Глава двадцать пятая

Старри спал, когда они пришли. Впрочем, было бы преувеличением утверждать, что он спал крепко. Нет, Старри спал вполглаза, по своему обыкновению, лежа неподвижно, словно мертвец, но чутко улавливая даже мышиную возню. И спал он отнюдь не на верстаке. Он давно отказался от этой идеи. Затянувшееся бездействие в Дуб-Линне все больше действовало ему на нервы. Он сообразил, что навес над верстаком и мастерской, крытый соломой, сделанный на совесть, с чрезмерным запасом прочности, как и все, что выходило из-под рук Иокула, достаточно крепок, чтобы выдержать его.

Он забрался туда еще несколько ночей назад, устроив в соломе нечто вроде гнезда, постель, невидимую снизу, отчего Йокул и не впал в ярость, когда Старри выбрал себе новое спальное местечко. Он обрел некое умиротворение там, наверху, укрывшись от посторонних глаз и взирая по ночам на мир с высоты. Он чувствовал себя орлом, высматривающим жертву внизу.

Они пришли поздно ночью, под самое утро, когда даже пьяницы уже спали мертвым сном, ранние пташки еще пребывали в своих постелях, а пылкие любовники наконец угомонились после ночных забав. К числу последних, как понял Старри, относился и Торгрим, и, когда внизу все стихло, на форт опустилась мертвая тишина. В эту пору часовые теряют бдительность. Именно в этот час Старри всегда оставался настороже.

Он услышал, как они приближаются, задолго до того, как увидел их, несмотря на то, что лежал в своем орлином гнезде. Мягкая поступь сапог из оленьей кожи, приглушенный стук оружия по бедрам. Они старались особенно не шуметь, в чем и преуспели. Если бы вокруг раздавались другие звуки ночной жизни, кроме редкого кваканья лягушек и уханья филинов, он мог бы их и не расслышать. Большинство людей тоже не услышало бы их, какой бы тихой ни выдалась ночь, но Старри обладал необычайно острым слухом, что, как он давно усвоил, являлось отличительной чертой людей с нарушениями психики.

Он пошевелился медленно и осторожно, забыв, что остальные еще не уловили того, что отчетливо различал он, и выглянул из-за края соломенной стрехи. На вымощенной досками дороге метался свет факела, там двигалась группа людей, но их самих от него скрывали близстоящие дома. Он решил, что, судя по звуку шагов, их должно быть около десятка. Он застыл в своем гнезде, невидимый с земли, когда заметил, как они появились из-за угла соседнего дома. Они остановились и огляделись по сторонам, а потом заговорили, но так тихо, что даже Старри уловил лишь бессвязное бормотание.

«А ведь я вас знаю, — подумал он. — Суэйн и Суэйн. Из Хедебю. Пришли задешево получить свои мечи? Как я вас понимаю».

Суэйн нес факел и, похоже, был главным. Он показал на дом Йокула, что-то негромко сказал остальным, они вошли в ворота и гуськом двинулись вдоль стены. Старри почувствовал, как заискрилась и зашипела его душа, словно смолистое сосновое полено, брошенное на жаркие угли.

Одиннадцать. Он насчитал одиннадцать человек. А внутри дома были Торгрим и Харальд. И еще Йокул, крупный здоровяк, но Старри не знал, умеет ли он сражаться. Ну и он сам, разумеется. То есть примерно трое на одного. Впрочем, расчеты подобного рода никогда особенно не занимали Старри. Было бы куда лучше, если бы Суэйн привел с собой больше людей, тогда драка вышла бы еще замечательнее, но приходилось довольствоваться тем, что есть.

Шагая по тропинке, датчане почти перестали соблюдать тишину, словно сам факт того, что они нашли дом, уже означал победу. Они крались вдоль стены гуськом, Суэйн впереди, а Суэйн с факелом шел следующим. Старри нашарил в соломе боевой топор и короткий меч. Вот Суэйн и Суэйн скрылись из виду за углом дома, но он услышал, как один из них подергал дверь.

«Они же разбудят их», — подумал Старри. Он полагал, что даже после столь бурных плотских утех, которым предавались оба, и Харальд, и Торгрим, они не проспят приближающуюся опасность. Он подполз к самому краю своего гнезда. Врагов было много, и все они стояли спиной к нему. Он захватит их врасплох, если обрушится на них сверху вниз, подобно хищной птице. От предвкушения битвы у него даже закружилась голова.

А потом он остановился, потому что вспомнил. Торгрим Ночной Волк. Старри уже давно решил, что постарается стать похожим на него. Он должен думать. Там, где Старри Бессмертный ринулся бы в бой очертя голову, Торгрим просчитал бы свои действия на пять шагов вперед, предвосхитил бы результат и составил бы план. Пусть даже у Торгрима это получалось бессознательно, пусть даже он сам не отдавал себе отчета в этом, Старри все понимал прекрасно. Старри уже узнал от Торгрима, что настоящие битвы всегда выигрывает голова, а не руки. И он поклялся, что будет вести себя так же.

