Глава 9
Этим местом оказался не слишком большой котлован, не шире обычного озерка в городском парке. На меня издали пахнуло теплом, а когда подъехали ближе, я с изумлением понял, что красноватый цвет воды вовсе не от красного неба, озеро заполнено расплавленной магмой, застывшие корочки прибило к берегу, а поверхность озера ровная и чистая, как у расплавленного металла, что не создает волн по пустякам.
Конские копыта застучали сухо и тревожно по выжженной земле, так на десятки ярдов вокруг озера.
– Давно это? – спросил я.
– Всегда, – ответил Арровсмит. – Деды рассказывают, что, когда деды их дедов были в колыбели, все было уже таким.
Из огненного озера выполз на красно-багровый берег оранжевый ящер, почти размером с Яшку, чем-то на него похожий, явно такой же дурной щенок, быстро поскакал прочь, но тело начало меняться от слепящего белого до оранжевого, желтого, а когда стало красным, движения странного существа замедлились, в них появилась, я бы сказал, некая неуверенность.
Он остановился на миг, сообразив, что не туда забежал, повернулся и попытался ринуться обратно, но тело уже не бежит, а едва двигается, наконец замерло, передняя лапка осталась жалобно протянутой вперед.
Мне показалось, что в середине озера взметнулось нечто огромное, ревнуло и ринулось к берегу, туда набежала раскаленная волна магмы и расплавленного металла.
Снова донесся грозный и тоскливый рев, но огромное чудовище, возможно, нерадивая мать, быстро скрылось в красном озере.
Арровсмит сказал с сердцем:
– Ну вот еще одного захватят издали веревками с крюками и увезут на продажу!.. А тут прибавится дураков, будут ждать… хотя такое случается раз в три года.
Я тоже сказал с досадой:
– Вот бы чем нам всем заниматься!.. Смотреть, изучать… А мы вместо этого убиваем друг друга.
Он смолчал, не поняв, и так ехали до самого холма, что даже издали показался мне вполне удобным, солидным и старым, с каждым миллионом лет все больше оседающим в землю.
Весь в густой траве по пояс, что так удобно, богатый кустарник, а на вершине с десяток могучих дубов, на просторе пошли не столько вверх, как вширь, захватывая побольше солнца.
Место удобное для укрытия, можно даже залезть на дерево, но с современными снайперскими по деревьям не полазишь, да и прицельной стрельбы не получится.
Вообще-то что-то туплю, я же не собираюсь затевать дуэль со снайпером на той стороне!
Все послушно придержали коней, когда я натянул повод у подножия холма.
Арровсмит спросил быстро:
– Ваше глердство?
Я соскочил на землю, а когда потянулся за огромным мешком позади седла, Арровсмит сказал торопливо:
– Мы занесем вам наверх хоть самого коня, ваше глердство!
Я ответил отечески строго:
– Ждите здесь, и я вернусь… Можете спешиться, перекусить, но не пьянствовать!.. Коней не расседлывать, задержимся здесь ненадолго. Коням вина тоже не давать!
Он все же проследил взглядом, как я с усилием вскинул мешок на спину, сделал робкий шажок.
– Тогда хотя бы этот мешок…
– Руки оторвет, – предупредил я. – Нужно иметь степень допуска, знаешь какую?.. Обалдеть!
Он отпрянул.
– Простите, глерд Улучшатель.
– Да мне ничего, – заверил я, – это тебе оторвет, не мне. Лучше на обратном пути понесешь, когда уже не будешь нужен.
Он блекло улыбнулся.
– Добрый вы, глерд Улучшатель… Даже представить страшно, что наулучшаете.
– Будущее всегда страшит, – заверил я. – Так сказал великий Улучшатель древности Тоффлер.
– Вот-вот…
– Но привыкаем, – добавил я, – а когда привыкнем и обживемся, даже удивляемся, как это жили без такого щастя?.. Вон к тем деревьям, там тень гуще… Но не наверх, пусть кони отдохнут, а вас не жалко…
Они молча провожали меня взглядами, пока я с усилием поднимался с тяжелым мешком на спине, затем высокие и густые ветви кустарника разгородили нас.
Когда мешок на спине, холм показался таким же высоким, как Эверест, а я точно не шерп, потому когда вскарабкался на вершинку, упал между двух картинно изогнутых стволов могучих дубов и долго отдувался, приводя дыхание и удары сердца к норме, которую вообще-то до сих пор не знаю.
До лагеря уламров отсюда меньше мили, много меньше, выстроен по всем правилам военного искусства: со рвом, валом и защитным частоколом. Нападающие понесут большой урон еще на подступах, хотя, конечно, никто на лагерь уламров нападать и не думает, это они напали, они наступают…
– Но сдачи дадим, – пробормотал я. – Хоть немножко… Осы не убивают, но…
Покряхтев, я начал устраиваться, что значит сперва заботливо расстелил одеялко, выбрав место, чтобы ни одна веточка не заслоняла, вот теперь их лагерь весь как на ладони.
