Глава 8
Заботливое начальство, или О нетрадиционных методах лечения
Утро началось с неспешных поцелуев.
Спала я, прижавшись к его груди спиной, так и проснулась. От того, что рука, устроившаяся у меня на талии, подтянула меня поближе, а общее одеяло куда-то, словно само собой, сползло. Я прижалась к причине сползания одеяла теснее, подставила поцелуям не только плечи, но и шею сзади — там, где она так ярко отзывается на прикосновения. Выгнулась — к нему всем телом, мр-р-р, да-а-а, еще и вот здесь меня погладьте!
Утренняя близость. Сонная, теплая, нежная. Желанный, недопроснувшийся Макс. Шепчущий нежные, жаркие глупости на ушко. Целующий это ушко. Легонько прикусывающий мочку — и снова целующий… Руки, скользящие повсюду… Тонкие мужские пальцы — такие смуглые на моем незагорелом животе. Бедрах. Груди.
Он меня все время прижимает и фиксирует, как будто боится, если отпустит, я вот сейчас вскочу и убегу. И — движения мужчины во мне, ощущения, подкатывающие все ближе. Нарастающие по экспоненте. Завершающиеся взрывом. Радость и чувство, будто ты не ты, а сотни мыльных пузырей, переливающихся всеми красками мира, невесомых и волшебных…
Макс поцеловал меня в плечо, куснул:
— Вставай, опоздаем! — Голос хрипловатый, такой… волнующий!
Я в ответ потянула на себя одеяло, норовя в него завернуться:
— Мастер Шантей, я на работу сегодня опоздаю! — И, зарывшись лицом меж двумя подушками, добавила: — Все, Макс, иди!
— А ты?..
— А я у начальника отпросилась! — Я еще глубже закуклилась в одеяло… от души надеясь, что оно спрячет мою улыбку.
Улыбку-то спрятало, а вот отдельное мягкое место нет! Этот… этот… слов на него нет, как куснул, заставив взвизгнуть, а потом тут же словно и забыл про меня. Собрался, весело насвистывая и ухмыляясь, и ушел — только бодрые шаги на лестнице отстучали вприпрыжку.
Я полежала, вглядываясь в нависший над кроватью покатый потолок, почесала нос, потом поняла, что совесть моя меня однажды однозначно погубит — ну такой же был шанс опоздать и не схлопотать за это (если не считать «схлопотанием» уже свершившуюся кару) — и на тебе. Не позволяет, поганка!
А потому пришлось резво подскочить и промчаться ураганом по квартире, хватаясь то за одно, то за пятое, то за десятое.
Макса я все-таки догнала. Через два квартала, прыгая на одной ноге, в не очень успешных попытках на ходу завязать шнурок. Мужчина обернулся назад, на шум, да так и остановился, засунув руки в карманы и с нескрываемым смехом в глазах наблюдая за моим приближением. Скользнул взглядом по надетой лишь на один рукав куртке, свитеру, сползшему с другого плеча, кое-как болтающемуся на шее шарфу, нечесаной гриве радостно торчащих во все мыслимые и немыслимые стороны кудряшек. Задержал его на наполовину засунутом в рот кривом бутерброде. Окончательно расплылся в улыбке.
— А где мой завтрак?
Ха! Не зря, ох, не зря я проработала с ним бок о бок столько времени.
Стараясь чуть убавить выражение искреннего и всеобъемлющего торжества на физиономии, я сунула руку в карман и извлекла оттуда еще более кривой (зато он больше!) бутерброд, завернутый в бумагу от конспектов, и вручила прима-мастеру как ценный приз.
И было в этом что-то упоительно-прекрасное — шагать рано утром по вымытому начисто городу, вгрызаясь на ходу в бутерброд, перепрыгивать лужи, выслушивать насмешливые замечания, безотчетно купаться в теплом внимании…
Но за несколько кварталов до мастерской в моей головушке зашевелились мысли о том, как бы поделикатнее отстать от Макса, чтобы и не выставлять на всеобщее обозрение внезапно случившиеся отношения, но и не оскорбить мужское самолюбие — он-то меня замуж позвал! Открыто и честно, а я… Достаточно обтекаемая формулировка все не находилась. Понаблюдав немного за моими мучениями, Макс хмыкнул и предложил купить пончиков в попавшейся по пути булочной, сообщив, чтобы я шла дальше, а он догонит. Бегал мастер куда хуже меня, а потому догнал, только когда я уже стащила верхнюю одежду и устроилась за своим столом.
И за эту тактичность я была ему невероятно благодарна.
Беспокоили меня в первую очередь не слухи о недостойном поведении незамужней девицы. В конце концов, о моей девичьей чести надо было думать еще год назад во времена первой, яркой и, как оказалось, стремительно-мимолетной влюбленности. А вот рисковать своей репутацией специалиста мне хотелось меньше всего. Злые языки везде найдутся, чтобы раструбить — мол, Нинон Аттария пошла самым коротким, но не самым достойным путем к вершинам карьерной лестницы. И доказывай потом, что ты не верблюд и вообще он сам меня соблазнил! Подло и коварно!
Да и… То, что происходит между нами, касается только нас. Делиться этим с кем-то еще я не испытывала ни малейшего желания.
Подлый и коварный соблазнитель сейчас корпел над очередным заказом, почти уткнувшись в лупу носом. А что? Выцарапать на однокаратном рубине цепочку из трех рун — это не так сложно, как кажется на первый взгляд. Это еще сложнее.
При взгляде на сосредоточенно сдвинутые брови, встопорщенный русый ежик, напряженные плечи на лицо вылезла непрошеная улыбка, а в животе сладко екнуло от воспоминаний о вчерашнем вечере и сегодняшнем утре.
Я поспешно вернулась к работе, понимая, что отвлекаться да отвлекать мастера своими взглядами не дело, но улыбку эту задавить так и не смогла.
После выписки из больницы Макс все бурчал, что стражники, вскрывавшие в следственных целях сейф прима-мастера, переворошили там все. Мол, и лежит-то оно все теперь неправильно, и найти-то он ничего не может, и дверца сейфового шкафа запирается из-за них плохо. Я по девичьей своей наивности как-то поинтересовалась — что такого стражники могли сделать с сейфом, чтобы винить в последней неприятности их, и получила изумивший меня ответ — они материалы свалили кучей, и те дверце мешают! Бедному больному прима-мастеру бедром ее при закрытии подпирать приходится…
Мысль навести в шкафу порядок его светлую (хоть и темно-русую) голову не посещала. Вот уборкой в шкафу я и решила заняться сегодня, не дожидаясь указаний свыше. Все равно если Максу будет нужна моя помощь, он позовет, если рыться в шкафу нельзя — запретит, а у меня сердце останавливалось и волосы дыбом вставали, когда я представляла, как бронированная дверца шкафа сдавливает хранящиеся внутри ценные ингредиенты и материалы.
