Три остановки на трамвае (здесь его называют «троллей»), перейти мост — и вы попадаете из Сан-Диего в Тихуану. Мексиканскую столицу наркоторговли, убийств и, как выражались в милицейских докладах, «запроститученности». Поэтому, переходя границу, лучше напялить на самые глаза широкополую шляпу и наклеить лжемексиканские усы, оставшиеся с Хэллоуина.

Граница — это ржавый забор со скрипучей вертушкой. Никаких документов, обысков и допросов: «Что вы делали в ночь с 5 февраля по 3 марта 1994 года?» Я бы тогда сказал честно: хотел увидеть корриду. Такая была детская мечта. Но когда мы перебрались в Сан-Диего и Мексика оказалась под боком, глупо было мчаться туда. Это как в Москве с Третьяковкой — можно сходить в нее хоть сегодня. Или завтра. Или…

Наконец мы с дочкой, тогда еще старшеклассницей, махнули в Тихуану. В ту пору это был мирный приграничный городок, куда на уик-энд отправлялись тысячи американцев. Оторваться от политкорректности и затариться дешевыми местными лекарствами, сигаретами и текилой. А вначале сфотографироваться на фоне ослика, грубо разрисованного под зебру. Эти зеброзавры стояли на каждом углу: уна экзотика!

Но нас интересовала коррида. Увы, никто вокруг не знал этого слова! Я уже изображал все в лицах, насвистывал «Марш тореадора» — глухо. Когда же дочка спросила по-английски, где, мол, тут у вас буллфайтинг (bullfighting), то бишь бой быков, население оживилось. Половина Тихуаны готова была отвезти нас туда на архидешевом, всего двадцать долларов, такси, другая половина — продать сеньорам за какие-нибудь двадцать баксов превосходные подушки. Для нас, недавно приехавших из Москвы, как говорится, в чем были, эти вздутые цены были немыслимы. Поэтому мы, заранее разузнав, что сидеть на бетонных плитах арены неудобно, прихватили из дому рюкзак с подушками. Это был мой первый (и пока единственный) удачный международный бизнес…

Видно было, что быку не хочется ввязываться в драку. Но пестро наряженная шпана с длинными финками не дала ему ни единого шанса на спасение. Когда кровь хлынула в три ручья, весь стадион заорал, как после удачного гола. А мы, прихватив свои подушки, ушли с этого праздника потной отваги. И больше на корриду не ходили. Потом и ездить в Тихуану стало слишком опасно.

Что ни день, по телевизору показывали застреленных, повешенных, обезглавленных. В основном — жертвы разборок между наркокартелями, но гибли и полицейские, и прохожие. США дают Мексиканским Соединенным Штатам (таково официальное название страны) сотни миллионов долларов и новейшую технику. Это не просто соседская помощь, а и стремление перекрыть наркотрафик в Америку. На выезде из Тихуаны расставлены пограничные посты — ловят тех, кто вез наркотики, либо накурились, или напились там до чертиков. В Америке за продажу спиртного человеку моложе 21 года полагается огромный штраф. В Тихуане же нальют текилы хоть новорожденному, лишь бы заплатил.

Американцы боятся не только попасть под случайную пулю, но и стать жертвами участившихся покушений. С непривычки кашляя от сизого воздуха (сплошные выхлопные газы!), я всем своим видом даю понять местному криминальному миру: на выкуп больше, чем в полтора доллара, за меня рассчитывать нечего. Да и те в рассрочку. Как в старом анекдоте «пять старушек — рубль».

Местные власти всячески стараются вернуть туристов в Тихуану. Американским, например, предлагали двойную скидку в городских ресторанах. Мэр лично возил приезжих бизнесменов по улицам в своем лимузине и снимался с малышами. Организованно летали стаи колибри. Фонтаны били голубые, и розы красные цвели… Резкий отток гостей из Сан-Диего ударил не только по Тихуане, но и по самому мэру. Он владел ипподромом, сетью ресторанов — легче назвать, чем он не владел. Но в самый разгар рекламной кампании, смахивавшей на наши добрые старые затеи «100-летию Ильича — 100 ударных декад!», в Тихуане опять случилась перестрелка. Колибри спрятались, ушли валютчики…

Мексику не назовешь бедной страной. Первое место в мире по экспорту нефти, огромные запасы газа, серебра, железа. Куда ни ткни — папайя, авокадо, инжир, бананы… кончаю перечислять: слюнки текут. Плюс всякие Канкуны и Акапулько, где тела курортников, погруженные в отборную океанскую воду, вытесняют в мексиканский бюджет тонны денег. Кстати, в пересчете на доллар песо котируется вчетверо выше йены и в два с лишним раза выше рубля. Но тихуанцам от этого не легче.

Русскоязычная община Сан-Диего по мере сил поддерживает экономику Мексики. Спасаясь от бандитских цен американских дантистов, наши люди короткими перебежками ездят лечиться к тихуанским. Если уж пасть от шальной пули, то хотя бы с новыми коронками! Да и я приехал сюда не только погонять застоявшийся адреналин, а и накупить гостинцев грядущим именинникам. Конечно, их полно и в Сан-Диего. Но гораздо дороже. И расписных игрушек не сыщешь.

Правда, знакомый физик меня предупреждал, чтобы я ни в коем случае не покупал игрушки синих оттенков. Мол, они сделаны из глины с повышенной радиоактивностью. Но когда я увидел эту фиолетовую черепаху, которая лукаво косила на меня зелеными глазищами, то напрочь забыл про его советы. Подумаешь, счетчик Гейгера!

