Вчера я встала рано и стала рисовать картинку к «Трем поросятам». Я очень старалась, чтоб получился настоящий хороший рисунок, а не так, тяп-ляп. И когда все нарисовала простым карандашом, поняла, что раскрашивать уже сил нет. Я решила пойти погулять, а раскрасить потом. Мне недавно такие классные карандаши подарили, там все цвета яркие, веселые! Я шла и представляла, как буду разукрашивать поросят розовым карандашом и они получатся тоже яркие и веселые. Я знала, что во дворе в это время обычно пусто, в такую рань никто не выходит. Ну и ладно, зато солнце вон какое! Можно и одной погулять.

Так и оказалось: никого. Только бегала незнакомая черно-белая собака — толстая, с коротким хвостиком, очень смешная. Прямо поросенок какой-то, а не собака! Она сразу подбежала ко мне, и вдруг я поняла, что никакая это не собака, а самый настоящий поросенок и есть — белый с черными пятнами. Я таких в деревне видела. Поросенок посмотрел на меня, сердито хрюкнул и сказал:

— Вот, хожу, справедливости ищу. Только какая может быть справедливость? Нет ее. Не-ту! Вы же вообще не знаете, что это такое.

— Мы? Кто — мы? — это единственное, что я смогла пробормотать. Я совсем ничего не поняла.

— Кто, кто… Люди. Кто эти дурацкие сказки сочиняет? Не свиньи же!

— Какие сказки? — жалобно спросила я. Мне очень хотелось понять, о чем он говорит.

— Да все! Хоть «Три поросенка» возьми, хоть «Винни Пуха», хоть «Кошкин дом», хоть «Приключения Фунтика» — везде поросята! И везде они какие?

— Какие? — совсем уже растерянно переспросила я. Мне казалось, что в этих сказках поросята совершенно разные.

— Какие-какие… Ро-зо-вы-е! Розовые! Все! Что Наф-Наф, что Пятачок… эх, да что говорить… Нет справедливости. Не-ту! Вот ты мне скажи: почему вы, люди… ты ведь человек?

— Ой. Н-у-у… ну да, человек, конечно!

— Так вот, почему вы, люди, все ваши сказки сочиняете только про розовых поросят? А как же мы — пятнистые, черные, рыжие, белые? Мы что — хуже? А самое возмутительное знаешь что? Даже если сказочник и не напишет, какого цвета поросенок, художник все равно его розовым нарисует! Нет, ну ты скажи, это справедливо? Справедливо?!

— Да о какой справедливости вообще может идти речь! — вдруг раздался голос из-за моей спины.

К нам подошла еще одна собака. Ой, то есть не еще одна. Ведь первая-то оказалась поросенком. А эта, вторая, была мохнатая, с острой мордой, большим пушистым хвостом и длинной черной шерстью, присыпанной снегом… Снегом?! Откуда в июне снег? Нет, кажется, это у нее шерсть такая, черная с серебром. Удивительно красивая собака!

— Какая уж тут справедливость?! В «Золотом ключике» — рыжая! В «Лисичке со скалочкой» — рыжая! В «Заюшкиной избушке» — рыжая!

Ой, да это же лиса. И я даже вспомнила, как она называется.

— Вы черно-бурая лисица, да? — Лиса была такая важная, что назвать ее на «ты» я не решилась.

— Запомни, девочка, не черно-бурая, а серебристо-черная. — Лиса помахала своим шикарным хвостом. Он действительно был серебристо-черным. — Так вот, какую сказку ни возьми — везде лисы рыжие. А мы, значит, не годимся? На воротники годимся, а для сказок не годимся? — И она возмущенно на меня посмотрела, как будто ожидала увидеть у меня на футболке воротник из чернобурки… ой, то есть из серебристо-черной лисицы. — «Рыжая плутовка, рыжая плутовка» — а почему рыжая? Вот ты мне можешь ответить?

— Неужели вам хочется, чтобы вас называли плутовкой?

— Да я уж похитрее этой рыжей растяпы! Я бы точно не позволила какому-то петуху выставить меня из дома! И не стала бы высовывать хвост из норы, чтобы собаки меня вытащили!

— А я бы ни за что не выпустила прутик, как эта зеленая хвастушка-путешественница, которую утки несли в жаркие страны! — заговорил вдруг камень у самых моих ног. Я даже отскочила с перепугу. — И, между прочим, в сказке ничего не сказано о том, что она была зеленой. Но художники, конечно, зеленой краски не жалеют, как обычно. Никакой фантазии! — И камень обиженно квакнул.

