиатрии.

– Вот как? Это просто прекрасно! Великолепно! Можно сказать, бонус, святой отец Брандо! Вижу, вы сможете помочь мне даже больше, чем я думал. В общем, послушайте… – Детектив потянулся и схватил иезуита за руку. Они уже сделали целый круг и снова приблизились к скамейке. – Ведь кто я такой? Мирянин, к тому же не слишком хорошо образованный. По крайней мере, не получивший формального образования. Но я читаю книги, святой отец. Послушайте, я знаю, что говорят о людях, своими силами сделавших карьеру. Мол, они ужасный пример неквалифицированной рабочей силы. Что до меня, скажу прямо, я этого ничуть не стыжусь. Ни в малейшей степени. – Киндерман внезапно прервал поток словесных излияний, посмотрел себе под ноги и покачал головой. – Шмальц, – простонал он. – Не могу без него. – Он поднял глаза. – Извините, я понимаю, вы заняты…

– Да, я молюсь.

Слова прозвучали сухо, без всяких эмоций. Киндерман резко остановился.

– Вы серьезно? – спросил он, а затем сам же ответил на свой вопрос: – Нет. – Детектив вновь повернулся лицом вперед, и они зашагали дальше. – Послушайте, я сейчас подойду к делу. Эти осквернения. Они напоминают вам что-то такое, что имеет отношение к колдовству?

– Возможно. Некоторые ритуалы Черной мессы.

– Пять с плюсом. А теперь – Деннингс. Знаете, как он умер?

– Да, упав со ступеней Хичкока.

– В общем, к вашему сведению – строго конфиденциально!

– Разумеется.

Внезапно лицо детектива приняло расстроенное выражение – он понял: Каррас даже не собирается отдыхать на скамейке. Киндерман остановился. Дэмиен тоже.

– Вы не возражаете? – задумчиво спросил детектив.

– Вы о чем?

– Вы не против того, чтобы передохнуть? Может, присядем?

– О, не имею ничего против. – И они повернули назад, к скамейке.

– А как ваша судорога?

– Ничего, теперь всё в порядке.

– Вы уверены?

– Да, уверен.

Удовлетворенно вздохнув, Киндерман опустил свои усталые телеса на скамейку.

– А, вот так уже лучше, – сказал он. – К счастью, жизнь – не сплошная «Слепящая тьма».

– Итак, Бёрк Деннингс. Так что с ним не так?

Детектив посмотрел на свои башмаки.

– Ах да, Деннингс. Бёрк Деннингс… – Он поднял глаза и посмотрел на Карраса. Тот концом полотенца вытирал со лба пот. – Бёрк Деннингс, мой дорогой святой отец, – тихо и спокойно начал детектив, – был найден в самом низу той лестницы ровно в пять минут восьмого. При этом голова его была полностью перевернута задом наперед.

С бейсбольной площадки, где тренировалась университетская команда, до них донеслись возбужденные крики игроков. Каррас опустил полотенце и выдержал взгляд детектива.

– Это случилось не во время падения?

– Все может быть, – пожал плечами детектив.

– Однако крайне маловероятно, – закончил его мысль Каррас.

– И что вам приходит в голову в контексте колдовства? – Задумчиво глядя куда-то в пространство, Каррас опустился на скамейку рядом с Киндерманом. – Так якобы демоны ломали шеи ведьмам. – Он повернулся к детективу. – По крайней мере, таков миф.

– Это миф?

– Разумеется, что же еще? – ответил иезуит. – Хотя люди умирали таким образом. Полагаю, это были участники шабаша, которые или покидали секту, или выдавали ее секреты. – Он отвернулся. – Не знаю. Это лишь мои предположения. – Дэмиен снова повернулся к детективу. – Но я знаю, что это своего рода знак демонических ассасинов.

– Именно, отец Каррас! Именно! Я припоминаю одно убийство в Лондоне. Там было то же самое. Я это к тому, отец, что я имею в виду наши дни. То убийство случилось года четыре, от силы пять лет назад. Помнится, об этом писали в газетах.

– Да, я тоже читал, но, если не ошибаюсь, потом выяснилось, что это газетная утка.

