Афия вернулась в палатку спустя несколько часов, незадолго до полуночи. Джибран сидел, закинув ноги на стол сестры, и бесстыдно заигрывал сразу с обеими – с Лайей и Иззи. Когда Афия вошла, он тотчас подскочил, точно солдат, опасавшийся получить выволочку от вышестоящего офицера.

Афия осмотрела Лайю и Иззи, которые успели помыться и переодеться в традиционные платья из зеленой струящейся ткани. Они сидели рядышком в углу и перешептывались. Иззи положила светловолосую голову на плечо Лайи. Она уже сняла повязку с глаза, все еще красного после песчаной бури, и моргала с большой осторожностью. Мы с Кинаном надели темные штаны и жилеты с капюшонами, какие носят кочевники. Афия одобрительно кивнула.

– По крайней мере, вы больше не выглядите… и не пахнете, как варвары. Вас накормили? Напоили?

– Нам дали всё, что нужно. Спасибо, – ответил я. За исключением, конечно, того, что нам нужно больше всего – а именно, заверений, что она не сдаст нас меченосцам. Ты ее гость, Элиас. Не раздражай ее. – Ну, – поправился я. – Почти всё.

Лицо Афии озарила улыбка, ослепительная, словно солнце, сверкнувшее на дешевой позолоте повозки кочевников.

– Я окажу тебе услугу, Элиас Витуриус, – провозгласила она. – Я лично сопровожу тебя и твоих товарищей из Нура в Кауф до того, как выпадет снег, а там помогу вам вызволить из тюрьмы брата Лайи Дарина так, как ты потребуешь.

Я смотрел на нее настороженно.

– Но…

– Но… – Афия сурово поджала губы, – я не возложу это бремя на одних лишь моих людей. Входи, – позвала она на садэйском. Полог откинулся, и в палатку вошла смуглая, полная женщина с круглым лицом, черными глазами и длинными ресницами.

Она пропела:

– Мы попрощались, но это неправда, потому что когда я повторяю твое имя…

Я прекрасно знал эту песню. Она напевала ее, когда я, мальчишкой, не мог уснуть.

– …Ты рядом в моих воспоминаниях, – продолжил я, – до тех пор, пока не увижу тебя вновь.

Женщина неуверенно раскрыла объятья.

– Ильяас, – прошептала она. – Сынок. Как же давно мы не виделись.

Первые шесть лет моей жизни после того, как Керис Витуриа подкинула меня в палатку мамы Рилы, сказительница растила меня как родного сына. Моя приемная мать выглядела точно так же, как и в последнюю нашу встречу, шесть с половиной лет назад, когда я был пятикурсником. Хоть она была и ниже меня ростом, ее объятья окутали, словно теплое одеяло. И я как будто снова стал ребенком, утонув в надежных руках сказительницы.

И тут я понял, что означает ее присутствие. И что сделала Афия. Я выпустил маму и двинулся к кочевнице, самодовольство на ее лице всколыхнуло во мне гнев.

– Как посмела ты вовлечь в это племя Саиф?

– Как посмел ты подвергнуть опасности племя Нур, навязав мне это одолжение?

– Ты занимаешься контрабандой. Ты могла бы отвезти нас на север, не подвергнув свое племя опасности. Если бы проявила осторожность.

– Ты – беглец. Если меченосцы узнают, что мое племя помогает тебе, они его уничтожат. – Афия перестала улыбаться, напомнив, что она – безжалостный вождь, стремительно приведший захиревшее племя к славе, и, кроме того, проницательная женщина, которая смогла узнать меня на Лунном Фестивале. – Ты поставил меня в тупик, Элиас Витуриус. Я окажу тебе услугу. Но если помочь вам добраться до севера я, возможно, еще смогу, то вывезти вас из города, оцепленного меченосцами, – выше моих сил. Сказительница Рила предложила свою помощь.