«Ну, и что мне делать?» — подумал Старри, но не успела мысль эта оформиться у него в мозгу, как Суэйн ногой ударил в дверь дома Йокула. Старри услышал, как застонало дерево, протестующе заскрипел металл, а изнутри донесся удивленный вскрик.

«Что же мне делать?» Слова эти громким эхом отдались в ушах Старри. Каждая жилка в его теле криком кричала и требовала, чтобы он прыгал с крыши и вступал в драку. Последние двое в цепочке умерли бы раньше, чем поняли, кто сразил их, а следующие двое прожили бы на пару секунд дольше. Как просто все было до того, как он поклялся продумывать свои действия до конца!

Еще один удар в дверь, и снова протестующе застонало дерево. Он услышал, как взревел Йокул и как сталь лязгнула о сталь. «Все хорошо, все хорошо, все хорошо…» Враги превосходили их числом, и к датчанам в любой момент могло прийти подкрепление. «Все в порядке… но нам нужны люди», — нехотя признался он самому себе.

Старри огляделся по сторонам. Вокруг не было ни души. Он уже достаточно узнал Дуб-Линн, чтобы понимать: даже смертоубийство не заставит соседей поспешить на помощь. Подобное случалось слишком часто, и викинги предпочитали не вмешиваться в чужие дела.

Ему показалось, что факел погас, и Старри понял, что убийцы вошли в дом. Он почувствовал, как нервная дрожь пробежала по его телу. О, Хель и тролли забери все эти размышления и планы! Он уже собрался было спрыгнуть вниз и ввязаться вдраку, как вдруг заметил чье-то лицо, совсем маленькое личико, осторожно выглядывавшее из дверей соседнего дома. Старри узнал младшего сына тамошней семьи, очень любопытного мальчугана; тот часто наблюдал за работой Йокула. Да и со Старри он разговаривал часто и подолгу.

Старри слез с крыши, двигаясь быстро и уверенно, словно белка. Внутри разгоралось настоящее сражение. Он слышал крики и лязг клинков. Кроме того, до него донесся и густой запах крови.

— Эгиль! Эгиль! — громким шепотом позвал он, про себя удивляясь тому, что вспомнил имя мальчика.

Эгиль осторожно вышел из тени, испуганный и полусонный, и подошел к изгороди, разделявшей их участки.

— Да? Что там происходит?

— Небольшая ссора, ничего серьезного. — Старри облокотился на плетень, пытаясь выглядеть как ни в чем не бывало, чтобы не напугать ребенка еще больше. — Помнишь моего приятеля Нордвалла? Ну, шведа?

— Нордвалла Коротышку? Этого чокнутого?

— Да, его самого… — Из дома Йокула донесся чей-то дикий крик, лязг оружия и звук падения тяжелого тела. Старри вновь повернулся к Эгилю. Мальчик теперь испытывал настоящий страх. — Нордвалл наверняка сидит в медовом зале, — продолжал он. — Беги туда и скажи ему, что он нужен мне здесь, вместе с остальными. И пусть поторапливаются.

Эгиль явно растерялся и опешил. Он покосился на дом Йокула, из которого по-прежнему доносился шум отчаянной схватки, а потом на свой собственный дом, где все было тихо и спокойно.

— Уверен, что твои родители хотели бы, чтобы ты мне помог, — сказал Старри. — Вот, смотри… — Он снял с руки золотой браслет, который носил выше локтя. Простой и безыскусный, он был отлит в форме змеи, пожирающей собственный хвост. Старри протянул его Эгилю. — Покажи его Нордваллу, чтобы он не сомневался, что это я послал за ним. А потом можешь оставить его себе.

Глаза у Эгиля от удивления полезли на лоб. Это была непомерно высокая плата за пустяковое поручение, но Старри не придавал особого значения таким вещам, как золото и серебро. Эгиль выхватил браслету него из рук, поспешно кивнул в знак того, что все понял, и стремглав бросился в темноту.

Старри выпрямился, чрезвычайно гордясь своими разумными действиями. «Оказывается, я тоже могу планировать», — подумал он. Изнутри дома кузнеца донесся рев, который наверняка издавал Иокул, потом послышался голос Торгрима, приглушенный, но отчетливый: «Йокул, черт тебя подери, отойди в сторону!» Рев Йокула сменился жалобным стоном, полным боли, и Старри понял, что пришло время действовать. Поначалу он решил было ворваться в дверь, но до нее было слишком далеко, и, кроме того, те, кто умел думать, часто использовали фактор неожиданности. Этому он тоже научился у Торгрима.

