Перед поездкой стали наводить справки у Бывалых Всюду — что ж там такого особенного? Те скептически морщились:

— Ну, круизы, айсберги, киты, собачьи гонки, лоси-лососи… икра, золото… Нет, царь был полный балбес, что продал Аляску американцам! Да на одном только северном сиянии можно наварить сумасшедшие бабки! Например, крутить его с рекламными вставками. Или, скажем, устроить в прямом эфире встречу бывшего чукотского губернатора Романа Абрамовича с бывшей аляскинской губернаторшей Сэрой Пэйлин! Он на своей новой яхте, самой здоровенной в мире, мотор от крейсера «Аврора», на полубаке — пацаны из его футбольной команды «Челси» репетируют искусственный оффсайт. А Сарочка — на каяке, при внуке и с ней сорок бочек эскимосов. С пятисот шагов попадают футболисту прямо в пуп. Чтоб шкурку не попортить. В общем, такое интершоу забабахать, Киркоров отдыхает. Но жить там постоянно, пусть меня озолотят — ни за что!

Кстати, Аляска — единственное место в Америке, где платят уже за то, что ты там живешь. Приезжай, зарегистрируйся и через год получишь тысячу-две-три. В отличие от других штатов здесь нет резерваций и казино. Хотя индейцы есть. И эскимосы тоже. Но они в большинстве заняты в нефтяном бизнесе или шьют шубы. Самые теплые в мире — из шерсти мускусного быка. Ими торгуют в большущих магазинах в центре Анкориджа. Не хочу вас расстраивать ценой такой шубы. И песцовых жакетов, и собольих пальтишек, и прочих меховых причиндалов. Если вы увидите здесь человека в такой штуке, это явно турист. Большинство местных жителей, включая Энди с Олей, даже зимой ходят в дутых синтетических курточках. Говорят, что вполне тепло. Да и перед животными как-то неловко: ты же их видишь чуть не каждый день, и вдруг — бах! — шкура. Носить меха даже на Аляске теперь считается неприличным. Братья наши меньшие, мол. Пусть и двоюродные.

О, короткое, но пылкое аляскинское лето! Влажный, сладостный поцелуй природы, настоянный на альпийских лугах, ледниках, незакатном солнце, хвое и все такое. Вы хотите, чтобы вас любили крепко-крепко или долго-долго? Ах, и то, и другое… Экий привереда! Получайте тогда одним кусочком все свои 365 минут счастья. И постарайтесь запомнить, как выглядела зелень лета. Солнце, кру-гом! Вы не увидите его до следующего июня. Так, высунет макушку на полчаса и снова нырк во тьму.

На карте Аляски много названий, которые звучат вроде русских — Небесна, Солдотна, Талкитна… Все это, однако, индейские или алеутские имена. А что значит «Пойнт Воронцофф», никто из местных понятия не имеет. Но русские следы все-таки отыскались. Вот вывеска на баре в Анкоридже: «Русская водка, холодная, как Светлана, которую назвали Наташей». Даже представить страшно!

Наверно, самая занятная примета Русской Аляски — это студенты Анкориджского университета, которые учат русский язык и литературу. У кого-то в роду были славяне, но большинство занимается этим для будущих бизнес-контактов или просто из любопытства. Профессор Ольга Лившина, у которой нам, несмотря на нашу крайнюю занятость, удалось взять небольшое интервью, рассказывает:

— У наших студентов, как и у большинства американцев, сведения о современной России довольно отрывочные. Скажем, все три мои класса довольно бойко разобрались в русских именах и семейном статусе. Они умеют составить довольно связный рассказ из жизни москвичей и с удовольствием поют русские песенки. Но когда дело дошло до жилья, никто из них не хотел поверить, что в одной-единственной комнате может ютиться семья, а то и две. И даже фотографии моих родителей, сделанные в одесской коммуналке, вызвали у них явное подозрение.

Пара студентов описывают особенности дома «нового русского». Вот комната хомяков, вот туалет с видом на театр…

Появилась, наконец, Матрена-алеутка. К ней приезжала семья из далекого селенья (туда и дорог-то нет), чтобы затариться разными деликатесами, вроде зубной пасты. Тюбик там стоит долларов пятнадцать, а в большой город Анкоридж часто не выберешься.

Вот афиша местного ансамбля «Доходяги-Бэнд». Напротив, в супермаркете, на полке с арбузами надпись — «Absurdly fresh». Действительно, среди ледников, тянущихся на сотни миль, эти свежие кавуны выглядят абсурдно.