Еще бы она не предложила! Мама сделала бы для меня что угодно, узнай она, что я нуждаюсь в помощи.

Но мне не хотелось, чтобы из-за меня снова пострадали люди, которые мне дороги. Я приблизился вплотную к Афии. Взглянул в ее темные, стальные глаза, чувствуя, как от гнева у меня пылает лицо. Мама взяла меня за руку, и я сделал шаг назад.

– Племя Саиф не будет нам помогать, – я обратился к маме, – потому что это глупо и опасно.

– Афия-джан, – мама употребила садэйское ласковое обращение, – мне бы хотелось поговорить с сыном наедине. Почему бы вам не подготовить остальных гостей?

В знак уважения Афия ответила маме полупоклоном – во всяком случае, она знала, какое положение занимала мама среди соплеменников, – затем повернулась к Джибрану, Иззи, Лайе и Кинану и жестом предложила выйти из палатки. Перед тем как последовать за Афией, Лайя, нахмурившись, оглянулась на меня. Я обернулся к маме и увидел, что она смотрела на Лайю и улыбалась.

– Хорошие бедра, – отметила мама. – У тебя будет много детей. Но сможет ли она заставить тебя смеяться? – Мама повела бровями. – Я знаю много девушек в племени, которые…

– Мама, – я тотчас распознал попытку отвлечь меня, – ты не должна здесь находиться. Тебе надо вернуться в свой лагерь как можно скорее. За тобой следили? Если…

– Ш-ш-ш! – Мама подняла руку в успокаивающем жесте, затем села на один из диванов Афии и похлопала по сиденью рядом с собой. Я не стал садиться, и ее ноздри затрепетали. – Пусть ты вырос и возмужал, Ильяас, но ты все еще мой сын, и когда я велю тебе сесть, садись.

– Небеса, мальчик, – она сжала мою руку, когда я подчинился. – Что ты ешь? Траву? – Она покачала головой и заговорила серьезно: – Что случилось с тобой в Серре в последние недели, моя любовь? То, что я слышала…

Я запрятал Испытания в самый дальний уголок своей памяти. Я не говорил о них с тех пор, как провел ночь с Лайей в моей комнате в Блэклифе.

– Неважно… – начал я.

– Это изменило тебя, Ильяас. Это важно.

Ее круглое лицо светилось любовью. Оно бы исказилось от ужаса, узнай мама Рила, что я делал. Ни один меченосец не смог бы ранить ее сильнее.

– Всегда так боишься темноты внутри себя! – Мама взяла мои руки. – Неужели ты не понимаешь? Пока сражаешься с темнотой, находишься среди света.

«Все не так просто, – хотелось мне крикнуть. – Я не тот мальчик, каким был. Я стал кем-то другим. Тем, от кого ты отвернешься».

– Думаешь, я не знаю, чему они учат вас в той школе? – спросила мама. – Ты, должно быть, считаешь меня дурой. Расскажи мне. Сними с души тяжесть.

– Я не хочу делать тебе больно. Не хочу, чтобы еще кто-то страдал из-за меня.

– Дети рождаются для того, чтобы разбивать сердца своим матерям, мой мальчик. Расскажи мне.

Разум приказывал мне молчать, но сердце молило послушать ее. В конце концов, она сама просила. Она хотела знать. И я хотел рассказать. Хотел, чтобы она знала, кто я.

Поэтому я начал говорить.

Когда я закончил, мама сидела притихшая. Единственное, что я упустил, это каким именно ядом отравила меня Комендант.

– Какой же дурой я была, – прошептала мама, – когда думала, что раз твоя мать бросила тебя умирать, то ты освобожден от зла меченосцев.

Но моя мать не бросила меня умирать, так ведь? Комендант призналась мне накануне казни: она не оставила меня на съедение стервятникам. Керис Витуриа, родив, подержала меня на руках, накормила и лишь затем отнесла в палатку мамы. Это был ее последний, ее единственный добрый поступок по отношению ко мне. Я чуть не сказал об этом маме, но увидел в ее лице печаль и промолчал. В любом случае это не имело значения.