Но тут за мной увязались марьячос. Эти уличные певцы-гитаристы, на которых были — вы угадали! — сомбреро и черные штаны, отороченные маленькими электролампочками. Они пританцовывали, светясь, как рождественские елки. Марьячос непременно хотели спеть серенаду амиго интуристу. Черт, чем же я себя выдал?!

Терпеливо слушая их каррамбные напевы, я с грустью подумал о своей так и не состоявшейся вокальной карьере. Мой дар неожиданно прорезался в санитарном поезде, который ме-е-едленно вез нас из эвакуации в Одессу. Продуктовых карточек не было, все вещи мы давно уже распродали на станциях, а есть хотелось все сильнее. И однажды я, малолетний докторский отпрыск, не выговаривавший лучшую половину букв, пошел по вагонам с песнями. Я слышал их от раненых, которые лечились у отца в эвакогоспитале. Слов я не понимал, но мои слушатели в поезде плакали. Я всхлипывал вместе с ними. Очень уж хотелось сладкого. «Летят кусочки командира, — надрывался я, — их никому уж не собрать, зачем же мать его растила, страна послала воевать?!» Мне давали рафинад, обсыпанный махоркой, а в одном вагоне — даже урюк. Там ехали раненые узбеки. По-моему, они ничего не поняли из моей песни, но требовали исполнить ее на бис. Да хоть до утра! Займись я вовремя развитием своего вокала, сейчас, быть может, уже дослужился бы до старшего марьячос, носил бы на лампасах двухсотсвечовые лампочки. Эх, раззудись мой ус!..

Пока я прилаживал его на место, на площадь с воем и мигалками выскочил полицейский грузовичок. Из него выкатилась пригоршня щуплых парней в поношенном хаки. (Кстати, полицейские здесь должны покупать обмундирование за свой счет.) Парни были обвешаны гранатами, автоматами, пистолетами, кинжалами. Миг — и они оцепили соседний дом. Минута — оттуда поволокли кого-то. Завтра я прочту в газете (но до завтра еще надо дожить!), что полиция обнаружила очередной туннель под границей. По нему в Сан-Диего доставляют героин и нелегалов — по тысяче долларов с головы. Назад — оружие.

Полицейские оцепляют площадь. Могут за компанию замести и меня. Ноги сами несут меня к какому-то большому зданию. Сую сторожу пятерку и попадаю в зал, освещенный нервным миганием. Убийца с чьей-то отрезанной головой, Папа Римский, Буш, Мадонна — музей восковых фигур! А что это за гигант в центре? Я едва достаю головой ему до подмышек. Правда, росту во мне всего 0,85 Наполеона. Но этот тип просто под потолок! Читаю на табличке: «Фелипе Кальдерон, президент Мексики». Сразу вспоминается журнал «Корея»: в нем великий Ким Ир Сен тоже был на две головы выше простых трудящихся. Но надо отдать Кальдерону должное — он первый двинул против наркомафии мексиканскую армию. На днях его солдаты поймали еще двух наркобаронов (или даже герцогов). В ответ бандиты расстреляли сотню нелегалов. В ответ Америка послала тысячу национальных гвардейцев к мексиканской границе. В ответ мафия уложила троих полицейских. В ответ эвакуировали семьи американских дипломатов…

Жители Тихуаны впрямую не участвуют в этом противоборстве. Но когда бандиты похитили одного из лучших в городе врачей, потребовав за него немыслимый выкуп, медики Тихуаны забастовали. Срочная операция — да. Прочая медицинская помощь — нет! Вскоре врача-заложника отпустили. А еще через неделю жена мэра родила двойню…

Звонит мой мобильник:

— Где ты? Кто с тобой?

— Все свои: Мадонна, Буш, Папа Римский…

— Нашел время шутить! По телевизору показывали: в Тихуане такое творится!

Мне и самому уже охота домой. Но в меня вцепляются две крепко накрашенные блондинки:

— Ой, вы по-русски говорите! Сто лет уже не слышали…

Объясняют, что приехали из Сибири, их обещали устроить официантками. А для начала велели отработать долг за перелет. В день приходится обслуживать десять-пятнадцать клиентов. У коллег по борделю койкооборот меньше: мексиканцы любят беленьких. Быстрый секс — двадцать долларов за двадцать минут. Половину надо отдать Владику, который их сюда привез. Он же покупает им одежду, умасливает полицию, платит за регулярные медосмотры. Если же клиент хочет, чтобы девушка разделась догола, это обойдется ему еще в десятку (без дележа с Владиком). Зарабатывают неплохо, даже посылают деньги домой. Что здесь правда — не знаю. Какой-то амбал быстро уводит блондинок. Работа есть работа…

Сквозь городской гул вдруг слышится Бах. Люди стекаются в пыльный парк. По выходным здесь играет Тихуанский симфонический оркестр. В нем полно музыкантов из России. Бах обещает смену мэра, конец нарковойн, повышение жизненного уровня населения. Мексиканцы обожают музыку. И Америку. Там есть работа. Пусть самая тяжелая. Там можно дать образование детям. Пусть хоть они выбьются в люди. Сейчас каждый третий житель Сан-Диего — из Латинской Америки. Лет через десять будет, наверное, половина. Через полвека испанский станет первым официальным языком Калифорнии.

Многие американцы, выйдя на пенсию, переезжают в Мексику. Жизнь здесь куда дешевле, чем в Штатах, климат благодатный. Соскучишься по Америке — слетаешь туда. И быстро-быстро назад, в тихий уютный Эль-Гамакос.

Родина — это место, где тебе хорошо и безопасно. А все остальное придумали политики.

— Бэсаме мучо! — кивнула фиолетовая черепаха.

Что-то тарахтело в углу — то ли счетчик Гейгера, то ли ностальгия.