Ой! Это не камень, а лягушка! Только не зеленая, а серо-коричневая. Да что я все ойкаю и ойкаю… Какое-то ойкательное утро! А лягушка продолжала:

— И к Кощею в плен я бы не попала. Потому что мою шкурку Иван-царевич бы не сжег — я б ее надежно спрятала! У меня шкурка благородного цвета, в глаза не бросается, не то что эта зелень ядовитая!

— В общем, — подытожила лисица, — надо все эти сказки переписать!

— А главное — картинки перерисовать, — добавил поросенок.

— Вся надежда на тебя! — заключила лягушка.

Ой. Ой-ой-ой-ой-ой. Почему на меня-то? Но если им больше надеяться не на кого, не могу же я отказаться! Только как я сказки перепишу? В книгах зачеркивать и писать мне не разрешат, да мне и самой не хочется. Переписывать все самой?! Ой, нет. Это у меня точно не получится. Я пока пишу совсем плохо. Если честно, я сама свои каракули не всегда разбираю, а другие тем более не прочтут! Так что толку никакого все равно не будет. Придумала! Попрошу маму или папу скачать мне сказки из электронной библиотеки. Может, у меня получится их немного пересочинить. А мама с папой набрать помогут на компьютере. И распечатать. Но на это надо кучу времени…

— Давайте я пока картинки нарисую. А потом, может, и сказки исправить попробую. Попозже, ладно? Я сразу все не смогу!

— Хорошо, — милостиво кивнула лиса, — пока хватит картинок. Завтра в это же время мы будем тебя здесь ждать. Принесешь рисунки.

Попрощавшись, я поскорее побежала домой. Больше всего я боялась, что сейчас появится еще кто-нибудь и тоже начнет требовать справедливости. Например, белый медведь. А сказок с медведями слишком много, я не справлюсь! С этими бы разобраться.

Рисовать мне пришлось весь день до позднего вечера. Тут уж стараться было некогда! Одни поросята у меня вышли похожими на котят, другие — на собак, третьи — на медвежат, лису было трудно отличить от волка, а лягушки получились страшные — ужас! Но зато с расцветкой все было в порядке. То есть как раз не в порядке — не так, как в книгах. У свиньи в «Кошкином доме» поросята были вообще всех цветов: черный, рыжий, белый, черно-белый, бело-рыжий, пятнистый, полосатый. Кажется, я немножко перестаралась. Восьмой поросенок получился у меня оранжевым в синюю крапинку, девятый — зеленым в желтую клеточку, а десятый вообще каким-то радужным. Главное, розовых не было ни одного.

На следующий день погода испортилась. Небо стало серое-серое, тяжелое. Казалось, что оно опускается все ниже, ниже, ниже, скоро опустится совсем и всех нас прихлопнет. На улицу ни капельки не хотелось. Но я же должна была отдать рисунки. Под бабушкино оханье я надела куртку и отпросилась ненадолго — «подышать свежим воздухом».

Воздух совсем не был свежим, в нем крутилось много-много маленьких пыльных бурек. Эти бурьки наскакивали на меня со всех сторон и пытались занырнуть в глаза. Скорее бы уж пришли поросенок, лиса и лягушка! Долго я слонялась по двору, но их нигде не было. Может, им плохая погода помешала? Или их кто-то вспугнул? Вон там какая-то бабушка ковер выбивает. Да уж, подходящее время выбрала! Наверное, решила старую домашнюю пыль в своем ковре заменить на новую, уличную. Что если мои звери этой странной бабушки испугались и сбежали? Я замерзла, глаза слезились. Все вокруг было серое и противное. Вдруг на пыльной траве под кустом я заметила ярко-желтое пятно, наклонилась и увидела, что это большой желтый помидор. Наверняка кто-то из садоводов выронил. Я подумала, подумала, подняла помидор и положила в карман куртки. Все равно тот, кто его потерял, уже не найдет, так чего он тут без толку будет лежать? Помидор был такой солнечный, что я подумала: сейчас и настоящее солнце выкатится.

Но тут серое небо лопнуло и из него выпал огромный дождь! Я еле успела запихнуть рисунки под куртку. При этом они, конечно, помялись, но хоть почти не промокли. Я поняла, что ждать бесполезно, никто уже не придет, и помчалась домой. Начала подниматься и вдруг услышала недовольный голос:

— Спрашивается, почему синьор Помидор обязательно должен быть красным?! Почему?! Где справедливость?

Голос шел из моего кармана.