По здравом размышлении я решила, что выполнить столь масштабную задачу одним махом мне не по силам, а значит, следует разбить ее на этапы. Предусмотрительно одолжив в общей мастерской большой ящик, я сгребла все, что хранилось на верхней полке, и свалила сию груду в него. Ну а что? Все равно то, что могло перевернуться, уже перевернулось, что могло разлиться — разлилось. Хуже, чем было, я все равно не сделаю. Я, если честно, не в силах представить, как тут можно сделать еще хуже!
Больше всего меня манила, конечно, отдельная ячейка, по сути, сейф в сейфе, и хранилось там самое интересное. И нос я бы туда сунула в первую очередь, но — увы! — она была заперта, как и положено, на отдельный ключ, а отвлекать Макса я постеснялась. У него там сейчас работа тонкая, вот отвлечется отдохнуть — тогда и попрошу отпереть.
А пока пришлось начать с открытых полок.
На данный момент верхняя из них была тщательно вымыта, насухо вытерта мягкой ветошью, а я раскладывала свою добычу обратно, попутно сортируя.
Так-с, что тут у нас? Это ценное, но в текущей работе моего мастера не требуется. Сдать Кайстен — пусть сама хранит, нам чужого не надо. И без того шкаф не закрывается. Это для одного заказа, это для другого, это для третьего. И как мне это все раскладывать? По видам материалов или по заказам? Надо у Макса уточнить, как ему удобнее будет. Освободится — спрошу, пусть пока так лежит, разложенное горками на столе. А вот это и вовсе не является материалом повышенной ценности, ну кто хранит в сейфе обрезки кожи, пусть это и кожа нарвала? В стеллаж!
Я совсем уже было высунула нос из-за своих развалов уточнить детали, когда в мастерскую вошел хозяин. Задавать вопросы Максу я, ясное дело, тут же передумала, почтительно поздоровалась и снова нырнула в сортировку сейфовых залежей. Зато с удовольствием прислушалась.
Отношения между Боллиндерри О’Туллом и Максом Шантеем мало походили на традиционную связку «начальник — подчиненный». На прима-мастере держалась половина репутации и славы мастерской, и, несмотря на то что формальных прав у Шантея особо не было, лепрекон относился к нему как к младшему партнеру, а не наемному работнику. Хоть периодически и пыхал трубкой. Макс же прекрасно знал себе цену, имел немалое влияние на мастеров и солидный вес в Гильдии, и всем этим без зазрения совести пользовался в интересах общего дела. Так что отношения у них были полупартнерские. Но как уживались при таких условиях два столь непростых характера, я, убей боги, не понимала.
О’Тулл окинул одобрительным взором мастерскую, меня, зарывшуюся в разнородный развал мало не по уши, разложенный на мастерском столе почти законченный заказ. Обменялся приветственными рукопожатиями с Максом. Вздохнул.
— Вот что, Макс. Я сегодня в наше отделение стражи наведался. Поинтересовался, как продвигается дело и скоро ли они разберутся во всей этой… гм… — лепрекон осекся, кинув короткий взгляд на меня, — бесовщине.
Ой, подумаешь, будто я ругательств не слышала. Мог бы и не утруждаться — я три года в общежитии прожила, а первую стажировку мы вообще в порту проходили!
— Так вот, — продолжил владелец мастерской, — меня заверили, что следствие ведется, что они непременно во всем разберутся, словом, толком ничего не сказали, а попросту вежливо вытурили. Я, конечно, надавлю где надо, и стражничкам нашим доблестным резвости-то прибавят, но! — Лепрекон вздохнул. — Сомневаюсь, что это чем-то поможет. Есть у меня мысль, что все это может быть связано с заказом на усиленные охранные артефакты для присутственных мест на время визита короля. Верю я в подобное слабо, но все же и такое может быть. Так что перед обедом соберу всех внизу и сообщу, что стражники дармоеды, мышей не ловят, а потому мастерская переходит на работу в авральном режиме с повышенными мерами безопасности. И теперь мы все дружненько заканчиваем свои текущие заказы, и беремся за городской, и будем клевать его, покуда не избавимся, чтобы сдать и забыть как страшный сон. Но пока не сдали, придется быть осторожнее. А теперь, что касаемо конкретно тебя, золотой мой.
Он посмотрел на моего мастера в упор.
— Макс, мне смертельно не нравится возня вокруг мастерской. Заметь, прима, именно вокруг твоей мастерской! Так что собирай вещички и вали-ка ты на Аргейдовы прииски. На две недели.
Я за своей сейфовой дверцей превратилась в чистый слух. Это что, Макса в командировку отсылают? Меня распирало любопытство в комплекте с десятком вопросов разом. Что там такое, на этих приисках? Там алмазы добывают, но артефактор-то им зачем? А если Макс уедет, то чем буду две недели заниматься я? В общую мастерскую переведут, наверное. Хорошо бы, конечно, за эти две недели приналечь на свою защитную задумку, потому что, когда Макс вернется, чувствую, мои вечера будут плотно заняты.
Я рискнула высунуть из-за укрытия любопытный нос.
Мой мастер смотрел на владельца мастерской молча, но вроде бы спокойно. С интересом даже. Значит, не возражает.
— Они давно просили Гильдию прислать кого-нибудь солидного ранга для переоценки их месторождения. Хотят повысить статусность. А ты у нас ранговый выше некуда. Срочные штучные заказы ты закончил почти все, текучку я на Гильдию спихну — и лети, голубь! Чтобы я тебя в Лидии не видел. А я тут пока разберусь, что к чему. Защиту новую настрою…
Я сочувственно вздохнула за своим укрытием. О’Тулл свое детище — мастерскую — любил, и все нынешние неприятности дались ему нелегко. Он даже осунулся несколько, и рыжие бакенбарды не стояли воинственно дыбом. Я ему искренне сочувствовала, жаль только, помочь было не в моих силах.
А в целом я не могла разобраться, рада ли, что Макс, возможно, уезжает, или расстроена. С одной стороны, не придется терзаться всякими вопросами — как с ним держаться и как теперь себя вести на людях и наедине, как уходить из мастерской, вместе или порознь, а с другой… Я уже настроилась на отношения! Хоть сейчас мы и вели себя целиком прилично, я все равно всей спиной чувствовала его присутствие рядом. Мне нравилось это ощущение. И я, пожалуй, не хотела, чтобы все заканчивалось, толком и не начавшись.