Время для раздумий кончилось. Прямо перед собой, футах в пятнадцати, он видел темный квадрат закрытого ставнями окна. Запоры на нем были ему хорошо знакомы, и Старри не сомневался, что они не помешают ему попасть внутрь.

Дикий крик берсерка сорвался с его губ и разнесся в ночном воздухе, когда он, все ускоряя бег, бросился к ближайшей стене. Сжимая в левой руке боевой топор, а в правой — короткий меч, он оттолкнулся правой ногой и обеими ступнями ударил в запертые ставни. В прыжке его крик достиг апогея. Он ощутил намек на сопротивление, а потом ставни разлетелись в щепки, и он по инерции влетел в окно и в комнату за ним.

Старри мог бы встать на обе ноги, что для него не составило бы особого труда, но он приземлился на чье-то тело, мертвое или лежащее без сознания, и потому потерял равновесие. Вместо того, чтобы попытаться удержаться на ногах, он заскользил головой вперед, перекатился через плечо и вскочил, пригнувшись и приняв боевую стойку. Комната походила на картину на гобелене, где все застыли от неожиданности при его внезапном появлении, но сам Старри не стал терять времени даром и атаковал коротким мечом ближайшего к нему человека. Тот вскрикнул, упал, и миг всеобщего оцепенения миновал.

Харальд стоял, прижавшись к стене, и Старри увидел, как он оттолкнулся от нее и всем своим мощным телом врезался в противника прямо перед собой, отчего тот потерял равновесие. Харальд попытался достать его неловким замахом, но мужчина парировал его удар и отпрыгнул назад, готовый драться дальше.

Старри резко развернулся. У противоположной стены Тор- грим сражался сразу с двумя противниками, и берсерк заметил, что из раны в его боку течет кровь. Он атаковал ближайшего убийцу, но тот вовремя заметил его приближение и быстро пригнулся, пропуская топор Старри над головой, и сделал выпад мечом, однако берсерк отбил его своим клинком. В комнате вновь зазвучал крик, но на этот раз пронзительно кричала женщина, что для уха Старри было совершенно непривычно.

Человек, оказавшийся перед Старри, выпрямился и улыбнулся, широко и злорадно, и пошел на берсерка, держа меч наизготовку. Старри отступил на шаг, споткнувшись обо что-то. Его противник, целясь в его незащищенную грудь, воспользовался моментом, чтобы сделать выпад, но Старри уже падал, и потому чужой меч пронзил лишь пустоту. А потом Старри простерся навзничь на полу, и перед глазами у него оказалось огромная туша Йокула, о которую он и споткнулся. Он повернул голову, глядя вверх. Датчанин уже стоял над ним, замахиваясь мечом и держа его обеими руками, явно собираясь раскроить Старри череп. На губах его по-прежнему играла улыбка, и Старри отработанным кистевым броском метнул свой топор, целясь именно в нее. Он увидел, как оружие совершило один оборот, и лезвие вонзилось в лицо мужчине.

А вокруг поднялась страшная суета. Вновь пронзительно закричала женщина, но крик ее резко оборвался. Факел, который держал Суэйн, упал на пол, отчего комната наполовину погрузилась в темноту, виднелись лишь разбросанные тут и там тела мертвых или умирающих людей. Старри рывком поднялся на ноги. Торгрим по-прежнему сражался со вторым своим противником, и Старри заметил, что рана и долгое сражение уже подтачивают его силы.

А вот Харальд держался молодцом.

Старри перепрыгнул через тело Йокула, отводя для удара свой короткий меч, но чужак заметил его, пригнулся, уклоняясь, после чего бросился к двери, что стало полной неожиданностью для Старри и Торгрима, которые лишь проводили его взглядами. Вслед за ним из боя вышел и противник Харальда, выскочил в дверь и растворился в ночи.

Всего мгновением раньше в комнате царил хаос, полный криков, шума и лязга стали, а сейчас в ней повисла мертвая тишина, нарушаемая лишь хриплым дыханием троих оставшихся на ногах мужчин. Они согнулись чуть ли не пополам, жадно хватая раскрытыми ртами воздух, в котором повис густой медный привкус крови. В трепещущем свете факела, валяющегося на полу, сцена выглядела еще более жутко, чем на самом деле.

А потом Харальд выпрямился, резко, рывком, словно пробуждаясь ото сна, и, вытаращив глаза, огляделся. Выронив меч, он бросился в дальний угол комнаты, на бегу подхватив с пола факел. У стены по-прежнему грудой валялись шкуры и одеяла. В тени лежало тело женщины. Харальд перевернул ее на спину, и в неверном свете факела они увидели, что это Альмаита, хотя сказать, мертва она или просто лишилась чувств, было невозможно. Харальд принялся расшвыривать шкуры, после чего выпрямился и диким взглядом окинул комнату.

— Бригит! — отчаянно закричал он.