Винтовку разложил и установил в позицию, нет никакой дрожи, волнения или чего-то еще там. Да и с чего бы, с детства по книгам и фильмам знаем, на войне никто никого не убивает, там вообще нет убийств, а всего лишь уничтожение живой силы противника, что вовсе не люди, а так, темная сила, что пришла вредить, жечь и убивать.
Отсюда, с вершины холма, могу достать любого на ближней ко мне половине лагеря, даже всех, если, конечно, заставить их не двигаться. Дальше дистанция великовата, но прекрасно вижу через оптический прицел лица часовых с этой стороны лагеря и мелких командиров, что выходят за линию ограждения и всматриваются в нашу сторону.
Коронованных особ не бьем, напомнил я себе, это неприлично. Но отважных баранов, что ведут стадо на бойню, сам Бог велел. Стадо тоже бьем, но в последнюю очередь. Обычно без вожаков это просто аморфная масса, глупая и неопасная, хоть и агрессивная.
Правда, насчет неубивания Антриаса не уверен, это не восточный деспот, которого носят рабы на раззолоченных носилках, а энергичный воин, в таких же доспехах, как и большинство военачальников, даже мелких, свита за ним не таскается, разве что один-два порученца.
Так что нечаянно могу уложить и Антриаса…
К тому же нет мерехлюндий на тот счет, хорошо или нет, честно или нечестно использовать такое оружие, как дальнобойная винтовка ужасающей мощи против людей, вооруженных одними мечами.
Остались бы дома, кто бы выстрелил в их сторону, но они уже убивают гражданских, насилуют их жен и дочерей, забирают скот, топчут посевы и жгут дома, так что не надо насчет неправомерного применения силы.
Сила неправомерной бывает только при нападении, а защищающийся вправе применять любое оружие, как вон крестьяне Льва Толстого отбросили, по его словам, шпаги и дубасили французов Наполеона дубинами, пока не превратили тех в кровавую кашу.
Я устроился поудобнее, расставив ноги пошире для упора, поймал в прицел лицо командира выдвинутого далеко вперед отряда часовых, красивый молодой парень с глупо мужественным лицом, покрикивает, отдает приказы, наслаждаясь своей властью…
Медленно опустил красную точку прицела с лица на грудь и легонько нажал на курок.
Пуля еще ввинчивается в воздух, секунд шесть-семь пройдет, пока ударит в цель, за это время я перевел прицел чуть левее, там такая же сила, живая неодушевленная, и дважды нажал на курок.
Вот теперь нужно стрелять побыстрее, пока паника не распространилась хотя бы на эту часть лагеря. В двигающуюся цель вообще не попасть, разве что мчится прямо на тебя, но таких нет, я торопливо стрелял в тех, кто все еще сидит и прислушивается к крикам, стрелял в часовых на воротах…
После десятого выстрела плечо ныло все заметнее, еще не отошло от беспрестанной стрельбы по корабликам Гарна с десантом, а потом и по самому причалу Кербера плюс королевский дворец.
Я попытался примостить подкладку потолще, но это нужно целую подушку, прицел сбивается, хотя особой точности на таком расстоянии и не нужно.
К тому же убивать не обязательно, достаточно просто попасть, даже в руку или ногу, все равно уже не воин… Более того, раненые – дополнительная нагрузка на обоз и провиант, отвлекают внимание, ресурсы, так что еще рациональнее обеспечить Антриаса ранеными, это и гуманно, и технически бесчеловечно, и милосердно, неприлично расчетливо.
Когда плечо совсем уж разнылось, я сменил патроны на бронебойно-зажигательные, и несколько раз выстрелил по самым величественным шатрам, а затем постарался достать телеги с грузом.
Огонь вспыхнул быстро и жарко сразу в десятке мест, прекрасно, жаль любоваться нельзя: деревянные ворота лагеря распахнулись, на большой скорости выметнулся отряд конных и понесся в мою сторону.
– Проклятье, – процедил я зло, – не только отважные дурни, но и соображают…
Быстро разобрав винтовку, я сунул ее в мешок и бегом понесся по склону, часто падал на спину и съезжал пару сотен шагов на спине, снова поднимался и снова падал…
Внизу заметили, Арровсмит бросился навстречу. На этот раз я сам сунул ему в руки мешок.
– Все по коням!.. Сюда скачут уламры!.. Надо уходить… Наша разведка задание выполнила.
– Сколько их? – крикнул Арровсмит.