— Хорошо, — отозвался Макс. — Сегодня и завтра до обеда мы подчистим хвосты по заказам, завтра после обеда выходной — как раз вещички собрать, и послезавтра можно выправить в Гильдии документы на экспертизу месторождения и оформлять нам командировку.
— Вам? — О’Тулл мгновенно сделал охотничью стойку. — С чего бы это — вам?
— А куда я стажера дену? — показательно удивился мастер Шантей.
— Я ее Дейдрэ передам! И даже попрошу, чтобы не слишком плохо с ней обращалась!
— Боллиндерри О’Тулл. — Голосом Макса можно было монеты чеканить, не то что слова. — Мой стажер едет со мной.
— Отлично! — Хозяин одной из лучших в городе (а значит, и в королевстве) артефактных мастерских воинственно встопорщил бакенбарды. — Только командировочные оплачивай ей сам!
— С чего вдруг? — лениво обронил Макс. — Мне по штату подмастерье положен? Положен. Вот он, подмастерье, в наличии. И его прямая обязанность — меня, мастера, сопровождать. А раз так — будь любезен, оплатить его труд согласно установленным договором правилам!
Я за своей надежной бронированной дверью затаилась, как мышь, и азартно блестела глазами. Уши же мои, кажется, сами собой вытянулись и развернулись в сторону эпического противостояния Прославленного Скряги О’Тулла и Знаменитого Упрямца Шантея.
— Тебе положен подмастерье, а эта — только стажер! Какие командировки? Какие командировочные? Опомнись, Макс!
Теперь я начинала понимать, как именно уживаются эти два непростых характера — с регулярными скандалами!
…К обоюдному удовольствию.
Торг, яростный, но короткий, закончился, и по его итогам было решено, что я еду. И командировочные мне положены. И даже в полном размере! Максом я в этот момент гордилась просто нечеловечески.
О чем и не замедлила сказать ему, выбравшись из-за своей баррикады, как только за начальством закрылась дверь. Макс ухмыльнулся с совершенно мальчишеским видом. Я хихикнула в ответ, пристроившись на край стола, правда, перед тем аккуратно убедилась, что не сяду на Максовы заготовки. Мастер же, вместо того чтобы сделать замечание подмастерью за излишнюю вольность, вдруг улыбнулся, примерился, да и сдернул меня со стола. На стул. На котором сидел сам. На колени себе, проще говоря. Я хотела сделать возмущенное лицо, но не удержалась и прыснула.
— Значит, Аргейд? — полюбопытствовала я, устроившись на любезно предоставленных коленях.
— Угу, — отозвался Макс, поудобнее перехватывая руки на моей талии и целуя в нос. Нос морщился, ему было щекотно, Макс вредничал и настаивал, я не вырывалась, но свой беззащитный носик старалась убрать подальше от домогательств беспринципного прима-мастера. Было смешно и удивительно приятно. — Он самый.
— И что мы там будем делать? — спросила я, задирая нос. Очень зря, между прочим. Моя стратегическая ошибка открыла доступ к шее, и коварный Макс тут же этим воспользовался, прихватив нежную кожу губами. Потом подул на оставшийся от поцелуя влажный след. Я тут же постаралась прикрыть его подбородком и получила поцелуй в кончик носа.
— В основном ходить. Много и долго. Оценка месторождения — та еще тягомотина, а с алмазами полно дополнительных сложностей из-за некоторых специфических свойств. Тех самых, за которые их столь ценят. Но дело, в сущности, не сложное. Объемное просто. Контрольные замеры уровня магических жил по всей территории месторождения, контрольные замеры магической насыщенности камней из каждой партии. В случае если результаты окажутся спорными, одну-две партии добычи придется проверить всплошную. — Макс вздохнул и погладил меня по спине. — В общем, замеры, замеры, замеры. И алмазы, алмазы, алмазы, пока в глазах не зарябит.
Я утешающе взъерошила ему волосы. Макс потерся о ладонь затылком и с жаром добавил:
— А когда зарябит — тоже алмазы!
Я намек поняла верно, прошлась по темным волосам снизу вверх повторно, потом сверху вниз, приглаживая взъерошенное. Не-а, никакой разницы не видно. Зато ощущения сказочные, непередаваемые, когда щетка коротких волос скользит под рукой. И моральная поддержка страдальцу оказана. На всякий случай я еще и затылок помассировала — чтобы уж точно утешился. Вымогатель. Макс Шантей, взрослый мужчина, успешный профессионал, млел под моими пальцами, как кошка. Кот. Серый, полосатый и наглый. Тощий, сколько ни корми. У нас у соседки жил такой. Маменька все его жалела, подкармливала, бедолагу голодающего. Пока случайно не выяснила, что его еще по меньшей мере три хозяйки кормят. А две из них считают серого прохвоста своим. Я улыбнулась — страдания они с Максом изображали оба виртуозно.
— Что будете делать вы, мастер Шантей, я поняла. — Я потерла кончиками пальцев кожу над шеей. Потом саму шею чуть-чуть. — А вот что буду делать я?
Макс блаженно прикрыл глаза, не торопясь с ответом, и голову склонил, давая мне больше простора. Хм, у него болей, случайно, нет? Что-то слишком уж он наслаждается. Помяла пальцами шею, следя за лицом — вроде бы не морщится, значит, просто приятно. Устал, наверное… И не выспался сегодня. Макс снова вздохнул:
— Ходить, Нинон. И писать. Очень много писать. Я тебе разрешу делать дублирующие замеры, потом на отклонение сравним… А вообще, озаботься прочной, а главное, удобной обувью. Добыча ведется закрытым способом, ходить придется по камням, сама понимаешь. В шахте жарко, так что, помимо всяких осенних вещей, захвати и что-то легкое. Остальное — сама разберешься, что в поездке нужно. Инструменты никакие не бери — у меня есть дорожный набор, нам на двоих хватит. — Еще один поцелуй в кончик носа. — Из женских штучек нужное возьми.
Я слушала, задумчиво кивая. Макс подвел итог:
— В целом не переживай. При приисках есть городок добытчиков, в часе езды примерно расположен город побольше. Если чего-то не хватит — всегда можно будет обратиться к местным. Это вполне обжитые места. — А от нового поцелуя в нос я, будучи начеку, увернулась и позволила себе самодовольную улыбку.