– Ох, мой мальчик, – вздохнула мама. Наверняка я добавил ей седин. – Мой Элиас…

– Ильяас, – поправил я. – Для тебя я Ильяас.

Она покачала головой.

– Ильяас – это мальчик, каким ты был, – сказала она. – Элиас – это мужчина, каким ты стал. Скажи мне: почему ты должен помогать этой девушке? Почему бы не позволить ей идти с тем повстанцем? А ты бы остался здесь, со своей семьей? Думаешь, мы не сможем защитить тебя от меченосцев? Никто из нашего племени не посмеет предать тебя. Ты – мой сын, а твой дядя – жрец.

– Ты слышала о книжнике, который может выковать серранскую сталь?

Мама осторожно кивнула.

– Эти слухи – правда, – сказал я. – Этот книжник и есть брат Лайи. Если я смогу вызволить его из Кауфа, только представь, что это будет значить для книжников, для маринцев, для кочевников. Вы смогли бы наконец бороться с Империей…

Полог палатки откинулся, вошла Афия, а следом – Лайя, низко надвинув капюшон.

– Простите меня, сказительница, – промолвила Афия. – Но пора уходить. Кто-то сообщил меченосцам, что вы пришли в лагерь, и они хотят поговорить с вами. Они, скорее всего, перехватят вас у ворот. Я не знаю…

– Они зададут вопросы и отпустят. – Мама Рила встала, расправила одежду и гордо вскинула голову. – Меня не задержат, я не позволю.

Она подошла к Афии, остановившись всего в нескольких дюймах от нее. Афия слегка покачнулась на каблуках.

– Афия Ара-Нур, – произнесла мама тихо. – Ты сдержишь свою клятву. Племя Саиф обещает выполнить свою часть, помогая тебе. Но если ты сдашь моего сына за награду или же кто-нибудь из твоих людей это сделает, мы сочтем это объявлением войны. Мы проклянем ваш род на семь поколений.

У Афии расширились глаза, настолько серьезной была угроза, но в ответ она всего лишь кивнула. Мама повернулась ко мне, приподнялась на цыпочки и поцеловала в лоб. Увижу ли я ее снова? Почувствую ли тепло рук? Найду ли утешение, которого не заслужил, в ее всепрощающих глазах? Да!

Хотя не с кем мне будет ждать встречи, если, пытаясь спасти меня, она навлечет на себя гнев меченосцев.

– Не делай этого, мама, – попросил я ее. – Что бы вы ни планировали, не делай. Подумай о Шэне, о племени Саиф. Ты – их сказительница. Они не могут потерять тебя. Я не хочу этого, понимаешь? Я не…

– Ты прожил с нами шесть лет, Элиас, – сказала мама. – Мы играли с тобой, держали на руках, видели твои первые шаги, слышали первые слова. Мы любили тебя. А потом они отобрали тебя у нас. Заставили страдать. Заставили убивать. Мне неважно, чья в тебе кровь. Ты был мальчиком нашего племени, и тебя у нас отобрали. А мы никак этому не помешали. Племя Саиф должно сделать это. Я должна это сделать. Я четырнадцать лет ждала этого. Ни ты, ни кто-то другой не отнимет у меня этого права.

Мама вышла, и Афия кивком указала в глубь палатки.

– Пошли, – велела она. – И спрячьте свои лица, даже от моего племени. Только мама Рила, Джибран и я знаем, кто вы. И больше никто знать не должен, пока мы не выберемся из города. Вы с Лайей останетесь со мной, а Кинана и Иззи уже увел Джибран.

– Куда? – спросил я. – Куда мы идем?

– К помосту сказителей, Витуриус. – Афия изогнула бровь, смерив меня взглядом. – Сказительница собирается спасти тебя, рассказав свою историю.