Остальные быстро прыгали в седла, выехали вперед, защищая Улучшателя.
– Десятка два, – ответил я.
Он спросил быстро:
– Как и в той деревне?
Я понял, кивнул.
– Да. Если готовы, повторим.
– Без всяких сажаний на кол?
– Ну да, – ответил я. – Это же не мародеры, а всего лишь безликая живая сила противника.
Он промолчал, все понятно, на кол сажают с удовольствием, это же столько труда, а живую силу противника убивают… даже не убивают, а уменьшают, в силу простой необходимости, при которой ни радости, ни злости, как при любой обыденной работе.
Один из выдвинувшихся далеко вперед прокричал:
– Двадцать человек!
– У меня хороший глазомер, – пробормотал я и пустил коня вперед. – Вот что, ребята… сказал бы, чтобы прикрыли мне задницу, но та прикрыта седлом и конской спиной, так что поглядывайте, чтобы в спину кто не ударил…
Договорить не успел, впереди начал разрастаться конский топот, через пару секунд из-за поворота на храпящих конях выметнулись разгоряченные уламры.
Пистолеты уже в моих ладонях, выстрелы грохнули разом, я стрелял и стрелял, кто-то в самом деле постарался обойти меня с фланга, хотя там кустарник и деревья, я сцепил зубы и стрелял, стрелял, стрелял, наконец увидел, как Арровсмит с поднятым мечом устремился в погоню за убегающими, за ним еще трое, а возле меня остался только один, из самых немолодых и бывалых.
– Только двое уцелели, – сообщил он мне успокаивающе. – Но у нашего старшего хороший конь, догонит… Хорошо быть Улучшателем, как погляжу…
Я демонстративно швырнул оба пистолета в кусты.
– Плохо. Улучшатель не должен убивать…
Он спросил туповато:
– Разве мир не становится лучше, когда убиваешь… вот таких?
– Становится, – согласился я, – но Улучшатель может делать больше, чем вот так драться по-дурному. А раз может, то обязан!
Он покрутил головой, но по лицу видно, если и не понял, то ощутил, что да, я прав, лев мышей не давит, а если давит, то какой он лев?
Со стороны дороги, что ведет в сторону лагеря уламров, послышался приближающийся конский топот. Бывалый выехал вперед, прикрывая меня, но там показались Арровсмит и его люди.
На одном из коней покачивается уламр, ноги связаны под конским брюхом, а руки скручены за спиной.
Арровсмит сказал гордо:
– Одного удалось захватить живым!
Когда остановились, один из его людей соскочил на землю и быстро перехватил веревку на ногах пленного.
Он свалился кулем на землю, оттуда посмотрел снизу вверх вытаращенными глазами.
– Глерд! – вскрикнул он в ужасе. – Я простой воин!.. Мне приказали – я пошел…
– Ух ты, – сказал я пораженно, – в Уламрии всеобщая военная повинность?.. Всех мужчин насильно забирают в армию?
Он ответил, запинаясь:
– Нет…
– Ага, – сказал я, – до тотальной мобилизации еще не додумались, уламрийская армия вся из добровольцев… Как вообще любая армия любого королевства, куда ни глянь… В общем, я уже говорил, хоть и не тебе, что ты мог бы остаться пахать землю, но соблазнился свободой убивать и грабить, насиловать и жечь чужие дома, а награбленное называть трофеями…
Он смотрел непонимающими глазами, молодой дурак, такого легко перевоспитать и сделать нормальным членом общества, но некогда, нам всегда некогда, потому я со вздохом сожаления выстрелил ему в лоб.
Моя команда сопровождения слегка пришалела, на лицах недоумение и даже обида, все-таки старались, ловили, пленного привезли, только бывалый посмотрел на пистолет в моей руке, затем в сторону кустов, явно раздумывая, как тот сумел снова оказаться в моей руке.
Я улыбнулся скупо и, широко размахнувшись, забросил пистолет еще дальше. «Убитый мной парень, – мелькнула мысль, – убийца и мародер, но в Уламрии убивать и грабить нельзя, а здесь как бы можно, что соблазняет безнаказанностью очень-очень многих. Как таким объяснять насчет двойных стандартов, а еще втолковывать такие непонятные вещи, что в грабеже нет ни чести, ни доблести…»
Даже не посмотрев на плавающий в крови труп, я оглядел всех строго.
– Благодарю за службу!.. Соберите коней уламров, это ваши трофеи. Возьмите у дохлого противника все, что покажется нужным или ценным. И возвращаемся в наш лагерь!
Все сразу повеселели, развернули коней и мигом оказались на месте схватки, где птицами слетели с седел, ибо наступила самая сладостная пора после сражения: справедливый грабеж и справедливое мародерство.