Макс тоже разулыбался, только не тому же, чему я, и в ответ на мой демарш просто крепче стиснул объятия, шикнул:
— Не пищи, мы на работе!
И пока я молча извивалась, пытаясь вырваться, поцеловал уже в губы как следует и от души. Я возмущенно задергалась. В ответ на это мужские пальцы побежали по спине, ласково сжали затылок…
А чего это я, собственно, так сопротивляюсь?
Макс опомнился первым. Отстранился, подышал. Бросил короткий взгляд на дверь — это он прав, хороши бы мы были, если бы сейчас сюда кто-нибудь заглянул! — и продолжил прерванный рабочий разговор. Хоть голос и приобрел приятную хрипотцу, а сердце под моим локтем билось чаще обычного:
— Так, наши планы на сегодня. Я заканчиваю заказ с рубинами, ты — уборку. До вечера уложишься?
Я кивнула:
— Быстрее уложусь.
— Хорошо. Потому что завтра у нас день будет короткий, и ты будешь занята документацией по заказам. Перед отъездом ее нужно сдать, иначе по возвращении Абиес с Кайстен объединятся и съедят нас живьем.
Я закатила глаза в ответ:
— Макс, бумаги в порядке! Там никаких хвостов нет.
Несмотря на это самоуверенное заявление, я все же решила после обеда забежать к обеим и спросить, все ли у нас сдано, что требуется. А то ведь эти и впрямь съедят!
Я поболтала ногами, уточнила:
— Мы слушать речь начальства пойдем или останемся работать?
Макс хмыкнул:
— Ерунда. О’Тулл знает, что мы знаем — этого довольно. Он не формалист. Нинон, я хотел с тобой серьезно поговорить.
— О чем? — насторожилась я. Кто бы знал, как мне не нравятся такие вступления в беседу!
— О безопасности. Пожалуйста, будь осторожнее. Ты сама видишь, что происходит. Мне совершенно это не нравится. — Против обыкновения Макс был предельно серьезен. Похоже, его и впрямь изрядно беспокоил этот вопрос.
Я погладила его по голове, короткие волоски шелково коснулись пальцев. Можно было бы ответить ему, что все происходящее до сих пор никаким боком не касалось временного стажера мастерской О’Тулла. Можно было напомнить, что за пределы той самой мастерской неприятности ни разу не вышли. Даже можно было помянуть, что сам Макс собственному совету не очень-то следовал…
— Хорошо, — вместо всего этого с легким сердцем пообещала я. — И ты тоже будь осторожнее, ладно?
Он пристально изучил мое лицо и кивнул.
Я ослепительно улыбнулась:
— Отлично! Тогда у меня такие вопросы…
Оставшееся время мы провели крайне плодотворно: я успела разобрать все полки в сейфовом шкафу, рассортировав хранящиеся в нем материалы по коробочкам, коробочки снабдив этикетками и расставив по видам. Переселила все, чему в сейфе не место, в стеллаж и собрала в одну горку материалы, подлежащие сдаче кладовщице. Неохваченной моим трудовым порывом осталась только та самая ячейка, манившая меня недоступностью. Макс закончил сборку заказа с рубинами и теперь легкими, ювелирными касаниями силы делал окончательную подгонку.
А на обед мы не пошли — ограничились пончиками, принесенными Максом утром.
Вообще стеллаж в мастерской прима-мастера Максимилиана Шантея меня немножко пугал. Недоброе предчувствие нашептывало, что, так или иначе, уборка этой многовековой свалки меня не минует. От таких мыслей хотелось сбежать с места прохождения стажировки с воплями и не оглядываясь. Надежда была лишь на то, что моя стажировка закончится и я успею удрать отсюда раньше, чем до нее дойдет очередь. Отогнав столь малодушные размышления, я обратилась к хозяину зловещего стеллажа:
— Макс, а где ключ от сейфовой ячейки?
Мастер, который как раз откинулся на спинку стула, чтобы отдохнуть, хмыкнул.
— А зачем он тебе?
— Ну, я бы и там убрала! — самым что ни на есть беспечным тоном отозвалась я, чувствуя, что вожделенная добыча вот-вот выскользнет из рук.
— Ну что ты, Нинон, там чисто! Не переживай, ты сегодня и так отлично поработала!
Я с нарастающим подозрением рассматривала русый затылок. Он что, издевается? Точно издевается. Знает же, как мне интересно, — вот и дразнит, вредитель. Стукнуть бы его! Вот как раз пресс-папье на столе стоит хорошее, мраморное. Тяжелое! Я мечтательно зажмурилась, красочно представляя, как вершу справедливость…
Макс мое молчание истолковал верно — обернулся, подмигнул и, чуть наклонившись, сунул руку под стол. Повозился там недолго и протянул мне маленький фигурный ключик. Я радостно сцапала его, немного недоумевая про себя — ну, надо же, разгильдяй-Макс ключи от сейфовой ячейки в тайнике держит! А я думала, он на все инструкции чхать хотел.
Небольшая бронированная дверца, маленькая замочная скважина. Ключ вошел в нее мягко и без малейшего сопротивления, повернулся в замке — и тот вкусно щелкнул. Дверца сейфовой ячейки открылась, беззвучно повернувшись на петлях. Я моментально вычислила среди немногочисленных вещей, хранящихся внутри, предмет моего интереса — коробочку с артефактом, доставленным для экспертизы в первый день моей работы с Максом. Теперь вместо бечевки, крест-накрест обвязывавшей коробку и скрепленной свинцовой пломбой сбоку, на стальную поверхность была налеплена неширокая бумажная лента, с росписью эксперта городской стражи о проведенном досмотре артефакта, и двумя оттиснутыми в сургуче печатями — отделения стражи, проводившего следствие, и личной печатью эксперта.
— А на остальных артефактах такого не было! — Я с интересом показала Максу печати.
— Это стандартная процедура, — пояснил мне опытный прима-мастер, не первый год сотрудничающий с городской стражей. — Если нарушается целостность упаковки, как у нас, или, например, пломбу с артефакта при проверке сорвать приходится, тогда артефакт обязательно запечатывают, подтверждая, что никто, кроме эксперта, доступа к нему не имел. А все остальные изделия здесь упакованы не были, так что на них такие строгости не распространяются.
Я понятливо кивнула. Нет, конечно, нас всему учили в школе, но… невозможно ведь хранить в своей памяти всю теорию, преподанную нам за семь лет обучения, разом! На практике оно как-то лучше постигается. Макс между тем продолжил обучать молодежь:
— В остальном для проведения проверки было достаточно присутствия владельца и двух свидетелей. И беса лысого О’Тулл позволил бы кому-то копаться в его собственности в его отсутствие, даже если бы это и не было предусмотрено законом! — Макс хмыкнул, потянувшись на стуле и разминая уставшую спину. — Могу спорить на свою репутацию: Горшечник серьезно сунул кому-то на лапу, чтобы проверку проводили здесь, в этой мастерской, а не изымали ценности по описи для изучения их в отделении стражи!