Рядом, у библиотеки, демонстрация за право (!) дискриминировать сексуальные меньшинства. Ради этого люди приехали из самой Василлы (см. дальше про Сэру Пэйлин).

Есть и вполне официальные абсурды. Например, в городке Фэйрбэнксе, где находится знаменитый дворец из льда, законом запрещается угощать лосей алкоголем. Вокруг полярная ночь, вечная мерзлота — а ты не можешь даже выяснить, мол, Л-лося, ты меня ув-важаешь?! И упаси вас боже разбудить медведя зимой, только чтобы сфотографировать его, — загремите в кутузку! А сколько еще неразведанных запасов абсурда хранит Аляска…

За золотой лихорадкой, которая началась на Аляске лет через тридцать после покупки ее у России, последовали железная, цинковая, нефтяная, газовая… Неслабо для земли, приобретенной по два цента за акр! В России тогда были счастливы, что удалось сбагрить отмороженным америкосам эту заледеневшую окраину. И выручить за нее семь с лишним миллионов золотом. Хотя первоначально были готовы отдать и за пять.

В Америке кипятились: русские нас объегорили! Тогда в Нью-Йорке за семь миллионов можно было приобрести вполне приличный трехэтажный особняк. А лет через сто втюхать его раз в сто дороже какому-нибудь русскому олигарху! В ту пору всех ценных пушных зверей на Аляске уже перебили. Единственным тамошним бизнесом была летняя продажа льда в Калифорнию. Да сколько ж там того лета…

Сейчас в разгаре туристическая лихорадка. На Аляску стремятся толпы корейцев, филиппинцев, русских и, конечно, американцев со всех концов страны. Техасская семья, с которой мы разговорились в заповеднике Денали (размер — примерно с пять Португалий), рассказала нам, что приезжает на Аляску в своем доме на колесах месяца на три-четыре. Ловят рыбу, охотятся, собирают ягоды и грибы, делают закрутки на зиму. Правда, в самом заповеднике это запрещено, но вокруг тысячи миль свободного пространства.

Хотите мыть золото — пожалуйста. Вот вам тазик, оставшийся от старателей, вот участок ручья, где что-то заманчиво поблескивает. Вряд ли вы сможете найти золота даже на одну коронку. Но весь золотой песок, который вам удастся (или не удастся) намыть в этом ручье, — ваш. О чем выдается официальное свидетельство с указанием веса и чуть ли не числа песчинок. Говорят, что для привлечения туристов ручьевладельцы периодически подвозят сюда золотишко и потихоньку сбрасывают его в воду. Ну и пусть. Походить денек этаким джек-лондоном и честно отмыть в ручье свои двадцать долларов — уже ради этого стоило сюда ехать!

Хотя при слове «Аляска» воображение рисует нам здоровенного небритого типа, с головы до пят увешанного кирками и кольтами, женщины тоже сыграли роль в освоении Аляски. Во-первых, здесь их было очень мало, и они шли, что называется, на вес золота. Во-вторых, вот уже несколько лет местные университеты получают от анонимного филантропа миллионные гранты — если ректор там женщина. Вот и Анкориджскому университету недавно перепал очень солидный чек на достройку гаража. И никто не сетует на отсутствие равноправия!

Наконец, где, кроме Аляски, могла появиться такая боевая губернаторша, как Сэра Пэйлин? Местная кличка — «Пеппи-Длинный Язык». За ее речами внимательно следят не только политики, но и торговцы сувенирами. Брошенная ею фраза «Из окна моего дома видна Россия!» вышита на тысячах футболок. В американском фольклоре Сэра заняла сразу два места — Чапаева и Анки-пулеметчицы. Многие женщины были разочарованы, когда эта моложавая бабушка вдруг подала в оставку с поста губернатора. Похоже, американцы соскучились по женщине-легенде.

Ради интереса заехали в родовое гнездо Сэры Пэйлин — Василлу. Корень, похоже, русский, хотя поручиться сейчас за что-нибудь трудно. Городишко тысяч на тридцать жителей, что для Аляски не так уж мало. Со всеми вторичными признаками американской цивилизации, от «Макдоналдса» до гостиницы для животных, которых хозяевам надо где-то оставить на время отъезда. Единственная непривычная вывеска — «Таксидермист». Может, после удачной охоты Сэра привозила сюда добытые шкуры, из них ей делали чучела? Каково женщине с ее характером и с амбициями годами пялиться на эти стеклянные глаза и думать о том, что где-то бурлит деловая жизнь. Похоже, что мир еще услышит об этой боевой тетке!