– Вы правы. Но, по крайней мере, в данном случае связь прослеживается, я имею в виду убийство и то, что произошло в церкви. Может быть, это какой-то безумец или человек, затаивший на церковь обиду, или это подсознательный бунт. Кто знает…

Ссутулившись и сцепив руки, Каррас повернул голову и поймал на себе оценивающий взгляд детектива.

– Вы хотите сказать, это какой-то душевнобольной священник? – спросил он. – Таково ваше подозрение?

– Послушайте, вы психиатр. Это я жду вашего мнения.

Каррас снова отвернулся, глядя в пространство.

– Разумеется, осквернения однозначно указывают на патологию, – начал он издалека, – и если Деннингс был убит, что ж, думаю, его убийца тоже был ненормальный.

– Плюс имел какие-то сведения из области колдовства, как вы считаете?

Каррас задумчиво кивнул:

– Может быть.

– И тот, кто вписывается в этот портрет, живет где-то поблизости и имеет по ночам доступ в церковь?

Каррас повернулся и в очередной раз выдержал взгляд Киндермана. Затем, услышав стук биты по мячу, повернулся, чтобы проследить за тем, как высокий худощавый защитник поймает мяч.

– Душевнобольной священник, – пробормотал он. – Что ж, может быть.

– Послушайте, святой отец, понимаю, для вас это тяжело. Но ведь для священников здесь, в кампусе, вы психиатр, не так ли?

Каррас посмотрел на Киндермана.

– Нет. Мне дали другое поручение.

– Вот как? Это в середине года?

– Это распоряжение ордена.

– И все-таки вы бы знали, кто на тот момент был здоров, а кто нет? Надеюсь, вы понимаете, о каком здоровье идет речь. Вы бы это знали?

– Отнюдь, лейтенант, вовсе не обязательно. А если б и узнал, то лишь случайно. Я не психоаналитик. Я всего лишь консультант. К тому же я не знаю никого, кто подпал бы под это описание.

Киндерман вскинул подбородок.

– Ах да, – произнес он. – Врачебная этика. Даже если б и знали, все равно не сказали бы.

– Да, наверное, не сказал бы.

– Кстати – подчеркиваю, я это лишь к слову, – такая этика нынче признана незаконной. Не буду утомлять вас всякой ерундой, святой отец, но недавно один психиатр, и не где-нибудь, а в солнечной Калифорнии, угодил за решетку за то, что отказался сообщить полиции то, что ему было известно о его пациенте.

– Это угроза?

– Давайте без паранойи. Как я уже сказал, это я просто к слову.

Каррас встал и с высоты своего роста посмотрел на детектива.

– Я всегда могу сказать, что узнал это на исповеди, – сухо произнес он и добавил: – Это я к слову.

Детектив хмуро посмотрел на иезуита.

– Собрались в бизнес, святой отец? – спросил он, после чего перевел взгляд на бейсбольную площадку. – «Отец? Какой еще отец? – глумливо просипел Киндерман. – Вы еврей, который пытается соответствовать». Но вот что я вам скажу: вы явно перестарались.

Каррас усмехнулся и встал со скамейки.

– Смейтесь-смейтесь, – произнес детектив, сердито на него глядя. – Давайте, святой отец, дело ваше. Смейтесь, если вам так нравится, – сказав эти слова, Киндерман расплылся в хитроватой улыбке. Он был явно доволен собой. Снизу вверх посмотрев на Карраса, детектив добавил: – Кстати, это мне кое-что напомнило. Вступительный экзамен в полицейскую академию. Когда я его сдавал, среди тестов был такой вопрос: «Что такое рабиес и что вы будете с ним делать?» И кто-то ответил: «Рабиес – это еврейский священник, и я сделаю для него все, что в моих силах». – Киндерман поднял ладонь. – Клянусь вам. Так оно и было. Честное слово.

Каррас тепло ему улыбнулся.

– Пойдемте, я провожу вас до вашей машины. Вы ведь поставили ее на университетской стоянке?

Детектив посмотрел на него, явно не торопясь подниматься с места.

– То есть наш разговор окончен? – разочарованно уточнил он.

Поставив одну ногу на скамейку и положив на колено руку, Каррас подался вперед.

– Послушайте, я никого не прикрываю, – сказал он. – Честное слово. Знай я, что есть священник, похожий на того, какого вы ищете, я бы, по крайней мере, сказал вам, что да, есть такой человек, хотя и не назвал бы имени. Затем, думаю, я доложил бы руководству ордена. Но я не знаю никого, кто хотя бы отдаленно напоминал предмет ваших поисков.

