Город Нур напоминал чертову пороховую бочку, а каждый солдат, отправленный мной патрулировать улицу, – заряд, готовый вот-вот воспламениться.

Несмотря на угрозу публичной порки и понижения ранга, на их счету уже с десяток стычек с кочевниками. И, несомненно, будет еще больше.

Возмущение кочевников по поводу присутствия на ярмарке меченосцев просто смехотворно. Когда они боролись на побережье с пиратскими фрегатами варваров, то были весьма рады получить поддержку Империи. Но стоило нам войти в город кочевников, чтобы найти преступников, они так ощетинились, будто мы выпустили на них орду джиннов.

Я мерила шагами балкон на крыше гарнизона меченосцев, расположенного в западной части города, поглядывая вниз на переполненный рынок. Элиас, черт возьми, мог быть где угодно.

Если он вообще здесь.

Сама возможность, что я ошиблась, что Элиас сумел проскользнуть на юг, пока я теряла время в Нуре, приносила странное облегчение. Если Элиаса здесь нет, я не смогу поймать его и убить.

Однако с тех пор, как мы прибыли в гарнизон у разлома Ателла, все пошло наперекосяк. Людей на заставе не хватало. Мне пришлось стягивать резервы с ближайших охранных постов, чтобы собрать достаточно сил для патрулирования Нура.

По приезде в оазис я обнаружила, что солдат и здесь катастрофически не хватает. При этом никто не знал, куда их отправили.

В общей сложности у меня набралось около тысячи человек, в основном наемники, и десяток масок, но этого было мало, чтобы обыскать стотысячный город. Все, что я могла сделать, это оцепить оазис так, чтобы ни одна повозка не могла проехать без обыска.

– Кровавый Сорокопут, – на лестнице, ведущей в гарнизон, появилась светловолосая голова Фариса, – мы взяли ее, она в камере.

Я подавила страх, спускаясь вместе с Фарисом по узкому пролету в подземелье. Когда мы в последний раз виделись с мамой Рилой, я была долговязой четырнадцатилетней девчонкой и еще не носила маску. Вместе с Элиасом я прожила две недели в племени Саиф, когда мы возвращались обратно в Блэклиф после пятого курса. И хотя я, как и все пятикурсники, шпионила для меченосцев, мама Рила всегда обращалась со мной по-доброму. И вот теперь я собираюсь отплатить ей допросом.

– Она пришла в лагерь Нура три часа назад, – сообщил Фарис. – Декс схватил ее на выходе. Пятикурсник, приставленный следить за ней, доложил, что она посетила за сегодня десять племен.

– Дай мне сведения об этих племенах, – приказала я Фарису. – Размеры, союзы, торговые маршруты – всё.

– Харпер сейчас разговаривает со шпионом-пятикурсником.

Харпер. Мне стало любопытно, что бы Элиас сделал с Северянином. Я представила, как он говорит: «Жуткий, точно девять кругов ада». Он тоже неразговорчивый. Я слышала в мыслях голос моего друга – его знакомый баритон, который будоражил и успокаивал меня одновременно. Оказаться бы здесь с тем Элиасом, охотясь на какого-нибудь шпиона-маринца или убийцу-варвара.

«Его зовут Витуриус, – напомнила я себе в тысячный раз. – И он – предатель».

В подземелье спиной к камере стоял Декс, стиснув челюсть. Поскольку Декс тоже жил с племенем Саиф, будучи пятикурсником, я была удивлена, что он так напряжен.

– Осторожнее с ней, – промолвил он еле слышно. – Она что-то замышляет.

Мама Рила сидела на жесткой койке, единственной в камере, словно на троне – спина прямая, подбородок вздернут. Длинные пальцы поддерживали над полом подол платья. Когда я вошла, она поднялась.

– Элен, любовь моя…

– Вы должны обращаться к командиру «Кровавый Сорокопут», сказительница, – сказал Декс тихо, красноречиво посмотрев на меня.

– Сказительница, – начала я, – вы знаете, где Элиас Витуриус?

Она осмотрела меня с ног до головы, не скрывая разочарования. Эта женщина дала мне травы, замедляющие цикл, чтобы хоть как-то облегчить жизнь в Блэклифе, потому что в такие дни она превращалась в сущий ад. Эта женщина пообещала, без намека на иронию, что в тот день, когда я выйду замуж, она заколет сотню коз в мою честь и сочинит про меня историю.

– Я слышала, что вы охотитесь на него, – ответила она. – И видела вашего шпиона, ребенка. Но я не верила.

– Ответьте на вопрос.