Молодежь в моем лице понятливо хмыкнула — ясное дело, об этом на лекциях в школе не рассказывали!
Не выпуская из рук добытого, я заглянула в ячейку и обнаружила там сопроводительные документы к этому самому артефакту, небольшой кошель с деньгами — заначка, что ли? От кого только? Или это рабочие деньги на непредвиденные расходы? — и фантик от конфеты. Фантик я отправила в медную урну, и та благодарно приняла подношение, испепелив его еще на подлете. Правда, сделала я это не сразу, а после небольшого представления в духе «Мастер Шантей, посмотрите, какую ценность я нашла!» с почтительной демонстрацией оного и прочим глумлением над непосредственным начальником. Я ни мгновения не сомневалась, что эта шалость мне еще отольется, но и удержаться было выше моих сил — в конце концов, он-то меня дразнил без зазрения совести!
А так — и счет выровняли, и повеселились, и отдохнули. Все же конец дня уже. Устали.
Уверившись, что ничего ценного внутри нет, порядок в ячейке я навела в два счета — успела уже приноровиться за сегодня. А протерев металл насухо, призадумалась. Возвращать спецкоробку под замок мучительно не хотелось. Любопытство распирало, клокотало и грозило того и гляди хлынуть наружу через уши. Но вот просить Макса показать, что же там, внутри, хотелось куда как меньше, особенно после моей собственной выходки. Наоборот надо было все делать, наоборот! Вот что мне стоило сначала попроситься одним глазком внутрь коробки взглянуть, а уже потом уборкой заниматься?
Я кусала губы и сосредоточенно рассматривала пустое нутро ячейки, раздумывая, как бы так подкатить к Максу, чтобы не дать ему возможности отказать. Макс же в это время рассматривал меня — я снова спиной чувствовала его взгляд.
— Нинон! — позвал он, вырывая меня из раздумий.
Я обернулась, вскидывая брови — что?
Взгляд. Улыбка. Такая теплая, такая ласковая — сердце просто защемило от недоумения. Это что, он вот так улыбается мне? И вся нежность во взгляде — тоже для меня, да? Пока я недоуменно хлопала ресницами, разглядывая Макса, он кивнул на коробку:
— Вскрывай.
— Да?! — с придушенным воплем восторга я коршуном бросилась на коробку, пока Макс не передумал и не отобрал игрушку.
Разорвала ленту. Сломала сургучную печать. Сняла крышку.
Я так не радовалась, даже когда мне на день рождения подарили артефактные серьги с жемчугом отцовой работы!
Макс же смотрел на мой восторг со снисходительностью матерого волкодава, которого забавляет щенячья суета вокруг добытой косточки.
Внутри лежало… нечто. Медальон. С цепочкой. Камни по кругу, мелкая вязь рун по периметру. Я жадно взглянула на Макса, и он широким жестом разрешил:
— Проверяй!
Я отправила легкий магический импульс в сторону артефакта. Сложная штучка. С наскока не разобрать. Я пошире расставила ноги, чуть смягчила колени, расслабила спину. Очень удобная, устойчивая стойка. Прикрыла глаза, сосредоточиваясь на внутреннем видении. Снова импульс в сторону лежащего на столе артефакта.
Нет, работа все же очень сложная. Но делал мастер — очень гармоничный узор энергетических потоков. Макс сделал бы лучше, он сторонник простых и элегантных решений, ревниво заметила я самой себе и продолжила изучение. На выдохе открыла глаза и отчиталась о проделанной работе:
— Артефакт связи. Категория — не ниже седьмой. Предположительно является центральной частью группы…
Н-да, не много же мне удалось установить… Я перешла на нормальный язык:
— К нему вообще-то должны прилагаться еще несколько штук устройств связи поменьше. Нет?
Макс развел руками — мол, чем богаты, тем и рады!
— Наигралась? Упаковывай!
Я охотно подчинилась и уточнила:
— А когда мы с ним работать будем? И вообще, чего от нас хотят?
— Хотят от нас полноценную экспертизу, как ты и прочитала в сопроводительных бумагах. Да, Нинон, не отпирайся, я видел, что ты сунула в них нос! Так что сначала — полная опись, а потом — прогон через все тесты, предусмотренные для таких случаев. Описание процедуры прочтешь сама, нужную литературу я тебе дам. А работу начнем, я думаю, по возвращении с приисков. Как раз должны будут доставить заказанные для нас реактивы и кое-какие материалы. Это все? Или есть еще вопросы? — иронично уточнил мастер.
Я, на протяжении его речи то стыдливо опускавшая глаза, то кивавшая, в зависимости от того, чего от меня требовала ситуация, тут же отозвалась:
— Есть! — И продолжила самым заискивающим тоном из имевшихся в моем арсенале: — А можно я сегодня пораньше уйду? Мне в школу надо, предупредить куратора, что меня две недели не будет. И на рынок хотелось бы, прикупить кое-что в дорогу…
А еще мне нужно было как-то ухитриться и суметь до отъезда заскочить к госпоже Асте. Во-первых, показать, что у меня получается, во-вторых, посоветоваться по кое-каким вопросам, в-третьих, опять же предупредить, что уезжаю. Потому что, как подсказывало мне чутье, госпожа Аста — она, конечно, женщина старая, слабая. Но при необходимости всю городскую стражу подымет, построит и пропавшую ученицу искать отправит. А ученице — мне то есть — за такие вот выходки с исчезновением запросто клюку о спину сломает. Чувствовался в госпоже Асте характер. Да такой, что кого угодно в дугу согнет!
Макс кивнул — иди, мол! И вернулся к своей работе, только головой покачал. Ага, сама знаю — егоза! Я быстренько вернула артефакт в коробку, коробку — в ячейку, ячейку — на ключ, ключ — мастеру, мастера — в тайник… Ой, нет, размечталась! Ключ мастер убрал в тайник. Сам туда не полез. Я хихикнула своим мыслям и заперла сейфовый шкаф. Дверца, кстати, закрылась легко и непринужденно, ничего бедром подпирать не пришлось. О чем я и сообщила Максу, сдавая ему здоровенный ключ. Быстренько переложила все материалы, предназначенные к сдаче, в освободившийся ящик и уже примеривалась, как бы ловчее его ухватить, когда меня настиг вкрадчивый вопрос:
— Нинон, а что это ты делаешь?