– Понятно, – вздохнул Киндерман и, снова сунув руки в карманы пальто, посмотрел вниз. – Я, собственно, никогда и не думал, что это священник. Никогда. – Он поднял глаза и мотнул головой в сторону университетской автостоянки. – Моя машина вон там. – Детектив встал, и они вместе зашагали по дорожке, что вела к главному корпусу. – То, что я подозреваю на самом деле, – продолжал Киндерман, – произнеси я это вслух, и вы сразу же назвали бы меня сумасшедшим. Не знаю, – он покачал головой. – Не знаю. Все эти клубы, все эти культы, где убивают без всяких причин, – это наводит на разные мысли. В наши дни, чтобы не отстать от жизни, похоже, нужно быть слегка чокнутым. – Детектив вздохнул и посмотрел на Карраса. – Что это за штука такая у вас на футболке? – спросил он, кивком указав на надпись на груди у иезуита.

– Вы о чем?

– О том, что написано на вашей футболке. «Философы». Что это такое?

– А, это!.. Один год я учился в Вудстокской семинарии в Мэриленде, – ответил Каррас. – Там я был участником бейсбольной команды новичков. Мы назывались «Философы».

– Понятно. А как звали не-новичков?

– «Теологи».

Едва заметно улыбнувшись, детектив посмотрел себе под ноги.

– «Теологи» – три, «Философы» – два, – задумчиво произнес он.

– Нет. «Философы» – три, «Теологи» – два.

– Да-да, именно это я имел в виду.

– Разумеется.

– Странно все это, – задумчиво произнес детектив, – очень странно. Послушайте, святой отец, – он повернулся к Каррасу. – Послушайте, доктор. Может, я слегка того, или же в округе Колумбия существует сатанинская секта? Я имею в виду, в наши дни.

– Да будет вам! – фыркнул Каррас.

– Ага! Значит, все-таки может быть!

– «Значит, все-таки может быть»? Это как понимать?

– Ну, хорошо, отец. Я буду врачом, – заявил детектив и для пущей убедительности назидательно вскинул указательный палец. – Вы же не сказали «нет». Вместо это вы ушли от ответа. А это означает оборону. Вы боитесь произвести впечатление человека мягкого, доверчивого, возможно, этакого суеверного священника на фоне рационалиста-Киндермана. Ведь рядом с вами сейчас шагает живое воплощение Века Разума. Ну, хорошо, посмотрите мне в глаза и скажите, что я неправ! Давайте-давайте, смотрите… Ага, боитесь!

Каррас повернул голову и с возросшим уважением посмотрел на детектива.

– Весьма проницательный ход с вашей стороны, – сказал он. – Просто отличный!

– Ну, хорошо, – отозвался Киндерман. – Поэтому я спрошу у вас снова. Может так быть, что в округе Колумбия существует сатанинская секта?

Каррас задумчиво посмотрел на дорожку.

– Если честно, не знаю, – сказал он. – Но в Европе точно есть города, где проводятся Черные мессы.

– Вы хотите сказать, в наши дни?

– Да, в наши дни. Центром сатанинского культа в Европе является итальянский Турин. Что странно.

– Это почему же?

– Потому что там хранится плащаница Христа.

– Вы имеете в виду поклонение Сатане, как когда-то в старые времена, отец? Послушайте, я читал про эти вещи – кстати, с сексом, статуями и бог весть чем еще. Не хочу портить вам аппетит, но неужели все так оно и было? Это правда?

– Не знаю.

– Я всего лишь спрашиваю ваше мнение, святой отец. Честное слово, никакого подвоха.

На миг одарив детектива кислой улыбкой, Каррас снова устремил взгляд на дорожку.

– Хорошо, – начал он, – я думаю, что это правда. Или, скажем так, подозреваю. И бо́льшая часть моих доводов зиждется на патологии. Итак, Черные мессы. Да, они происходят. Но любой, кто принимает в них участие, – душевнобольной человек, причем весьма специфическим образом. У этого расстройства имеется клиническое название. Кстати, весьма банальное – сатанизм. Оно означает, что человек не способен получать сексуальное удовлетворение, если только оно не связано с какими-то богохульными действиями. И поэтому я думаю…

– Точнее, подозреваете…

– Да, я подозреваю, что Черные мессы служили исключительно этим целям.