– Как ты можешь охотиться на мальчика, который был твоим лучшим другом всего несколько недель назад? Он твой друг, Эл… Кровавый Сорокопут. Твой защитник и брат.

– Он беглец и преступник. – Я завела руки за спину и сплела пальцы вместе, вращая кольцо Кровавого Сорокопута. – И он должен предстать перед правосудием, как и остальные преступники. Вы его прячете?

– Я – нет.

Я смотрела на нее в упор, не отводя взгляда, ноздри ее затрепетали, и она с раздражением вздохнула.

– Ты брала соль и воду с моего стола, Кровавый Сорокопут. – Руки ее, сжимавшие край койки, были напряжены. – Я бы не оскорбила тебя ложью.

– Но вы бы скрыли правду. Вот в чем разница.

– Даже если бы я прятала его, что бы вы сделали? Воевали бы со всем племенем Саиф? Вам бы пришлось убить всех до единого.

– Один человек не стоит целого племени.

– Но он стоит Империи? – Мама наклонилась вперед, косы упали на ее лицо. Темные глаза сверкали гневом. – Он стоит твоей свободы?

Как, черт возьми, ты узнала, что я променяла свою свободу на жизнь Элиаса? Эти слова чуть не сорвались с моих губ, но выучка заставила меня сдержаться. Слабый пытается заполнить тишину, а хорошо обученный маска использует ее в своих целях. Я скрестила руки, ожидая, что еще она скажет.

– Ты от многого отказалась ради Элиаса. – Мама Рила встала. Хоть и ниже меня на несколько дюймов, она как будто возвышалась над нами в своем гневе. – Почему бы мне не отказаться от жизни ради него? Он мой сын. На что ты можешь пожаловаться?

Но это не имело значения. Потому что в гневе мама Рила дала то, что мне надо. Откуда она могла знать, от чего я отказалась ради Элиаса? Даже если она слышала об Испытаниях, то все равно не могла знать, чем я пожертвовала ради него.

Если только он ей не рассказал.

И это означало, что они встречались.

– Декс, проводи ее наверх. – За спиной мамы Рилы я подала знак: «Следи за ней». Он кивнул и повел ее из камеры. Я вышла за ним и наткнулась на Харпера и Фариса, ждущих меня в гарнизонной казарме Черной Гвардии.

– Это был не допрос, – прорычал Фарис. – Это было чаепитие какое-то. Что, черт возьми, ты могла выудить?

– Ты должен был пойти с пятикурсниками, Фарис, а не подслушивать.

– Тлетворное влияние Харпера. – Фарис кивнул на своего спутника. Тот пожал плечами в ответ на мой свирепый взгляд.

– Элиас здесь, – сообщила я. – Мама Рила кое о чем проговорилась.

– Ее замечание насчет вашей свободы, – пробормотал Харпер.

Его утверждение расстроило меня. Мне смертельно не нравилось, что он постоянно все угадывает.

– Ярмарка почти закончилась. С рассветом племена начнут уезжать из города. Если племя Саиф собирается его вывезти, они это и сделают. Он вынужден попытаться уехать отсюда. При такой высокой награде за его голову слишком велик риск, что его заметят, если он останется.

В дверь постучали, и Фарис впустил пятикурсника, нарядившегося кочевником. На коже мальчика остались пятна песка.

– Пятикурсник Мелиус, сэр. – Он бойко отдал честь. – Меня прислал лейтенант Декс Атриус, Кровавый Сорокопут. Сказительница, которую вы допрашивали, направляется к помосту сказителей в восточной части города. Остальные кочевники племени Саиф тоже идут туда. Лейтенант Атриус передал, что нужно прийти быстро и привести подкрепление.

– Прощальная история. – Фарис снял со стены мои мечи и протянул мне. – Это последнее событие перед тем, как племена разъедутся.

– Туда пойдут тысячи, – добавил Харпер. – Хорошее место, чтобы спрятать беглеца.

– Фарис, укрепи оцепление. – Мы покинули гарнизон и вышли на улицу. – Отправь все отряды на патрулирование. Никто не должен уехать из Нура, не пройдя пропускной пункт меченосцев. Харпер – со мной.

Мы отправились в восточную часть города, следуя за толпой, стекающейся к помосту сказителей. Наше появление было тотчас замечено, только теперь кочевники воспринимали нас отнюдь не с той неохотной терпимостью, к которой я уже привыкла. Пока мы проходили, я услышала немало оскорблений. Мы обменялись взглядами с Харпером, и он стал подавать сигналы отрядам наемников, которые попадались нам на пути. В конце концов за нами собралось два десятка отрядов.