Я с ответом замешкалась, и мастер развил свою мысль:
— Ты что, действительно собиралась его поднимать? И носить?
Я смутилась от такой постановки вопроса. Ой, подумаешь! Сердится, будто я в этот ящик расчлененный труп сложила…
— Я только материалы хотела сдать!
Прима-мастер смерил меня недобрым взглядом:
— Без кудрявых сдам! Все, Нинон. Ящик не трогать — сам отнесу.
И снова отвернулся к рабочему столу. Я улыбнулась сердитой макушке и умчалась на третий этаж, к Абиес, уточнять, что там у нас с документами. Потом обратно на второй, к Кайстен, с тем же вопросом. Макс, пока мы с темнокожей красавицей-дриадой болтали, успел отнести в кладовые мой ящичек, отчего кладовщица встретила меня здорово подобревшая. Выслушала вопрос, благосклонно отмахнулась — иди, мол, все в порядке, и я радостно воспользовалась ее минутной слабостью. Влетела в мастерскую к Максу, скинула рабочий халат, косынку, которую по новой привычке теперь повязывала перед уборкой, пристроила на вешалку. С вешалки сняла свою куртейку, спохватилась, повесила назад и споро привела в порядок свое рабочее место, за которым сегодня толком и не работала, но все равно успела разворошить. Снова подхватила куртку, попрощалась и уже совсем собралась убежать, как меня настиг голос Макса:
— Нинон! Ты же помнишь, что мне обещала?.. Будь осторожнее!
Я закатила глаза и кивнула, про себя подумав, что к госпоже Асте, пожалуй, поеду извозчиком. Денег, конечно, было жалко, но раз сама пообещала…
Домой решила не забегать — отсюда, из старого центра, до школы было ближе, чем до улицы Зеленщиков. Потом на извозчике заеду. Я торопливо мерила шагами булыжную мостовую и любовалась городом. Нет, все-таки Лидий удивительно красив. За семь лет я к нему привыкла и часто не замечала окружающей действительности, но иногда будто просыпалась. Смотрела по сторонам, пила его взглядом и не могла напиться. А ведь это всего лишь мастеровой квартал.
Мастеровой квартал, с нарядными вывесками — то подвешенными на цепях над козырьками, то приколоченными над дверями. Некоторые вынесены над тротуаром на горизонтальные основы.
Лавки, лавочки, лавчонки. Большинство этих лавок устроено при мастерских, как у нас, но есть и просто торговые. Обширные витрины и выставленные у дверей лотки с товаром. Пестрые клумбы с поздними осенними цветами и горшки с ними же почти у каждой двери.
Здесь суета, здесь кто-то возвращается на рабочее место после обеденного перерыва, а кто-то только уходит на него. Идут по своим делам клиенты и просто случайный люд.
Солидные, старые здания — ухоженные, трепетно любимые владельцами. Они видали больше людей, чем девушка вроде меня может вообразить…
Вот в таком странном настроении, то ли лирическом, то ли осеннем, я и добралась до школы.
Куратор выслушал меня молча, покивал, нацарапал пером на листе случившейся под рукой бумаги перечень книг — о крупнейших местах добычи драгоценных камней нашего королевства, о порядке проведения экспертизы месторождений минералов различных видов для нужд артефактики и еще что-то зубодробительно-нудное. То есть нужное! Поинтересовался, как проходит разработка шедевра, получил самый уклончивый из всех обтекаемых ответов и, как ни странно, на этом успокоился. Строго-настрого наказал быть осторожной на приисках, не забывать, не посрамить, не рисковать. Не приставать с расспросами к мастерам и не запятнать честь родного учебного заведения. Я слушала, кивала, обещала. Вырвавшиеся на свободу кудряшки подскакивали, я думала: а открыта ли еще библиотека? Вот бы здорово одним заходом все вопросы решить и завтра уже не приезжать, а посвятить день сборам…
Скептически оглядев меня, куратор только махнул рукой и пробормотал себе под нос:
— Знаю я вас, студентов! Вам только дай что-нибудь натворить!
На том и отпустил с миром.
Я шла к выходу по родным школьным коридорам и улыбалась им. Я провела в этой школе без малого семь лет. Я любила ее, как можно только любить место, которое не было твоим домом. Меня с моим списком еще ждала библиотека. И, надеюсь, так же меня ждал ее мастер-хранитель.
Повезло. Библиотекарь был на месте, и уже через пятнадцать минут я покидала ее гостеприимные своды, утяжелив свою сумку тремя солидными учебниками. Узнав, что они мне для поездки нужны, опытный хранитель библиотеки хмыкнул и многомудро выдал мне самые потрепанные из тех, что имелись. А я и не была против!
Извозчика я поймала легко, назвала свой адрес и снова залюбовалась городом — все же осень его красила необыкновенно. Был бы он живым, я бы непременно сказала ему — ах, этот сезон вам так к лицу!
Я взлетела по лестнице на пятый этаж. Вынула из сумки книги, сунула на их место вязание. Запасной комплект спиц. Приготовленный подарок для госпожи Асты — белый пуховый платок. Хорошо, что я озаботилась купить его заранее, а не оставила на последний момент как всегда! Пусть я и не сама его вязала, но зато это шерсть горных данжерских коз, и легче и теплее платков не встретишь по обе стороны гор. Ухватила кусок хлеба и, жуя на ходу, помчалась вниз, где меня ждала пролетка извозчика. Хорошо бы заявиться к госпоже наставнице не совсем уж поздно…
Я назвала новый адрес. Щелкнули поводья, и бойкая рыжая извозчичья лошадка звонко зацокала подкованными копытами по булыжной мостовой.
Госпожа Аста моему приходу обрадовалась, а ее кошки — нет. И то и другое было привычно, поэтому демонстративное кошачье презрение меня не расстроило, как раньше. Теперь я, наученная горьким опытом, тоже их показательно игнорирую. А до этого одна дурочка кудрявая им угощение таскала! Лучше бы сама лопала. Чай, печеночка куриная на моем столе не каждый день появляется.
Я вынула из сумки платок. Молча, с полупоклоном, на раскрытых ладонях протянула его наставнице. Та посмотрела — неподвижное морщинистое лицо, темные бездонные глаза. И мудрость веков, поколений за этим взглядом. Приняла подарок. Сухая старушечья рука коснулась макушки то ли в благословляющем, то ли в опекающем жесте и сразу разорвала контакт, отпуская и позволяя встать. Я как ни в чем не бывало разогнулась и снова нырнула в сумку. Вынула свое вязание.