– Вернее, служат.

– Служили и служат.

– Служили и служат, – сухо повторил детектив. – А как называется психическое расстройство, при котором человек стремится, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним?

– Каррасомания, – ответил с улыбкой иезуит.

– О, благодарю вас! То была лакуна в моем обширном запасе странных и экзотических фактов. А пока простите меня, но как быть со статуями Иисуса и Девы Марии?

– А что с ними не так?

– Это тоже правда?

– Что ж, думаю, вам, как полицейскому, это будет интересно. – По мере того как в нем просыпался научный интерес, манеры Карраса становились заметно оживленнее. – В архивах парижской полиции до сих пор хранится дело пары монахов из ближайшего монастыря, как же его название?.. – Каррас даже почесал затылок, пытаясь вспомнить. – Кажется, Крепи. Или в каком-то соседнем городке. Впрочем, какая разница, – добавил он, пожимая плечами. – В любом случае монахи пришли на постоялый двор и воинственно потребовали, чтобы им предоставили трехспальную кровать – для них двоих и статуи Пресвятой Девы в человеческий рост, которую они принесли с собой.

– Какой кошмар! – ужаснулся Киндерман.

– Я не шучу. Но это подтверждение тому, что то, что вы прочли, основано на реальных фактах.

– Нет, что касается секса, я это еще могу понять. Это особая песня. Но как вам ритуальные убийства, святой отец? Это тоже правда? Я серьезно спрашиваю. Правда, что для ритуала использовалась кровь новорожденных младенцев?

Детектив имел в виду другое – то, что он вычитал в книге, посвященной колдовству. В ней описывалось, как во время Черной мессы монах-расстрига иногда делал надрез на запястье новорожденного младенца. Кровь собирали в специальную чашу, затем освящали и пили в качестве святого причастия.

– Это очень похоже на то, что когда-то рассказывали про евреев, – добавил Киндерман. – Мол, они крадут христианских младенцев и пьют их кровь. Вы уж простите меня, но ваш брат католик рассказывал эти байки.

– Если это так, простите меня.

– Давайте, грешите дальше. Ваши грехи вам отпущены.

По лицу иезуита промелькнуло что-то вроде тени, мимолетное воспоминание о чем-то мрачном и печальном. Он повернул голову и посмотрел перед собой.

– Ну, конечно.

– Вы что-то сказали?

– Мне и в самом деле ничего не известно про ритуальные убийства, – сказал Каррас. – Не имею ни малейшего понятия. Знаю лишь то, что одна повитуха в Швейцарии как-то раз призналась в убийстве тридцати или сорока младенцев – они якобы были нужны для Черной мессы. Хотя я не исключаю, что подобное признание было сделано под пытками, – уточнил Дэмиен, пожимая плечами. – С другой стороны, рассказанная ею история звучит весьма убедительно. Она описала, как прятала в рукаве длинную тонкую иглу, с тем чтобы, помогая младенцу появиться на свет, проткнуть иглой родничок на его темени, а затем снова ее спрятать. И никаких следов. – Каррас пристально посмотрел на Киндермана. – Ребенок был похож на мертворожденного. Вы в курсе, что европейские католики когда-то сильно недолюбливали повитух? Теперь, надеюсь, вам понятно, откуда это пошло.

– О господи!

– Наше столетие не покончило с душевными расстройствами. Но…

– Погодите, погодите! – перебил его детектив. – Эти истории, какие вы только что поведали, их рассказывали люди, которых, возможно, пытали, я прав? То есть им, в принципе, нельзя верить. Они поставили на листе бумаги свою подпись, а затем разные махинаторы, шахер-махеры и мерзавцы добавили туда то, что им было выгодно. Ведь тогда еще не существовало никакой презумпции невиновности? Никакого «хабеас корпус», верно я говорю?

– Согласен; тем не менее многие из этих признаний были сделаны добровольно.

– Интересно, кто делает такие вещи добровольно?

– Кто? Душевнобольные люди, кто же еще?

– А, еще один надежный источник!

– Возможно, в этом вы тоже правы, лейтенант. Я же изображаю адвоката дьявола.

– У вас это хорошо получается.