А что это еще за таинственные сувениры? Оказалось, лосиный помет. Завернутые в целлофан две сушеные какашки стоили два доллара, лакированные (!) — пятерку. Легкий скипидаровый аромат, экзотический вид… У Оли — Энди во дворе, где по ночам кантуются их придворные лоси и свежевылупившиеся лосята, целые залежи этого добра! Так-так… заказать рекламный ролик «Пахучее золото Аляски», построить трансконтинентальный пометопровод — и грести деньги экологически чистой лопатой! Уверен: пока я фантазирую, кто-то уже выводит породу лосей, дающих катышки в целлофане…

Еще экзотики — пожалуйста! Когда королевский лосось идет на нерест, все население Аляски, облачившись в высокие рыбацкие сапоги, заходит по пояс в речки и набирает сачками драгоценную рыбу. Тушки быстро свежуют, все потроха, включая красную икру (!) — прочь. Рыбу замораживают в огромных домашних холодильниках, коптят, солят и понемножку едят целый год. Вкусно, сытно и полезно: в лососе полным-полно «Омега-3», которая, по утверждениям ученых, снижает риск инфарктов. Можно, конечно, купить эту омегу и в аптеке. Но когда ты стоишь на ветру у горного ручья и высматриваешь здоровенного лосося, и норовишь его подцепить, а он улепетывает от тебя во все лопатки, а ты — за ним, какой уж тут инфаркт!

Лосось, как и другой местный деликатес — гигантский краб, — стоит в Анкоридже дороже, чем в Сан-Диего. Почти вся эта морская роскошь отправляется в «нижние 48 штатов» и за границу, где дают настоящую цену. И по такой же цене тут продают «абсурдно свежие арбузы». Жизнь на Аляске дорогая: здесь ведь все привозное. Кроме снега. А в Калифорнию его, увы, уже не сбудешь.

На Аляску приезжают не столько за деньгами, сколько «за туманом и за запахом тайги». В Союзе в глухомани норовили спрятаться от советской власти, здесь хотят отдохнуть от Америки, густо усиженной людьми и уставленной домами. Народ здесь более открытый, искренний. Сходятся быстро, дружат обстоятельно, в свободное время шастают по горам.

Летом туристы идут на сезонный нерест. Огромные круизные лайнеры, приходящие на Аляску, мстительно теснят одуревшие от жары айсберги. Грянет команда «Сейчас вылетит птичка!!!» — и небо застят миллионные стаи фотоптичек. Но шаг в сторону, и уже покой. Это земля — на любителя. Любителя землетрясений, извержений вулкана, зимней, осенней, весенней непогоды. Сейчас на огромной Аляске (не помню уже, сколько там помещается Португалий или даже Франций) живет тысяч семьсот человек, почти половина из них — в Анкоридже.

Пьют ли на Аляске? Да. Правда, не так сильно, как на Камчатке и на Чукотке. Разве что эскимосы. Вроде бы у них генетическая слабость по этой части. Остальное население все больше предпочитает «Русской водке, холодной, как Светлана…» пиво. Особенно самодельное. Вода на Аляске превосходная, в магазине можно купить нехитрый аппаратик, дрожжи, хмель и т. д. Все легально. В основном народ варит пиво для себя и для друзей. Даже наш историк Энди увлекся этим хобби. Вот бутылка с лимонным вариантом, вот с какой-то экзотической корой…

На ежегодном фестивале в Анкоридже можно было продегустировать двести с лишним (!) сортов местного пива. Где-то на десятой порции (всего пара глотков, но, увы, без закуски) я почувствовал, как во мне просыпается Ельцин. После пятнадцатой неудержимо потянуло дирижировать оркестром. А вот и он — шотландские пивовары в национальных костюмах и с волынками. Энди с ужасом смотрел на своего тестя. Но он, то есть я, мужественно добрел до середины зала и… Такой музыки Аляска еще не слышала! Может, на следующем пивном фестивале попробовать с Филадельфийским симфон…ик!..ским?