— Госпожа Аста, я хотела спросить…
Вязать «на глазок» я не решилась, опыт у меня не тот, а потому стащила в больнице Максову рубашку, ту самую, в которой он был в тот злосчастный вечер. Под предлогом «давайте, я выброшу, чтобы госпожу Эдору лишний раз не расстраивала». Макс поверил, и у меня появились размеры.
Кусочек мифрила, что у меня имелся, я распустила на проволоку. Тонкую, с паутинку толщиной. Для этого мне пришлось напроситься в мастерскую к Дейдрэ, на ее «холодное пламя». При попытке ювелира узнать, зачем я так изворачивалась, что она и сама поняла. Улыбнулась, выложила возле горна все принадлежности и, показательно не пытаясь помочь или проконтролировать, ушла. А когда я, жутко смущаясь, принесла ей деньги за пользование ее мастерской — так же улыбаясь, взяла. И я, и она прекрасно знали — шедевр соискатель очередного ранга должен делать сам. На свои средства и без посторонней помощи. Исключение — только для кровных родственников. Вот родительской мастерской я могла бы воспользоваться свободно. Даже помощь госпожи Асты была допустима лишь потому, что она работала в несколько иной сфере, а моя задумка лежала на стыке направлений. И тут уж я могла воспользоваться консультацией сведущего специалиста.
Мифриловая проволока, вытянутая мной собственноручно, напитанная моей силой и теплом, была переплетена с ярко-синей шерстяной нитью. Шерсти у меня было пять мотков, хотя должно бы хватить и четырех, но запас карман не тянет. А металла — всего один клубочек, маленький, увесистый, приятно греющий ладонь. Но его длины хватило бы и на два свитера, с избытком.
Проблема у меня возникла, как ни странно, не с вязанием и не с нитями. Проблема была со спицами! Они искрили. Кололи пальцы слабыми разрядами. К ним липла шерсть, и от них отскакивал мифрил. Нити путались, приходилось разбирать вязание, теряя настрой. И, наведя порядок, снова вызывать нужное состояние. Хоть с постоянными тренировками это и давалось легче, но нервотрепка умиротворению не способствовала!
Пока я объясняла суть своего затруднения и что уже успела предпринять, чтобы его разрешить, госпожа Аста задумчиво рассматривала злокозненный инструмент.
— Значит, ты пробовала брать каждый раз новый комплект, пробовала работать деревянными и даже хотела заказать гномам набор из пенного камня?
Я кивала, все больше подозревая, что что-то упустила и сейчас получу за это в полной мере. Госпожа Аста вздохнула:
— А смотреть ты на них пробовала?
— Да! — обиженно отозвалась я. Ну что я, совсем уж неумеха? — В первую очередь! Никаких следов негативного воздействия! Да и откуда бы ему взяться на четырех разных комплектах…
Госпожа Аста вздохнула еще раз:
— А не негативное влияние ты искала?
— То есть? — Недоуменно хлопнув ресницами, я взяла в руки спицу. Повертела ее — ну нет на ней никаких следов постороннего воздейст… Я замерла на середине мысли. Постороннего! О боги, светлые и старые, пошлите мне немножечко мозгов!
…Хотя вряд ли это спасет ситуацию, стремительно краснея, додумала я.
Это моя сила. Я же все это время силу не только в пряжу сливала — спицы тоже в руках были! Они заряжались и, перенасыщаясь, начинали стравливать избыток.
Очень хотелось побиться головой о стену. И одновременно провалиться сквозь пол. Так и не сумев выбрать, я просто продолжила сидеть на месте, пламенея щеками, ушами и, наверное, даже носом. Госпожа Аста рассматривала меня с интересом. И правда экземпляр редкостный!
— Смотри, милая, тут можно двумя путями пойти…
Я прекратила терзаться и обратилась в слух.
Проблема, не дававшая мне работать четыре дня, решалась в две минуты.
Отчитавшись о своих успехах (невеликих в связи с войной со спицами) и планах (в которых фигурировал алмазный прииск), я засобиралась домой. Мне предстояло еще найти извозчика, который доставит меня на улицу Зеленщиков, ибо над городом уже сгущались сумерки, а обещания я привыкла выполнять.
И слава всем богам! Потому что, когда я выскочила из наемной пролетки возле своего дома, там меня уже ждал Макс.
А на следующий день в мастерской, куда мы явились, соблюдая повышенные меры конспирации, выяснилось, что можно было и не гнать лошадей, спеша успеть сделать все дела сразу. В Гильдии, оказывается, еще не подготовили наши бумаги, и выезжаем мы не завтра, как планировали, а послезавтра в лучшем случае. Я опечалилась — мне хотелось на прииски и новых впечатлений, да и Макс, поклевывший меня за меры безопасности, вдали от мастерской по логике должен был успокоиться.
Макс опечалился тоже и, решив взять бумажные дела в свои руки, отбыл по направлению к Гильдии артефакторов. Мысленно пожелав ее зданию устоять, я неспешно занялась своими делами — уборкой, бумажками и болтовней, ибо мастер мой, отправляясь на битву с гильдейскими бюрократами, иных указаний мне не оставил. Ну и хорошо — до обеда я себе занятие найду, а после обеда домой отправлюсь. В конце концов, распоряжения про короткий день никто не отменял.
Вечером накануне отъезда Макс ввалился в мою квартирку весь взъерошенный. Неудивительно в общем-то. Ему здорово пришлось побегать и еще больше — погонять всех вокруг, чтобы все необходимые формальности были завершены в срок и поездка не отложилась на еще какое-то неопределенное время. Кажется, мастеру самому не терпелось уже уехать из Лидия.
Никаких сдвигов в расследовании всех происшествий в мастерской по-прежнему не было, поэтому О’Тулл не переставая хмурил рыжие брови и по десять раз проверял замки на дверях, а Максу не давала покоя моя безопасность. На тему чего он не переставал меня долбить.
«И не смотри на меня так! Ты живешь одна, у тебя даже дверь — чистая видимость!..»
То ли он по призванию — лесоруб, то ли по гороскопу — дятел…
Я обреченно вздохнула и пропустила его внутрь. И самого Макса, и сверток в половину его роста, который он чуть ли не волоком тащил за собой. Втащил, разулся и, достав из кармана куртки нож, взялся за таинственную поклажу — срезал веревки, подцепил кончиком лезвия шершавую сероватую бумагу и ободрал многослойную упаковку.
