Сад моей бабушки
— Слава, ты гений, ты вообще талант! — как-то позвонил мне Суховерко. — Только ты!
— Что — я? Что — я?
Я даже испугался: что случилось?
— Ты должен выдать материал, как ты умеешь!
Оговорили тему. Писал с азартом, а местами — с упоением. Как и ожидал, статья была одобрена. Мой работодатель Суховерко пригласил меня в кафе «Три толстяка», а в Донецке это — о, это очень дорогое заведение. Я по-всегдашнему отнекивался, мне неловко вроде. А Суховерко — он напорист, молодец:
— Слава, какие разговоры, ты талант! — уговорил. — Ты заработал!
Ну, являюсь.
Он встречает. Весь в бабочке, что выдавало артистичную натуру, весь в духах. А я…
— О, Слава, ты гений, привет! Кушать будешь?
Ну, думаю, а для чего ж ты пригласил меня сюда? Уже вошли… А вслух — ох, моя деликатность! — замялся:
— Ну, не знаю…
А сам хочу — аж умираю, так хочу.
— Значит, будешь! — Суховерко. — Официант! — и он эффектно щелкнул пальцами.
Та подходит.
— Так, два «Сада моей бабушки»!
А я как не с того куста. Я от жизни умственно отсталый: что такое этот «Сад» — убей, не знаю. И:
— А что такое этот «Сад»? — ввернул.
— Тихо! — Суховерко зыркнул на меня. — Не позорь меня, деревня, это чай!
Записала, отошла.
— Официант!
Думаю: он вспомнил о еде!
Она вернулась…
Суховерко:
— Так, два «Сада» — и курицу!
— Две?
— Я ж сказал: одну!
Записала, отошла.
Бедный, бедный Суховерко! — я подумал, — ой, какой он! Видно, на две не хватило. Что ж, я с ним, конечно, поделюсь, что, безусловно, только скрепит отношения. Нет, недаром же поется: «Мы хлеба горбушку — и ту пополам»…
— Официант!
Я вздрогнул. Она возвратилась.
Суховерко ей:
— Спасибо!
Вот галантный!
Подают нам два чая и курицу. Когда она салфеткой приподняла… Под куполом крышки паровало человеческое счастье: в позе «Съешь меня!», растопырившись на блюде, лежала волшебная курица.
Суховерко картинным жестом предлагает мне «Сад». Я склоняюсь над чаем. А он…
А он накидывается на курицу, как насильник на жертву. И рвет ее руками на куски, губами и зубами потрошит. Да он маньяк, работодатель Суховерко!
Он пожирал ее с остервенением. Его бабочка съехала набок и уже смотрелась по-иному. Он грыз и между делом приговаривал:
— Слава, ты же гений, ты вообще!..
Я бросил «Сад» на полпути и, загипнотизированный, уже вовсю глядел на Суховерко.
Вдруг, отметая все условные приличия… Мне стало так смешно — невмоготу! И вот — после очередного «гения» — меня прорвало, и я прыснул «Садом» этой чертовой бабушки. Дальше — больше. Начинаю хохотать — и хохотать непозволительно. Я ж к нему не набивался, он же добровольно, он же сам.
А он не понимает, что к чему. И пристально работает над курицей, а я хлебаю чай, причем такой — еще совсем зеленый. Ну и вот.
Суховерко:
— Слава, ты чего? — сквозь курицу. — Чего ты?
— Та, — говорю, — вот вспомнил анекдот.
А, извините, что мне оставалось?
— А, — говорит, — анекдот. Какой, смешной?
Я:
— Да.
— Смешной?!
— Невероятно!
Он:
— Ах-ха-ах-ха-а-ха-хой! — и аж до слез. — Смешной? Смешной? — и ну просто подыхает: — Ах-ха-ха!
Он хохочет, но курицу не забывает, плотоядный. Что меня, конечно, подзадоривает. Я громче — и Суховерко громче и раскатистей. Он уже рыдает…
Всё, отсмеялся, вытер слезы. И обсасывая незамеченную косточку:
— Ой, — говорит, — уморил! Ну ты гений, гений чистой красоты!
А я ж ему ни анекдота, ничего.
А курица… В считаные минуты от нее, кроме горсточки отполированных костей… О блюдо, кто тебя усеял…
— Так, Слава, всё класс!
Дело сделано, и он энергично утерся.
Я запил, что он доел, промокнул салфеткой постный рот:
— Спасибо, было очень вкусно!
— Да не стоит, Слава, ты пиши, ты гений! А анекдот, между прочим, отменный.
Он или забыл? Или слушает только себя? Суховерко…
Я же удалился благодарный: спасибо, хоть за чай с меня ты, Суховерко, не слупил!
Еду в трамвае. Подходит вторично кондуктор. Я:
— Я, кажется, платил.
— Да нет, — смущенно говорит, — я не поэтому. Я вижу, вы всю дорогу так хорошо улыбаетесь. У вас что-то случилось?
— Слава богу, ничего.
— А чего ж тогда вы улыбаетесь?
Неравнодушная такая оказалась.
— Да вот, — делюсь, — меня хотели угостить, а в результате оказалось, только чаем.
Она недоуменно:
— И всё?
— И всё!
— И вот это вы мне всю дорогу улыбаетесь?!
Я вообще-то не ей, а в окно. Но какая разница! Она была права — Суховерко не стоил того.
И вновь я стал привычно озабоченным…