Оля и Энди сговорились с хозяином большой моторки, чтобы он повез нас по местным фьордам. Там жируют киты, на отвесных обрывах над океаном пырхают водопады. Дельфины, сопровождающие нашу моторку, вскоре начинают кукситься: что, мол, мы для вас уже недостаточно фотогеничны?!

Пристаем к каким-то диким островкам. Морские львы поначалу слегка конфузятся, но видно, что им тоже занятно. Следующая встреча с людьми может состояться лет через десять. Впрочем, кто здесь знает, что такое год, кто такие люди? Бесконечность времени и пространства.

На одном из островков — нерпичий девичник. Мы свободно плывем рядом. Никому из обитателей и в голову не придет, что кто-то способен покуситься на их нерпичью честь. На соседнем островке, похоже, идет перевыборное собрание морских львов. Судя по громкому реву, у них дебатируется вопрос о страховке для пожилых.

Всюду пишут: Аляска на грани кризиса! Разработка ископаемых погубит природу! Правильно пишут. Еще пару миллионов лет, и все накроется большим медным тазом. А пока нефти здесь столько, что все нефтяные короли мира могли бы спокойно утопиться в своем «черном золоте». Этого никто бы и не заметил.

Или взять медь. Руку протянуть и взять. Огромные месторождения, высокая концентрация металла. Специалисты раскатывают губу. На нее набегают медные слюнки. Слюну втя-нуть! Губу ска-тать! Экологи убедительно предположили: из-за разработки этого месторождения местные вислопузые мокрицы могут получить моральную травму. Могут, правда, и не получить. Надо провести детальное экологическое исследование. Для этого нужно всего лет десять и какие-нибудь семь миллиардов долларов.

…Ну, вот наконец-то и наш дом. Только сели за стол, Энди кричит: «Семен, скорее!» Зная сдержанность моего зятя, предвижу как минимум кратер во дворе. Нет — всего-навсего медведь. Здоровенный и такой черный, ухоженный, как будто он ежедневно натирался только лосьоном «Мишка Плюс» (с кого бы скачать за экслюзивную рекламу?!). Пока навожу фотоаппарат, медведь шасть за угол! Потом мы видели их еще много. Сейчас сезон, они охотятся на все: на рыбу, птицу и на наш мусор. Хотя он и спрятан в массивную бочку и придавлен камнем — нет предела большой медвежьей мечте!

Суетливо пробегает (пробегает — сказано слишком сильно) зайчиха с наетой попой любительницы пиццы. Горят в темноте волчьи глаза. На лесных тропинках — путаница лисьих, заячьих следов. Собачьих — на зиму ездовым псам надевают кожаные башмачки, чтобы не поранили лапы об острый наст. Но наша Акуша может отмахать миль двадцать и босиком.

А уж в небе-то, в небе — от огромных орлов до небольших ярких птичек, которые специализируются на отлове крабов и раскалывании их панцирей. Белое безмолвие так и кишит разнообразной жизнью. Точнее, борьбой за выживание.

…Если на улице Анкориджа соберется толпа (по местным понятиям — человек пять), то среди них окажутся несколько типичных индейцев-атабасков. Давным-давно их предки пришли из Сибири на Аляску. Да так и остались здесь. Охотились, рыбачили, пасли северных оленей. Потомки атабасков теперь водят экскурсии по местному краеведческому музею, развлекают туристов фольклорными танцами и криками. Лениво разинув пасть, в которой свободно поместился бы автобус, взирает на это белый скелет кита. Привет, китюша! Греешь косточки на солнце? Я, пожалуй, тоже пристроюсь рядышком. Не возражаешь?

Последние кадры. Старое кладбище на окраине Анкориджа, где до сих пор хоронят атабасков. В жизни не видел ничего более живописного! Надгробия и ограды сделаны из ярких желтых, синих, красных дощечек. Это не «празднование жизни», как американцы часто называют погребение. Что ж тут праздновать, если человек ушел навеки? Вроде странички из советского учебника по химии, где объяснялось, что смерти нет — просто молекулы аккуратно, по стрелочкам, переходят из одного состояния в другое.

Постоим еще минутку над разноцветным домиком атабаска.

Сладко пахнут кладбищенские травы.

Спелым светятся дощечки.

Маленькое кладбище — словно скворечники, из которых птицы улетели в теплые края, да и сбились где-то с пути.

Скоро полночь. Солнце клонится к закату. Восходит созвездие Большой Медведицы. Оно же — флаг Аляски. Экономно, правда?