Под упаковкой обнаружилась убойная в своей омерзительности, злобная деревянная рожа, расписанная багрово-синими красками, с губастой пастью и глазами-шарами.
Ритуальная маска квакиутль. Деревянная. Многослойная. Вполовину его роста. На чердак пятиэтажного дома. Пешком. Нет, лесорубы и дятлы тут определенно ни при чем. Баран! В его родословной потоптался упертый баран!
Я бы даже посочувствовала своему мастеру, не будь это целиком и полностью его личной инициативой.
Вырезана рожа была, надо признать, с немалым искусством. Я присмотрелась к ауре предмета, прислушалась к движению магических потоков — артефакт, без вариантов. Не сторожевой, а скорее защитный. Заряженный. Старый, очень старый.
Ну, это ясно и без разглядывания — сейчас такие не делают. Не потому, что не умеют, а потому, что по закону за это полагается смертная казнь. И совершенно правильно. Защита защитой, но она не стоит пыток, страданий и смертей разумных существ, необходимых для изготовления таких тотемов…
Впрочем, использовать древние вполне разрешено.
Их мало, стоят они баснословно дорого, и для того чтобы легально пользоваться таким вот артефактом, нужно пройти через семь кругов бюрократического ада. И я даже не буду спрашивать Макса, где он ее взял. Печать соответствующего регистрационного органа сбоку болтается — и слава богам!
— Макс. Зачем? — простонала я, усевшись на тумбочку под вешалкой. На ногах переносить столь сокрушительное проявление заботы было выше моих сил. При мысли о цене этой вот бандурины кудряшки в ужасе распрямлялись… — И вообще! Если уж у тебя имеется в загашнике такая вот… — Я неопределенно покрутила рукой в направлении маски, подыскивая изящный эвфемизм слову «дура», не справилась и продолжила: — Такая вот! Почему ты ее в мастерскую не принес, когда там начались проблемы?
Сидя на тумбочке, глядя на него вот так — снизу вверх, чуть ли не запрокинув голову, я остро чувствовала себя маленькой девочкой, которую от великого ума угораздило связаться с взрослым дядей.
— Потому что проблемы в мастерской — это проблемы О’Тулла, — внушительно пояснил взрослый дядя. — А проблемы О’Тулла я решать не подряжался!
И я почувствовала себя взрослой умной тетей рядом с малолетним хулиганом. По крайней мере подзатыльник отвесить хотелось совершенно нестерпимо. Аж руки зудели!
…А потом пройтись ладонью от затылка вверх, против роста волос, почувствовать, как щекочет кожу бархатистый ежик, обхватить загорелое лицо и целовать, целовать сумасшедшего. Куда придется — скулы, глаза с густыми короткими ресницами, лоб, нос…
…Упрямый рот.
Я сидела и грустно смотрела на мужчину снизу вверх. Пропала. Безнадежно пропала.
— Макс! — ласково, как умственно отсталому напомнила я. — Тебя в этой мастерской могли убить!
— Всего не предусмотришь! Я где только не бываю. — Драгоценный скатал обрывки упаковки в плотный рулон, перевязал остатками бечевки, пристроил в углу. Да, в мусорное ведро это не поместится. А, потом вынесу! — Предложишь везде по тотему развесить?
Я вздохнула и полезла в шкаф за инструментами. Это чудо артефакторской мысли нужно же еще и повесить!
Процесс затянулся, ибо изначально был непрост. Настройка на нового владельца у таких древних монстров происходила на крови, и если вы не члены племени, имеющие шамана соответствующей квалификации под рукой, то еще и с подпорками. Пентаграмма на стене, там, где будет висеть образина, отпечатки кровавых ладошек — один на обороте маски, три — на стене под ней, и артефакт квакиутль готов служить и защищать новую хозяйку!
Потом мне лечили раненую ладошку методами народной медицины — зализыванием и поцелуями, потом сочли необходимым провести оздоровительную профилактику всего организма…
Макс ушел далеко за полночь, чтобы чинно и благовоспитанно заехать за мной через несколько часов. А я почти мгновенно провалилась в сон.
И снились мне алмазы.
Один из вечеров в доме Шантеев
— Макс, когда ты, наконец, женишься? — Госпожа Эдора Шантей была настроена на серьезный разговор, а еще на то, чтобы не дать уклониться от оного сыну.
— Скоро! — отозвался тот, не отрываясь от возни с очередным артефактом, который он притащил из мастерской городской в мастерскую домашнюю.
Такого ответа госпожа Эдора не ожидала, но замешкалась лишь самую малость, подозрительно рассматривая спину сына, обтянутую тонкой тканью, мимоходом отметив, как мальчик похудел после лечения, это ужас какой-то, позвоночник выпирает — все позвонки пересчитать можно, — она быстро перебрала в уме всех подходящих знакомых девиц, крутившихся вокруг ее сына. Кандидатки в невестки не обнаружила, как и среди неподходящих знакомых. Да и незнакомых в последнее время вроде бы не появлялось… Оставался один вариант. Вариант был хорошенький до невозможности, мил, кудряв и симпатичен лично госпоже Шантей. Но уж больно юн.
Впрочем, это недостаток проходящий.
— Ну и когда? — после непродолжительного молчания, потраченного на все эти размышления, уточнила заботливая матушка.
— Что — когда? — невинно переспросил ее сын.
Балбес великовозрастный. Как его коллеги выносят? Госпожа Эдора сына любила, но иногда испытывала непреодолимое желание стукнуть его тростью. Подавив этот недостойный зрелой женщины (а в скором будущем — свекрови и, как она надеялась, бабушки) порыв, госпожа Шантей ограничилась угрожающими интонациями в голосе:
— Макс!
— Мам, она боится!
— Чего? — недоуменно уточнила матушка. Мысль, что какая-нибудь девушка может всерьез бояться ее сына, у госпожи Эдоры в голове не укладывалась.
— А ничего, — подумав, отозвался ее сын. — Просто ее маменька слишком давила на дочь, убеждая, что в школе надо в первую очередь искать мужа. Вот теперь ребенок тянет изо всех сил и твердо намерен выйти замуж только после школы. Чтобы маменька, не дай боги, права не оказалась.
Госпожа Эдора прыснула в кулак, и сын, хоть в середине разговора изволивший повернуться к ней лицом, взглянул осуждающе. Она покачала головой и величественно вышла из домашней мастерской Макса. Сопровождаемая стуком трости, госпожа Эдора шла по своему дому и думала о том, что сын, кажется, подобрал супругу себе под стать. А еще о том, что дети — такие дети…
Сколько бы лет им ни было.