– Подчас мы склонны забывать одну вещь: люди, которые были настолько безумны, чтобы сделать подобные признания, возможно, были настолько же безумны, чтобы сотворить эти вещи. Возьмем, к примеру, мифы об оборотнях. Разумеется, это чистой воды выдумка, ибо никто не может превратиться в волка. Но что, если человек настолько болен душевно, что не только считает себя оборотнем, но и поступает соответственным образом?

– Это теория, святой отец, или факт?

– Факт. Например, в Германии в шестнадцатом веке жил некий Вильгельм Штумпф. Или, может, его звали Карл, точно не помню. Так вот, он считал себя оборотнем и убил не то двадцать, не то тридцать детей.

– Вы хотите сказать, он – в кавычках, святой отец, – в этом признался?

– Да, и я думаю, что его признанию можно верить. Когда его поймали, он поедал мозги двух своих юных невесток.

В чистом, прохладном апрельском воздухе с бейсбольной площадки донеслись обрывки разговоров и удары биты о мяч.

– Давай, Прайс, сколько можно тянуть, вдарь как следует!

Каррас и Киндерман вышли к автостоянке. Несколько мгновений они шагали молча, пока не дошли до полицейской машины. Здесь детектив остановился и скорбно посмотрел на иезуита.

– Итак, кого же мне искать, святой отец? – спросил он.

– Наверное, психа-наркомана, – предположил Каррас.

Опустив глаза на тротуар, детектив пару секунд думал, а затем кивнул.

– Да, святой отец, скорее всего, так и есть. – Он поднял взгляд и приветливо посмотрел на Карраса. – Скажите, куда вам надо? Могу подвезти.

– Спасибо, лейтенант. Но лучше я пройдусь пешком. Здесь недалеко.

– Мне не в тягость. Не стесняйтесь, – сказал детектив и жестом указал на заднее сиденье. – Потом сможете рассказать всем своим друзьям, как вас подвезли в полицейской машине. Если нужно, я выпишу вам сертификат, чтобы все вам завидовали. Давайте, садитесь!

– Так и быть, – ответил Каррас и, с кивком и кислой полуулыбкой, сел на заднее сиденье. Детектив протиснулся в противоположную дверь и сел рядом с ним.

– Отлично, – сказал он, слегка задыхаясь. – Кстати, святой отец, если идти пешком, «недалеко» никогда не бывает. Никогда! – С этими словами он повернулся к водителю и скомандовал: – Avanti! Вперед!

– Куда, сэр?

– На Тридцать шестую и дальше по Проспект-стрит, с левой стороны.

Водитель кивнул и, чтобы выехать с парковки, дал задний ход. Каррас озадаченно посмотрел на детектива.

– Откуда вам известно, где я живу? – спросил он.

– А разве не в общежитии иезуитов? Или вы не иезуит?

Машина медленно свернула к университетским воротам. Каррас повернул голову и посмотрел вперед сквозь ветровое стекло.

– Иезуит, – тихо подтвердил он.

Он переехал в общежитие из квартирки при церкви Святой Троицы всего несколько дней назад в надежде на то, что те, кто привык искать его совета, продолжат это делать.

– Вы любите кино, отец Каррас?

– Люблю.

– Вы видели «Короля Лира» с Полом Скофилдом в главной роли?

– Нет, не видел.

– А я видел. У меня всегда есть контрамарки.

– Я рад за вас.

– У меня всегда есть контрамарки на самые лучшие картины, но миссис К. слишком устает и отказывается составить мне компанию.

– Сочувствую вам.

– Да, потому что я ненавижу ходить в кино один. Потом даже не с кем поговорить, поспорить, обсудить фильм, подискутировать…

Каррас молча кивнул, затем посмотрел на свои крупные, сильные руки, которые он сцепил на коленях. Пару мгновений оба молчали. Затем Киндерман задумчиво спросил:

– А вы бы сходили со мной как-нибудь? Это бесплатно.

– Я знаю. У вас контрамарки.

– Так сходили бы?

– Как сказал Элвуд Дауд в «Харви»: «Когда?»

– О, я вам позвоню! – расплылся в улыбке детектив.

– Что ж, значит, договорились. Буду ждать звонка.