– Скажите, Кровавый Сорокопут, – обратился ко мне Харпер, когда мы оказались рядом с помостом. – Вы и вправду думаете, что сможете взять его?

– Я сотню раз побеждала Витуриуса в сражении…

– Я не имею в виду – победить его. Я имею в виду другое: когда этот момент настанет, сможете ли вы заковать его в цепи и отвезти Императору, зная, что за этим последует?

Нет, черт возьми, нет. Я спрашивала себя то же самое сотню раз: «Правильно ли я поступлю по отношению к Империи? Правильно ли поступлю по отношению к своему народу?» Я не могла запретить Харперу задавать мне вопросы, и в ответ почти прорычала:

– Думаю, мы это выясним, не так ли?

Помост сказителей находился на дне глубокой чаши, светящейся огнями сотен масляных ламп. Вокруг располагались террасы. Проход шел сразу за сценой и выходил к огромной стоянке, забитой повозками тех, кто собирался уехать сразу после прощальной истории. Воздух звенел от ожидания. Охваченная неясным предчувствием, я сжала меч так, что костяшки побелели. Что происходит?

К тому времени, как мы пришли с Харпером, тысячи людей заполнили ряды. Я сразу поняла, почему Декс просил подкрепление. Из чаши было больше десяти выходов, через которые кочевники могли свободно войти и выйти. Я отправила наемников, которых мы собрали по пути, к каждому входу. Спустя минуту меня нашел Декс. Пот ручьем струился по его лицу.

– Мама Рила что-то замышляет, – сказал он. – Тут все племена, с которыми она встречалась. Наемники, которых я привел, уже угодили в десятки стычек.

– Кровавый Сорокопут, смотрите… – Харпер указал на помост, окруженный полусотней вооруженными до зубов людьми племени Саиф.

Воины Саифа расступились, давая дорогу гордо идущей женщине. Мама Рила. Она взошла на помост, и в толпе успокаивающе зашикали друг на друга. Мама подняла руки, и шепотки тут же смолкли. Даже дети не издавали ни звука. Стало так тихо, что я даже слышала, как ветер дует в пустыне.

При Коменданте наступало такое же молчание. Но мама Рила добивалась тишины уважением, а не страхом.

– Добро пожаловать, братья и сестры. – Ее голос пронесся эхом до самых верхних террас. Я молча поблагодарила центуриона, что шесть лет обучал нас садэйскому в Блэклифе. Сказительница оглянулась на пустыню, окутанную ночною тьмой.

– Скоро взойдет солнце, настанет новый день, и нам придется попрощаться друг с другом. Но я хочу поведать вам историю, чтобы вы взяли ее с собой, когда отправитесь в путь. Историю, которая хранилась в секрете. Историю, частью которой станете все вы. Историю, которая все еще не закончилась. Позвольте мне рассказать об Ильяасе Ан-Саифе, моем сыне, которого украли из племени Саиф ужасные меченосцы.

На меня, Харпера и Декса сразу обратили внимание. Как и на меченосцев, что стояли на страже у выходов. Шипение и вой изверглись из толпы. Некоторые наемники попытались достать оружие, но Декс сделал знак остановиться. Три маски и два отряда наемников против двадцати тысяч кочевников – это не сражение. Это смертный приговор.

– Что она делает? – тихо спросил Декс. – Зачем ей рассказывать историю Элиаса?

– Он был тихий мальчик с серыми глазами, – продолжала мама Рила на садэйском, – которого развратная мать оставила умирать в знойной пустыне. Что за жестокость – бросить такого красивого и сильного ребенка на верную смерть. Я назвала мальчика своим, братья и сестры, и очень горжусь этим, потому что судьба подарила его мне, когда он был больше всего нужен, когда моя душа искала смысл жизни и не находила. В глазах ребенка я нашла успокоение, в его смехе нашла радость. Но этому не суждено было длиться долго.

Я видела, как магия сказительницы действует на толпу. Она рассказывала о ребенке, которого любили в племени, ребенке, которого все считали своим, как будто то, что в Элиасе течет кровь меченосцев, ничего не значило. Она рассказывала о его детстве и о той ночи, когда Элиаса забрали.

На какой-то миг я тоже поддалась ее чарам. Но когда она заговорила об Испытаниях, мое любопытство сменилось тревогой. Она рассказала о Пророках и их предсказаниях. Рассказала о насилии, которому Империя подвергла Элиаса. Толпа слушала. Их эмоции вскипали и затихали вместе с чувствами мамы Рилы – шок, жалость, отвращение, страх.

Ярость.

Только тогда я поняла, что делает мама Рила.

Она поднимает бунт.