Они выехали из университетских ворот, свернули направо, затем налево на Проспект-стрит и подъехали к иезуитскому общежитию. Машина остановилась. Каррас приоткрыл дверь, повернулся к Киндерману и сказал:

– Спасибо, что подвезли. – Он вышел из машины, захлопнул дверь и, облокотившись на открытое окно, добавил: – Извините, что не слишком вам помог.

– Это почему же? Очень даже помогли, – возразил детектив. – За что большое вам спасибо. А пока ждите моего звонка. Я обязательно вам позвоню.

– Буду ждать с нетерпением, – ответил Каррас. – Всего вам доброго.

– И вам тоже.

Дэмиен отстранился от машины, выпрямился, повернулся и уже зашагал прочь, когда Киндерман крикнул ему в спину:

– Святой отец, погодите!

Тот обернулся. Детектив, кряхтя, выбрался из машины и жестом подозвал его к себе. Каррас внял его просьбе и шагнул назад.

– Одну минутку, святой отец, я забыл, – просипел Киндерман. – Совершенно вылетело из головы. Я про карточку. Про ту, на которой что-то написано по-латыни. Ту, что нашли в церкви.

– Да, это алтарная карточка.

– Вам виднее. Она цела?

– Да, она в моей комнате. Я проверял латинскую надпись, но уже закончил. Она вам нужна?

– Да, она могла бы стать ключиком. Могу я ее получить?

– Разумеется. Подождите, сейчас принесу.

– Буду премного вам обязан.

Киндерман в ожидании Карраса прислонился к машине. Тот быстро дошел до своей комнаты на первом этаже, взял карточку, положил ее в конверт, снова вышел на улицу и протянул его Киндерману.

– Вот, возьмите.

– Огромное вам спасибо, отец, – поблагодарил Киндерман, внимательно рассматривая конверт. – На карточке наверняка будут отпечатки пальцев, – сказал он и тотчас хмуро посмотрел на Карраса. – Ой, вы ведь наверняка трогали ее! Никаких перчаток? Голыми руками? Как Кирк Дуглас в «Детективной истории»?

– Каюсь.

– Чему нет объяснения, – проворчал Киндерман и сурово посмотрел на Карраса. Затем вновь покачал головой и добавил: – Но вы не патер Браун… Впрочем, ладно, может, что-то найдется, – он поднял руку с конвертом. – Так, говорите, вы изучали надпись?

– Да, – кивнул Каррас.

– И каковы ваши выводы? Я жду их затаив дыхание.

– Трудно сказать, – ответил Каррас. – Кроме, пожалуй, одного – ненависти к католичеству, что бы за этим ни стояло. Хотя кто знает? Не вызывает сомнений лишь одно: у писавшего явно проблемы с душевным здоровьем.

– Откуда вы знаете, что это мужчина?

Дэмиен пожал плечами и отвернулся. Мимо них, грохоча колесами по булыжной мостовой, проехал развозивший пиво грузовик.

– Вообще-то, я этого не знаю.

– А не может это быть какой-нибудь юный хулиган?

– Не может. – Каррас снова повернулся к детективу. – Все-таки это латынь.

– Латынь?.. Ах да, вы имеете в виду карточку.

– Да. И она безупречна, лейтенант. Более того, я бы сказал, что у автора есть индивидуальный стиль.

– Вот как?

– Представьте себе. И тот, кто это написал, думает на латыни.

– Как, например, священник?

– Ну, вы скажете! – фыркнул Каррас.

– Просто ответьте на мой вопрос, отец Паранойя!

Каррас пристально посмотрел на Киндермана и, помолчав, признал:

– Да. Во время курса обучения наступает момент, когда мы начинаем думать на латыни – по крайней мере, иезуиты и, возможно, представители еще пары-тройки орденов. В Вудстокской семинарии в Мэриленде философию читают исключительно на латыни.

– Это еще зачем?

– Для точности мысли. Латынь дает возможность выразить нюансы и тонкие различия, какие бессилен выразить английский.

– А, понятно.

Лицо Карраса внезапно сделалось серьезным. Он наклонился почти к самому носу детектива.

– Знаете, лейтенант, пожалуй, я могу сказать, кто это сделал.

Киндерман насупил брови. В его глазах читался неподдельный интерес.

– И кто же?

– Доминиканцы. Разбирайтесь с ними.

Каррас улыбнулся и зашагал прочь.

– Я солгал! – крикнул ему в спину Киндерман. – Вы похожи на Сэла Минео!

Каррас с улыбкой обернулся, дружески помахал рукой, открыл дверь общежития и исчез внутри. Киндерман остался стоять на тротуаре, задумчиво проводив иезуита взглядом.

– Он звенит, как камертон под водой, – прошептал он, еще пару минут задумчиво глядя на дверь общежития. Затем резко развернулся и, распахнув правую дверцу полицейского автомобиля, уселся рядом с водителем. – В управление. Срочно. Можешь нарушать.

Новое обиталище Карраса в иезуитском общежитии было обставлено более чем скромно: встроенные в одну стену книжные полки, узкая односпальная кровать, два удобных кресла плюс письменный стол и деревянный стул с высокой спинкой. На письменном столе стояло фото матери в молодости, а на стене над кроватью с немым укором висело бронзовое распятие. Впрочем, эта тесная комната Карраса вполне устраивала.

Вещи его не интересовали, а те, что имелись, должны были быть чистыми. Быстро приняв душ и переодевшись в чистую футболку и брюки цвета хаки, он направился на ужин в трапезную общежития, где увидел розовощекого Дайера. В выцветшей фуфайке с изображением песика Снупи тот в одиночестве сидел за столом в углу. Каррас решил составить ему компанию.

– Привет, Дэмиен!

– Привет, Джо!

Встав напротив своего стула, Каррас перекрестился, закрыл глаза, неслышной скороговоркой прочел молитву, затем сел и положил на колени салфетку.

– Как тебе эта лафа? – спросил его Дайер.

– Ты о чем? Я работаю.

– Одна лекция в неделю?

– Главное – не количество, а качество. Кстати, а что на ужин?

– Ты еще не чувствуешь?

Каррас поморщился.

– Черт, сегодня собачий день?

– Сосиски с кислой капустой.

– В данном случае главное – количество, – пошутил Дайер. Увидев, что Каррас потянулся к кувшину с молоком, юный священник тихо предупредил: – На твоем месте я бы поостерегся. – Он намазал маслом ломоть пшеничного хлеба. – Видишь пузыри? Селитра.

– Мне в самый раз.

Дэмиен наклонил стакан, чтобы наполнить его. В следующий миг раздалось царапанье ножек стула о пол, и кто-то третий сел к ним за стол.

– Наконец-то я прочел эту книгу, – сообщил этот третий бодрым голосом.

Каррас поднял глаза, и ему тотчас сделалось не по себе, как будто ему на плечи взвалили тяжкий свинцовый груз. Он узнал молодого священника – тот недавно приходил к нему за советом; тот самый, что не умел заводить друзей.

– И что вы о ней думаете? – с притворным интересом спросил Дэмиен и даже поставил на стол кувшин с молоком, как будто не хотел, чтобы его обвинили в жадности.

Юный священник заговорил. Спустя полчаса Дайер бегал от стола к столу, а вся трапезная покатывалась со смеху. Каррас посмотрел на часы.

– Не хотите взять куртку и прогуляться по улице? – спросил он у молодого священника. – Я при каждой возможности выхожу полюбоваться закатом.

Вскоре они уже стояли, облокотившись на перила верхней ступеньки лестницы, что резко уходила вниз к реке от М-стрит. День клонился к закату. Лучи заходящего солнца заставляли пылать облака на западном небосклоне, разбиваясь золотистыми и алыми пятнами на потемневших водах Потомака. Когда-то Каррас был способен увидеть в этой красоте Бога. Давно. Как покинутый возлюбленный, он по-прежнему приходил на место свиданий.

– Да, красиво, – отозвался юный священник, впитывая в себя красоту заката.

– Еще бы!

Часы на университетской башне пробили семь раз.

В 19:23 лейтенант Киндерман сидел, размышляя над результатами спектрографического анализа: как выяснилось, краска с глиняной фигурки птички совпадала с образцами, найденными на оскверненной статуе Девы Марии из церкви Святой Троицы.

В 20:47 в трущобах северо-восточной части города Карл Энгстрём вышел из обшарпанного, кишащего крысами многоквартирного дома и прошел три квартала на юг к автобусной остановке. Постояв с минуту в ожидании автобуса, он схватился обеими руками за фонарный столб и, прильнув к нему, разрыдался горькими слезами.

В это время лейтенант Киндерман сидел в кинозале.